ему  подойти  к  делу  серьезнее.
Правильно, инфаркт, но вызванный аконитином.
   - Знаю, алкалоид, извлекаемый из некоторых видов аконита. Сильный яд,
употребляется в медицине  как  обезболивающее  средство,  например,  при
невралгии. Наверняка Гавел не заваривал ядовитую травку с целью улучшить
пищеварение.
   - Наверняка. По мнению врача, введена в организм за  несколько  часов
до смерти.  Ядовитая  субстанция  могла  быть  проглочена  с  пищей  или
проникла в организм другим путем. Достаточно даже маленькой царапины, не
обязательно инъекция.
   Коротко и исчерпывающе. Просто умиляет подобная вера в мой интеллект!
Как же, сочиняю детективы, должна знать  такие  вещи.  Укол  миниатюрным
шприцем с аконитином, чуть заметная  царапина,  смазанным  аконитином...
Действует быстро, правда, не столь молниеносно, как цианистый  калий.  О
том же, как действует этот яд, принятый в пишу, я не имела ни  малейшего
понятия. Гавел был мужчиной  сильным,  даже  укол  мог  бы  выдержать  в
течение нескольких часов.
   - А установили, во сколько он скончался?
   - Считают - около шестнадцати, с точностью до получаса в обе стороны.
   - А царапины на нем какие-то обнаружены?
   - Множество, в основном на ногах. Пани видела, сколько здесь на дюнах
колючей травы и кустов, шиповник к примеру. Он еще сказал,  я  говорю  о
патологоанатоме, что у себя в клинике  он  смог  бы  дать  более  точное
заключение, здесь не те условия.  Сейчас  его  насторожила  царапина  на
правой руке у локтя, он почти уверен - дело  в  ней,  но  пока  это  его
личное мнение, официальное заключение напишет после того, как у  себя  в
лаборатории произведет анализ слизистой оболочки желудка и чего-то  еще.
Вам понятно, что это означает?
   Мне очень даже было понятно. Потеряла остатки  аппетита,  на  любимую
рыбку просто смотреть не могла.
   А Яцек продолжал говорить, голос его был тверд и суров.
   - Сам себе он аконитина не ввел, случайность я исключаю.  Во  сколько
отец пришел на пляж? Вы заметили?
   - Заметила, конечно, в полтретьего. Ну, может,  было  минут  двадцать
третьего, я тоже на часы не смотрела. Надул матрас и  свалился  на  него
ничком.
   - Наверняка почувствовал себя плохо, холера... Ага, я не сказал  еще,
когда отец ел последний раз,  ему  что-то  подсыпали  в  пищу,  какое-то
снотворное. Возможно, он заснул на пляже и умер во сне. Он не двигался?
   - Не дрогнул. Сначала я посматривала на него время от времени издали,
а потом переместилась поближе. Гавел все время  лежал  неподвижно,  руки
вокруг головы. Лежал ничком, я его не узнала. Думала, спит человек.
   - Сначала, наверное, действительно спал, а потом умер. Ну и как  пани
думает, с какой стати отцу принимать за  обедом  снотворное?  Я  уже  не
говорю о том, что он вообще никогда в жизни не прибегал к снотворному.
   Я молчала, дело было ясное. Яцек тоже замолчал, потом твердо заявил:
   - Полиции я не верю, они получили протокол первого вскрытия  местного
коновала и полностью удовлетворились. Потом я им вручил  предварительный
протокол вскрытия, написанный лучшим польским патологоанатомом...
   - И что?
   - Не хочется выражаться при  даме.  С  равным  успехом  он  мог  быть
написан на  санскрите.  Для  них  ясно,  пожилой  человек  скончался  от
инфаркта. А я этого дела так не  оставлю!  Убежден,  отцу  кто-то  помог
умереть.
   - Погоди, не  могут  они  так  это  дело  оставить!  Должны  провести
расследование.
   - Да, вы так считаете? Какое расследование, смерть произошла  в  силу
естественных причин, прокуратура  сочла  дело  ясным  и  закрывает  его.
Виделся я с местным  прокурором,  законченная  идиотка,  для  нее  слово
"аконитин"  ничего  не  значит,  поняла  его  как  отравление  организма
никотином. А вы сами  знаете,  отец  некурящий.  Все  аргументы  от  нее
отскакивают, как от стенки, придется заняться самому. Вы мне поможете?
   "Судьба на редкость ко мне  неблагосклонна",  -  подумала  я.  Одного
Болека  хватило  бы  с  избытком,  не  говоря  уже  о  Зигмусе.  Да,  не
соскучишься. И тем не менее я ни секунды не колебалась.
