я какой-нибудь нолик? Нет, с героином,
наверное, так оно и есть, у меня брильянты вызывают сомнение.  Килограмм
брильянтов... А по объему это сколько будет?
   - Не знаю. Может, вам легче это представить?  Ведь  наверняка  у  вас
есть какое-нибудь кольцо или что-то в этом роде?
   - Есть, вот посвети сюда. Видишь брильянтик  в  кольце?  Как  это  не
видишь, посвети лучше! Ну, разглядел? Это ноль два карата.  Ну  от  силы
ноль и две десятых с половиной.
   - Выходит, один карат раз в пять больше, - сообразил Болек. -  Десять
каратов - один грамм, взять пятьдесят раз...
   - Погоди, ты что! Неужели они станут мараться ради  какого-то  одного
карата? Не меньше двух каждый, даже и не думай!
   - Хорошо, десять, тысяча штук по одному грамму...  Тут  я  вспомнила,
как когда-то, в пору  увлечения  янтарем,  считала  на  штуки  маленькие
кусочки янтаря.  Будь  они  бриллиантами,  у  меня  оказалось  бы  целое
состояние!
   И я со знанием дела прервала расчеты Болека.
   - Двести штук таких,  достойных  внимания,  как  раз  заполнят  пачку
сигарет. Выходит, тысяча -  пять  пачек,  представляешь,  насколько  это
меньше по объему дурацкого героина?!
   - И насколько дороже! - обрадовался Болек. - А ведь среди  брильянтов
могут оказаться и по пятнадцати каратов.
   Видимо,  математические  расчеты  благотворно   сказались   на   моих
умственных способностях. Ведь с самого начала всей этой идиотской  аферы
на меня просто умственное затмение нашло!  Вот  только  сейчас  я  стала
соображать. И принялась рассуждать вслух:
   - Болек, оба мы с тобой словно ума лишились.  Ведь  с  самого  начала
поняли - готовится грандиозная одноразовая махинация,  такая,  что  ради
нее идут на большой риск, и тебя выбрали козлом отпущения. Большой  риск
- большие деньги, а какие же деньги  зарабатываешь  на  каких-то  жалких
нескольких  килограммах  наркотиков!  Как  же  я  с  самого  начала   не
догадалась, ведь и майор мне говорил -  наркотиками  тебе  только  дурят
голову. Для  стоящей  наркотической  контрабанды  потребуется  не  менее
грузовика товара, вот если бы тебе велели плыть на  настоящей  подводной
лодке, битком набитой зельем,  тогда  другое  дело.  А  тут  -  дурацкий
медведь и жалкая сумка! Ну конечно же, алмазы, только алмазы! Ты  мог  и
не сообразить, слишком молод еще, но я-то, старая дура...  Ведь  столько
слышала о таких махинациях! А  тут  им  и  вовсе  не  надо  красть,  все
оговорено в верхах, сановники неплохо нагреют на этом руки. И  тот,  кто
решился перехватить груз, хорошо знает, что делает. И наверняка речь  не
о технических алмазах, их тоже потребовался бы  целый  вагон.  Брильянты
наверняка ювелирные, я слышала, на Урале их добывают, а может, и  не  на
Урале, да какое это  имеет  значение?  Главное,  прекрасные  драгоценные
камни, голубые брильянты, им нет  цены.  Пятнадцать  каратов,  ха-ха!  А
восемьдесят не желаешь?
   - Да нет, меня бы и пятнадцать устроили, - грустно отозвался скромный
Болек. - А почем они на Западе, вы не знаете?
   - Точно не скажу, но знаю, что там в принципе  интересуются  крупными
камнями, от десяти каратов начиная. Да что  мы  с  тобой  на  брильянтах
зациклились, а рубины, по-твоему,  дрянь?  И  поступают  они,  если  мне
память не изменяет, с дальнего Востока, а  также  из  Афганистана  и  от
русских. А среди них попадаются и звездные брильянты, это вообще бешеные
деньги! На кой черт твоим знакомым  героин,  им  достаточно  перехватить
несколько  штук  покрупнее,  всегда  можно  выбрать,  а  если  попадется
какой-то потрясающий, о котором мир пока не знает, так и вовсе повезло.
   - Очень понятно. Значит, нечто маленькое, но жутко дорогое. А  рубины
тоже горят?
   - Ты что, это совсем другие минералы. Хорошо, отставим рубины,  да  и
Яцек говорил только об алмазах.  И  даже  если  они  отберут  только  от
пятидесяти до ста каждый... Я имею в виду караты...
   Тут из темноты у самой лодки вынырнула какая-то фигура.
