ась я. - Подожди,  дай  мне
подумать. Собственный вес железа, насколько я помню, около семи  тысяч  на
кило... Я хотела сказать, семь тон на кубометр. Глина, даже  прессованная,
сейчас...
     - Точно прессованная, - перебил меня муж, ощупывая подсвечник.
     - Кажется от тысячи восьмисот до двух тысяч. Пусть даже  две  двести.
Железные должны быть в три раза тяжелее!
     Муж некоторое время взвешивал подсвечники в руках.
     - Это не так, - произнес он приговор.
     Мы молча смотрели  друг  на  друга  и  на  удивительные  произведения
искусства. В кухне Мачеяков поселилась неразгаданная тайна. Муж  осторожно
поставил подсвечники на стол.
     - Или я недоразвитый, или здесь что-то есть. Я  понимаю  все  меньше.
Любовь отпадает, взорваться это не взорвется, ядовитым не  кажется,  кроме
того, кто будет это лизать!..
     - И не воняет, - добавила я, обнюхав художественные изделия.
     - Так за  что  же,  черт  их  дери,  эти  люди  заплатили  сто  тысяч
злотых?!!!
     Я ощутила умственное бесплодие.  Пакет  для  шефа  продолжал  хранить
тайну, только увеличив беспорядок в рассуждениях. Мне пришло в голову, что
на  декоративных  деталях  может  быть   что-то   написано   или   выбито,
какой-нибудь  шифр  или  кабалистические   знаки,   которые   окончательно
перепутают мысли, но существование которых  надо  проверить.  Одновременно
упоминание  о  полученном  гонораре   напомнило   о   принятых   на   себя
обязательствах. Как минимум полчаса, как я должна быть в скверике.
     - Оставим пока, - попросила я. - Над этим придется подумать, а пока у
меня нет времени. Подожди меня с новыми открытиями, я  отработаю  и  сразу
вернусь...
     Бродя по грязной аллее и смотрела в основном под ноги, предмет  своих
чувств  я  увидела  совершенно  случайно.  По-видимому  у  меня   внезапно
изменилось выражение лица, потому что  блондин  посмотрел  на  меня,  явно
узнал и легко поклонился. По этому поклону я поняла, что это за человек.
     Есть такой особый вид людей, жутко  хорошо  образованных,  вид  очень
немногочисленный и вымирающий. С самой старой и  толстой  спекулянткой  на
базаре они разговаривают так, будто это самая красивая девушка мира.  Надо
уметь в них  разбираться,  чтобы  знать,  что  означают  их  поступки,  на
неопытную особу  каждый  их  жест  производит  впечатление  далеко  идущих
авансов. Я определила принадлежность блондина к редкому виду и  мне  стало
приятно, хоть это и не имело смысла. Из-за его прекрасной противной жены я
должна была пожелать, чтобы он был невоспитанным грубияном.
     Мысль, как всегда при его  виде,  произвела  крутой  поворот.  Я  шла
дальше, отбросив в сторону супругов Мачеяков и шефа, желчно, с издевкой  и
сожалением рассматривая полную бесполезность обычных сердцеедских методов,
которые, конечно, я ни за что не использую. Черт. Такого бы блондина  пару
лет назад... Судьба должна меня  очень  не  любить,  если  так  надо  мной
подшутила. Она сделала нечто, как по моему заказу,  но  показала  мне  это
слишком поздно...
     Выбравшись из дому на  эту  позднюю  прогулку,  в  нервной  спешке  я
оделась слишком тепло. Я надела тот же зимний  костюм,  что  и  вчера,  не
смогла найти косынку и взяла первый попавшийся шарф.  Снизу  на  мне  были
теплая блузка и свитер, вместе этого оказалось многовато. Медленно  шагая,
опять задумавшись, но теперь  совсем  о  другом,  я  расстегнула  жакет  и
отпустила шарфик.
     Шагов сзади я не услышала, голос раздался так неожиданно, что  внутри
у меня все перевернулось.
     - Извините, по-моему вы это потеряли...
     Я обернулась. Сзади  блондин  моей  жизни  держал  в  руках  какую-то
тряпку. Я никак не могла освободиться от того, о чем думала.
     - Исключено, - сказала я твердо. - Никакие  потери  я  выдумывать  не
собираюсь. Исключено.
     Блондин слегка удивился:
     - Извините, не понял. Я своими глазами видел, как это у вас упало...