   - Сделаю все, что смогу. А ты уверен, что делом не займется Варшава?
   - Как же, держи карман шире. Варшава прикрыла  бы  дело  даже  в  том
случае, если бы в спине отца торчала рукоятка кинжала.
   - Яцек, ты что-то знаешь?
   - Вообще-то знаю, и даже довольно много, вот только  неизвестно  мне,
что тут происходило в самое  последнее  время,  ведь  я  по  Скандинавии
мотался, всего четыре дня как вернулся. И сейчас  должен  в  темпе  всем
этим заняться, времени у меня в  обрез,  надо  возвращаться  в  Варшаву,
разобраться с делами отца, он привык к тому, что у него всегда все  было
в порядке, и меня приучил, это  мой  долг.  Ну  и  похоронами  заняться,
перевезти тело в  Варшаву...  впрочем,  это  не  проблема.  Вцепиться  в
патолога и не выпускать его до тех пор, пока не получу новое заключение,
он уже отправился в Варшаву делать анализы. А  главное,  найти  подонка,
который прикончил отца. В принципе, я догадываюсь, где его искать.
   - Я тоже догадываюсь - морально в Варшаве, а физически здесь?
   - Здесь, пани умница, сразу поняли, я в вас не ошибся. В Варшаве буду
действовать я, но разорваться не могу, вот мне и нужен  помощник  здесь,
потому я и обращаюсь к пани.
   -  Слушай,  а  что,  собственно,  твой  отец  здесь  делал?  Отдых  в
Прибалтике.., очень не похоже на Гавела.
   - Вот именно! Отец узнал  об  одном  таком  нехорошем  деле..,  афера
премерзкая, на редкость грязная и в таком масштабе - только ахнешь. Отец
звонил мне перед поездкой сюда, по его  словам,  здесь  ожидается  нечто
грандиозное и он желает при этом присутствовать.
   Зная, что уже соглашусь, я лихорадочно раздумывала над тем, какая еще
информация мне может понадобиться.
   -  Яцек,  наверняка  ты  расспрашивал  патолога.  Через  какое  время
наступает смерть от царапины и через какое - после отравления?
   - Расспрашивал, разумеется. После введения в царапину аконитина -  от
двух до трех часов. А если  проглотил  в  пище,  может  пройти  и  часов
восемь.
   - Значит, завтрак или обед. Значит, следует  проверить,  с  кем  твой
отец провел последние часы жизни. Значит... Ладно, попробую. И не  такая
уж я умница, тут ты преувеличиваешь.
   -  Возможно,  -  излишне  легко  согласился  Яцек.  -  Может,  просто
инстинкт, - совсем уж бестактно прибавил он. Инстинкт в  моем  понимании
как-то всегда связан с приматами... И добавил:
   - Я очень рассчитываю на вас. У пани  большие  возможности,  все  вас
знают, все уважают...
   Я  недовольно  посмотрела  на  молодого  человека.  Ну   почему   так
получается, что от моей славы мне одни неприятности или большие хлопоты?
А когда надо, никакой от нее пользы...
   ...а мне уже пора улетать. Вся моя надежда на пани!
   Вот, пожалуйста, и второй туда же...
 
*** 
 
   С мечтами отдохнуть у моря я  распрощалась  сразу  же,  решительно  и
бесповоротно, причем собственное благородство весьма подняло настроение.
Взглянула на часы: до назначенной встречи с Болеком оставалось целых два
часа, достаточно времени, чтобы начать свое частное  расследование.  Вот
только не мешает подумать, с чего же начинать.
   Большой специалист по детективам, я знала, что  обычно  расследование
начинается с опроса свидетелей. Это, так сказать, первая,  вступительная
фаза.  Последующие  действия  следователя  уже  зависят  от  того,   что
наговорят свидетели. Некое физическое лицо поцарапало Гавела и накормило
его  ядом  и  снотворным.  Необходимо  отыскать  данное  лицо.   Собрать
доказательства. Мотивы...  Мотивы  были  весьма  туманны,  не  указывали
пальцем на преступника. Впрочем, без доказательств, желательно железных,
преступник и при наличии мотивов наверняка отвертелся бы.
   От Яцека я узнала - в Крынице Гавел проживал в "Пеликане". Впрочем, я
и сама бы догадалась: раз уж поменял Флориду на Морскую Крыницу, значит,
поселился в самом лучшем и дорогом пансионате, переделанном  из  бывшего
дома отдыха. И там же, в "Пеликане", питался. Значит, там и  пообедал  в
последний раз.
