н
не заяц, в лес не сбежит, а у него, Вишняка, во  время  сна  из  кармана
пачка сигарет вывалилась, вот он и вернулся за ней туда, где  вздремнул.
Только наклонился поднять - услышал страшные крики. Бросился  обратно  и
увидел, как тот, что у лебедки стоял, кинулся за барак, выскочил  по  ту
сторону и, петляя, сбежал за дюны. А чего петлять, Адам Вишняк его знает
как облупленного, правда, не по фамилии, а по  роже,  это  один  из  тех
двух, что подговаривали его трос испоганить.
   Туг я вспомнила показания других свидетелей и уже открыла рот,  чтобы
задать вопрос Вишняку, но комендант меня опередил. Он  тоже  не  страдал
амнезией.
   - Который из двух?
   - Который с бородой.
   - И говорите, сбежал через дюны? Сразу?
   - Сразу, только не  совсем.  Дал  кругаля  и  вернулся  на  пляж  как
порядочный, по проходу, сделал вид, что из лесочка прибежал. Да оба  они
были бородатые.
   Это свидетель уже перескочил на другое. И в самом деле, как  показали
рыбаки с первого катера, два бородача сбежали по  склону  дюны,  услышав
крик потерпевшего. Первым был преступник, вторым Болек.
   Комендант сурово задал вопрос:
   - Вы почему сразу нам не сообщили?
   - А я знаю? - чесал в затылке свидетель. -  Поначалу  боялся  -  ведь
вроде как сам руку приложил.
   А потом  зло  меня  взяло.  От  злости  малость  протрезвел,  кое-что
сообразил.  На  дух  не  выношу  такого  паскудства!  А  они  меня   уже
разыскивали, я куда подальше на всякий случай смылся. И все думал, ломал
голову. А тут вот еще и  шановная  пани  Иоанна  говорит  -  могут  меня
пристукнуть, им это плевое дело, так и сказала. А нам это ни к  чему.  И
теперь  дошло  -  они,  паскуды   проклятые,   чтоб......,   такие-сякие
специально на того мужика  затаились,  прикончить  его  надумали,  моими
руками, чтоб им......! И все свалить на меня, дубину пьяную!
   Да, он знает тех двух, знает, где живут, пальцем может  их  показать.
Не отвертеться паскудам!
   После того как мы отпустили довольного свидетеля, комендант задумчиво
сказал мне:
   - Может, при таких обстоятельствах и  в  самом  деле  не  удастся  им
отвертеться. А без показаний Вишняка в худшем случае все  свелось  бы  к
непреднамеренному убийству. Отдыхающий хотел помочь, желал  сделать  как
лучше, как это он понимал, по доброте сердечной сорвал замок с лебедки и
так далее. И лишь в контексте совокупности обстоятельств  вырисовывается
умышленное  убийство.  Хотя...  Эх,  сколько  у  нас  было   уже   таких
совокупностей, а приходилось прекращать дела! Впрочем, вы не  хуже  меня
знаете... Не уверен, есть ли шансы в данном случае.
   Интересно, как же в этой совокупности  расценить  роль  Бертеля?  Его
люди держали в руках Болека, его люди расправились со  Шмагером,  теперь
это и дураку ясно. Во всякой нормальной стране дело настолько  очевидно,
что никакой суд не придерется. Но у нас...
   И я сердито отозвалась:
   - Вот уж  насчет  шансов  не  уверена.  Предумышленное  убийство,  на
редкость трудоемкое, ясно как Божий день, но  нужны  мотивы,  а  с  ними
сложно. Придется доказывать,  что  Шмагера  хитростью  использовали  для
убийства Гавела, то есть гражданина Роевского, а Шмагера убрали  потому,
что он мог проговориться, назвать  тех,  кто  его  подговорил  и  всучил
аконитин. Значит, следует найти распорядителя, и опять встанет вопрос  о
мотивах. Придется доказать, что Гавел знал о крупной афере  с  алмазами,
знал и о происках махинаторов внутри мафии и собирался обнародовать свои
знания. Логично предположить, что  его  устранили  те,  кто  намеревался
облапошить своих же партнеров по мафии.  Возможно,  это  звучит  немного
монотонно, но повторяю: все все знают, и что можно с этим сделать?
   Комендант дал не менее монотонный ответ:
   - Не знаю. Я лично  занимаю  нижнюю  ступеньку.  Показания  я  обязан
передать в прокуратуру.
   - А какого-нибудь честного прокурора вы знаете?
