перед машиной, то сзади. Не знаю, зачем это  вам,
ни один из них не был Пежачеком.
   Довольный майор задал следующий вопрос:
   - А еще говорят, вы как-то следили за вишневым "таунусом" и  потеряли
его только на Гжибовской.
   - Не правда, и вовсе я за  ним  не  следила,  ехала  себе  в  книжный
магазин, а этот недотепа сам путался всю дорогу  у  меня  под  колесами.
Потом догадался свернуть, и я избавилась от него. Какой  дурак  выдумал,
будто я следила за ним?
   Майор обходил молчанием мои вопросы, упорно придерживаясь  своих.  Он
велел мне подробно рассказать о всех встречах с вишневым  "таунусом",  а
затем об истории с покрышками.  Потом  принялся  дотошно  расспрашивать,
когда я последний раз  побывала  в  Кракове,  Щецине,  Лодзи,  Гданьске,
Закопане, Вроцлаве. Затем сузил круг своих интересов и  переключился  на
ближние подступы к  Варшаве,  попросив  рассказать  о  моих  поездках  в
Залесье. Я чувствовала, что моя голова начинает постепенно пухнуть...  А
потом он задал самый главный вопрос:
   - Не кажется ли вам  странным,  что  все  вертится  вокруг  вас?  Вам
звонят, за вами ездят, сообщают ваш адрес, портят вашу  машину.  Чем  вы
можете это объяснить?
   -  Всеобщим  помешательством,  -  раздраженно  ответила  я.  -   Люди
совершают какие-то совершенно идиотские ошибки.  Целая,  я  бы  сказала,
серия идиотских ошибок. А чем она вызвана, вам лучше знать.
   - Вы называете это ошибками?
   - А чем же еще? Как, по-вашему, можно логично объяснить тот факт, что
кто-то воткнул мне за дворник записку с сообщением о Рябом?
   - Что-что?!
   - "Рябой ездит в Залесье", - мрачно процитировала я.
   Майор смотрел на меня так, будто  я  вдруг  прошлась  по  комнате  на
руках.
   - Что это значит?
   - Понятия не имею. Не знаю никакого Рябого, и что мне за  дело,  куда
он ездит? Смысла нет, а записка есть.
   - А ну-ка, расскажите подробнее, пожалуйста.
   Я с удовольствием рассказала. От  его  вопросов  моя  голова  пухнет,
заморочу же и ему голову. Майор слушал с захватывающим интересом и,  как
мне показалось, с растущим подозрением.
   - А что вы сделали с запиской?
   - Не помню, может, выбросила, а может, до сих пор вожу ее в бардачке.
Если желаете, могу посмотреть.
   - Очень желаю. Посмотрите, когда кончим разговор. Вы ездили в Залесье
после того, как была обнаружена записка?
   - Нет. После не ездила.
   - А до этого там бывали?
   В  голосе  майора  было  нечто,  заставившее  меня  насторожиться.  Я
перестала бывать в Залесье, получив анонимку на  Рябого.  Я  следила  за
паршивцем в вишневом "таунусе". Я знала Пежачека и пыталась это  скрыть.
Никаких ошибок, все делается сознательно, а причины я должна знать...
   Подозрение ударило в меня громом с ясного неба. От ужаса я еле  могла
вымолвить:
   - Боже! Неужели вы думаете, что это все я?
   - Ну-ка, ну-ка! - подхватил майор. - Что именно "вы"?
   -  Обираю  аферистов  и  богатых  дельцов,  нападаю  на   валютчиков,
нелегально  переправляю  за  границу  доллары,  под  видом   Вишневского
пересылаю их в Национальный банк... И что там еще?  Дуткевича,  надеюсь,
вы мне не приписываете?!
   Если я намеревалась заморочить майору голову, то  теперь  могла  быть
довольна: похоже, мне это удалось. Но надо отдать ему должное - он  взял
себя в руки и с обычным хладнокровием спросил:
   - Скажите, пожалуйста, откуда вам известно о нападениях на  аферистов
и валютчиков? Кто вам сообщил об ограблениях  дельцов  и  каких  именно?
Откуда вы знаете о нелегальной пересылке долларов за границу?
   Наконец-то я почувствовала под  ногами  твердую  почву.  Видимо,  моя
дырявая концепция не была такой уж глупой. И  голова  заработала  снова.
Дело, правда, усложнял тот факт, что меня подозревают в тяжких уголовных
преступлениях,  но  зато  появилась  надежда  договориться  с   майором.
Главное, в голове прояснилось, теперь можно мыслить логично. Ну  что  ж,
поговорим.
