из-за него, - подтвердила Бася. - Но придется с ним помириться
или... Вам в какую сторону? Налево? Мне тоже, пора за Юречком идти. Так вот,
дорогая, опасно ударяться в амбицию, гордость до добра не  доводит,  от  нее
одни неприятности. Мы с ним поругались, он на меня обижен, я  на  него,  кто
прав, кто виноват, не разберешь... Допустим, зря я отвернула кран в подвале,
когда чинили раковину, я не спорю, арматуру из стен повырывало и  штукатурка
осыпалась, но ведь это еще не повод устраивать  мне  скандалы!  Да  еще  при
людях!
   - Так в конце концов кто на кого обижен - ты на него или он на тебя?
   - Конечно, он на меня. Я швырнула в него куском крана и сказала, что  сам
он лентяй и неумеха. Так он на меня так взъелся, всю работу на меня взвалил!
Может, я тогда ему и еще пару слов сказала, а он мне: раз ты все умеешь,  то
и крутись сама...  Ладно,  помирюсь  с  ним,  пускай  теперь  он  за  песком
побегает. Надрывалась целых два дня и все насмарку!
   - Зачем же ты надрывалась? Ты бы перед ним извинилась...
   - Вот еще! Извиняться! Я вообще с ним не разговаривала! Таскала  на  себе
песок... пусть видит! Он  даже  перепугался  и  все  ждал,  чтобы  я  первая
заговорила... Теперь я сама на себя дивлюсь, зачем мне было маяться  с  этим
песком? Эти самые амбиции потом выходят боком, так и знайте!
   На Дольную въезжали машины, выбравшиеся наконец из пробки, образовавшейся
на месте катастрофы.
   - Ни за какие блага больше я в этих местах не покажусь! - твердо объявила
Шпулька. - Как бы не опознали во мне подругу преступной матери!
   - До чего же глупы люди! - недовольно отозвалась Тереска. - Чуть  меня  в
куски не разорвали! И никто даже  не  удосужился  посмотреть,  что  лежит  в
коляске.
   - Все были уверены, что там ребенок. Кто  ж  с  таким  ревом  гонится  за
помойными ведрами?
   - И  ведра  мои  пропали,  -  посетовала  Бася.  -  Нет  ничего  страшнее
разъяренной толпы. Стихия! Ну пока, я пошла за  ребенком.  Передай  от  меня
привет родителям. И бабуле. И всем, всем...
   -  Иногда  она  бывает  очень  рассудительной,  -  задумчиво  проговорила
Шпулька, глядя вслед удаляющейся Басе. - Она мне нравится. Ну что,  поможешь
мне дотащить груз до дома?
   - В последнее время меня  только  на  это  и  употребляют,  -  проворчала
Тереска, - все время помогаю кому-нибудь  таскать  тяжести.  Басина  коляска
оказалась слишком резвой, интересно, что выкинет твоя тыква.
   - Моя тыква поведет себя спокойно...  Ах,  как  я  мечтаю  хоть  недельку
пожить спокойно, мне так хочется поскучать...
   - А почему тебе не удалось поскучать на прошлой неделе?
   - Из Гданьска приехал Зигмунт и объявил, что собирается  жениться.  Такой
поднялся скандал...
   - Еще бы! Ведь Зигмунту только девятнадцать...
   - В этом и загвоздка. Если бы ему было двадцать девять, никто бы и  слова
против не сказал. Он надеялся  родителей  уговорить,  но  они  все-таки  его
переубедили.  Только  этот  скандал  прекратился,  начался  другой...  Из-за
шпагата...
   Тереска оживилась.
   - Из-за какого шпагата? Ты мне ничего не говорила.
   - Да я не успела, эта проклятая контрольная по физике все у меня  вышибла
из головы. Так вот. Вернулся мой отец с работы весь промокший,  тогда  дождь
лил, и куртка со спины была хоть выжимай. Он взял и повесил куртку к  печке,
чтобы она подсохла. А потом вернулся Зигмунт, жениться  он  уже  раздумал  и
весь промок. Все спали, и он тихонько повесил к печке свои носки, потому что
на смену лишней пары не прихватил. Стирать не стал, чтобы не шуметь,  так  и
повесил - мокрые, грязные  и  в  дырках.  Чтоб  не  упали,  он  привязал  их
шпагатиком к куртке отца, к хлястику, а отец с утра пораньше уехал на работу
в этой куртке. Весь маршрут  проехал  девятнадцатым  трамваем  и  только  на
конечной остановке кто-то ему сказал: проше пана, у вас сзади хвост, то есть
те самые носки, привязанные шпагатом. Отца чуть удар  не  хватил.  Он  хотел
Зигмунта придушить, когда вернулся, но тот уже успел смыться в Гданьск.