   - Да, и не одного, так что не преувеличивайте. Они делают  что  в  их
силах, а если не делают большего - не их  вина.  И  что  вы  привязались
именно к прокурорам? Ни в одной профессии вы не найдете сплошных ангелов
или сплошных злодеев.
   - Что касается  злодеев,  то  хватит  и  одного,  если  он  на  самой
верхушке...
   Мы молча взглянули в глаза друг другу.
   - Тот человек из Главного управления, который настаивал на проведении
следствия и который погиб при исполнении, был личным  другом  майора,  -
сухо  информировала  я.  -  Может,  в  нашем   случае   после   частного
расследования организовать и частный суд?  Ведь  закончиться  он  должен
только вынесением высшей меры наказания.
   Наверное, я разонравилась  коменданту,  он  отвел  от  меня  глаза  и
уставился в окно.
   - У меня в последнее время что-то со слухом, - пожаловался он. -  Вот
и сейчас я не расслышал, что вы такое там говорили. Нет, нет,  не  стоит
повторять.
   - Ладно, не буду и, пожалуй, пойду отсюда. А вам не мешает проследить
за тем, чтобы и Вишняка не убрали, как того несчастного. Проще  всего  и
надежнее, на мой взгляд, посадить его под замок, на время,  пока  те  не
уберутся отсюда. Не век же им вековать на курорте.
   Боюсь, услышь  мое  предложение  Адам  Вишняк,  он  бы  тоже  во  мне
разочаровался.  Наверняка  предпочел  бы  сам   позаботиться   о   своей
безопасности, забившись на время в какое-нибудь укромное местечко.
 
*** 
 
   От гипса все-таки была польза, с загипсованной ногой Болек стал менее
подвижным и мог использоваться нами как пункт связи. Живому и подвижному
парню очень не по вкусу пришлась такая роль,  но  несколько  килограммов
гипса и костыли ограничивали  его  свободу  действий,  так  что  бедняге
осталось только примириться с новой ролью, и он попытался  найти  в  ней
положительные стороны. Ну хотя бы обилие информации, которой  каждый  из
нас снабжал парня.
   Когда я  примчалась  к  нему  с  копией  протокола  показаний  нового
свидетеля, Болек в волнении сообщил мне:
   - Что-то происходит! Янек на что-то наткнулся.
   - Какой Янек?
   - Да сержант Гжеляк.
   - Ты что, уже подружился с ним?
   - Понятное дело! И сделал для него пару электронных  игрушек,  уж  он
доволен! Так вот, я ему позвонил, а он шепотом послал меня к черту...
   - И потому ты такой довольный?
   - Да нет, велел отключиться, вот я и подумал - он что-то подслушивает
с помощью моей игрушки... Сидит на подслушке.
   Я тоже села, правда, на стул, и огляделась.  Чего  бы  попить?  Выбор
напитков у Болека был большой: теплое пиво, теплая  минеральная  вода  и
теплый чай. Я выбрала чай, и Болек налил мне его. Дома он,  ясное  дело,
гипс снимал и получал свободу движений.
   - Давай по порядку, - напившись, сказала я. -  Во-первых,  твой  гипс
выглядит так,  словно  его  у  пса  из  пасти  вырвали,  неаккуратно  ты
обращаешься с ним. Заказать  второй?  Глупо,  возни  много,  куплю  тебе
побольше бинтов, будешь заматываться. Во-вторых, что за игрушки?
   - Что? - удивился Болек. - Какие игрушки?
   - Это я тебя спрашиваю, что за игрушки ты изготовил для сержанта?
   - А... Так, мелочи. Например, такой миниатюрный усилитель, или  лучше
назвать его акустический радар. С его помощью можно услышать, что шепчут
на расстоянии пятидесяти метров от тебя, надо только направить его в  ту
сторону, а наушник к уху приложить. Я еще раньше эту штукенцию придумал,
вот вчера дал Янеку и научил его, как пользоваться. Мы тут еще испытания
провели, и вдруг залаяла какая-то собака, так я чуть не  оглох,  до  сих
пор в ухе звенит. Вот я и  подумал  -  наверное,  он  что-то  интересное
слушает, если не захотел со мной говорить.
   - Что ж, молодец. В-третьих, где майор?
   - Не знаю, меня сюда привез, а сам сразу  уехал.  Не  думаю,  что  он
отправился на пляж.
   Я невольно глянула в окно. Погода наконец решилась, тучи  сгустились,
и по окнам барабанил дождь. Похоже на шквал, думаю, скоро пройдет. Болек
прав, в такую погоду пребывание на пляже  может  доставить  удовольствие
только ненормальному.