   К сожалению, я немного испортила начало, так как у меня непроизвольно
вырвалось:
   - Лялька была права. Выходит, и в самом деле на черном рынке  орудует
Арсен Люпен.
   Естественно, майор тут же вцепился в меня:
   - Соблаговолите объяснить, что именно вы имеете в виду.
   - Извольте, соблаговолю. - Я закурила и начала:
   - Своими вопросами вы мне многое прояснили, теперь  наконец  я  стала
кое-что понимать. Правда, вы превратно толкуете мою информированность  о
нападениях, краже и контрабанде, объясняя ее моим личным участием в этих
преступлениях. Так вот -  их  совершала  не  я.  А  узнала  о  них  лишь
благодаря тому, что я не милиция...
   - Как это понимать?
   - Очень просто. Между собой  люди  говорят  о  многом  таком,  о  чем
никогда не сообщат в милицию. Я могу вам рассказать все,  что  знаю,  но
тоже частным порядком, ибо официально все равно не  получится.  Если  вы
начнете этих людей допрашивать официально, они ничего вам не скажут,  от
всего отопрутся. Я сама официально отопрусь. Уж  очень  мне  не  хочется
снова латать покрышки. Так что решайте.
   Майор немного поторговался,  но,  так  как  формалистом  он  не  был,
согласился нашу беседу считать частным разговором между двумя  знакомыми
людьми.
   В частном разговоре со знакомым майором я поведала ему об  ограблении
виллы Ленарчика, потом  виллы  Дромадера,  об  автомобильных  махинациях
Пежачека и Квачковского, об известных мне случаях нелегальной  пересылки
долларов за границу, добавив, что, хотя и не знаю масштабов контрабанды,
уверена, она является  следствием  паники  среди  валютчиков.  Я  честно
призналась майору: о кражах я узнала от третьих лиц -  не  говорить  же,
что подруга насплетничала! - а тот факт, что пострадавшие - мошенники  и
темные дельцы, вычислила сама путем дедукции.
   Скромность  не  помешала  мне  отметить   произведенное   на   майора
впечатление. Мои рассуждения были восприняты почти  как  сенсация  века.
Тем неожиданней прозвучал его вопрос:
   - А почему, собственно, вы мне все это рассказываете?
   Вот тебе  и  на!  Нет,  с  милицией  все-таки  трудно  разговаривать.
Получается, выкладываешь все как на духу - и в результате тебя же только
больше подозревают!
   - А потому, пан майор, чтобы  помочь  вам  распутать  это  запутанное
дело. Ведь я же вижу, что вы меня в чем-то подозреваете, поэтому в  моих
интересах быстрейшее раскрытие дела. Узнаете правду - и тем самым с меня
автоматически снимется вина. А еще я вам чистосердечно рассказываю все в
надежде и от вас кое-что узнать. Поверьте, происходящее интересует  меня
не меньше вас, мне совсем не нравится быть замешанной в том, о чем я  не
имею ни малейшего понятия.
   - Разве вы не можете обо всем просто узнать от своих знакомых?
   - Обо всем не могу. От знакомых я узнаю по кусочку, и  это  лишь  еще
больше меня запутывает. Обо всем знаете лишь вы.
   - Ха-ха! - вырвалось у майора с горьким  сарказмом.  -  Я  все  знаю!
Нашли время шутить!
   - Какие там шутки! Мне тоже не до них. Почему вы  считаете,  что  все
эти преступления совершают мои знакомые? Были они до сих пор порядочными
людьми, а тут что-то на них нашло? Интересно, с чего бы?
   - Вот-вот! - подхватил  майор,  вмиг  забыв  о  горьком  сарказме.  -
Именно, с чего бы? Что-то произошло, и я головой  ручаюсь  -  вы  знаете
что. Ведь вам известно много, поразительно  много,  и  все  через  ваших
знакомых. Постарайтесь вспомнить событие, которое настолько повлияло  на
них, настолько изменило характеры, что заставило пойти на  преступление.
Ну?
   - Не знаю ничего такого, - мрачно  ответила  я.  О  тайне  Мартина  я
майору не сообщила, решила не выдавать ее ни за какие сокровища в  мире,
раз уж обещала. Не сообщила и о вонючке, о ядерщиках, о знамени, но вряд
ли все это можно зачислить в разряд  событий.  -  Да,  вот  вы  сказали:
заставило их пойти на преступление. О каком  преступлении  вы  говорите?
Если об убийстве Дугкевича - исключено. Ни  один  из  моих  знакомых  не
способен на это. Другое дело - валютчиков обирать, но  тоже  сомневаюсь,
ни один из них для этого не годится.
