магах.
   И, вытащив из портмоне четвертушку бумажного листа, Яцек протянул  ее
мне.  На  рисунке  не   очень   тщательно   были   изображены   какие-то
прямоугольники с цифрами, соединенные между собой стрелками и линиями.
   - Что это?
   - Пока не знаю, но для развлечения отец такое бы не стал чертить.
   Решение пришло мгновенно.
   - Не знаю, есть ли в Морской Крынице ксерокс, так что  давай  сделаем
копию на стеклографе.
   Отыскав у себя подходящий лист  бумаги,  я  приложила  его  вместе  с
рисунком Гавела к лобовому стеклу машины  и  на  свет  перевела  рисунок
Гавела.
   Может, и не будет необходимости в  копии,  но  не  исключено,  что  и
понадобится. Я критически заметила:
   - Похоже на то, что не очень  знающий  человек  попытался  изобразить
план дома. Немного перепутал помещения...
   - Дома, вы говорите? - задумался Яцек-- Дома?  Отец  совсем  не  умел
рисовать. Дома... Интересно!
   - Да нет, я не настаиваю на своей версии.  Послушай,  давай  я  лучше
расскажу  тебе  о  том,   что   сержант   вроде   бы   напал   на   след
подозреваемого...
   В семь, как и было намечено, Яцек встретился  с  сержантом.  Кажется,
они понравились друг другу. Сержант опять был очень доволен собой.
   Разложив на моем столе многочисленные  снимки  отпечатков  пальцев  с
черными подтеками, он принялся втолковывать нам:
   - Вот, поглядите, эти очень подходят  к  стулу.  Да  вот  через  лупу
посмотрите, видите расположение папиллярных линий? Я почти  на  все  сто
уверен, что это тот самый Шмергель или как его. Теперь остается лишь его
разыскать. К сожалению, адресом мы не располагаем.
   - Зато я знаю, где его искать, - радостно  подхватил  Яцек.  -  Да  и
фамилию приходилось слышать. Поляроидом снимали?
   - Поляроидом, так  скорее.  Своего  аппарата  у  меня  нет,  пришлось
попросить у знакомых, ну да ничего, заплачу за клише.  Вы  знаете,  они,
проклятые, очень дорогие, пришлось экономить,  сделать  всего  несколько
штук.
   Яцек обрушился на меня:
   - И пани мне ничего не сказала? Не будете вы ни за что  платить,  все
следствие на мой счет. А фотоаппарат за мной.
   Оторвавшись от драгоценных снимков, сержант посмотрел на спонсора  и,
подумав, сказал:
   - Пожалуй, я не стану возражать, хотя и  не  рассчитывал  ни  на  что
такое, работал для собственного удовольствия.
   - Я и не собираюсь лишать вас  удовольствия,  продолжайте  в  том  же
духе. Мне кажется, туг еще не хватает нам пана Вежховицкого. Хотелось бы
знать, в чем именно он принимает участие, где путается.
   С Северином Вежховицким  мы  покончили  сразу  же...  Свой  служебный
чемоданчик сержант всюду носил с собой, ну точь-в-точь как Зигмусь  свой
чемодан, поэтому ничто не мешало нам немедленно смотаться  в  "Пеликан".
Северин сидел в баре, меня поставили на шухере, а сержант с чемоданчиком
проник в его номер, причем  старательно  прятал  от  нас  инструмент,  с
помощью которого отпер замок.
   На обратном пути он счел своим долгом пояснить:
   - И без того я то и дело  нарушаю.  Одним  нарушением  больше,  одним
меньше... Вот только почти весь служебный порошок израсходовал, на  этих
двух пошла прорва, ведь я не  знал,  в  каком  месте  искать  отпечатки.
Впрочем, тот самый, как его... Шампор хватался за что ни попадя,  а  вот
этот... Вежховицкий? Вежховицкий вроде  бы  совсем  в  своем  номере  не
бывает или все одеколончиком за собой протирает. Знаете, где я обнаружил
самые отчетливые отпечатки? На подоконнике, причем снаружи, за окном, на
железке. Видимо, высовывался и осматривался.
   Сержант  опять  гордился  собой   и   явно   нуждался   в   одобрении
общественности. На последнее ни Яцек, ни я не поскупились.
   Тут, похоже, сержанту  вспомнились  многочисленные  нарушения  Устава
полицейской службы, допущенные им в ходе частного расследования, ибо  он
неожиданно насупился, но молодой оптимизм взял свое.
