злияний выбрал
меня,  несомненно  по  причине  нашего  ипподромного  знакомства.  Велев
сообщникам держаться в отдалении, я принялась выслушивать излияния.
   - Это просто ненормальный! -  возмущенно  жаловался  адвокат.  -  Что
будете пить? Советую тоже бренди, очень помогает при стрессах. Да что  я
говорю - ненормальный, он просто псих, таких надо держать в  сумасшедшем
доме! Я его давно приметил, уже несколько дней следил за мной, по  пятам
ходил, я никак не мог отделаться  от  него.  Обязательно  обращусь  куда
надо, чтобы его забрали в желтый дом, такие опасны для  окружающих!  Его
непременно надо задержать!
   - Уже задержали, вы же видели, - успокаивала я разгневанного  юриста.
- А так, между нами говоря, зачем вы вообще туда пошли?  Вы  знали,  кто
занимал номер?
   - Конечно, знал, вы что, за идиота  меня  считаете?  Шеф  воломинской
мафии. Я не стал бы пани  об  этом  говорить,  но  вроде  бы  он  ,  его
хлопнули? Вам что-нибудь известно об этом?
   - Известно И в самом деле хлопнули.
   - Ну так вот, позавчера мы оба были на пляже, пообщались, знакомы  мы
с ним по бегам, вот как с вами, и он по ошибке прихватил мою  зажигалку.
На следующий день на пляж не пришел, впрочем, никого там не  было,  сами
помните, какая погодка разыгралась, пришлось за зажигалкой пойти к  нему
в номер. Зажигалка золотая,  к  тому  же  дорога  мне  как  память.  Уже
тридцать лет она у меня. Ну и пошел...
   - И вошли в номер, когда не было хозяина? А ключ?
   Адвокат немного смешался.
   - Видите ли, не хотелось бы мне подводить женщину, не  знаю,  знакома
ли вам дани Нина... Впрочем, считайте, я вам имен не называл, просто  он
дал ключ одной даме, а я у нее попросил. Ну и пошел...
   Вот оно что! Выходит, Выдра постаралась получить  доступ  к  медведю,
так, так... Только ли потому, что считала его  талисманом?  Или  сделала
это для Северина? Я не стала делиться своими соображениями с  адвокатом,
просто ненавязчиво заметила:
   - Он же мог унести зажигалку с собой, в карман положил...
   - Нет, не положил, - возразил адвокат. - Я его встретил и спросил. Он
куда-то  очень  торопился,  по  лицу  было  видно  -  у  него  проблемы,
извинился, сказал - зажигалку оставил в номере. И потом в номер  уже  не
вернулся, еще бы, раз шлепнули. А зажигалку я сам у него нашел, вот она,
полюбуйтесь.
   И пан Кочарко продемонстрировал мне искомый предмет, и в  самом  деле
изящную вещицу, возможно, золотую, с какой-то выгравированной надписью.
   Я удивилась.
   - Когда же вы успели?
   - А я как вошел в номер, сразу  и  увидел  ее,  на  столе  лежала,  -
пояснил адвокат. - Но тут же на меня набросился этот сумасшедший. Он еще
у входа пытался помешать мне войти в номер, но мне удалось вырваться.  А
потом обрадовался, что нашел зажигалку, и утратил  бдительность.  И  тут
эта горилла накинулась на меня. Говорю вам - ручищи прямо как у гориллы,
впрочем, я слышал, все сумасшедшие обладают  звериной  силой.  Я  как-то
постеснялся кричать, а надо было бы. Вот этой обезьяне  и  удалось  меня
скрутить. Как меня удар не хватил - только удивляюсь. Ваше здоровье!
   Адвокат Кочарко и в самом деле был в  раздерганных  чувствах,  ибо  в
нормальном состоянии ни за что не выболтал бы мне лишнего, в  нормальном
состоянии он взвешивал бы каждое слово, это у него уже в крови.  Что  ж,
нет худа без добра...
   Итак, Выдре нравился Северин. Северин  стерег  Бергеля  и  панду.  Не
исключено, что Выдра для него постаралась раздобыть ключ. В любом случае
оба имели доступ в номер Бертеля...  Не  исключено  также,  что  адвокат
Кочарко вовсе не из-за зажигалки так стремился попасть в тот  же  номер.
Он уже знал, что мафиозо убит, может, хотел что-то отыскать  в  комнате?
Да ну их, не буду голову ломать...