   - Может, сам и не годится, так наймет таких, что годятся.
   - Таким надо платить. Откуда им взять деньги?
   - И вы считаете, что, например, пану Ракевичу тоже неоткуда взять?
   Я задумалась.  Если  честно,  Гавел  частично  соответствовал  образу
предполагаемого злоумышленника, но  только  частично,  поэтому  было  бы
непорядочно все подозрения направлять на него.
   - Пан Ракевич найдет, откуда взять, - пришлось признаться. - Но я  не
вижу абсолютно никакой причины, ради которой он,  умный  и  расчетливый,
ввязался бы в эту глупую историю.  Зачем  ему  это?  Такой  риск,  такие
хлопоты, столько опасностей - и ради чего? Денег у него и  так  куры  не
клюют. А если даже Гавел и ввязался, то как  вы  объясните  деятельность
благородного Вишневского? Здоровая конкуренция?
   - Надо различать две стороны аферы, - вдруг сказал майор,  напряженно
вглядываясь в какую-то точку за моей спиной. -  Одна  охватывает  черный
рынок и его деятелей, другая крутится вокруг вас. Где-то  они  сходятся,
стыкуются, так сказать. Я твердо  уверен,  мне  вы  не  сказали  правды,
что-то  скрываете,  готов  даже  допустить  -   скрываете   неумышленно.
Рассказали вы порядочно, благодаря вам для меня многое прояснилось.  Что
ж, подожду, может, припомните и остальное. И очень просил бы сделать это
поскорее. А сейчас я спущусь вместе с вами за запиской.
   Я ничего не ответила, неприятно удивленная излишней проницательностью
майора. Мы спустились к машине, и мне удалось разыскать в бардачке донос
на Рябого. Записка даже не очень помялась. На вопрос,  какого  числа  ее
воткнули за "дворник" на ветровом стекле,  я  смогла  ответить  довольно
точно: на следующий день после того,  как  Павел  вывихнул  ногу.  Павел
получил бюллетень на три дня, так что дату легко установить  у  него  на
работе. Майора такая информация как будто удовлетворила.

***

   Не успела я упорядочить мысли после интересного разговора с  майором,
как на следующий день позвонил Лелик.
   - Слушай! - В трубке метался его полный панического страха  голос.  -
Слушай, случилось такое... Такое страшное... я... Я получил... Я сегодня
получил...
   - По морде? - не выдержала я.
   - Что? Нет, не по морде. Слушай...
   - Да слушаю же!
   Лелик безуспешно пытался справиться с охватившим его ужасом и в то же
время информировать о нем в законспирированной форме. Его драматический,
прерывистый шепот и не  совсем  исправный  телефон  делали  нашу  беседу
весьма тягостной.
   - Может, это... утка, ты как...  думаешь?  Хотят  меня  разыграть?  -
допытывался он.
   Я не  расслышала  толком,  но  из  того,  что  он  мне  сказал,  живо
представила себе смертельно перепуганного, взъерошенного Лелика с  живой
взъерошенной уткой в руках.
   - А утка какая? - пыталась я уточнить и хоть что-то понять.
   - Заказная, - замогильным голосом ответил Лелик.
   Услышав такое, я утвердилась в мысли,  что  Лелик  явно  не  в  себе.
Поэтому больше не стала ни о чем спрашивать,  на  всякий  случай  только
предупредила:
   - Учти, я  ее  щипать  и  потрошить  не  буду,  так  что  на  это  не
рассчитывай.
   Кажется, Лелик был так же ошарашен, как и я.
   - Что? Кого щипать? Зачем ее щипать? Как это... Я не понимаю...
   - Я говорю, что не собираюсь щипать твою утку.
   - Какую утку?
   Боже, пошли мне терпения!
   - Ты же сам только что сказал, что  получил  заказную  утку.  Неужели
живую?
   - Да нет, почему живую? Мертвую! То есть не очень... Запечатанную. То
есть не то... Слушай, может, я лучше приеду к тебе?
   При мысли, что ко мне домой  явится  не  совсем  нормальный  Лелик  с
какой-то странной птицей, стало не по себе. Лучше не рисковать.
   - Пожалуй, лучше я сама приеду к тебе! - твердо сказала я.  -  Ты  из
дому говоришь?
   - Что ты! Как можно? Я говорю из... из этой... ну, из конуры.
   - Откуда?!
   - Тише, не кричи так! Я специально звоню из ко... то есть будки.
   - Но домой-то ты вернешься?