   Начала я со швейцара, новейшего  приобретения  пансионата.  Благодаря
этому презентабельному пожилому  пану  холл  пансионата  сразу  приобрел
европейский вид. Кроме того, администрация освободила угол в  вестибюле,
отгородив его двумя столами. Получился не столько гардероб  -  в  летнюю
пору он без надобности, сколько очень даже нужное хранилище для сумок  и
прочих пляжных причиндалов.
   Неприступный на  вид  представительный  швейцар  оказался,  опять  же
совсем по-европейски, вполне доступным и услужливым.
   - Ясное дело, помню, как не помнить, ваш знакомый просто  бросался  в
глаза,  -  охотно  ответил  он  на  мой  вопрос.  -  Менты  уже  о   нем
расспрашивали. Ох, простите, шановная пани, я хотел сказать  -  фараоны.
То есть, того.., полиция интересовалась.
   - Скажите пожалуйста! - удивилась я. - Гляди-ка, успели. Когда же?
   - А еще вчера утром, до завтрака.
   - И что?
   - Ну как вам сказать? В моем положении человек обязан себя соблюдать,
ведь покойный, пусть земля ему будет пухом, наш постоялец, гость. Языком
молоть не пристало, сами понимаете... Пани - другое дело.
   Я  поспешила  заверить  -  естественно,  я  совсем  другое  дело,   и
попросила:
   - Будьте добры, расскажите, как оно все обстояло на самом деле. И  я,
и сын покойного будем пану чрезвычайно признательны. А я знала покойного
столько лет, сами понимаете...
   С  частным  лицом  швейцар  беседовал  охотнее,  чем  с  официальными
властями, правда, начал с такого заявления:
   - В случае чего - отопрусь. И продолжал:
   - Память уже не та, проше пани, да и людей у нас крутится много. А он
еще с вечера оставил у меня надувной матрас, не хотел в номер тащить, не
весь воздух выпустил. А как на пляж идти -  пришел  за  ним.  Стоял  вот
туточки, у этого стола, и разговаривал  с  каким-то  таким,  неизвестным
мне. Первый раз я видел его, ничего у меня не оставлял, и вообще в нашем
пансионате не проживал.
   - И какое впечатление произвел на вас этот незнакомец?
   - Для меня незнакомец, для пана  Роевского,  сдается  мне,  знакомый.
Стояли, говорю, вот туточки, в этом закутке, почитай, впритык,  и  вроде
как задушевно беседовали. Негромко, я не слышал о чем.
   Меня  бросило  в  жар.  Впритык!  Незнакомец  мог   запросто   Гавела
царапнуть...
   - А этот, незнакомый, стоял  спокойно  или  вертелся?  Может,  руками
размахивал?
   - А вы откуда знаете? - удивился швейцар. - Еще как  размахивал!  Все
время, ну чисто ветряная мельница, ни  минутки  спокойно  не  стоял.  То
что-то говорил и руками махал как ненормальный, то  по  карманам  шарил,
вытаскивал сигареты, и то и дело пана Роевского за руки хватал, по плечу
похлопывал, за рукав тянул, словно  торопился  куда.  Сдается  мне  -  в
ресторан, такое создалось впечатление, у меня глаз наметан, проше  пани,
вот я и подумал, не иначе тянет за стол богатого гостя. Ведь наши обычно
так руками не размахивают, это макаронники больше...
   - А он на итальянца не был похож?
   - Ни капельки.
   - А на кого похож? Как он вообще выглядел?
   - Ни на кого не похож, совсем неприметный. Трудно такого описать.
   Швейцар поднапрягся, подумал и обескураженно закончил:
   - И в самом деле, не уверен, что опознаю его, если и увижу.  Среднего
роста, не толстый, ну как вот, без обиды будь  сказано,  светлой  памяти
пани знакомый, не тощий, не лысый, без бороды, морда самая обыкновенная,
нет, не круглая, скорее как груша. А что?
   - Скажу пану правду, - решилась я. - Дело в том, что мой знакомый  не
умер от инфаркта, его отравили. Только это секрет, пожалуйста, никому не
рассказывайте.
   - Что вы говорите?!
   - К сожалению, именно так. И не исключено -  за  обедом.  Они  вместе
обедали?
   - Господи, воля твоя... Вместе.  Тот  утащил-таки  пана  Роевского  в
ресторан. Но за столиком с ними был третий.
   - Не знаете, кто именно?
   - Из здешних. Значит, у нас  проживает.  Личность  его  мне  знакома,
фамилии не знаю. К нему обращались: "Пан Юзеф".