   - На босу ногу?
   - Нет, в отцовских носках. Поневоле начнешь мечтать о скуке!
   - Об этом и не мечтай! Мы  с  тобой  должны  сдать  спортивные  нормы  по
плаванию и получить водительские права.
   Шпулька чуть не выронила тыкву.
   - С ума сошла! Это еще зачем?
   - Я прикинула, что если мне удастся раздобыть еще один урок и вести  себя
экономно до конца года, то можно будет купить складную байдарку. И поплыть в
каникулы по Висле в  Гданьск  или  на  Канал  Августа,  помнишь,  какая  там
прекрасная земляника? Пора нам выбраться из этой трясины  и  зажить  наконец
по-настоящему! Да, и еще палатку надо купить.
   Шпулька смотрела на нее с нескрываемым ужасом.
   - А водительские права для чего?
   - Водительские права на  всякий  случай.  Может,  нам  потом  и  мотоцикл
удастся купить. По моим  подсчетам  это  будут  самые  дешевые  каникулы.  У
крестьян можно подзаработать, на сенокосе или жатве,  можно  ловить  рыбу  и
собирать малину.
   Шпулька, поудобнее перехватив тыкву, поглядела вдаль.
   - А ты хоть одну рыбину в жизни поймала? - осторожно поинтересовалась она
после некоторого молчания.
   Тереска со вздохом кивнула головой.
   - Поймала, даже целых две штуки. У меня отец рыбак, ты  же  знаешь.  Года
три назад, точно не помню где, на каком-то озере  мы  с  ним  вместе  ловили
рыбу. Мои рыбки были не очень большие, а одна, здоровенная,  как  лошадь,  у
меня сорвалась. Так что рыбу я ловить умею. А уж с грибами и всем прочим нам
управиться раз плюнуть.
   Шпулька тоже испустила вздох, но гораздо более глубокий, чем Тереска.
   - Не знаю, каким богам молиться, чтобы они вернули тебе твоего Богуся,  -
мрачно проговорила она. - Куда этот кретин подевался? Будь он здесь,  ты  бы
денег  экономить  не  стала,  а  тратила  бы  их  напропалую,  на  духи,  на
парикмахерскую, на тряпки, ничего бы не накопилось, и  я  бы  себе  поживала
спокойно. А тебе и времени бы не хватило ни на плавание, ни на уроки, ни  на
водительские права. Боже, Боже, за какие грехи мне такие муки?
   - Погоди, вот он  тебя  накажет,  влипнешь  по  глупости  в  какую-нибудь
историю и угодишь в тюрьму, - не на шутку  разозлилась  Тереска.  -  Там  ты
сможешь пожить спокойно и  даже  поскучать.  Или  паралич  тебя  хватит  под
старость, будем себе спокойненько разъезжать  в  инвалидной  коляске.  Разве
можно тратить время на покой и скуку, ведь мы же живем только раз  и  должны
все успеть сделать! Пора поторапливаться.
   - Вовсе я не хочу все успеть!  -  запротестовала  Шпулька.  -  Кое-что  я
сделать успею, с меня хватит. Нельзя же хотеть всего.
   - Хотеть надо как можно больше, потому что всего ни за что  не  получишь,
но чем больше  хочешь,  тем  большего  добиваешься.  Добиваться  всего  надо
самому, чтобы от других не зависеть. Возьмем Басю к примеру...
   Они незаметно добрались  до  Шпулькиного  дома,  остановились  во  дворе,
уселись за шаткую лавочку, расположенную под волейбольной сеткой.
   - В  жизни  невозможно  быть  абсолютно  самостоятельной!  -  воскликнула
Шпулька. - Разве что каким чудом... Бася не  богатырша,  а  ее  муж  возьмет
ведра с мусором и отнесет куда требуется...
   - Не с мусором, а с песком.
   - И с песком отнесет. А она что? Под силу ей таскать такие тяжести?
   - А она наймет себе человека, который будет ей таскать тяжести.
   - Ну да, наймет. За что?
   - За деньги, - со злостью огрызнулась Тереска, и обе внезапно  замолчали,
уставившись друг на друга. Шпулька  тяжко,  как  кузнечный  мех,  вздохнула,
поправила на коленях тыкву и покрепче прижала ее к  себе.  Тереска,  грустно
покачав головой, с обидой сказала:
   - Нет, ты посмотри,  все  в  эти  проклятые  деньги  упирается.  Мир  так
по-дурацки устроен... Шпулька оперлась подбородком о тыкву.