   - Не знай я, в чем  дело,  ни  минуты  бы  не  сомневался,  что  двое
злоумышленников планируют ограбление ювелира, - сказала  фигура  голосом
сержанта Гжеляка. В  голосе  звучало  явное  осуждение,  смысл  которого
сержант тут же пояснил:
   - Я подслушал, каждый может подслушать. Неосторожно с вашей  стороны,
хорошо, что поблизости никого не оказалось.
   Здорово он напугал нас! Болек от неожиданности съехал с кормы в рыбью
чешую на дне лодки, а я чуть не задохнулась.
   - Ну, пан преувеличивает, - неуверенно попыталась я защищаться.
   - И вовсе нет, - возразил сержант Гжеляк. - Я уже давно  наблюдаю  за
вами,  глаза  привыкли   к   темноте,   а   сверху   вы   очень   хорошо
просматриваетесь.
   - Ну  ладно,  никто  ведь  нас  не  слышал?  А  мы  успели  о  многом
поговорить. И  пришли  к  выводу,  что  наркотики  в  этом  деле  только
камуфляж,  а  от  ваших  следственных  методов  недолго  и  помереть  от
сердечного приступа. Вон, никак в себя не приду.
   Пропустив мимо ушей упреки, сержант поинтересовался:
   - И к какому же выводу вы пришли во время этого ночного разговора?
   Коротенько сформулировав наши выводы, я продолжала:
   - А когда мы уже остановились на брильянтах, у  нас  получается,  что
Болека  они  попытаются  уничтожить,  подстроив  ему  автокатастрофу   с
пожаром. В огне сгорят и брильянты,  ведь  они  горят,  как  уголь.  Вот
только неизвестно, где это собираются устроить,  у  нас  или  уже  после
пересечения границы...
   Сержант перебил меня:
   - У нас. Майор тоже такого мнения, как и вы.
   - А почему у нас? Откуда вы знаете?
   - Майор знает. Копенгаген это липа, вас, пан Болек, получатели  будут
поджидать по ту сторону нашей границы. Значит,  с  вами  надо  покончить
раньше.
   - А откуда майору это известно?
   Сержант вдруг смутился, что я смогла заметить даже при слабом  лунном
свете. Прокашлялся, вздохнул, крякнул и неуверенно заговорил:
   - Ну, как бы это попонятнее объяснить... О  некоторых  вещах  кое-что
можно узнать. Не совсем уж беспризорными  оставили  мы  все  эти  мафии,
кое-кто присматривает за ними... То свой  человек,  а  то  и  не  совсем
свой... Или еще что...
   - Судя по тому, как пан заикается, скорее -  еще  что,  -  сделала  я
вывод.
   - Возможно, не буду спорить. А  вообще  все  эти  мерзавцы  настолько
распоясались, чувствуя свою  безнаказанность,  что  перестали  соблюдать
всякую осторожность. Вконец обнаглели! Знают, в случае чего  им  помогут
на  самом  высоком  уровне,  с  другой  же  стороны,  деньги  они  любят
по-страшному. И если  очень  захотеть,  у  них  можно  все  выведать,  а
остальное пусть майор сам вам расскажет.
   Я подумала - фиг мне расскажет майор, скорее уж я узнаю все от Яцека.
Сержант напряженно над чем-то размышлял, наверняка  думал,  как  поумнее
перевести разговор на другую  тему.  Невзирая  на  все  его  уважение  к
общественности,  он  изо   всех   сил   по   привычке   пытался   блюсти
профессиональные тайны.
   - Да, кстати! - обрадовался сержант возможности свернуть разговор  на
другое, - тут пани разыскивает некая Мажена Черняковская  из  пансионата
"Пеликан". У нее какое-то личное дело к вам, так  она  сама  сказала.  Я
спросил какое, а она ответила, что не  мое  дело,  она  желает  говорить
только с пани Хмелевской, и все тут. Вы не догадываетесь,  в  чем  дело?
Еще сказала - о каком-то парне.
   - Конечно, догадываюсь и даже знаю, о каком  парне.  Поговорю  с  ней
завтра. Вот интересно, от кого же майору удалось столько всего узнать...
   Пришлось сержанту опять круто менять тему разговора.
   - А майор с Роевским привезли того самого рыбака! - заявил он.  -  Не
сказали ему зачем, так что рыбак пока ничего не знает. То есть не знает,
зачем его привезли. То есть теперь-то уже, наверное,  знает,  оба  рьяно
взялись за него.
   Этим сообщением сержант добился  своего,  показания  третьего  рыбака
были настолько важны для Болека и меня, что все остальное пока  вылетело
из головы.