   Бренди и в самом деле очень помогло адвокату, минут через  десять  он
совсем пришел в себя и перестал жаловаться. Наоборот, принялся  задавать
неудобные вопросы. Так сказать, оказался  в  своей  стихии.  И  хотя  на
некоторые из них я могла  ответить  со  спокойной  совестью,  на  всякий
случай спохватилась - ах, ведь у меня нет времени! Да и  в  самом  деле,
оставила Зигмуся в кругу ни в чем не повинных сообщников, они,  бедняги,
уже не знают, как от него избавиться, а он ведь опасен  для  окружающих,
одна я умею справляться с кузеном. Вот  сейчас  наверняка  привязался  к
Болеку, вцепился в несчастного, именуя его Яцеком и  соболезнуя...  Нет,
надо немедленно возвращаться к своим.
   И, извинившись перед  адвокатом  Кочарко,  я  оставила  его  допивать
бренди, а сама помчалась к майору.
   Зигмуся  вполне  удовлетворило  мое  объяснение:  грабитель  (в  лице
адвоката Кочарко)  и  в  самом  деле  намеревался  очистить  апартаменты
Бертеля, но Зигмусь героически воспрепятствовал этому. Правда, пока роль
упомянутого грабителя не до конца выяснена, но чрезвычайно,  чрезвычайно
подозрительная личность! Вот почему нам всем пришлось притвориться,  что
мы его не расшифровали, и отпустить. До поры до времени,  пусть  Зигмусь
не сомневается! Вся наша расследовательская  братия  слушала  с  большим
интересом мои объяснения, а я  вдруг  припомнила  такое  обстоятельство:
года два назад не кто иной, как именно адвокат Кочарко, защищал  в  суде
одного из самых невиновных членов русской мафии, из тех,  что  тогда  на
бегах перестреляли друг дружку. А наняла его ожоговская мафия. Так что о
мафиях адвокат наверняка знал намного больше меня. С большим трудом  мне
удалось удержаться и не перескочить в  разговоре  на  события  тех  лет,
ипподром всегда притягивал меня, как магнит.
   Я сочла своим долгом пожертвовать собой  и  лично  увела  Зигмуся  из
квартиры майора. Пришлось приложить  немало  усилий:  я  и  заговорщицки
подмигивала кузену, и строила ему гримасы, и на  ногу  наступала,  и  за
локоток хватала. Наконец до Зигмуся дошло мое к нему  благорасположение,
и он в полном восторге схватил меня в объятия. Громовым шепотом  (нельзя
же, чтобы остальные услышали) я прошипела в самое ухо дуралея,  что  нам
немедленно надо обсудить его  творческие  задачи.  Собственные  проблемы
заставили  Зигмуся  позабыть  об  общественных,  он   вскочил,   схватил
чемоданчик и принялся прощаться  с  присутствующими.  С  большим  трудом
оторвала я его от Болека. Парень, к счастью, не сумел скрыть обуревавших
его чувств, и на лице его отчетливо отражалась мировая скорбь.
   Выволокла Зигмуся на улицу и, отирая пот с лица, пояснила:
   -  Не  стоило  при  всех  обсуждать   с   паном   Яцеком   финансовые
взаимоотношения. И сам же видел,  в  каком  он  настроении,  ведь  почти
разорился.   Во   всех   этих   аферах   негодяи   попытались    свалить
ответственность на Бо...
   Спохватилась и прикусила язык, но Зигмусь понял меня по-своему.
   - На пана Болеслава, понятно-понятно, - воскликнул он потрясенный.  -
Светлой памяти...
   - Да, да, именно светлой.  Яцек  потерял  почти  все  состояние,  сам
понимаешь, должен был спасать честь отца... А ты опять завел разговор  о
совместном предприятии по изданию твоих произведений.  Сам  подумай,  ну
можно ли теперь поднимать этот вопрос? Прояви же деликатность!
   Видимо, даже для Зигмуся на сегодня было достаточно сильных ощущений.
Он сравнительно спокойно примирился  с  финансовым  крахом  Болека.  Его
личный  триумф  заглушал  все  остальные   эмоции.   Поддерживая   такое
настроение, я посоветовала ему немедленно увековечить в письменной форме
свои геройства, для того, дескать, и увела его из компании, чтобы он мог
наедине предаться творчеству. Зигмусь  загорелся,  наскоро  обнял  меня,
чмокнул воздух у моего локотка и помчался к себе.
   Вздохнув с облегчением, я приняла решение - теперь  до  конца  своего
пребывания в Крынице буду избегать встреч с кузеном. А пока не мешало бы
и мне немного отдохнуть после событий этого дня.
   И тут я увидела Яцека, поджидавшего меня в своей машине.