   - Не знаю... Вернусь, наверное... Ну да, вернусь, конечно.
   - А где ты сейчас?
   - Я же сказал - в ко... то есть в будке.
   - Это я уже поняла, господи боже мой! А где твоя конура... Тьфу!  Где
твоя будка находится?
   - На улице.
   Не надо нервничать,  не  надо  на  него  кричать.  Он  и  так  чем-то
расстроен. Попробую говорить с ним спокойно и ласково.
   - На улице, хорошо. А на какой?
   - Когда тут целых две улицы...
   - На перекрестке, что ли?
   - На пере... Нет, до перекрестка еще немного...
   - Очень хорошо, значит, не  на  самом  перекрестке.  Тогда  на  какой
улице?
   - На... ну... на... как ее... улица Круча.
   - Вот, молодец, улица Круча. Значит, недалеко от твоего дома?
   - Нет, близко. Я звоню из ближайшей будки. Выбежал на улицу и  звоню.
Сейчас вернусь домой.
   - Замечательно. Я буду у тебя через пятнадцать минут. Иди домой и жди
меня. Никуда не выходи. Пока!
   - Пока! - слабым, как эхо, голосом отозвался Лелик, видимо совершенно
не способный самостоятельно что-либо предпринять.
   Наверное, все время, пока я ехала, он ждал меня  под  дверью,  потому
что распахнул ее, прежде чем я сняла палец со звонка.
   - Так что же ты получил? - уже с порога спросила я.
   - Ти-и-ше! - нервно прошипел Лелик. - Я ничего не понимаю и теперь не
знаю, как быть. Вот, получил бандероль, распечатал - и видишь...  Может,
это шутка, ты как думаешь?
   Войдя в комнату, я увидела  на  столе  довольно  большой  разорванный
конверт, из которого высовывалась толстая пачка стодолларовых банкнотов.
Настроившись на утку или какую-то другую  домашнюю  птицу,  я  в  первый
момент ничего не поняла, безмолвно переводя взгляд с Лелика на доллары и
обратно.
   - Что это значит? Ты нашел свои доллары?
   - Как это нашел? Ничего я  не  нашел,  и  вовсе  я  их  не  нашел,  -
волновался Лелик. - Где я их мог найти? Это пришло  по  почте.  То  есть
нет... не так... по почте пришло извещение, домой пришло,  понимаешь?  Я
пошел на почту, а там получил это! На почте? Понимаешь?
   - Сегодня?
   - Сегодня.
   Я молчала, а Лелик смотрел на  меня,  как  на  редкость  непонятливый
баран на какие-то потрясающе новые ворота.
   - Кофе бы сделал, что ли, - наконец сказала я. - Мне надо подумать.
   Не сводя глаз с разорванного конверта, я присела на  диван,  а  Лелик
послушно протопал на кухню. Надо отдать ему должное, возился он  не  так
уж долго, но я успела прийти к решению и,  когда  он  появился  с  кофе,
сказала:
   - Избави тебя бог прикасаться к этому. Запомни: ни под каким видом не
смей больше к этому прикасаться.
   От ужаса Лелик уронил сахарницу.
   - Ты думаешь... Ты считаешь...  Ты  думаешь,  они  чем-то  пропитаны?
Отравлены?
   - Я считаю, что на банкнотах  могли  сохраниться  отпечатки  пальцев.
Видишь, там есть совсем новенькие  купюры.  Так  вот,  на  них  и  могли
остаться отпечатки. На старых искать без толку, конверт  наверняка  весь
будет в отпечатках пальцев почтовых работников, а вот  на  новых,  может
быть, и найдется что стоящее. Надеюсь, ты не пересчитывал их?
   - Ну что ты! Я  распечатал,  увидел  и  напугался!  И  сразу  побежал
звонить тебе.
   - Правильно сделал. А теперь сразу позвони в милицию. Тому  капитану,
который занимался твоим делом. Фамилия капитана Ружевич. Вот тут у  меня
записан номер его телефона. Звони!
   Лелик от волнения поперхнулся кофе и прыснул им  на  стол,  забрызгав
конверт с долларами.  Этого  еще  не  хватало!  Теперь  на  вещественном
доказательстве появились совершенно новые лишние следы. Я изо  всех  сил
стукнула этого недотепу по спине. Помогло.  Он  обрел  голос  и  жалобно
простонал:
   - Как это... в милицию. Они мне не поверят... Посадят меня... отберут
деньги...