   - В конце концов, я имею право повышать свою квалификацию! -  громко,
стараясь убедить себя  и  нас,  сказал  сержант.  -  А  в  свободное  от
служебных обязанностей время имею право делать что хочу. Вот, к примеру,
эти отпечатки снимал для приобретения опыта, может так быть? Поручат мне
серьезное дело, уж я постараюсь  отличиться,  глядишь,  и  повышение  по
службе получу или звездочку на погоны.  Имею  я  право  быть  идиотом  и
верить в такое? Мы дуэтом подтвердили - имеет полное  право.  А  сержант
уже разогнался и не мог остановиться.
   - Если надо, напишу объяснительную. Я и в стрельбе тренируюсь, причем
совершенно легально и официально. К сожалению, правда,  очень  редко,  у
нас  слишком  экономят  боеприпасы.  Но  очень  поощряют   такого   рода
тренировки.
   По  всему  видно,  деморализация  сержанта  полиции   происходила   в
устрашающем темпе, явно под нашим влиянием. Умный Яцек перевел  разговор
на конкретику, спросив,  какой  именно  порошок  для  снятия  отпечатков
пальцев  сержант  предпочитает.  Последний   приободрился,   и   мужчины
принялись оживленно обсуждать неинтересные для меня  подробности.  Помог
Яцек расследованию и другими техническими средствами. Даже  мне  вручили
радиотелефон и научили им пользоваться. Я как-то сразу поняла,  впрочем,
особо хвалиться нечем,  штука  несложная.  Таким  вот  образом  в  нашем
частном расследовании наметился явный прогресс. Технический уж во всяком
случае...
 
*** 
 
   По возвращении домой я застала у себя Болека. Кажется, для  него  уже
вошло  в  привычку  влезать  через  окно,  другой  возможности   он   не
представлял. Я очень обрадовалась, увидев его, так  как  беспокоилась  о
парне, не получая о нем известий.
   - Хорошо, что ты здесь! Видела, как ты возвращал  медведя,  а  больше
ничего не знаю. Тут сплошные проблемы, но сначала  -  что  будешь  пить?
Кофе, чай, пиво?
   - Пожалуй, пиво, -  выбрал  Болек.  -  Глядишь,  поможет  по-трезвому
подойти к делу, а то я  малость  оглушенный.  Знаете,  общение  с  вашим
кузеном... Переговорить его трудно, тут ему нет равных, но я  переплюнул
его с помощью электроники. В  ней  я  побольше  разбираюсь,  и  пока  он
выдумывал, какие свои три гроша вставить, я без передыху  заливал,  ведь
пани знает, у меня даже несколько изобретений в этой области.  Но  кузен
ваш - мужик крепкий, быстренько оклемался и  принялся  усовершенствовать
мои изобретения. И от всего этого у меня в голове теперь такое!..
   Я от всего сердца посочувствовала парню, уж кто-кто, а  я  знала,  на
что способен Зигмусь.
   - Ладно, а теперь к черту Зигмуся, он и у меня уже в печенках  сидит,
чтоб ему пусто было...
   - Нет, зачем же? - неожиданно возразил Болек и вдруг  разулыбался.  -
Он очень даже мне помог, к тому же я от души повеселился.
   Пришлось подавить  в  себе  желание  немедленно  обсудить  с  Болеком
животрепещущие проблемы расследования и отвлечься на Зигмуся.
   Произошло же вот что.
   После того как я бросила  Болека  на  произвол  Зигмуся  и  последний
мертвой хваткой вцепился в первого, они  отправились  вдвоем  на  поиски
меня, по наущению Зигмуся. И вот их обгоняет очень знакомый Болеку  тип,
идет перед ними и роется в карманах, причем так неловко, что  роняет  на
землю скомканную пятидесятитысячную банкноту. Бумажка упала прямо Болеку
под  ноги  и  явно  ему  предназначалась.  Бандит  надеялся,  что  Болек
сообразит ее поднять, но на  всякий  случай,  проходя  мимо,  наполовину
обернулся к Болеку  и  грозно  сверкнул  глазами.  Это  был  тот  самый,
бородатый. И ничего из этой хорошо продуманной операции  не  получилось,
все испортил Зигмусь. Оттолкнув уже  нагибавшегося  Болека,  он  схватил
купюру  и  кинулся  вслед   удалявшемуся   быстрым   шагом   бородатому.
Представьте, тоже развил совершенно неожиданную прыть,  быстрым  аллюром
нагоняя потерпевшего, умудрился, невзирая  на  взятый  темп,  развернуть
купюру и при этом еще орал на всю улицу:
   - Стойте-стойте! Пан потерял! Ведь это же деньги-деньги, и немалые! И
к тому же какая-то бумажка затесалась! Разве можно так, можно так?  Надо
аккуратнее-аккуратнее! Вот ваши денежки! Не то бы потеряли!
