сделать это, и  не
пытался меня отговорить.
   - Только прошу -  постарайся  соблюдать  осторожность.  Мне  кажется,
самым безопасным является ксендз. Ведь твоя Елена исповедывалась ему...
   - Ксендз сохранит тайну исповеди. Он просто обязан.
   - Так ведь  не  ксендз  станет  тебе  исповедываться,  а  ты  у  него
исповедуешься. Исповедуешься и  попросишь  совета.  Одно  из  двух.  Или
ксендз окажется порядочным человеком и сохранит тайну исповеди, но  даст
тебе совет. Или это паршивая гнида, что тоже случается, и тогда... тогда
свободно выдаст тайну исповеди, в том числе и твою. Но  в  любом  случае
это будет каким-то шагом вперед.
   - Остается еще голова. Что-то мне надо с ней сделать, ведь не выброшу
же, в самом деле, на помойку и даже  не  захороню  тайком  на  кладбище.
Полиция?
   - Обратиться к полиции в любом случае  имеет  смысл.  Слушай,  я  все
думаю об этом твоем... А вдруг в тех горах дутых  доказательств  чьей-то
вины были не только дутые?
   А черт его знает, что там у него было.
   - Понимаешь, ведь речь может идти о тех людях, что некогда  управляли
страной. Они и сейчас дорвались до корыта.
   - Думаю, не все. Но молодые и самые пронырливые наверняка.
   - Только и слышишь  о  возвращении  партийной  номенклатуры,  у  меня
самого есть конкретные доказательства. Может, ты помнишь... Когда у меня
закончился контракт в Сирии, я не вернулся в Польшу не только по  личным
причинам. У меня тогда возник конфликт с одним убеком , тот возненавидел
меня, я уж решил: наверняка не видать мне теперь ни хорошей  работы,  ни
выездов за границу, хотя, как ты знаешь, от политики я всегда был далек.
Голову ломал, с чего  он  на  меня  взъелся,  и  только  потом  узнал  -
Галиночка была виной. Связалась было с ним, но  быстро  перекинулась  на
кого-то другого, это было как раз когда я в отпуск приезжал,  вот  он  и
решил - из-за меня, и принялся мстить мне. Мне, а не ей! Впрочем, еще до
этого почувствовал ко мне неприязнь. За то, что я  не  пожелал  в  своих
проектах предусмотреть подслушивающие устройства. Случайно я узнал о нем
слишком много, о нем и его  соратниках,  были  у  них  на  счету  весьма
неприглядные  деяния,  и  прямые  грабежи,  и  даже  убийство.  И   если
существовали какие-то документальные доказательства...
   -  За  давностью  лет  и  так  ничто  им  не  грозит,  -  с   грустью
констатировала я. -  Теперь  преспокойненько  могут  признаться  даже  в
ограблении банка на Ясной.
   -  Не  думаю,  что  они  отказались  от   прежних   привычек.   Смена
государственного строя создает для них дополнительные возможности.
   А ведь Гжегож прав. В настоящее  время  прежние  властители  могли  с
удобствами пристроиться к новым кормушкам, и,  если  будут  обнародованы
доказательства их преступлений десятилетней  или  даже  пятнадцатилетней
давности, они могут этих кормушек лишиться. А кому хочется  расставаться
с уютным, комфортабельным гнездышком? Из письма Елены следовало, что мой
бывшенький располагал какими-то сведениями. А кто поверит, что я, имея в
руках ключ от волшебной пещеры Али-бабы, не воспользовалась случаем и не
обследовала пещеру с сокровищами? И, естественно, не прихватила  кое-что
из сокровищ?  Возможно,  у  него  и  в  самом  деле  что-то  затерялось,
немудрено, такие горы макулатуры, а подумали на меня...
   Гжегож задумчиво произнес:
   - Я вспомнил его фамилию. Спшенгель. Я так и вскинулась.
   - Что?!
   - Спшенгель его фамилия. А что, знакома тебе?
   - Не знаю. Кажется... Нет, точно знакома! Я ведь  ее  прочла,  да  не
разобрала толком, подумала, речь идет о каком-то сцеплении .
   - Где прочла?
   Я ответила не сразу. Помолчала, собираясь с мыслями.
   - В записях своего бывшенького. Видел бы ты  эти  записки!  Отдельные
клочки бумаги в беспорядке рассыпаны по столу, не буду  уже  лишний  раз
жаловаться - из-за меня все, я  такая  неаккуратная,  у  него,  дескать,
всегда порядок. Может, я и в самом  деле  нечаянно  дунула  или  задела.