   - А через стенку тоже слышно? - поинтересовалась я у Болека, который,
к моему удивлению, с тоской смотрел  в  окно,  так  его  тянуло  наружу.
Странно, ведь не ненормальный же.
   - Что? - очнулся Болек от своих мыслей. - А, через все  слышно,  если
вообще хоть какой звук доходит. Мой радар только усиливает,  это  скорей
усилитель, понимаете, ну и подстраивается тоже на нужную волну.  А  если
звука нет, то и усиливать нечего. А что?
   - Да ничего, просто пытаюсь догадаться, где твой сержант может сейчас
заниматься подслушиванием. Вряд ли  кто  беседует  в  такую  погодку  на
пленэре...
   - В забегаловке какой могут сидеть, - предположил Болек. - Или у себя
в комнате, Янек знает, где кто живет. А услышать он может сквозь  стену,
сквозь оконное стекло, сквозь замочную  скважину  и  так  далее.  Честно
говоря, именно с помощью моего усилителя я и подслушал босса.
   - Послушай, сейчас не выйдешь, а  я  сегодня  не  завтракала.  Пойду,
пожалуй, к твоей хозяйке, поклянчу какую-нибудь рыбку, что ли...
   Болек нерешительно заметил:
   - По-моему, уже и обеденное время давно вышло. Мне тоже поесть охота.
   - Значит, иду. Посмотрим, что удастся выпросить.
   Хозяйка  меня  знала.  Впрочем,  из-за   идиотских   выступлений   по
телевидению меня знало полстраны, нет худа без добра. Хозяйка к тому  же
оказалась моей читательницей, и я с ней легко  договорилась.  Она  свято
верила в сломанную ногу своего жильца, с готовностью собрала еду для нас
двоих и даже выразила желание помочь мне  отнести  ее  наверх,  с  двумя
подносами мне одной было не справиться. Хорошо, что я все-таки вспомнила
о необходимости соблюдать конспирацию  и  уже  на  последних  ступеньках
лестницы громогласно  принялась  благодарить  гостеприимную  женщину.  К
счастью, до Болека дошло. Правда, из его комнаты донесся  подозрительный
шум и стук, но даже  инвалид  со  сломанной  ногой  имеет  право  что-то
опрокинуть руками. Когда мы с  хозяйкой  вошли  со  своими  подносами  в
комнату, Болек уже смирно сидел в кресле, положив на  мой  стул  ногу  и
прикрыв ее пледом, а гипс прятал  за  спиной,  загородив  его  еще  моей
большой пляжной сумкой и накинув газету.
   Милая хозяйка ничего не заметила, поставила поднос на стол и, пожелав
нам приятного аппетита, заторопилась по своим делам.
   Я решила какое-то время посидеть у Болека,  может,  кто-то  из  наших
проявится,  все  равно  кто  -  майор,  сержант  или  Яцек.  Пока  же  с
удовольствием выпью принесенного снизу горячего пива,  в  такую  собачью
холодину в самый раз. Болек, правда, не торопился брать свой стакан.
   - Ты чего? - удивилась я. - Ведь тоже небось замерз?
   - Мне и в самом деле было холодно, - пояснил Болек,  -  но,  когда  я
услышал, как вы поднимаетесь сюда с кем-то посторонним, меня в такой жар
бросило, что до сих пор весь мокрый. Сейчас бы мне  замороженного  пивка
хлебнуть.
   - А что за грохот ты здесь поднял?
   - Два стула опрокинул, в спешке хотел поднять и чуть  головой  в  тот
вон угол не врубился.
   - Только этого нам не хватало, голова у тебя пока цела,  слава  Богу,
достаточно хлопот с твоей ногой.
   Попивая пиво, мы принялись беседовать. После  того  как  над  Болеком
перестала  нависать  угроза  смерти  в  автокатастрофе  или  в  глубинах
Балтики, он, сбросив с себя напряжение, сразу повеселел и поумнел.  И  с
юмором рассказывал, что его опекуны уже дважды с ним связывались. Первый
раз оба сразу после несчастного случая с ногой посетили  его  в  "скорой
помощи". Затем уже поодиночке навестили его дома и в грубой  форме  дали
понять, чтобы ни на какой гонорар не рассчитывал, раз сорвал операцию, а
главное, чтобы не  раскрывал  рта  попусту,  вообще  лучше  его  держать
герметически закрытым. Если будет паинькой, может  рассчитывать  на  то,
что снова получит  работу,  когда  окончится  вся  эта  свистопляска  со
сломанной ногой.