 
*** 
 
   - Мы тут серьезно побеседовали, Болек выдержит, - говорил Яцек, когда
мы ехали в сторону моря. - По крайней мере хоть с этим покончено.  Да  и
все остальное складывается неплохо, майор увидел свет в  конце  туннеля,
но  вы  сами  понимаете...  Да  и  я  не  прочь  лично  заняться   этими
взяточниками, но не стану же я их стрелять!
   - А жаль! Похоже, самый действенный метод борьбы. Впрочем,  хватит  о
политике, она у меня уже носом выходит. Не для того же ты меня поджидал,
чтобы опять окунуться в это дерьмо!
   - Да, - подтвердил Яцек. - Не для того. Мы доехали до порта,  и  Яцек
остановил машину. Начинало темнеть, и, хотя  ветер  унялся,  людей  было
немного. Точнее, всего один человек. У моря на фоне более светлого  неба
четко вырисовывалась фигура девушки,  сидящей  на  вытащенной  на  берег
лодке. Мажена.
   Яцек не стал ходить вокруг да около, задал вопрос в лоб:
   - Что вы о ней думаете.
   Я тоже ответила не задумываясь:
   - Отвечу откровенно. Не знаю, умеет ли  Мажена  готовить  и  как  она
относится, к примеру, к. , альпинизму. Мне неизвестны ее  пристрастия  и
антипатии, может, она не выносит того, что ты  любишь,  и  наоборот,  не
говоря уже о том, что мне неизвестны и твои пристрастия и  антипатии.  Я
не знаю, чего ты не выносишь...
   - Застоя, - сообщил Яцек. - Расхлябанности и вранья.
   -  Вот  уж  чего  ты  не  найдешь  в  Мажене,  так   это   застоя   и
расхлябанности, - уверенно заявила я.  -  Что  же  касается  вранья,  то
думаю, в этом отношении девушка умнее меня. Уверена, вранья она тоже  не
любит, любит решать дела честно и открыто, но при этом не считает нужным
непременно вываливать  на  стол  абсолютно  всю  правду,  даже  вредную.
Знаешь, правда иногда бывает излишней, пагубной. Я глупее  Мажены  и  не
умею себя сдерживать.
   - На пани я бы женился. Меня чуть удар не хватил.
   - Ты спятил!
   - Нет. Я ведь знаю, как отец относился к вам. Это вы его не желали, а
он без колебаний женился бы на вас.
   - Перестань говорить глупости, - наставительно сказала я, - и подумай
о себе. Вот если бы я собиралась жениться, наверняка выбрала бы ее, а не
себя. А коль скоро я так кошмарно нравлюсь тебе, можешь учесть тот факт,
что с первой же минуты мы нашли с Маженой общий язык. Это тебе о  чем-то
говорит?
   Искоса взглянув на меня, Яцек опять уставился на  неподвижный  силуэт
на берегу моря. Мне показалось, от сердца у него немного  отлегло,  лицо
прояснилось.
   Он заговорил негромко, словно рассуждая сам с собой:
   - Я  и  сам  так  думал,  но  сомнения  оставались,  ведь  так  легко
ошибиться. Вот все это время я занимался отцовским  делом,  столько  сил
пошло, столько тут всего наворочено, совсем ум за разум зашел, так что я
не мог хладнокровно оценить свои чувства, мог и ошибиться  в  девушке...
Ведь она - как.., как бальзам, а в создавшейся ситуации я  бы  на  любой
бальзам клюнул?
   - Нет, - холодно ответила я. - Не на  любой.  Он  опять  взглянул  на
меня, на сей раз более внимательно, потом перевел глаза на нее и кивнул.
   - Девушка учится, - предостерегающе заметила я.
   Яцек удивился.
   - Ну и что? Ведь ей уже не придется подрабатывать.  И  очень  хорошо,
что учится на экономическом, а  если  еще  выберет  потом  специальность
маклера, то я и вовсе буду счастлив. Впрочем, если не выберет - тоже  не
беда. Вам не кажется, что вы как-то усиленно мне ее сватаете?
   Я только пожала плечами и покрутила пальцем у виска.
   - Ну так я на ней женюсь. Думаю, отец бы похвалил меня.
   Я на минуту отключилась от действительности, подумав  о  двух  отцах,
Болековом и Яцековом. Гавел... Научил сына  работать,  передал  нелегкое
искусство думать, короче, снабдил оружием, столь необходимым в жизни.  К
тому же,  передав  чуть  ли  не  рокфеллеровское  состояние,  с  детства
воспитал в сыне честность и порядочность. А второй сыном не занимался, и
тот вырос совершенно неприспособленным к жизни  придурком,  а  ведь  мог
многого достичь, обладая незаурядными  талантами  в  области  техники  и
спорта. Правда, в самый необходимый мальчишке момент отец стал для  него
вообще недоступен. И вот, надо  же,  первого  я  оттолкнула,  а  второго
любила без памяти. А  еще  смею  кретинку  называть  кретинкой.  Да  она
Эйнштейн по сравнению со мной!