Помогала ему всю эту кучу складывать в стопки, и бросилась мне  в  глаза
фамилия. Точнее, обрывок: "Спшенг..." Знаешь  ведь,  у  меня  зрительная
память. Сразу же ассоциировалось со сцеплением, и поэтому запомнила.
   - Выходит, какой-то смысл во всем этом  имеется,  -  заметил  Гжегож,
кинув взгляд на лежащее на столе письмо Елены Выстраш.
   - Может, и имеется.
   - Возможно, в письме говорится вовсе не о Спшенгеле,  но,  если  этот
твой  собирал  досье  на  Спшенгеля  и  ему  подобных,  тебя  непременно
заподозрят в том, что ты слишком много знаешь. Нашла с кем связаться!..
   -  Вот  и  нашла!  Объяснила  же,  он  поначалу  производил   хорошее
впечатление! А я уже разошлась с прежним! И нечего тут...
   - Ладно, ладно, успокойся.
   Несправедливо это. Упрекает меня,  а  ведь,  если  подумать,  с  этим
бывшеньким я сошлась только потому, что Гжегож  уже  женился  во  второй
раз. Сам виноват, связался с какой-то бабой...  Ладно,  не  буду  к  ней
цепляться, раз она такая больная и несчастная. Да и я хороша, непременно
подавай мне контрразведку, дура несуразная... - Мне  пора,  -  вздохнув,
произнес Гжегож. - Сама понимаешь, надолго исчезать я не имею  права.  К
тому же в час у меня деловая встреча с клиентом.  Теперь  мы  встретимся
только в понедельник, субботы и воскресенья  я  обязан  проводить  дома.
Слушай, а ты не могла бы пораньше уйти из номера? Посиди в бистро, рядом
с гостиницей, а этот негр пусть себе приберет в номере...
   Я решила не ездить на метро. Подземный  Париж  я  знала  превосходно,
теперь самое время познакомиться  с  наземным,  буду  ездить  только  на
автобусах.
   Времени у меня вдоволь, девать некуда, так что  не  страшно,  если  и
заеду не туда, куда хотела.
   Наметила я две экскурсии: побывать в  Версале  и  обойти  пешком  оба
острова, Ситэ и Св. Людовика. На островах я намеревалась  самостоятельно
отыскать  место,  где  в  XIV  веке  Филипп  Красивый  сжег  на   костре
тамплиеров. Естественно, я понимала, что с тех пор  прошло  немало  лет,
вряд ли сохранился зеленый мысочек и пасущиеся на  нем  козы,  но  очень
надеялась, несмотря на пролетевшие столетия, определить место с  помощью
дедукции. Нет, не было у меня никакой личной ненависти к тамплиерам и не
приводила в восторг их мученическая смерть в пламени  костра.  Просто  я
всегда   интересовалась   историей   и   мне   доставляло   удовольствие
исторические факты привязывать к местности.
   Из планов моих  ничего  не  вышло.  Неожиданно  увидела  из  автобуса
знакомые очертания Сан Лазар,  вышла,  а  отсюда  уже  рукой  подать  до
скопища магазинов с твердыми ценами. В них, в магазинах, я  и  застряла.
Когда вышла, мне уже было не до Версаля и не  до  островов:  нагрузилась
сверх возможностей, пришлось возвращаться в гостиницу.
   А потом уже поздно было отправляться в  турпоходы  и  я  ограничилась
тем, что осматривала Париж из окна автобуса. А если честно,  меня  опять
тянуло в магазины, ибо требовалось купить  комбинацию.  Обычную  женскую
комбинацию, что носят под платьем. Задача уже давно была не  из  легких.
Современная мода изничтожила с корнем этот предмет нижнего белья, вместо
таких привычных комбинаций  в  магазинах  всего  мира  продавались  либо
короткие маечки до бедра, очень удобные,  если  носишь  брюки,  либо  же
роскошные одеяния до полу из натурального шелка, с  ручной  вышивкой,  и
стоили они столько же, что и  бриллиантовое  колье.  Продавались  еще  и
теплые  фланелевые  изделия  на  зиму,  мне   же   требовалась   обычная
традиционная рубашка на узких плечиках. Не одна требовалась, много.
   И вот, любуясь Парижем через окно автобуса, я вдруг увидела магазин с
такими рубашками в одной  остановке  от  площади  Бастилии.  Нет,  я  не
кинулась  к  выходу,  расталкивая  пассажиров,  а   просто   постаралась
запомнить  место.  На  витрине  универсального  магазина  мелькнуло  еще
кое-что, привлекавшее меня,  и  я  решила  непременно  отправиться  сюда
специально, в понедельник например, или лучше всего во вторник.