   - Ну ладно, - зловеще сказала  она.  -  Допустим,  поплывем  мы  на  этой
байдарке, а жить станем в палатке. Нападут на нас хулиганы и что? Пригодятся
тебе твои деньги, даже если они у тебя заведутся? Станешь  в  них  швыряться
бумажками?
   - Хулиганы бы не обиделись, - пробурчала Тереска. - Глупенькая  ты,  сама
себе создаешь проблемы. Можно записаться на курсы дзюдо. Можно взять с собой
мясницкий нож. Или финку. Или старый штопор моего брата... рекомендуется для
глаз.
   -  Или  дрессированную  гадюку.  Или  автомат.  Или  огородиться  колючей
проволокой и пустить по ней ток...
   - Я ей про дело, а  она  про  козу  белу!  Мы  же  про  самостоятельность
говорили!
   - Я  не  собираюсь  быть  абсолютно  самостоятельной,  -  твердо  заявила
Шпулька. - В ограниченных  пределах,  пожалуйста,  а  полностью  ни  в  коем
случае. И тебе тоже не советую.
   - Я во всяком случае попробую. Посмотрим, как мне это удастся и  в  каких
пределах...
   Встреча с Басей  оказалась  для  Терески  поворотным  пунктом.  Замечание
насчет  амбиций  прозвучало  вовремя.  Впереди  забрезжил  слабенький   свет
надежды. Ложные амбиции... Точно, от них одни неприятности. Неуверенность  в
чувствах Богуся стала невыносимой. Тереска  решила  хоть  что-нибудь  о  нем
разузнать, раздобыть его адрес,  начать  действовать,  иначе  она  умрет  от
удушья, разорвется на куски или сойдет с ума. У Терески были его снимки и  в
любом случае она обязана была их отослать. Вот именно, что  обязана!  Посему
она  имела  святое  право  разузнать  его  адрес,  в  этом  не  было  ничего
унизительного.
   «Обманываю себя, - безжалостно уличала собственное лукавство  Тереска.  -
Конечно, снимки только предлог. Я обманываю себя  так  нагло,  что  не  имею
права руки себе подать».
   Однако принятое решение и  возможность  действовать,  принесли  ей  такое
облегчение, что она решила пока что к себе не придираться. Она еще не знала,
как поступит,  но  сама  обретенная  свобода  выбора  подействовала  на  нее
живительно. Любое известие о  Богусе  было  лучше  полной  неизвестности,  в
которой она пребывала. Будь что  будет!  -  думала  Тереска,  отправляясь  с
визитом к другу Богуся.
   Збышека она выбрала по нескольким причинам. Во-первых,  она  считала  его
очень симпатичным, во-вторых,  на  турбазе  он  принадлежал  к  числу  самых
близких  друзей  Богуся,  а  в-третьих,  он  тоже  собирался   поступать   в
медицинский институт. К ней он относился благожелательно, не обижаясь на то,
что она вырвала Богуся из  компании.  Жил  он  неподалеку,  в  сентябре  она
встретила его на улице и узнала, что его приняли в институт.  Тереска  имела
полное  право  навестить  его  и  даже  приготовила  несколько   фотографий,
сделанных на турбазе.
   Вечер был холодный, хмурый и мокрый, словно  погода  припомнила  наконец,
что уже ноябрь, и перестала притворяться летом. Шел дождь.
   Збышек, худенький голубоглазый блондин  с  подвижным,  всегда  готовым  к
смеху лицом принял Тереску так, словно  ее  внезапный  визит  был  для  него
огромной радостью. Тереска  с  благодарностью  подумала  о  плодах  хорошего
воспитания. Терескин зонтик, с которого стекала вода, они с  веселым  смехом
устроили в ванной, а потом он угостил ее  апельсиновым  соком,  рассказал  о
первых студенческих впечатлениях, поинтересовался, как ее дела.  Ее  рассказ
об обвинении в детоубийстве жизнерадостный Збышек сопровождал взрывами смеха
и очень любезно поблагодарил за снимки.
   - Для Богуся у меня тоже есть, - оживленно проговорила Тереска,  стараясь
унять биение сердца. - Он ведь сейчас во Вроцлаве?
   - Ну что ты! - ответил Збышек и рассмеялся. -  С  Богусем  такая  история
приключилась, каких на земле уже не бывает!.. Он перевелся в Варшаву.
   - Не может быть! - перебила его Тереска, не сумев сдержать  изумления.  -
Все-таки удалось? И давно?
   - Да почти в начале учебного года, в первых  числах  октября  он  устроил
себе перевод в Варшаву. Четырнадцатого уже явился первый раз на  лекции.  Он
ушел, снял однокомнатную квартирку и пытается примкнуть к золотой молодежи.