     Он стоял передо  мной  с  выражением  нежного,  неописуемо  приятного
внимания. Я пришла в себя, узнав в  тряпке  косынку  Басеньки,  ту  самую,
которую не смогла найти дома.  По-видимому  он  был  в  рукаве,  зацепился
кончиком, а теперь скользкий шелк  спустился  по  спине  под  расстегнутым
жакетом. Если бы он был моим, я бы нашла способ  от  него  отказаться,  но
разбрасываться собственностью Басеньки не могла.
     - Действительно, это мое, - призналась я подавив сопротивление, и, не
сумев вовремя остановиться, добавила: - Но я не теряла его специально!
     Блондина, казалось, это сбило с толку. Он посмотрел на тряпку в руке,
потом снова на меня.
     - Мне очень жаль, но я все равно не понимаю. Почему,  ради  бога,  вы
должны специально потерять это или что-то другое?
     Ситуация стала безнадежной и неразрешимой. Я конечно могла вырвать  у
него из рук платок, крикнуть  "большое  спасибо"  и  убежать,  но  это  не
показалось мне самым правильным  выходом.  Я  могла  объяснить  что  имела
ввиду, но стало бы еще хуже. Я почувствовала себя  такой  бессильной,  как
никогда в жизни.
     - Ну да, - невольно вырвалось у меня. - Если бы  не  это,  все  равно
терять нечего, я пошла бы топиться. Какое счастье, что я не встретила  вас
десять лет назад!
     - Наверное вы правы, но нельзя ли  поинтересоваться,  почему  вы  так
считаете?
     - Тогда я была молодой, глупой и полной нежных чувств, как  почка  на
морозе. А может бутон, это безразлично. Столкновение с чем  либо  подобным
навеки заморозило бы мою душу.
     - Вы чувствуете, что говорите вещи, требующие объяснения?
     - Не совсем. Видите ли, дело в том, что я  сильно  задумалась,  кроме
всего прочего, и о потере разных вещей. Кажется у меня все перемешалось...
     - Ну, хорошо, а какое отношение к этому имеет замороженная душа?
     Я смирилась с тем, что не смогу выпутаться. Он задавал  вопросы  так,
что они требовали ответов, а из  меня  вырывалось  совсем  не  то,  что  я
хотела. Я сдалась.
     - Отдайте мне эту тряпку, - сказала  я  вынув  из  его  руки  косынку
Басеньки.  -  Чтобы  вы  потом  не  говорили,  что  вас   держало   что-то
материальное.  Если  бы  я  захотела  понятно  и  по   мере   возможностей
дипломатично объяснить вам в чем дело, мне пришлось бы говорить целый час.
А я готова поклясться, что у вас нет времени!
     - А если попробовать недипломатично?..
     Непостижимым для меня образом, на дальнейшую прогулку мы  отправились
вместе.
     - Я удивлена, что вам понадобилось объяснение того бреда, который  из
меня вырвался, - с неприятным осадком на душе сказала я. - Не все  ли  вам
равно?
     - Нет. Когда мне говорят странный бред... Извините, я не  хотел  быть
невежливым, но вы сами это так определили... то я должен узнать причины  и
цель. Я люблю понимать происходящие вокруг меня события.
     - Очень обременительное увлечение. У вас много времени.
     - Наоборот, у меня мало времени.
     - В таком случае, что вы делаете в этом скверике?
     - Пытаюсь добиться от вас  объяснения  редкой  реакции  на  получение
потерянного предмета.
     Меня разозлило это упрямство.
     - Это была реакция не на предмет, а на вас, - раздраженно заметила я.
- Вы думаете, что я не думаю, что вы знаете, как вы выглядите?!...
     Как и ожидалось, я сдурела  окончательно  и  выложила  ему  все,  что
старательно пыталась сохранить в себе. Претензий, неизвестно к нему или  к
судьбе, я даже не скрывала.
     - Ну, хорошо, - согласился он. - Допустим, что  вы  правы,  хотя,  по
моему мнению, вы сильно преувеличиваете. Но я не понимаю в чем мешает  моя
внешность.
     - В приставании к вам, - объяснила  я.  -  Я  не  могу  приставать  к
человеку, у которого по горло цепляющихся  к  нему  женщин.  Для  меня  вы
неописуемо привлекательны совсем в другом смысле.