   А пока автобус стоял на остановке, я глаз не  сводила  с  драгоценных
комбинаций, наслаждаясь их видом. Автобус стоял дольше обычного, видимо,
впереди  образовалась  пробка,  и  это  дало   мне   возможность   стать
свидетельницей интересной сценки. Что-то  она  мне  напомнила,  кажется,
где-то я уже видела нечто похожее.
   Две бабы, подойдя с разных сторон к витрине  магазина,  остановились,
поглядели на витрину, поглядели друг на дружку, а затем как  по  команде
отвернулись и удалились в противоположных  направлениях,  причем  каждая
помаршировала туда, откуда только что пришла. Мне не было  необходимости
ломать голову над причиной странного явления, причина была яснее ясного:
на бабах были одинаковые шляпки. Это надо же,  в  Париже  наткнуться  на
свою шляпку! Так не повезло!
   И туг уж услужливая  зрительная  память  подсунула  мне  картинку  из
давнего прошлого. Я ожидала Гжегожа в кафе. Наша  встреча  была  вызвана
служебной необходимостью, но мы  надеялись  извлечь  из  нее  и  кое-что
личное. Я пришла раньше, так получилось, села за столик как раз напротив
зеркала и увидела вдруг перед этим зеркалом двух мужчин.
   Они  тоже  подошли  с  двух  противоположных  сторон,  на   мгновение
остановились перед зеркалом и вдруг увидели в нем самих себя.  Оба  были
жутко кудлатые, бородатые и  усатые,  волосья  торчали  из  них  во  все
стороны.  Авангардная  молодежь.  Тогда  еще  усы  и  бороды  не   стали
повсеместной  модой,  эти  хотели  выделиться  любой   ценой.   И   надо
признаться, это им  удалось,  очень  даже  выделились  из  ряда  обычных
молодых людей, оба скорей походили на лохматых  обезьян.  К  тому  же  в
данном   случае   оказались   похожими,   как   две   обезьяны-близнецы.
Растительность на мордах этих типов была одного цвета, формы и длины.  И
наверняка каждый из них считал себя явлением уникальным, был уверен, что
второго такого не существует в природе, и вот поди  же!  На  лицах  этих
обезьян   отразилось   абсолютно   идентичное   выражение   -    сначала
ошарашенности,  а  потом   глубочайшего   негодования.   Они   одинаково
насупились, одновременно повернулись друг к другу  спинами  и  поспешили
разойтись в противоположные стороны.  Ну  в  точности  как  две  бабы  у
витрины парижского магазинчика.
   Я еще смеялась, когда за столик  присел  Гжегож.  Спросил  о  причине
такой веселости, я описала сценку и показала одного из шимпанзе, который
тоже присел за столик кафе.
   - А, знаю, его зовут Ренусь! - тоже смеясь сказал  Гжегож.  -  Мы  не
очень близкие знакомые, я его распознаю в основном по лохмам. Слышал, он
тоже собирается за границу, но сомневаюсь,  что  его  пустят,  ведь  уже
своим внешним видом выражает протест против существующего строя.
   Не зная, что бабы у витрины магазинчика с комбинациями  подарили  мне
ключ к разгадке тайны, я поехала на своем автобусе дальше, когда он смог
наконец двинуться, проехала нужную мне остановку и очень кружным  путем,
нога за ногу,  не  торопясь,  добралась  до  своей  гостиницы.  Вот  так
остались невыполненными мои планы, а поскольку я  прошла  пешком  многие
километры, уже не было желания больше никуда выходить.
   В воскресенье  я  было  собралась  ехать  в  Версаль  на  машине,  да
вспомнила  о  том,  что  лежит  в  багажнике,   и   ехать   расхотелось.
Ограничилась островами,  обследовала  их  очень  тщательно,  но  никаких
следов тамплиеров не обнаружила,  зато  ноги  отказывались  служить.  На
обратном пути с завистью смотрела на водителей, едущих себе на  машинах.
Им хорошо, наверняка ни у одного  из  них  нет  в  багажнике  отрезанной
человеческой головы...
   Позже, сидя в кафе на правом берегу Сены  и  печально  попивая  сухое
белое вино, я не любовалась Парижем, а рассматривала  внутренним  взором
во всех подробностях ту  самую  сценку  в  варшавском  кафе  Как  Гжегож
сказал? Некий Ренусь... Мне смутно припомнилось, что я слышала  об  этом
человеке, да, наверняка слышала, лично вряд ли знала. А вот что слышала?