   - Редкое имечко, ничего не скажешь.
   - Зато его я опознаю, - утешил меня швейцар. - Да пани и сама сумеет.
Кривой на один глаз.
   - Сильно кривой?
   - Нет, не очень. Вот так, в бок один глазик смотрит.  Найдете  легко,
второго кривого у нас сейчас нет.
   Итак, передо мной постепенно вырисовывался путь расследования. Выявив
свидетелей,  я  наметила  такую  очередность  беседы  с  ними:   сначала
сотрудник бюро обслуживания, потом официант',  потом  горничные.  И  тут
обнаружилась  интересная  особенность  пансионата  "Пеликан".  Владелица
пансионата  по  неизвестным  мне  причинам  не   любила   обслуживающего
персонала  мужского  пола,  предпочитала  женщин.  Во   всем   заведении
мужчинами были лишь упомянутый уже швейцар  да  кельнер,  остальные  все
молодые женщины. Именно единственный официант-мужчина и  обслуживал  тот
столик, который меня интересовал.
   В  отделе  регистрации  работали  две  девушки.  Одна   была   занята
выслушиванием  претензий  какой-то  супружеской  пары,   проживающей   в
пансионате, вторая что-то  разыскивала  под  стойкой.  Первой  в  данный
момент было не до  меня,  поэтому  я  подошла  ко  второй.  Та  как  раз
отыскала, что надо, выпрямилась, бросила на меня быстрый взгляд  и  едва
заметным движением подбородка указала мне на  дверь  в  туалет  в  самом
начале коридора.
   Я ждала ее там не больше минуты.
   - Случайно слышала ваш разговор со швейцаром, -  начала  девушка  без
предисловий. - И чтобы вы меня правильно поняли, сразу  скажу:  вчера  я
видела сына нашего постояльца,  ну,  того,  что  скоропостижно  умер  на
пляже. Он мне так понравился!.. Сын, разумеется, не  покойный.  По  всей
вероятности, пани старается для этого сына.  Я  тоже  готова  стараться.
Спрашивайте.
   Надо же, как повезло! И я со вздохом облегчения произнесла:
   - Да пока работы немного. Тут у вас проживает один кривой  или  косой
на один глаз. Хотелось бы знать его фамилию и пообщаться с ним. С  этого
начну, а там посмотрим.
   - Ежи Колодзей.  Занимает  апартамент  №124,  забронировал  до  конца
месяца.
   - Питается он всегда в вашем ресторане?
   - Завтракает и обедает всегда, а  вот  с  ужином  бывает  по-разному.
Вообще-то возвращается обычно не очень поздно.
   - А почему мы с вами беседуем в туалете?
   - На всякий случай, зачем людям знать, что я пани что-то сообщаю? Мне
кажется,  с  этой  скоропостижной  смертью  не  все  ясно...  Да  и   вы
расспрашиваете, хотите что-то узнать. Я готова  вам  помочь  и  уверена,
лучше не делать этого явно, пока все так неопределенно. Мне пора. Пойду,
пожалуй.
   Я внимательно взглянула  на  девушку.  На  редкость  красива  и  явно
неглупа.  Держится  со  скромным  достоинством,  совсем  не  похожа   на
разбитных горничных дорогих пансионатов.  Культурная,  правильная  речь.
Видимо, студентка, подрабатывает на летних каникулах. Интересно, на кого
она учится?
   Итак, следующим мне надо отловить кривого Колодзея.  Времени  в  моем
распоряжении оставалось не так уж много, похоже, расследованием придется
заниматься, то и дело сверяясь  с  часами.  Скоро  двенадцать,  судя  по
запахам, в пансионате приступили к приготовлению  обеда.  До  встречи  с
Болеком еще оставалось время, а с кельнером следовало  пообщаться,  пока
он не занят  обслуживанием  клиентов.  Завтрак  кончился,  обед  еще  не
начинался, подходящий момент. Да и есть хочется, видимо,  угря  утром  я
слопала в таких нервах, что мой организм его как-то не заметил. Ресторан
в "Пеликане"  работал  без  перерыва,  по  европейским  канонам,  весьма
похвально. Швейцар по моей просьбе  показал  мне  столик  в  ресторанном
зале, пустоватом в настоящее время, за которым  обычно  сидели  Гавел  с
Колодзеем. Я уселась за этот столик.
   Кельнер вырос как из-под земли.
   - Надо бы перекусить, - заявила я ему, рассматривая меню.  -  Обедать
еще рано, что-нибудь полегче. Может, пан посоветует? Скажите,  позавчера
вы обслуживали этот столик?