     От этого другого смысла я полностью обалдела,  потому  что  осознала,
что не могу высказать ему ни своих взглядов, ни причин, по  которым  такой
человек как он для меня бесценен. Моя  страсть  к  сенсациям,  загадкам  и
тайнам должна была остаться необоснованной, как же ему  объяснить,  что  я
про все это пишу, если я ничего не пишу, я Басенька, я грызусь с  мужем  и
делаю узоры для тканей! Сбить его с темы было очень трудно,  в  довершение
ко всему он нравился мне все больше, а мне казалось, что  я  ему  нравлюсь
все меньше, и себе  нравлюсь  все  меньше,  и  вообще  я  попала  в  такую
умственную трясину, вытащить меня из которой не мог ни один человек.
     - Из того,  что  вы  сказали  следует,  что  вы  любите  таинственные
события,  -  сказал  он  таким  тоном,  в   котором   едва   чувствовалось
неодобрение. Меня удивило то, что из того, что я говорю, для  него  вообще
что-то следует.
     - Люблю, - согласилась я. - А вы нет?
     - Нет. Не вижу в них ничего привлекательного. Обычно они бывают очень
мучительными.
     - Возможно, но страдать я тоже люблю. К счастью складывается так, что
на  протяжении  всей  жизни   меня   встречают   сенсационные   идиотизмы,
невыносимые для нормальных  людей.  Это  случается  настолько  часто,  что
слишком долгое спокойствие всегда кажется мне подозрительным.
     - И вам еще мало? Вы надеетесь на большее?
     - Конечно! Развлечений всегда не хватает, а спокойная жизнь  отнимает
у меня трезвый ум и хорошее настроение.
     - Вы не похожи  на  человека  которому  не  хватает  трезвого  ума  и
хорошего настроения...
     - Откуда вы знаете, на  кого  я  похожа,  если  смотрите  на  меня  в
темноте?
     -  А  откуда  вы  знаете,  как  я  выгляжу?  Кроме  того   достаточно
перекинуться с вами  несколькими  словами,  чтобы  узнать  некоторые  ваши
особенности, даже в полнейшей темноте. Люди настолько переполненные жизнью
как вы, встречаются очень редко.
     - Вы говорите об этом так, будто считаете  громадным  недостатком,  -
критически  заметила.  -  Активность   характера   всегда   казалась   мне
достоинством.
     -  Мне  тоже.  Возможно  вы  почувствовали  в  моем  тоне   некоторое
неодобрение, потому что, говоря об этом, я одновременно думал  о  способах
расходования  подобной  энергии  и  активности.  Способах,  которые  могут
привести к довольно плачевным результатам...
     Мне показалось, что в царящий во мне хаос  вторгся  спасительный  луч
света. Боже мой, о чем он говорит?! Что он имеет ввиду?!  Может  он  знает
про аферу Мачеяков?!..
     Я вдруг утвердилась в дурацком убеждении, что  он  знает,  что  я  не
Басенька, знает тайну всего предприятия и дает мне это  понять.  Он  имеет
что-то общее со всем этим, хотя известно, кто он, то есть не известно  кто
он, то есть не известно, что он здесь делает, то  есть  известно,  что  он
здесь делает...
     Я окончательно запуталась в собственных впечатлениях  и  в  том,  что
известно, а что неизвестно. Кто он вообще такой, кто? Должен  же  он  быть
кем-то...
     - Кто вы собственно такой?  -  спросила  я  прежде  чем  успела  себя
удержать. - Случайно не журналист?
     - Да, - очень спокойно ответил он. - Я журналист.
     Искусство мышления временно стало  абсолютно  для  меня  недоступным.
Меня несло нечто такое, чем, насколько я понимала, следовало управлять, но
я была не в состоянии.
     - И кто еще?
     Он некоторое время молчал.
     - Кто еще? Например, рыбак.
     - Извините, кто?..
     - Рыбак.
     -  Где-то  на  задворках  сознания  промелькнула  мысль,  что   любой
нормальный человек спросил бы, какого черта он должен быть кем-то еще.  Он
отвечает так, будто это естественно...
     - Какой рыбак? - неуверенно спросила я. - Который стоит над Вислой  и
мочит в воде удочку?
     - Это рыболов. Обычный рыбак, такой, который  плывет  на  промысел  и
ловит рыбу в море.
     - У вас очень разные профессии... Может, вы кто-то еще?
     - Возможно. У меня очень разнообразные интересы. Особенно сильно меня
интересуют   последствия   необдуманных   и   непредсказуемых    действий,
происходящих от избытка неконтролируемой энергии.
     - И вы стараетесь противодействовать им?
     - Стараюсь, как могу.