   Стиснув зубы, бородатый заставил себя порадоваться  и  рассыпаться  в
благодарностях, после  чего  поспешил  удалиться,  ибо  было  ясно,  что
Зигмусь разошелся и так быстро своих  поучений  не  закончит,  привлекая
внимание  прохожих.  И  бородатый  был  прав,  Зигмусь  никак   не   мог
остановиться, и  Болеку  пришлось  выслушивать  нескончаемые  упреки  по
поводу легкомыслия теперешней молодежи  и  мудрые  советы,  как  следует
поступать во всех случаях жизни. И так  заморочил  голову  бедняге,  что
Болек до сих пор чувствовал потребность передохнуть и прийти в себя.  Ну
уж я-то  слишком  хорошо  знала,  что  Зигмусь  чрезвычайно  вреден  для
здоровья.
   И не закралось в мою  душу  ни  малейшего  предчувствия  относительно
того, что и мне  кузен  пригодится,  причем  в  самое  ближайшее  время.
Странно, ясновидение и всевозможные предчувствия я всегда считала  своим
неотъемлемым качеством...
   Немного успокоившись, Болек смог приступить к делу.  По  его  мнению,
неожиданная дыра в его лайбе выбила из колеи преступников и они пока еще
не разработали  следующего  плана.  А  в  той  сумке,  что  поменяли  на
автовокзале, инструкции сводились  лишь  к  указанию  бдить  в  ожидании
инструкций. Видимо, тех самых, которые перехватил Зигмусь.
   - Очень пригодился  кузен  пани,  -  еще  раз  повторил  Болек,  -  и
инструкции черти взяли, и меня потеряли. Я ведь сюда, к  пани,  забрался
нелегально, хорошо лани придумала с окном, никто меня не видел,  и  наша
конспирация  пригодилась,  о  нашем  знакомстве  не   знают.   Наверное,
подбросят указания мне домой, а  если  нет,  то  обнаружу  их  завтра  в
Лесничувке, а значит, выигрываю время. Хоть какой-то передых.
   Я печально отозвалась:
   - Для кого передых, а для кого и нет. Пожалуй, и я хлебну пива, пусть
теплое. Твой босс меня беспокоит, не было у меня  времени  им  заняться,
запустила я его...
   Болек перебил меня:
   - Больше вам не придется им заниматься, и пусть он вас не  беспокоит,
я сам все разузнал. Как вы мне рассказали о  нем,  я  устроил  засаду  в
кустах у Дома художника. Точно, это он там живет в последнем окне.
   Все совпадает, медведя та баба от него получила. Вот только понять не
могу, зачем он ей его давал?
   - Я тоже  над  этим  голову  ломала.  Думаю,  тогда  он  еще  не  был
нафарширован, а если бы даже и был, она ведь этого бы не  почувствовала,
зубами ведь его не раздирала, могла до посинения,  то  есть  до  упоения
прижимать к груди безо всякого вреда для здоровья и бандитских планов. А
потом он его отобрал...
   Тут я словно воочию увидела картину в  ресторане  "Пеликан".  Северин
сидел рядом...
   И я гневно закончила:
   - А я уж было подумала, что напрасно подозреваю пана Вежховицкого. Ну
и что с того, что он в детстве приставал ко  мне?  То  есть  его  папаша
приставал. Это еще не доказательство преступной деятельности сыночка.  А
вот теперь вижу, что поспешила снять с него подозрения.  Есть  основания
подозревать - не напрасно я на него думала, Северин еще  как  замешан  в
махинациях, вот только пока точно не известно каких.
   Теперь Болек потребовал от меня подробного рассказа, немного сумбурно
я  высказалась.  Передав  ему  сообщение  Яцека,  я   обрадовала   парня
известием, что ему не надо больше разыскивать по домам  местных  жителей
размашистого подозреваемого, его нашла полиция.
   Болек согласился с предположением Яцека о том, что Северин может быть
контролером-наблюдателем за действиями мафиози  от  наркобизнеса.  Хотя,
тут же добавил парень, этот Вежховицкий мог быть и  просто  курортником,
отдыхающим на берегу моря, совершенно не  причастным  к  наркобизнесу  и
другим преступным махинациям.
   -  Всем  этим  должен  заняться  кто-то  поумнее   и   поопытнее,   -
резюмировала я. - Не знаю, как ты, но я считаю - не для  моего  ума  это
дело. Боюсь, и тебе не по зубам.  Пока  по-прежнему  буду  по  мере  сил
прикрывать тебя, и подождем, что  принесут  дальнейшие  открытия  Яцека,
может, прольет свет и на твое дело...