   - Зачем? - спросила Тереска, с трудом переведя дыхание.
   - Затем, что он  влюбился.  Такая  потеха,  помереть  можно!  Встретил  в
«Орбисе» девушку, а потом гонялся за ней по всей Польше. В «Орбисе» он купил
ей билет до Кракова  на  тот  самый  поезд,  которым  собирался  ехать  сам,
надеялся, что они поедут вместе, а оказался в одном купе с ее  бабушкой.  Он
наладил со старушкой дипломатические контакты, узнал, что внучка  собирается
в Познань, и прямо из Кракова махнул туда. А  девушка,  как  оказалось,  уже
успела вернуться из Познани в Варшаву. Дальше идут сцены как в романе - он с
цветами и конфетами таскался к бабушке, чтобы узнать у нее варшавский  адрес
внучки, врал как по нотам, даже асом  контрразведки  притворялся,  но  адрес
девушки в конце концов достал. Достал и пропал. В могучем порыве чувства или
несказанной глупости - точно пока не установлено - устроил  себе  перевод  в
Варшаву неведомо каким чудом. На лекциях бывает, но видно, что телом он тут,
а душой - в местах иных... Тебе не холодно?
   Необходимость справляться с удушьем и тяжестью  в  области  желудка,  при
этом сохраняя прежнее выражение на лице, довела  Тереску  до  дрожи.  Она  с
силой стискивала зубы, чтобы  не  допустить  их  стука.  Смысл  рассказанной
Збышеком потешной истории пока что полностью до нее не доходил, она осознала
только, что случилось  нечто  ужасное,  какой-то  катаклизм,  землетрясение,
затмение солнца, катастрофа, взрыв галактики. Сейчас надо было все выслушать
и все вытерпеть, думать можно потом.
   - Нет, - ответила она с усилием. - То есть да,  я  чуть-чуть  озябла,  на
улице такая мокрень. Интересно, как она выглядит.
   - Может, напоить тебя горячим чаем?
   - Нет, благодарю, не стоит, мне скоро уходить. Интересно, как она...
   - Худая, черная, должен признать,  весьма  эффектна,  только  слишком  уж
малюется. Мне это не нравится, зато Богусю очень по вкусу. Я их как-то видел
вместе, Богусь с нее не сводит бараньих глаз. Здорово его забрало!
   Збышек беспечно рассмеялся.  Тереска  выдавила  из  себя  какой-то  звук,
имитирующий смех. До сей минуты ее не  покидала  надежда,  что,  может,  это
какая-то другая, не та из «Орбиса»... Она почувствовала,  что  больше  не  в
силах притворяться.
   - Мне пора, - нервно сказала она, срываясь со  стула.  -  Я  забежала  на
минутку, у меня еще полно дел. Позвони как-нибудь.
   - Обязательно, ты тоже звони. Подожди, ты зонтик забыла!
   Дождь падал равномерно и монотонно. Мокрые шоссе и  тротуары  блестели  в
свете фонарей. Молодой человек, появившийся из-за утла улицы, увидел  ее  на
противоположной стороне -  она  шла  медленно,  ссутулясь,  понурив  голову.
Зонтик ее закинулся на спину, вода стекала с мокрых волос на  лицо.  Девушка
казалась воплощением отчаяния. Молодой человек вспомнил, что  уже  видел  ее
однажды, только тогда ярко светило солнце... Нет,  ничего  подобного,  тогда
тоже лил дождь, светило не солнце, а ее глаза. Видимо, с ней случилась беда,
а может кто-то обидел. Молодой человек с досадой подумал о неотложном  деле,
не позволявшем ему подойти и предложить помощь...
   Тереска только тогда поняла, что зонтик закинулся назад, когда вода стала
стекать с мокрых волос за воротник. Она подняла зонт над головой,  но  затем
забросила его назад.
   «Пускай течет, - подумала она злорадно, - по крайней мере не будет видно,
что лицо заплакано...»
   Слезы текли у нее из глаз столь же обильно и непрерывно, как дождь.  Ноги
ступали по лужам, но она шла, не  обходя  их,  тяжелым  и  медленным  шагом.
Погода была под стать ее чувствам.
   Все кончилось резко и необратимо. Угасли всякие надежды, к  чертям  пошли
глупые мечты. В день именин Богусь был в  Варшаве...  Все  время  он  был  в
Варшаве... Девушка из «Орбиса»... Нет, это уж слишком!
   Плакал весь мир, плакало разбитое сердце Терески.