     - Тогда у вас очень много работы...
     - Да, не жалуюсь.
     Что-то страшное толкало меня дальше.
     - И по  воле  обстоятельств  вам  приходиться  вмешиваться  в  разные
дурацкие истории, - осторожно продолжила я. -  Наверняка,  сенсационные  и
таинственные? И вам это все бесконечно надоело и вы  предпочли  бы  полный
покой?
     - Вы  очень  неплохо  это  определили.  Может  слегка  упрощенно,  но
довольно точно.
     - Значит, вы являетесь моей противоположностью. Мне это не надоело  и
я не желаю полного покоя...
     - И поэтому вы встреваете во все, что подворачивается?
     Я вросла в землю. Мы стояли под  фонарем,  лицом  друг  к  другу.  Он
смотрел   на    меня    взглядом,    наполненным    вежливым    интересом,
каменно-спокойным лицом.  Вместо  того,  чтобы  напрячь  мозг,  разгадать,
понять, расшифровать, что означает  то,  что  я  услышала,  я  чувствовала
только одно - он смотрит не на меня, а на лицо Басеньки. На  эту  дурацкую
челку, на идиотскую родинку, на агрессивные брови и недовольный рот...
     Первое, о чем мне наконец-то удалось подумать, что  мое  отупение  не
имеет границ и я с ним не справлюсь. Затем я решила, что  всегда  приятнее
иметь такого противника, как этот, чем какого-нибудь урода. Потом я  стала
сомневаться, действительно ли он мой противник. Потом я решила  продолжать
играть роль и скрыть правду, которую минуту назад я чуть не выболтала.
     - Откуда вы знаете, что я во что-то встреваю? - обиделась я.
     - А я и не знаю. Я догадался по тому, что от вас услышал...
     Я увидела спасительный свет, невероятным образом ситуация  радикально
изменилась. Гнетущая меня тяжесть  бесповоротно  исчезла,  хотя  я  только
теперь осознала, что за весь вечер  так  и  не  овладела  положением.  Все
происходит  независимо  от  меня.  Единственное  достижение,  которого   я
добилась  собственными  усилиями  -  добыча  не  столько  бизона,  сколько
теленка, я полностью вышла из роли Басеньки и теперь не имела  возможности
в нее вернуться. Теленок был хоть  и  маленьким,  но  было  непонятно,  не
вырастет ли он, поскольку от нее я оставила только лицо...
     Я очень смутно ощущала течение времени, в ногах чувствовалась тяжесть
бесчисленных километров,  темы  для  разговора  появлялись  сами  собой  и
размножались, как кролики весной, мне казалось, что этого человека я  знаю
бесконечное число лет. Я расслабилась,  сознания  мне  хватило  только  на
протест против того чтобы он шел со мной дальше края скверика и наконец, в
окончание чудесного вечера, я подстрелила вожака стада.
     Если точнее я невольно протянула руку для прощания.  И,  конечно,  он
мне представился.
     - Раевский, - отчетливо и благожелательно произнес он.
     - Хххххххх... - сказала я, панически пытаясь преобразовать эти первые
буквы во что-нибудь - хрип, кашель, отхаркивание,  отрыжку,  хоть  что-то,
лишь бы не Хмелевская!!!
     Фамилия Мачеяк сквозь горло не пробилась. Обидевшись на  себя,  решив
вернуть пану Паляновскому его паршивые  пятьдесят  тысяч,  я  ограничилась
невнятным бормотанием...


     Разволновавшийся до сумасшествия муж ждал в гостиной.
     - Боже мой, я уже думал, что ты  попала  под  машину!  -  раздраженно
выкрикнул он, увидев меня. - У тебя, осенние маневры,  или  как?!  Я  сижу
здесь как на сковородке, ни хрена не знаю, что делать, это просто скандал,
я все выяснил!!!
     Перестановка на новые  пути  расслабившихся  и  разомлевших  мозговых
центров потребовала от меня долгого времени  и  геркулесовых  усилий.  Про
пакет для шефа я полностью забыла и в первый момент вообще  не  поняла,  о
чем он говорит и чего хочет.
     - Что с тобой... - начала я с легким испугом.
     - Пошли!!! - остановил меня муж и схватив за руку поволок на кухню. -
Посмотри сама! Я их изобличил! Я химик!