   Кажется, Яцек совсем позабыл обо мне.  Не  отрывая  глаз  от  темного
силуэта на светлом фоне неба, он вышел из машины. Я тоже вышла.
   - Знаешь, мой дорогой, не  стану  я  тут  ждать,  пока  ты  закончишь
объяснение в любви. Пожалуй, пойду  домой,  вы  уж  тут  как-нибудь  без
меня...
   - Пани непременно будет нашим свидетелем на свадьбе, - тоном  приказа
бросил Яцек, направляясь к невесте.
   Я направилась в противоположную сторону. К сожалению, проживала я  на
другом конце раскинувшейся по берегу моря Крыницы, там же  осталась  моя
машина. Мне предстояло отмахать пешком несколько километров.  Уже  после
первых ста метров я сообразила, что по пляжу  было  бы  ближе  и  вообще
легче идти. Однако не вернулась. Вот уж поистине, кого Господь  пожелает
наказать, того лишит разума.  Хотя..,  нет  худа  без  добра.  Несколько
километров хорошей ходьбы - ведь это же здорово! Как  раз  то,  что  мне
нужно, сброшу пару килограммов и хоть отдаленно уподоблюсь Выдре.
   Да, и в самом деле - нет худа без добра...



   Иоанна ХМЕЛЕВСКАЯ 
   КЛИН 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА p://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   В 1962 году юный архитектор Иоанна написала свою первую книгу "Клин".
Набравшись смелости, она позвонила главному редактору журнала "Пшекрой":
"Только вы можете мне сказать, стоящая ли получается у меня книга!" Тот,
прочитав рукопись, сказал: "Детка, немедленно отправляйся в издательство
"Чительник".  Только  нарядись  поплоше!  Иначе   там   решат,   что   я
покровительствую не книге, а молоденькой девушке..."
   На  следующий  день  Иоанна  в  куцем  пальтишке,  зажав  под  мышкой
готовальню, появилась в кабинете главного редактора издательства. А  уже
через неделю весь коллектив "Чительника" знал о том, что  эта  невысокая
девушка  не  только  талантливая  писательница,   но   и   замечательная
юмористка. В 1964 году вышел "Клин". Эта  первая  книга  стала  визитной
карточкой писательницы. Вскоре по книге был поставлен  фильм  "Лекарство
от любви".
   Безнадежно влюбленная героиня романа Иоанна, пытаясь найти  лекарство
от.., любви, решает действовать по  принципу  "клин  клином"  и  заводит
телефонный  флирт  с  таинственным   незнакомцем.   В   результате   она
обнаруживает  себя  секретарем   на   телефоне   у   преступной   банды,
преследующей непонятные цели.  К  счастью,  безответная  любовь  героини
оказывается не такой уж безответной, а преступная банда...  Впрочем,  не
будем опережать события.
 
У меня это с детства 
 
   - Начнем с того, что в этом разговоре мне будет труднее, чем  Вам,  -
откровенно говоря, мне Ваши "детективы" очень нравятся. На  мой  взгляд.
Вы в нашей стране - единственный достойный  ученик  (ученица?)  Раймонда
Чандлера...
   - Я очень люблю Чандлера, читаю его с  удовольствием,  но  отнюдь  не
считаю себя его ученицей.  Чандлер  ставит  во  главу  угла  интригующую
загадку,  пишет  для  того,   чтобы   читатель   испытал   эмоциональное
напряжение, я же пишу для увеселения сограждан.
   - Но повесть, даже детективная, не  может  быть  оторвана  от  жизни.
Читателю частенько бывает не до смеха...
   - Чихала я на исторические деяния. С  тех  пор  как  человек  слез  с
дерева,  у  него  возникла  потребность  смеяться.  И  я  хочу  эту  его
потребность удовлетворять...
   - Каким образом становятся детективными писателями?
   - Не знаю, как становятся. Пишешь себе, вот и все. Только я ведь пишу
не классические детективы, я писатель-юморист. У  меня  это  с  детства.
Первую повесть я начала писать, когда мне было лет  десять,  и,  конечно
же, ей полагалось быть детективной. Я, правда, не помню, о чем  там  шла
речь. У меня всегда наблюдалась склонность к графомании.