   Невозможность уединиться в какой-нибудь каморке или подвале,  спрятаться,
как  прячутся  больные  звери,  переполнила  чашу  горечи.  Даже  погоревать
спокойно было негде и некогда.
   Тереске казалось, что после - такого удара  она  не  оправится  до  конца
жизни. О самоубийстве она почему-то не помышляла, зато была твердо убеждена,
что остаток своих дней проведет в воспоминаниях о погубленной любви.
   Вернувшись в тот дождливый вечер домой, она  пыталась  биться  головой  о
стенку, но быстро свои попытки прекратила, потому  что  шершавая  штукатурка
обдирала кожу на лбу, к тому же стук вызывал гул и сотрясения всего  дома  и
только украсил ее лоб не замедлившей вскочить шишкой.
   Ни школы, ни репетиторства бросить было  нельзя.  Окаменеть  в  отчаянии,
укрыться  под  черной  вуалью  -  о  таком  даже  мечтать  не   приходилось.
Неблагоприятствовавшие горю обстоятельства в скором времени привели к  тому,
что Тереску охватила ярость.
   Ярость эта имела всяческие последствия, но удивительнее всего  отозвалась
в  даваемых  ею  уроках.  Содержание  задач,   ставших,   пожалуй,   слишком
оригинальным, привело к тому, что тайны математической науки прочно  оседали
в мозгах ее питомцев. Внезапное улучшение отметок у Мариолки и Тадзика  было
столь поразительным, что через неделю новые ученики сами пошли  ей  в  руки.
Теперь она имела возможность привередничать.
   К счастью, все это происходило в школе, а на территории  школы  состояние
духа Терески странным образом улучшалось. Она не противилась  дополнительным
нагрузкам, а потом уж обязана была держать  данное  слово.  В  школе,  среди
людей и среди дел, отчаяние почему-то теряло свою силу,  опускалось  на  дно
души и вылезало на поверхность только в  одиночестве,  быстро  заполнявшимся
тоскливыми думами. Сидя за столом в тишине своей комнаты и глядя в  окно  на
голые  деревья  и  холодный  заплаканный  мир,  Тереска   чувствовала   себя
смертельно, безнадежно, безгранично несчастной.
   «Странно, - подумала она, оторвав мысли от этого придурка, примкнувшего к
золотой молодежи, от этого Генриха де Валуа, - в школе мне почему-то  лучше.
Там меня все время подталкивают и  подгоняют,  заставляют  действовать.  Как
только  я  перестаю  думать,  мне  сразу  делается  лучше...  Значит,   надо
действовать, не хочется, но надо... чем заняться, Боже, чем мне заняться?»
   На сей раз колка дров не спасет - работа не занимает ум,  мысль  движется
своим  путем,  направленным  в  отчаяние.  Школа?  Школа   не   ахти   какое
развлечение. Репетиторство то же самое, хотя за уроки получаешь  деньги.  Но
деньги приятно не зарабатывать, а тратить... На тряпки, на косметику...  Для
кого?..
   Мысль, что ей не для кого делаться красивой, подействовала на  нее  столь
угнетающе, что Тереска тут же постаралась от нее избавиться. Милиция! Что  с
бандитами?? Бандитов, кажется, побрали черти, черти побрали всех  и  не  для
чего жить на свете... Но все  равно  надо  придумать  какое-то  средство  от
несчастья. «Не хочу быть несчастной и не буду!  -  думала  она  с  отчаянным
упрямством. - Не хочу, и баста!»
   С участковым они встретились  случайно:  Тереска  возвращалась  из  школы
шаркающей походкой, волоча за собой сложенный зонтик -  дождь  кончился  час
назад. Двигавшийся навстречу участковый долго на нее смотрел, ему  казалось,
что Тереска время от времени пыталась погрозить кому-то  кулаком  и  топнуть
ногой. Она заметила его, когда он оказался перед ней.
   - Добрый день, - приветливо сказал участковый.
   - Ага, вас-то мне и надо, - рассеянно проговорила Тереска,  глядя  сквозь
него. - Там вылетел в окно здоровенный горшок... С цветком. И там  мой  брат
видел ту  самую  машину.  А  со  стороны  Пулавской  вывернулся  благородный
человек, тот, что похож на обезьяну... И может, все это из-за  меня,  потому
что та коробка,  которую  я  пну...  о  которую  я  споткнулась,  за  что-то
зацепилась и дернула... не знаю что... Как может коробка дернуть  цветок  на
четвертом этаже, но грохот был такой...
   Этот бессвязный лепет участковый слушал молча.  Странно,  но  ассоциации,
вызываемые в нем словами Терески, выстраивались в лог