     Я не понимала, какое отношение имеет к делу то, что он химик, до  тех
пор пока не  увидела  результатов  его  деятельности.  Собственность  шефа
лежала на столе в состоянии достойном  сожаления.  Каменные  рамки  картин
были частично поколоты, из рыцаря  на  доске  торчали  щепки,  а  лишенные
излишних украшений подсвечники производили впечатление надкусанных.
     - Смотри! - горячо потребовал муж. - Когда ты ушла  мне  было  нечего
делать и я присмотрелся к этому повнимательней.  Это  такое  же  железо  и
такая  глина,  как  я  китайская  роза!  Мрамор.  Разве  это  мрамор?  Это
искусственный мрамор, как называется то, из чего делают колонны, стены?..
     - Алебастр, - машинально ответила я.
     - Алебастр. Сколько он весит? Столько же как мрамор?
     - Ты что, мрамор это камень, а алебастр  -  это  гипс.  В  две  тонны
разница...
     - Вот из алебастра все это и сделано, дерьмо  это,  а  не  мрамор!  И
подсвечники дутые!
     Я испугалась, что он от чего-то свихнулся:
     - Успокойся, говори по-порядку! - потребовала я, вырывая у него руку.
- Может сделать тебе холодный компресс на голову? Или воды выпей... Ничего
не понимаю, какие дутые, какой алебастр?!
     - Да посмотри же, ослепла ты на этой прогулке, что ли?
     Я присмотрелась к охаянным обломкам, все  еще  не  зная,  что  должна
увидеть, пытаясь избавиться от впечатления, что мой сообщник свихнулся и в
приступе сумасшествия пообгрызал подсвечники.  Сообщник  стоял  надо  мною
словно палач и возбужденно сопел. Я заметила  отпиленный  кусочек  железа,
увидела крошки псевдомрамора, осторожно взяла в руку надгрызенную оболочку
и заглянула в выдолбленную дыру. Мне показалось, что там что-то блестит.
     - Там что-то есть? - неуверенно спросила я.
     Муж кивнул головой так, что она у него чуть не отвалилась.
     - Золото. Настоящее золото, чтоб я сдох. Во всех.
     Я вновь остолбенела. Я осмотрела остальные подсвечники, взглянула  на
поврежденную раму рыцаря, заглянула  под  щепки.  Это  была  не  настоящая
доска, дерево было очень тонким,  а  в  середине  тоже  что-то  лежало.  Я
наклонила рыцаря, муж подсветил фонариком, под мазней блеснули драгоценные
камни.
     - Вот тебе и на, похоже на  икону!  -  сказала  я  с  недоумением.  -
Утыканную драгоценными камнями и, кажется, старую!
     - Как пить дать, икона! - с воодушевлением подтвердил муж. - Золото и
произведения искусства в ординарной упаковке. Ты что-нибудь понимаешь?
     Рыцарь ущипнул меня за палец, благодаря чему  я  обрела  уверенность,
что мне это не снится. Я посмотрела на все еще раз  и  уселась  в  кресло,
ощутив, что с этого надо было начинать.
     - Зажги газ, - попросила я. - Это серьезное  дело,  мне  надо  выпить
чая. Придется подумать.
     - Пахнет мошенничеством, - подвел итог муж, послушно доливая  воду  в
чайник. - Не знаю, что за человек  этот  шеф,  но  чувствую  преступление,
получается так, что мы  станем  жертвами.  Нам  это  подбросили  в  полной
уверенности, что мы ничего не сделаем и это  будет  лежать.  С  минуты  на
минуту примчится милиция, возьмет нас за шкирку...
     - Дурачок, это было бы слишком просто. Милиции здесь  делать  нечего,
каждый может хранить свои драгоценности хоть в сушеном дерьме. Кроме того,
сразу бы стало ясно, что мы это мы, а не они. Разве что... Подожди...
     Муж с интересом повернулся ко мне:
     - Ну?
     - Подожди, кое-что пришло мне в голову. Разве что...
     Мое больное воображение понеслось галопом.
     - Разве что их убили и подозрение должно пасть на нас. Возможно,  все
устроено так, что они  найдут  их  трупы,  примчаться  сюда,  увидят  нас,
притворяющихся ими, с ворованным имуществом и привет - преступники готовы.
Объяснения, которые мы будем давать будут, естественно, такими идиотскими,
что нам никто не поверит, а если и поверит, нас посадят  за  подделку  под
кого-то другого. Выхода нет, мы замешаны в преступление!
     Муж стоял посреди кухни, с руками застрявшими в вздыбленных волосах и
смотрел на меня с тупым страхом.
     - Ты это серьезно?