   - И сдается мне, проще пани, - задумчиво продолжал Болек, -  что  они
как-то потеряли ко мне интерес, им вовсе неважно, чтобы я  молчал,  могу
,хоть на все четыре стороны света орать, могу опубликовать в печати свои
"Записки идиота", им на это.. Все эти угрозы по моему адресу - просто по
привычке, по обязанности, что ли, а на самом  деле  для  них  теперь  не
имеет значения, стану я болтать или нет.
   - Наверняка так оно и есть, - подумав, согласилась я. -  Ну  в  самом
деле, кому бы ты стал болтать? Влезешь на ящик в Гайд-парке и  примешься
вещать? Сама видела, там много таких, кричат что вздумается, да кому  до
этого дело? Пойдешь в полицию? Там тебя, возможно, и выслушают, но  этим
все и ограничится.
   - Да я и сам понимаю.
   - Хорошо, что понимаешь. Прокуратура, как известно,  прекратит  дело,
тебя вышвырнут с твоим доносом за дверь.  Их  тоже  можно  понять,  если
перед человеком стоит выбор - или  большие  деньги,  или  нож  в  спину,
обычно выбирают первое, так что можешь болтать до  посинения.  Многие  у
нас говорят о безобразиях, да что толку? Собственными ушами слышала, как
заместители  министра  в  министерстве  финансов  сами  себе   назначают
зарплату в полтора миллиарда из наших денежек, и не только я,  множество
налогоплательщиков слышало, все понимают - чистый грабеж,  и  что?  Хоть
одного отправили за решетку за явное превышение своих полномочий? Как бы
не так!
   Во взгляде Болека я прочла полное взаимопонимание и  согласие.  Чтобы
успокоиться, парень вышел на середину комнаты  и  несколько  раз  сделал
приседание на "сломанной" ноге.
   - А то привыкну к мысли, что и в самом деле сломана, - пояснил он.  -
Вы совершенно правы, никакого толку от болтовни  мне  не  будет,  и  они
прекрасно это понимают.
   - И радуйся, ведь благодаря этому ты сохранишь жизнь.
   Тут послышались шаги  на  лестнице.  Я  высунулась  за  дверь  -  это
поднимался майор. Очень хорошо, правильно я решила его здесь дожидаться.
   - А я так и подумал, что пани здесь, - сказал майор входя. - А вокруг
вашей машины бегает какой-то тип с чемоданчиком, если не  ошибаюсь,  ваш
кузен. Тот самый, от которого вы меня предостерегали.
   Болек легкомысленно расхохотался,  а  я  шепотом  выругалась.  Только
Зигмуся мне не хватало! А потом подумала - ведь я  же  направила  кузена
проследить за Северином, дала ему четкие указания, может, он их выполнил
и теперь жаждет донести о каких-то конкретных  результатах?  Видимо,  на
лице моем отразились терзавшие меня сомнения, потому что  майор  смотрел
явно выжидающе. Интересовало его, на что я решусь. Ах, так? Пусть же сам
принимает решение!
   И я в двух словах изложила ему суть проблемы,  вот  теперь  пусть  он
сомневается!
   А он не стал сомневаться.
   - С кузеном надо пообщаться, только вот что я хотел вам сказать,  мои
дорогие. По совести говоря, мне на свою общественность грех  жаловаться.
Работу делаете по  мере  сил,  не  болтаете  напрасно,  не  распугиваете
клиентов, хотя, надо признаться,  они  не  очень-то  пугливые..,  и  вот
почему я считаю  своим  долгом  поделиться  с  помощниками  информацией.
Здешние события вызвали в Варшаве переполох, сюда послали  подкрепление.
Прибыло еще два врага.
   - Пошел брить бороду! - сорвался  с  места  Болек,  схватил  сумку  и
принялся  лихорадочно  в  ней  копаться,  видимо,  в  поисках  ножниц  и
бритвенных принадлежностей, поясняя:
   - Сбрею бороду, надену темные очки, могу и наголо оболваниться...
   - И что дальше? - поинтересовался майор.
   - А дальше смогу принимать непосредственное участие, ведь ясно  же  -
тут такое начнется!..
   Я вырвала у Болека сумку, а майор силой усадил в кресло.
   - Ни в коем случае, риск слишком велик. Принимайте себе  на  здоровье
непосредственное участие, но с  бородой  и  в  гипсе.  Если  преступники
узнают правду, я не поручусь за вашу безопасность, а охранять вас  лишен
возможности. Вы явно недооцениваете их интерес к вашей особе. Я не  стал
рассказывать, чтобы не волновать вас и пани Иоанну, но  теперь  вынужден
сообщить. Один  из  них,  Сосинский,  с  глазу  на  глаз  переговорил  с
врачом...