   - Ну и как? - вырвалось у меня.
   - Откуда же мне знать, ведь я тут, с вами, а не там. Знаю  лишь,  что
они добрались-таки до рыбака. Этот  ваш  Роевский  -  парень  что  надо!
Действовал на полную катушку. Взяли его на озере. Майор в  кустах  парню
путь отрезал, а пан Яцек подошел к  рыбаку  и  прямо  заявляет:  "Добрый
день, я Роевский, а пан?" Тот офонарел и чисто  автоматически  отвечает:
"А я Неглойда". -  "Очень  приятно",  -  это  Роевский  говорит.  И  тут
выкладывает карты: "Пан не откажется от  некоторой  суммы  злотых?"  Тот
засмеялся и отвечает: "Урожайное у  меня  получается  нынешнее  лето  на
злотые, - и интересуется:
   - А эти за что?" - "А просто так, нравится мне  денежками  швыряться,
транжирить их", - это Роевский. И потом говорит рыбаку: "Брось, пан, эти
сети, некогда их вытаскивать, потом новые купишь, сейчас  надо  кое-куда
смотаться,  а  гонорар  пан   получит   за   ценный   совет   по   своей
специальности". Похоже, этот самый Неглойда не трус, оставил свои  сети,
и в самом деле уже старые, и пошел с незнакомым человеком. Майор за ними
по бережку крался, до машины дошли,  сели...  Вот  интересно,  откуда  у
этого Роевского столько машин в каждом углу Польши? По  дороге  обсудили
сумму гонорара, подъехали к вертолету, влезли и привет, не будет  же  он
из вертолета выскакивать. Роевский еще  кого-то  там  попросил  сообщить
жене Неглойды, что муж ненадолго в служебную  командировку  убыл,  чтобы
баба шум не поднимала. Вот и все.
   - А сейчас они где? - выдохнула я.
   - Не знаю. Или в комендатуре. Или у майора. Или.., того...
   И сержант опять поперхнулся и закашлялся и вроде бы разозлился, хотя,
рассказывая, был  в  прекрасном  настроении.  Значит,  место  пребывания
подозреваемого тоже входило в разряд служебных тайн.
   Но я как-то не верила в то, что в  Морской  Крынице  на  этот  случай
используются потайные казематы, снабженные всем необходимым для пыток.
   Оказывается, Болек думал о том же, потому что высказал свою версию:
   - В лесу, по методу индейцев.  Привяжут  этого  Неглойду  за  ноги  к
верхушкам двух наклоненных деревьев и отпустят деревья...
   Сержант пресек неуместные шуточки строгим замечанием о том,  что  нам
велено соблюдать  осторожность,  мы  же  устроили  обсуждение  секретной
операции в публичном месте, не приняв необходимых мер  предосторожности.
А теперь вот все втроем тоже совсем напрасно выставляем себя на всеобщее
обозрение, и он, сержант, намерен положить этому конец.
   - А если кто из тех сидит на дюне, если заметит, если установит  наши
личности - конец всем трудам. Уже ничего не добьемся. Вот я пану  сейчас
выпишу квитанцию на штраф за парковку в неположенном  месте..,  то  есть
нельзя тут лодку оставлять на ночь, обязан пан ее вон туда поднять,  что
пан, порядков не знает?
   По мере выговора сержант все повышал  голос  и  последние  слова  уже
кричал на весь пляж скандальным тоном. Совсем разошелся!
   -  Нашел  где  пристроиться  со  своей  девкой!  -  орал  сержант.  -
Оскорбляет пан общественную нравственность в публичном месте!  Есть  еще
такая статья в нашем уголовном кодексе!
   - Бася, жена Болека, очень обрадуется, когда полиция пришлет ей такую
квитанцию,  -  вполголоса  заметила  я,  хохоча  от  души.   Очень   мне
понравилась роль девки.
   Сержант продолжал на весь пляж обличать аморальность поведения рыбака
и паненки, потихоньку подталкивая меня. Дошло - в данной ситуации  любая
паненка  должна  сбежать  куда  глаза  глядят,  подальше   от   строгого
блюстителя общественной нравственности.
   Прав сержант, хорошо придумал,  если  кто  подозрительный  и  заметил
Болека в компании с женщиной, теперь совершенно однозначно  поймет  суть
ночной едены. К тому же я не теряла надежды все-таки разыскать майора  с
Яцеком и узнать от них результаты переговоров с рыбаком.  Болек  заявил,
что домой не пойдет, поспит на пляже, в лодке, может, во сне увидит, как
и где его убивают, ведь все равно на рассвете ему надо выходить в  море.