 
*** 
 
   Куда бы человек ни смотрел, он обязательно что-нибудь увидит.
   На пляже у "Нептуна" я  могла  бы  стать  свидетельницей  супружеской
сцены. Законная супруга в элегантной пляжной хламиде  пыталась  бить  по
головам сложенным пляжным зонтом попеременно то супруга, то  разлучницу.
Поскольку  действовать  ей  приходилось  на  ограниченном  пространстве,
окруженной плотным кольцом сопереживающих зевак,  ее  удары  каждый  раз
приходились по какому-то необычайно косматому коротышке восточного вида,
который, вместо того  чтобы  сбежать,  принялся  вырывать  зонт  из  рук
разъяренной дамы. Однако лишь когда  к  баталии  подключилась  массивная
баба - в ее клубничный мусс насыпали песка! - мужу с разлучницей удалось
найти спасение в морских волнах, благо оба были  в  купальных  костюмах.
Тогда пылающая жаждой мести жена схватила их одежду  и  скрылась.  Очень
неплохая месть. Всю эту сцену в тесной толпе любопытных наблюдала  Кася,
моя знакомая, и потом в подробностях мне описала.
   Могла бы я увидеть и мальчика, который  на  мелководье  наткнулся  на
крупную,  давно  сдохшую  рыбину.  Ребенок  помчался  к  родителям  и  с
торжеством  положил  находку   на   спину   загорающего   папочки.   Под
воздействием осязания и обоняния папочка вскочил как  ошпаренный,  и  на
отлетевшей  в   сторону   рыбине   поскользнулся   пожилой   джентльмен,
целенаправленно пробегавший трусцой по кромке воды. Джентльмен со  всего
размаху  приземлился  на  заднюю  часть  -  потом  не  мог  встать   без
посторонней помощи, а рыбой  с  радостными  возгласами  занялась  стайка
детей. Заинтригованная все усиливающимися криками, долетавшими с другого
конца пляжа, я  потом  узнала  подробности  от  знакомого  издательского
бухгалтера.
   Я могла бы стать свидетельницей отчаянного поединка  двух  юношей  за
обладание  манерной  местной  красоткой.  Оружием  бойцам  служил   туго
надутый, словно каменный, волейбольный мяч.  В  разгар  боя  пущенный  с
огромной силой мяч угодил в желудок пробиравшейся к раздевалке матроне в
накинутой на мокрое тело купальной простыне. Простыня слетела, а скрытые
под ней  прелести  ненадолго  привлекли  внимание  окружающих.  Об  этом
происшествии поведала мне Данка, моя давняя сослуживица.
   Могла бы я увидеть и то, как симпатичный карапуз осторожно  тащил  из
моря большой  целлофановый  пакет  с  морской  водой  и  тремя  крупными
медузами, и пакет разорвался  как  раз  в  тот  момент,  когда  пыхтящий
карапуз   переносил   его   над   головами    усевшегося    подкрепиться
многочисленного семейства в возрасте от нудя до ста лет. Рассказала  мне
об этом Агата, дочка моей давней приятельницы Боженки. Агату чрезвычайно
интересовало все, связанное с детьми, ибо своих была целая троица.
   Все описанное выше я могла бы увидеть собственными глазами, но я была
в другом месте и видела совсем другое.
   К расследованию я приступила с самого утра. В укромном месте  у  Дома
художника дождалась я момента, когда крупнокалиберный босс покинул  свой
номер, и вошла в здание. Определив номер его апартамента,  я  рассказала
девушкам из бюро  обслуживания  сказочку.  Оказывается,  встретился  мне
здесь знакомый, фамилию которого я по склеротичности забыла. Он ко мне с
открытой душой и "Иоанночка", а я,  склеротичка  старая,  ни  имени,  ни
фамилии человека не помню. Не могу же в  ответ  на  сердечное  обращение
отделаться официальным сухим "проше пана". А проживает он у них  в  Доме
творчества, сам говорил, в восемнадцатом номере.
   Девушки  посмеялись  и  охотно  назвали  фамилию  и   имя   искомого.
Пожалуйста, некий Бертель. Станислав Бертель.
   Поскольку эта фамилия ничего мне не говорила, я разыскала сержанта  и
передала ее ему. Полиция располагает возможностями, пусть узнает, у меня
таких возможностей нет. А приехал Бертель  из  Варшавы,  это  я  узнала.