Уехал за границу по контракту? Посадили? Дал кому-то в  морду?  Нет,  не
то, но что-то интересное о нем я наверняка слышала.
   Так и не вспомнила, а только рассердилась. Ну с чего вдруг я  столько
времени думаю о неизвестном мне Ренусе, вместо  того  чтобы  подумать  о
себе! Какое мне дело до него? И нечего тут рассиживать, по идее надо  бы
поскорее покончить с Парижем и поспешить  к  себе,  чтобы  пообщаться  с
представителями родной полиции и передать им  обременительный  багаж.  И
теперь уже ясно, что конец моим заграничным вояжам, никуда я  не  поеду,
как планировала, из Парижа придется вернуться в Варшаву, не стану же,  в
самом деле, мотаться по  Европе  с  человеческой  головой  в  багажнике!
Господи, сколько мне всегда было хлопот с собственной головой, так еще и
постороннюю подкинули! Лучше бы уж какую ногу или руку...
   Вспомнив о собственной голове, я вскочила с места. Завтра  встреча  с
Гжегожем, самое время отправиться в парикмахерскую.
   А на следующий день, в понедельник, я приобрела себе босоножки.
   От  босоножек  до  вышеупомянутого  бистро  на  углу  было  не  более
пятидесяти метров, и тем не менее на  меня  успело  свалиться  очередное
воспоминание.
   Когда-то, давным-давно, я купила туфли под нажимом Гжегожа. Увидела я
тогда в витрине  обувного  магазина  совершенно  изумительные  туфли  по
вполне доступной цене и была  поражена.  Не  повезло  в  моем  отечестве
обуви. То, что производили в Польше, было таким неизящным, мягко говоря,
таким топорным, что просто жуть брала. А если какая отдельно взятая пара
и отличалась приемлемыми формами, то уж изготовлена была  из  материала,
напоминавшего не кожу,  а  скорее  пуленепробиваемую  сталь.  Однажды  в
престижном обувном магазине в Аллеях Иерусалимских я увидела  роскошного
кота, развалившегося на подоконнике,  и  сразу  поняла,  зачем  его  тут
держат. Не из-за мышей, разумеется. Теперь уже никто не посмеет сказать,
что в магазине нет ничего красивого, привлекательного.
   Так вот, увидев в витрине замечательные туфли, я была поражена  и  не
могла пройти мимо. Зашла в магазин,  примерила  -  на  полразмера  малы.
Стала сомневаться. Мне  сказали  -  пара  единственная,  ручная  работа,
только что вернулась с Брюссельской ярмарки. Я так и не решилась купить,
все-таки малы, но вечером того же дня рассказала  о  чудесных  туфельках
Гжегожу.
   - Ну, знаешь! - возмутился он. - Какая же  ты  после  этого  женщина?
Отказываешься от понравившихся туфель только  потому,  что  они  чуточку
маловаты!
   Не помня себя помчалась я чуть свет на следующий день  в  магазин.  К
счастью, туфли еще не были проданы. Я  купила  их.  И  в  тот  же  вечер
отправилась в них вместе с  Гжегожем  в  кино,  помню,  в  кинотеатр  на
Розбрате
   Гжегож пришел в восторг, увидев туфли, похвалил их и меня, а  зато  я
на собственной шкуре  испытала  все  муки  ада.  Недостающие  полразмера
показали, на что они способны Убей меня,  не  помню,  что  за  фильм  мы
смотрели, все мое внимание было занято ногами.  Я  уже  поняла,  что  не
смогу носить обувь без растяжки. Кожа  мягчайшая,  но  давила  на  стопу
по-страшному, правда, равномерно  со  всех  сторон.  Сидела  я  рядом  с
любимым человеком, крепко сжав зубы, а по спине с самого  начала  фильма
забегали мурашки. Скорее бы домой да сбросить эти колодки!
   Гонор и амбиция не позволили мне  поведать  любимому  о  переживаемых
муках, а Гжегож, как назло, после  окончания  фильма  предложил  в  этот
прекрасный  весенний  вечер  прогуляться  и  домой   вернуться   пешком.
Возможно, я и пыталась протестовать,  но  он  просто  не  расслышал  мое
жалкое мяуканье, а я этой прогулочки до смерти не  позабуду.  Вернувшись
домой, с тихим стоном сбросила с ног колодки, но опять же ничем себя  не
выдала. На следующий день помчалась в мастерскую на Хожей, там мне туфли
растянули профессионально, и я с наслаждением  носила  их  потом  долгие
годы. Кожа полопалась от старости, а  фасона  не  потеряли,  что  значит
отличная ручная работа.