Но на всякий случай обратился ко мне с просьбой:
   - Пани объяснит Басе, если что?
   - Объясню, не волнуйся.
   Сержант энергично продолжал заниматься наведением порядка  на  пляже,
сильно нарушая ночную тишину. Пара на соседней  лодке  предусмотрительно
сбежала, не дожидаясь, пока полицейский и до  них  доберется,  а  сверху
стал спускаться любопытный сторож, разбуженный громкими  криками  стража
порядка.
   Я поняла, что  больше  мне  здесь  делать  нечего,  и  тоже  сбежала,
стараясь придерживаться темных мест.
 
*** 
 
   Нашла я их у майора, всех троих. Сидели взаперти,  но  мне  сразу  же
открыли дверь. Впрочем, они и не очень скрывались, машина Яцека  открыто
стояла у подъезда дома. Рыбак  Неглойда  имел  бледный  вид.  Буквально.
Выглядел потрясенным и был очень бледен.
   При моем появлении ему  велели  встать  и  пройтись.  Сделать  это  в
маленькой комнате оказалось непросто, пройти  удалось  всего  шага  три.
Пришлось перенести следственный эксперимент в  коридор.  Рыбак  послушно
делал все, что ему велели: прошелся по коридору, наклонился, взял в руку
валявшийся под стенкой кусок проволоки, оглянулся и выпрямился. А я  уже
с  самого  начала  узнала  -  тот  самый,  третий.   По   моей   просьбе
запротоколировать очную ставку и следственный эксперимент мне  разрешили
на машинке, очень не люблю писать от руки.
   Затем меня ознакомили с показаниями подозреваемого.
   Ни в какой шайке он не состоит и ни о каких мафиях понятия не  имеет.
Однако действительно в последнее  время  с  ним  то  и  дело  происходят
непонятные происшествия. Сначала  какой-то  пришлый,  может,  турист,  в
местной забегаловке поставил по кружке пива собравшимся  там  рыбакам  и
принялся подначивать его, Неглойду, что слабо ему ловить на море, дружки
тоже принялись насмехаться, и он, Неглойда, в нервах пошел на пари  -  а
вот и не слабо, еще как наловит! Знал, что сумеет, ведь родился и жил  в
Лебе, только десять лет назад, как женился, переехал на  Мазуры.  Ставка
была высока, свидетелей хоть отбавляй,  а  этот  турист  из  любопытства
решил вместе с ним поехать к морю.
   И уже на Балтике, когда он сам познакомился с  какими-то  рыбаками  и
уговорился с ними выйти в море... Нет, раньше с этими  рыбаками  не  был
знаком, с  первыми  попавшимися  договорился.  Так  вот,  когда  он  уже
собирался выйти с ними на ловлю камбалы, подвернулся второй тип и  опять
захотел поспорить на пари. На этот раз,  что  он,  Неглойда,  не  сумеет
вернуться к назначенному заранее часу, и не только часу,  но  и  минуте.
Вроде как еще одна проверка ею способностей. И  сдается  ему,  Неглойде,
что оба туриста сговорились, действовали заодно, уж очень  все  сходится
один к одному. Но возражать не стал, амбиция его заела, он и  на  второе
пари  поспорил,  тоже  на  крупную  сумму.  Да,  вы  правильно   поняли,
получается, он подрядился доказать не только свое умение наловить  рыбки
в море, но и вернуться  пунктуально,  как  экспресс,  минута  в  минуту,
секунда в секунду. Причалить с рыбой точнехонько в  тринадцать  двадцать
пять, ни раньше ни позже! И это  он  сам  выдумал  экскурсию  к  русской
границе, потому что, боясь опоздать, сначала развил  излишнюю  скорость,
рыбку наловили, а возвращаться  было  еще  рано,  вот  он  одним  глазом
любовался на русский берег, а вторым все посматривал  на  часы.  Рыбаки?
Нет, они не возражали, со всеми его фокусами соглашались,  всякая  блажь
их только смешила. Ну, к берегу пристали  тютелька  в  тютельку,  просто
идеально, он сам выскочил, чтобы секунда в секунду подцепить канат, и он
же сделал открытие. Да, канат оказался поврежденным, старый, видно, ну и
протерся. Он, Неглойда, еще удивился, как рыбаки могли  допустить  такую
небрежность, ведь утром, как выходили в море, тот, что  отцеплял  канат,
не мог не  обратить  внимания  на  такое!  Тут  он,  конечно,  сразу  их
подозвал, те встревожились и за новым канатом поехали, и он больше их не
видел. А с туристами встретился, как же. С тем,  что  на  пунктуальность
ставил, договорились встретиться у автобусной остановки, турист уже ждал
и честно выплатил проигрыш, а второй, который заключил первое пари, тоже
ждал. Как и договорились - в Крынице,  полчаса  спустя.  И  тоже  честно
заплатил пари, раз прои грал. И получилось так,  что  он,  Неглойда,  на
этих глупостях заработал столько,  что  теперь  весь  год  может  лежать
брюхом кверху! Нет, на улов он не  претендовал,  хотя  отличную  камбалу
наловили.