   - Кто такой Сосинский? - не понял Болек.
   - Один из  ваших  опекунов,  тот,  что  с  бородой,  убийца  Шмагера,
чувствуете? Такому убить раз плюнуть. Выдал себя за вашего  родственника
и проявил заботу. Ну, врач наш человек, знал,  что  отвечать.  А  второй
сестру  перехватил  в  кабинете   и   тоже   в   качестве   родственника
интересовался. Она, к счастью, видела рентгеновский снимок, тот самый, с
настоящим переломом, и успокоила встревоженного родственника -  у  пана,
мол, перелом чистый, никаких смещений. Вот они и поверили, и  надо  быть
полным идиотом, чтобы разрушить с таким трудом созданную  легенду.  Если
они хоть  в  чем-то  засомневаются,  я  вам  не  завидую,  так  что  без
глупостей!
   Огорченный Болек тяжело вздохнул, но подчинился и не  пытался  больше
вскакивать с кресла.
   - Так я побегу к кузену? - спросила я.
   - Минутку, я еще вот о чем хотел сказать, - задержал  меня  майор.  -
Обещал ведь передать моим сотрудникам новости, так вот, сержанту удалось
подслушать очень важный разговор,  не  мог  записать,  к  сожалению,  на
магнитофон, но сразу записал в блокнот, что  запомнил.  Итак,  обманутые
сообщники  собираются  во  что  бы  то  ни  стало  раздобыть  мешочек  с
брильянтами, вылетевший из медведя. Говорилось и  о  той  части  товара,
которую пан Болек должен был переправить в сумке. Предполагают, что и он
у Бертеля. Начинают подозревать Вежховицкого, хотя  именно  он  известил
сообщников о чрезвычайном происшествии, о драке и осложнениях, возникших
в связи с переломом ноги курьера. Дело принимает серьезный  оборот,  мне
сообщили мои люди, что прокурор, не  получая  обещанной  доли,  начинает
бунтовать...
   - Один прокурор весны не делает, - перебила я.
   - А это зависит от должности, которую он занимает. Вы же не знаете...
   - Очень бы порадовалась, узнав, что он генеральный!
   - Увы, не могу вас порадовать.
   - А те люди, что вам сообщили...
   - Нет,  это  не  Роевский,  как  вы  думаете,  он  занимается  другой
социальной группой, но, черт возьми, в полиции тоже работают люди, а  не
одни преступники. Вот мне потихоньку и дали знать...
   - Чего набросились на меня! - обиделась я. - Ведь то  же  самое  и  я
говорила. Некого ругать больше? Майор выпил теплой минералки и несколько
поостыл.
   - Ладно, вас ждет кузен. Пойдите поговорите  с  ним,  пусть  подробно
расскажет, что видел и слышал,  потом  встретимся.  Где?  Давайте  опять
здесь, я, пожалуй, подожду вас.
   Придется  выполнить  свой  долг.  Собравшись  с  силами,  я  неохотно
спустилась на улицу, чтобы пообщаться со взволнованным кузеном.
 
*** 
 
   Зигмусь весь изнервничался в ожидании меня, не мог стоять на месте  и
в самом деле, притопывая от нетерпения, бегал вокруг моей машины.
   Первым делом он, по своему обыкновению,  попытался  схватить  меня  в
объятия, но руки у него дрожали, он зацепился  чемоданчиком  за  уличную
урну, и мне удалось избежать высокой чести.
   -  Такое  несчастье,  такое  несчастье!  -  кричал   на   всю   улицу
взволнованный кузен. - Такие осложнения!
   - Говори тише! - попробовала  я  утихомирить  кузена.  -  Нам  нельзя
привлекать внимание. Что случилось?
   - Нога-нога в гипсе! Пан Яцек сломал ногу-ногу!
   Прежде чем я вспомнила, что Яцек - это Болек, у меня чуть  сердце  не
остановилось. Не хватало нам еще и Яцека в гипсе!
   Уведомив Зигмуся, что о переломе мне известно,  и  заверив  его,  что
перелом  чистый,  без  смещений,  я  постаралась  довести  до   сведения
огорченного кузена очень важную  мысль:  пан  Яцек  нуждается  в  покое.
Надеюсь, дошло, какое-то время Зигмусь перестанет приставать к Болеку со
своим творчеством.
   Успокоившись немного относительно "пана Яцека",  Зигмусь  перешел  ко
второму вопросу. Положив чемоданчик на багажник машины, он раскрыл его и
вытащил из вороха бумаг драгоценную записную книжку.
   - Вот оно, вот оно!  Че