   - А когда к Вам пришла идея зарабатывать писательством ?
   - Мне такая идея вообще не приходила! Я была нормальным  человеком  и
зарабатывала как все нормальные люди, работала архитектором в  проектном
бюро, вполне приличное занятие. Но еще  и  писала...  У  меня  была  уже
готова половина "Клина", когда знакомые посоветовали мне его  издать.  В
издательство "Чительник" меня порекомендовал Мариан Эйле.
   - Неплохая рекомендация!  Не  каждый,  кто  отличался  склонностью  к
сочинительству, был знаком с Эйле...
   - Я с ним не была знакома. В шестидесятые годы  Мариан  Эйле  состоял
главным редактором еженедельника "Пшекрой". А я очень любила  "Пшекрой".
И когда узнала, что Эйле приехал в Варшаву, - а "Клин"  к  тому  времени
был уже готов, - я решила дать ему эту повесть  на  отзыв.  Позвонила  и
договорилась с ним о встрече. Эйле жил в гостинице, в какой-то  из  этих
шикарных, то ли в "Европейской", то ли в "Бристоле", повесть  взял  и  в
тот же день, где-то около полуночи, позвонил и  сказал,  что  да,  стоит
печатать. А потом позвонил в "Чительник" и  сообщил,  что  к  ним  скоро
придет одна чокнутая .. Меня он, кстати, тоже подготовил к первому моему
визиту в издательство. Посоветовал одеться как можно хуже. Это для того,
чтобы редакторши не заподозрили протекции на почве личной симпатии. Ну я
и принарядилась.  Старые  сандалии  на  босу  ногу,  юбка  с  оборванной
прошвой, а в руке сетка с продуктами: обычная такая авоська с петрушкой,
хлебом, картошкой. Произвела очень хорошее впечатление. Повесть  приняли
и  напечатали.  А  если  серьезно,  с  добрым  чувством  вспоминаю  всех
сотрудниц из той первой моей редакции. Ко всем моим  книгам,  начиная  с
первой, они относились критически, но это была очень милая критика,  она
стимулировала совершенствовать написанный  уже  текст.  Мне  в  общем-то
повезло...
   - Ответьте, пожалуйста,  на  такой  вопрос:  как  пишутся  детективы,
откройте тайны ремесла...
   - Я  не  знаю,  что  такое  "ремесло".  У  каждого  профессионального
писателя наработаны свои навыки. У одного есть "норма", и он  ежедневно,
в определенное время, выдает сколько-то там страниц, другой пишет  когда
Бог на душу положит, а кто-то еще садится писать  лишь  тогда,  когда  у
него уже все продумано - от названия до последней страницы. Я  пишу  то,
что вижу. Возможно, потому, что думаю я  только  образами.  Передо  мной
возникают образы, явственно, как на экране...
   - Когда Вы впервые соприкоснулись с литературой?
   - Мне повезло еще в раннем детстве. Когда мне было четыре года,  меня
насильно научили читать - от отчаяния. Я настырно домогалась, чтобы  мне
читали "Сказку о Железном Волке" - изо дня в день,  без  роздыху.  Никто
такой муки вынести не мог, потому что я знала ее наизусть и не допускала
ни малейшего отклонения от текста, так что  ничего  не  оставалось,  как
научить меня грамоте, чтобы я сама наслаждалась этой осточертевшей  всем
сказкой; Ну и, конечно, научившись читать, я больше в руки ее не брала и
понятия не имею, о чем она.
   - И что Вы читали потом?
   - Все, что попадалось на глаза. Я была читающим ребенком, в куклы  не
играла. Благодаря этому, заранее перечитала всю школьную  программу,  не
успев потерять интерес к включенным в нее книгам. Оккупацию я провела  в
интернате у сестер Воскресения Христова и  однажды  получила  двойку  по
польскому языку. О чем-то думала во  время  объяснения  и  ни  слова  не
слышала, а с учебниками сами понимаете, как  тогда  обстояло.  Сестричка
отчитывала меня с пафосом: "Деточка, - сказала она, -  вдет  война.  Как
может  польский  ребенок  отлынивать  во  время  оккупации  от  изучения
польского языка?!" Задела она меня за живое, и с тех  пор  я  грамматику
знаю назубок.  А  после  войны,  в  гимназии  Королевы  Ядвиги,  историю
преподавала гениальная историчка, Гизелла Гебертова,  которая  требовала
от нас ответов на безукоризненном польском языке. Стоило это нам  адских
мук, зато принесло свои плоды.
   - Тогда почему же в