   - А зачем же тогда вы сказали  в  кафе,  что  неплохо  заработали  на
рыбке? - сурово спросил майор.
   - Честно скажу -  неудобно  было  хвастаться  выигрышами  в  пари,  -
признался рыбак Неглойда. - Пари я держал на морскую рыбу, так ведь? Все
слышали. И что, взялся ловить просто так,  задарма?  Да  меня  бы  парни
засмеяли, я ведь рыбак, не удильщик какой-нибудь. Рыбак же работает  для
того, чтобы заработать. И к тому же... Когда  я  уже  домой  ехал,  стал
вспоминать всю историю, и показалась она  мне  какой-то  подозрительной.
Вроде бы ничего такого, тринадцать двадцать пять он назначил  для  того,
чтобы проверить - сумею ли я с такой точностью во времени  уложиться.  Я
сумел, очень гордился этим, но как-то.., не знаю даже, как и  сказать..,
ну не очень ладно все оно получалось. Нет, заработал  на  рыбе  -  такое
всем понятно, тут не придерешься.
   - А почему вы в такой спешке уезжали?
   - А я еще раньше узнал,  что  в  Эльблонге  собирались  в  универмаге
выкинуть зюйдвестки, то ли финские, то ли шведские, но отличные, знаете,
уж эти шею не перережут, мягонысие. Давно  мечтал  я  такую  купить,  но
дорогая, холера, а теперь денежки были. А тут, только я  получил  их  от
туриста, как раз подкатывает автобус до Эльблонга, я сел и поехал.
   - Купил?
   - Купил, и сразу домой, очень  уж  не  терпелось  похвастаться  перед
приятелями. А о том, что здесь  произошло,  только  вот  теперь  от  вас
узнал, аж нехорошо делается. Какая гнида действовала? А вы  спрашивайте,
все скажу, что знаю! На месте  тех  рыбаков  я  бы  непременно  человека
оставил, но решать им, они  заперли  лебедку  на  ключ,  замок  на  ящик
навесили, это я собственными глазами видел. А  когда  все  приключилось,
меня уже там не было, говорю вам, столько денежек меня поджидало, вот  я
и спешил их заполучить. Честно скажу - радовался как дурак и очень собой
гордился. Вот, мол, я какой, сумел свое доказать! Ничего  себе  доказал,
чтоб ему, паскуде...
   Неглойда  задыхался  от  возмущения,  у  него  перехватило  горло.  И
несомненно, рыбак говорил искренне. Вот сейчас он был уже не бледным,  а
красным, но что-то вспомнил, и опять лицо покрыла мертвенная  бледность.
Похоже на то, что парень глубоко переживал смерть Шмагера, к  которой  и
он руку приложил.
   - Опишите их, - сухо приказал невозмутимый майор.
   Рыбак Неглойда попытался сосредоточиться.  Значит,  так,  турист  был
молодой, лет тридцати, блондин, и волосы завитые.  Небольшая  бородка...
Глаза такие неприятные, прищуренные, а особых примет никаких. Во  всяком
случае он, Неглойда, ничего особенного не приметил. А этот  здешний  еще
хуже! Среднего роста, среднего телосложения, не блондин, не  черный,  не
лысый,  бритый,  ну  просто  до  тошноты  обыкновенный.  И  тоже  ничего
особенного. А как же, фамилии свои они называли, да только  пробормотали
так, что не разберешь, да и, откровенно говоря, ему, Неглойде, они ни  к
чему.
   Майор  оторвал  наконец  холодный  взгляд  от  подозреваемого,   нет,
бесценного свидетеля, и взглянул на меня.
   - У вас есть машинка, и вы умеете на ней писать, -  произнес  он  без
всякого выражения. - К утру подготовьте протокол показаний свидетеля.
   Вот тебе и на! Скоро два часа ночи, а мне велят садиться за  машинку.
Правильно я заметила, очень непросто  вести  частное  расследование.  Не
знала, что придется идти  на  такие  жертвы.  Протестовать,  однако,  не
стала, раз надо - значит, сделаю.