   Трудно описать,  какие  понадобились  сверхъестественные  усилия  для
того, чтобы убедить его в  необходимости  такого  шага.  Ему  же  лично,
твердила я, не грозит ни конфискация имущества, ни посылка на галеры, ни
заточение в темницу, ни топор палача. В конце концов он мне поверил,  но
был слишком слаб, чтобы поднять телефонную трубку.
   Пришлось позвонить самой. Я набрала номер капитана Ружевича. Если его
не окажется на месте, думала я, мне скажут, где его найти.
   Капитан оказался на месте.
   Майор Фертнер осчастливил коллег полученной от  меня  информацией,  и
вот теперь капитан с помощью поручика Петшака прорабатывал некоторые  из
своих гипотез. Наличие широкомасштабной операции по  ограблению  дельцов
черного рынка не вызывало сомнений, дебаты возникали  лишь  по  вопросам
методов краж и целей, которыми руководствовались преступники. И капитан,
и поручик проявили к происходящему чуть ли не личный интерес, усматривая
в аферах  на  черном  рынке  прямую  связь  с  ограблением  Лелика,  чьи
ненайденные доллары тяжким грузом отягощали их  профессиональную  честь.
Поручик по привычке вживался в  образ  то  одного,  то  другого  деятеля
черного рынка, что давало интересные  и  обнадеживающие  результаты.  Он
занимался этим с самого утра и создал уже  галерею  самых  разнообразных
персонажей, но тут их творческие поиски прервал телефонный звонок.
   - Капитан Ружевич? Говорит Хмелевская. Я звоню  из  квартиры  Рокота.
Лучше будет, если вы немедленно приедете и сами все увидите...
   Реакция капитана была для меня неожиданной.
   - Не хотите ли вы сказать, что обнаружили  его  труп?  -  спросил  он
вежливо-зловещим голосом.
   Я невольно взглянула на Лелика. Он действительно от  треволнений  был
чуть жив, но все-таки жив.
   - Нет, - успокоила я капитана. - Пока нет.  Он  получил  бандероль  с
долларами. Вот, лежит на столе. Да нет, бандероль лежит, а не пан Рокош.
Мы к ней не прикасаемся, может, вы найдете там отпечатки пальцев или еще
что. Вот я и подумала, лучше будет вам самим приехать и посмотреть, а не
нам везти ее в управление. Как вы считаете?
   - Выезжаю! - бросил в трубку капитан.
   Они  с  поручиком  приехали  через  полчаса,  прихватив  с  собой   и
специалиста по дактилоскопии. Очень интересно было наблюдать за тем, как
специалист  пинцетом  прихватывает  банкнот,  посыпает   его   порошком,
фотографирует и что-то еще непонятное делает с ним. Тут выяснилось,  как
умно я поступила.
   На  нескольких  почти  новых   стодолларовых   банкнотах   проявились
отпечатки  пальцев,  немного  смазанные,  но  даже  для  меня  отчетливо
заметные. А два так и вовсе были в прекрасном состоянии. Капитан не  мог
скрыть удовлетворения, поручик - тот просто сиял от счастья, Лелик сидел
на диване и клацал зубами.
   - Когда и как вы это получили? - приступил капитан к допросу.
   - Сегодня! - Лелик вскочил с дивана. - На почте. То есть нет, в ящике
это было...
   - Поместилось в почтовом ящике? - удивился поручик.
   - Нет! То есть да, конечно, поместилось! Извещение. Потом я пошел  на
почту и получил это. То есть не сам получил, пани в окошечке  мне  дала,
ну, я принес домой и распечатал. Здесь  распечатал,  на  столе,  немного
вывалилось, и я вообще ничего не понимаю, я этого не отправлял...
   - Понятно, -  мягко  подтвердил  капитан.  -  Вы  не  отправляли,  вы
получили. Мы это поняли. Бандероль была заказная?
   - Да, конечно, заказная, я показал паспорт, то есть  показал  его  на
почте, не так просто, там переписали,  то  есть  не  это  переписали,  а
паспортные данные...
   - А почему конверт так сильно разодран? Он был чем-то заклеен?
   - Я его не раздирал! - отчаянно крикнул Лелик. - То есть разодрал, но
я не хотел... То есть хотел, но не так сильно...
   Я испытала угрызения совести. Надо было заранее заодно уж убедить его
и в  том,  что  за  вскрытие  писем  человека  в  очень  редких  случаях
приговаривают к высшей мере. Капитан посмотрел на него  и  отказался  от
дальнейших расспросов.
   - Конверт был заклеен полоской поля от марочного листа  и  разорвался
рядом с заклеенным краем, -  объяснил  специалист  по  дактилоскопии.  -
Конверт не новый,  уже  употр