После чего, видимо, растеряла остатки разума,  так  как  отправилась  на
пляж.
   Жара наступила страшная, редко  на  Балтике  сталкиваешься  с  такими
тропиками. Переполненный пляж вызвал отвращение, ступить было  негде,  в
море на мелководье сплошь клубились дети. Меня просто отбросило от пляжа
при виде этого кошмара, и я решила ехать  в  Лесничувку,  там  наверняка
пляжи не так забиты.
   Когда покидала пляж, мне бросился в глаза высокий бородатый  мужчина,
мчавшийся по песку, перепрыгивая через тела загорающих. Вот,  интересно,
промахнется  и  все-таки  на  кого-нибудь   наступит?   Нет,   к   моему
разочарованию, прыгал ловко, никого не придавил, добрался  на  свободный
участок на склоне дюны, надо же, повезло! И плюхнулся на песок  рядом  с
каким-то отдыхающим,  который  выставил  на  солнце  незагорелую  спину,
закутав голову и вытянутые вперед руки большим  платком.  Прыгун  уселся
чуть не на этот платок, спиной опираясь о  выброшенный  штормом  большой
пень. Этот пень я, можно сказать, знала в лицо,  часто  сидела  на  нем,
когда приезжала сюда ранней весной, тогда на песочке не посидишь.
   Вместе со своим имуществом я оказалась рядом, чуть повыше  по  склону
дюны. Имущества была пропасть: уже наполовину надутый матрас  -  страшно
тяжелый и неудобный, вечно выскальзывал из-под мышки, -  снятое  с  себя
платье и тяжеленная сумка. В ней, кроме обычного пляжного  барахла,  был
еще термос с чаем,  книга  и  черт  знает  что  еще.  Сандалии  я  несла
отдельно, и ничего удивительного, что  уронила-таки  их.  Одна  сандалия
воспользовалась случаем и покатилась вниз по склону. Слава Богу,  далеко
не  укатилась,  застряла,  зацепившись  за  упомянутый  пень.   Пришлось
спускаться за ней.
   Наклонившись над  пнем,  я  явственно  расслышала  обрывки  разговора
бородатого и лежащего. Шепотом общаться они  никак  не  могли,  учитывая
царящий на пляже шум. Еще бы, по одну сторону от них играли  в  мяч,  по
другую разрывался магнитофон, а все покрывал оглушительный детский визг.
Опять  же,  шептаться  они  не  решились  -  общались,  делая  вид,  что
незнакомы. Бородач внимательно глядел в море, тот, под  платком,  вообще
не шевелился, загорал себе. О том, что  они  разговаривали,  можно  было
узнать, лишь вплотную приблизившись к ним.
   -  ..а  если  выживет?  -  поинтересовался  бородач.  Из-под   платка
послышался ответ:
   - Сдохнет от нанесенных травм. А теперь отваливай.
   Бородач послушно встал и побежал  дальше,  все  так  же  перепрыгивая
через тела пляжующихся. Меня, похоже, не заметил, даже не глянул  в  мою
сторону, ну да я старалась не  привлекать  к  себе  внимания.  Осторожно
прихватив сандалию, я не торопясь поднялась на самый верх дюны и  только
там обернулась. Бородатого уже не было видно, а лежащий  сидел,  вытирая
лицо платком, так что разглядеть его не было возможности. Видимо, платок
играл немаловажную роль.
   Злая как сто чертей, все еще мечтающая окунуться в прохладное море  в
недалекой Лесничувке, я тем не менее села не в  машину,  а  на  скамейку
недалеко от стоянки. Мне просто жизненно необходимо было понять, что  же
такое меня беспокоило из только вот происшедшего. Закрыв глаза, чтобы не
отвлекаться ничем, я принялась фрагмент за фрагментом  вспоминать  сцену
на пляже.
   Понадобилось несколько минут, чтобы понять,  что  же  показалось  мне
странным. Бородач мчался по песку, перепрыгивая  через  тела  лежащих...
Мчался,  мчался...  И  перепрыгивал..,   и   делал   это   с   легкостью
восемнадцатилетнего юноши,  можно  сказать,  юность  мчалась  и  прыгала
вместе с ним. И когда приблизился, когда  я  смогла  увидеть  его  лицо,
оказалось, человеку не меньше сорока. Тоже не старость, но ведь  и  юным
его не назовешь! Вот этот контраст и не давал мне покоя.  Поняв,  в  чем
дело, я открыла глаза и подняла голову.
   По тропинке, ведущей через дюны к стоянке, шел тот человек, с которым
разговаривал бородатый. Тепер