   И  все  эти  долгие  годы,  обувая  любимые  туфли,  всякий   раз   с
благодарностью вспоминала Гжегоха.
   Теперь же, направляясь в вышеупомянутое бистро на углу, наткнулась по
дороге на маленькую обувную лавочку. Мое внимание привлекли стоявшие  на
витрине летние босоножки. Времени в моем распоряжении было  много,  негр
успеет прибраться в номере, и еще останется, так что я даже решила  и  в
банк заглянуть, который находился на той же  улочке,  только  по  другую
сторону. Сначала зашла в лавочку и купила босоножки. Легонькие,  черные,
очень мне понравились.
   Вышла из лавочки и двинулась к банку.
   Когда я была уже у самого здания банка, метрах в трех от него, что-то
меня вдруг ударило по ноге. Удар пришелся по  левой  стопе,  с  наружной
стороны. Так ударило, что в глазах потемнело,  дух  перехватило  и  чуть
плохо не стало. Хорошо, под рукой оказалось растущее  здесь  деревцо,  я
ухватилась за него и устояла на ногах. Мимо  проходили  люди,  никто  не
обращал на меня внимания. Что произошло, черт возьми? Переждав  немного,
пока не восстановилось дыхание, я решилась взглянуть  на  ногу.  Боялась
вместо  нормальной  стопы  увидеть  кровавое  месиво,  ведь  ударило  со
страшной силой.  Сначала  огляделась  по  сторонам,  не  увидела  ничего
подозрительного, набрала воздуха в легкие - очень не люблю я смотреть на
кровавое месиво - и глянула на ногу. Нога была в порядке, туфля  на  ней
тоже. Я стояла на декоративной чугунной  решетке,  оберегающей  деревцо.
Ажурная, красивая решетка, стилизованное солнышко с расходящимися во все
стороны лучами. Под лучами  просматривалась  земля.  Возможно,  то,  что
ударило  меня  в  ногу,  провалилось  сквозь  дырки?   Было,   наверное,
маленькое, большое я бы разглядела. Что делать? Не стану же я копаться в
земле, разыскивая это что-то, решетку тоже не смогу приподнять,  черт  с
ним. Нога болела, травма была серьезной, возможно, кость треснула
   Я попыталась опереться на травмированную ногу, и это оказалось весьма
сложным. Пришлось, опираясь о дерево, искать нужную позицию. Хотя  туфли
были довольно мелкие,  все  равно  край  туфли  приходился  как  раз  на
ушибленное место, и это причиняло такую  невыносимую  боль,  что  трудно
было дышать.
   С громадным трудом дотащилась я до банка,  где,  пересмотрев  прежнее
решение, сняла половину наличности,  ибо  уже  понимала,  что  не  смогу
ездить по городу и  делать  покупки.  Какие  там  покупки,  сейчас  надо
подумать о рентгене, аптеке, холодном  компрессе.  А  для  начала  снять
скорее туфли. Какое счастье, что успела купить  босоножки  без  задника,
вот только дотащусь до бистро, сяду наконец и переобуюсь.
   Хромая и стеная, перебралась я на другую сторону улицы,  наплевав  на
красный свет. К счастью, водители не любят наезжать на пешеходов,  когда
те переходят улицу по пешеходным "зебрам", пусть даже и  на  красный.  С
облегчением свалившись на стул в бистро, я  обнаружила,  что  сверток  с
приобретенными босоножками благополучно забыла в банке.
   Громко произнеся несколько польских слов, которых  не  найдешь  ни  в
одном  польском  толковом  словаре  и  которых,  к  счастью,  никто   из
окружающих не понял, я потащилась в  обратном  направлении  по  тому  же
переходу, доставив  на  сей  раз  удовольствие  новой  группе  парижских
водителей. Когда я вновь шлепнулась на тот же стул в бистро, пот по  мне
лился ручьями, а зубы сами собой стучали на всю улицу.
   Переобулась, вытерла пот с лица, и в этот момент появился Гжегож.
   - Я немного опоздал, дорогая, уж извини,  зато  в  моем  распоряжении
больше времени, чем я рассчитывал. На два часа больше. Что с тобой?
   - Да ничего! - с  радостной  улыбкой  ответила  я.  -  Кажется,  ноги
лишилась.
   Гжегож заглянул под стол, и на его лице выразилось удивление. Еще бы,
черные босоножки никак не гар