   Если официант и замедлил с ответом, то только самую малость.
   - Ага, видимо, пани спрашивает потому, что один из наших  постояльцев
скончался, - произнес он и, внимательно оглядев меня, воскликнул:
   - А, это вы! Сколько раз видел вас  по  телевидению,  очень  приятно,
такая честь для меня. Знаете, моя жена стояла  в  очереди,  когда  вы  в
Гданьске раздавали автографы.
   Для  расследования  нет   ничего   полезнее   непринужденных   личных
контактов. Яцек оказался прав, от меня действительно могла быть  польза,
а в Гданьске я и в самом деле подписывала желающим свои книги,  и  такой
выстроился хвост, что я пришла в ужас. Знай я, что мне  потребуется  вот
этот кельнер, по блату извлекла бы  его  супругу  из  очереди  и,  кроме
обычного  автографа,  присовокупила  бы   еще   какие-нибудь   наилучшие
пожелания.
   - Ах, вот как? - оживленно откликнулась я.  -  Надеюсь,  бедняжка  не
замерзла? Ведь как раз морозы ударили. А скончавшийся постоялец был моим
хорошим знакомым. Очень неприятное дело.
   - Весьма и чрезвычайно. Позвольте высказать вам мои  самые  искренние
соболезнованья. А жена в прекрасном состоянии, спасибо.
   - Скажите, не припоминаете, что происходило за этим  столиком  в  тот
роковой день? Мне сказали, за ним сидели трое...
   - Совершенно верно, трое. Двое наших постояльцев, они всегда садились
ко мне, не хотелось  бы  хвастаться,  но...  А  третий  мне  незнакомый,
наверняка пришлый. И признаюсь пани, у меня создалось  впечатление,  тем
двум не очень понравилось, что он  сел  за  их  столик.  Могу,  конечно,
ошибаться, но у меня глаз наметан. И  такой  какой-то  нервный,  излишне
вертлявый, ни секунды спокойно не посидит. Хотя,  опять  же,  показалось
мне, что немного.., как бы это сказать? Ну, не от природы  он  такой,  а
вроде как делал вид, специально старался. У меня глаз наметанный...
   - Вы хотите сказать,  он  старался  производить  впечатление  излишне
подвижного, экспансивного?
   - Что-то в этом духе, пани в самую точку попала.
   Вот, пожалуйста! Выходит, не так  уж  глупо  я  придумала.  Раз  этот
незнакомец  пытался  будто  невзначай  поцарапать  Гавела,  должен   был
отчаянно жестикулировать,  крутиться-вертеться.  Похлопывать  по  плечу,
хватать за руки, прикасаться к локотку, наступать  на  ногу,  толкать  в
бок. А если человек так крутится за столом, может, что и разбил?
   Словно подслушав мои мысли, официант сказал:
   - Он так метался, сидя за столом,  что  я  боялся,  как  бы  чего  не
разбил. Представьте, не разбил, даже удивительно. А будет мне  позволено
полюбопытствовать, почему меня пани о нем расспрашивает?
   Вполне  закономерное  любопытство,  только  удовлетворить  его   надо
по-умному, не обязательно сразу всю правду вываливать.
   - А потому, проще пана, что мы, сын покойного и я, хотим  знать,  как
несчастный провел свой последний день. Скончался  скоропостижно,  должна
же быть  какая-то  причина,  возможно,  что-нибудь  или  кто-нибудь  его
взволновал, рассердил...
   - А что, сердце?
   - Да, инфаркт. Представляете, инфаркт в отпуске? Идиотизм!
   - Ох, проше пани, пути Господни неисповедимы, человек не знает, когда
придет смерть, всякое случается... Да вроде нет, взволнован он не был, а
вот будто бы рассердился. И еще - этот размашистый живчик  его,  похоже,
смешил. Любого бы рассмешил, чего он только не вытворял! Паясничал, я бы
сказал. Меня гонял безжалостно, то  и  дело  новые  закуски  придумывал,
изобретал какие-то несусветные коктейли,  сам  их  смешивал  за  столом,
гнался за мной со стаканом в руке  до  буфетной,  лед  ему,  видите  ли,
срочно понадобился, говорю пани, минуты спокойно не посидел на месте, то
и дело со стула вскакивал. А вам  посоветую  камбалу  в  масле  жареную,
пальчики оближешь.
   - В масле! Сливочном! - обрадовалась я. - Давайте, давайте  ее  сюда!
Так вы сказали, пан Роевский