значит любовь...» Остальное не доскажу, не хочу выражаться. Какое  свидание,
о чем речь?
   Кшиштоф  Цегна  был  доволен  собой.  Еще  бы,  действия  его   оказались
безошибочными и спасли ситуацию. Досада на несносных девиц почти исчезла.
   - Пойдем отсюда, - твердо скомандовал он.
   - Минутку! - столь же твердо  произнесла  Тереска.  -  Мы  хотим  сделать
чистосердечное признание. Шпулька,  ты  уже  сказала?  Мы  совершили  кражу.
Вернуть не можем, уповаем только на вас...
   Второй раз за этот вечер участкового вытащил из дома телефонный звонок. В
отделении милиции его ждала необычайно  возбужденная  троица.  С  ангельским
терпением участковый выслушал три  сбивчивых  рассказа,  покачал  головой  и
повздыхал.
   - Вы, я вижу, задались целью лишить пожилого человека покоя, -  обреченно
сказал он. - Понять не могу, почему я трачу свое время  на  то,  чем  мне  и
заниматься-то не положено... Давайте по порядку, а то пока я уяснил лишь две
вещи. Во-первых, что ты, сынок, влез не в свой район и что ходишь в  брюках.
Тот бандит за колонной - это ты?  Так  не  годится.  Бельгийской  занимается
Квятковский, придется завтра с ним объясняться. А во-вторых, -  что  Черному
Метю кто-то подбросил в машину сверток, а уважаемые дамы его стибрили. А  от
меня, значит, требуется отпущение грехов. Говорите,  какой-то  тип  в  сером
«опеле»? Номер запомнили?
   - Битва под Грюнвальдом, - не задумываясь доложила Тереска.
   - Вы и впрямь уверовали, что по  городу  разъезжают  сплошь  исторические
даты?
   - Нет, конечно, но вообще-то... Номер  начинается  с  пятерки.  Пятьдесят
четыре - десять. Жолибож. То есть я хотела сказать «WI».
   - Ладно, давайте поглядим, что в свертке. Наверняка  надо  будет  вернуть
владельцу. К вашему сведению, я и сам не знаю, как тут выкручиваться.
   - Может, выкручиваться и не придется, - туманно протянул  Кшиштоф  Цегна,
который в вопросе кражи был всецело на стороне подруг. В душе он одобрял  их
поступок, на который сам никогда бы не осмелился.
   Участковый перерезал шнур.
   - Вернем или не вернем, а проверку запротоколируем как положено, - сурово
сказал он и снял обертку.
   Кшиштоф Цегна от изумления даже присвистнул. Тереска и Шпулька замерли  и
вытаращили  глаза.  Участковый  бывалым  взглядом   рассматривал   несметное
количество великолепно упакованных швейцарских часов.
   - Да, дела... - протянул он после затянувшегося молчания.  -  Сомневаюсь,
что владелец признается в такой пропаже. Нехорошо получилось...
   - Кто же мог подумать?.. - сконфуженно буркнул Кшиштоф Цегна.
   - А надо было думать. Если уж ты, сынок,  взялся  за  гуж,  о  чем  тебя,
кстати, никто не просил, так будь  добр,  предусмотри  все  до  мелочи.  Как
теперь раздобыть улики? Надо было оставить ему это добро, установить слежку,
поглядеть, куда он его денет...
   - Столько раз уже выслеживали - и ничего...
   - Может, у него товара тогда не было.  А  в  этот  раз  был.  Хватило  бы
сфотографировать... Того субъекта из «опеля» опознаете?
   Тереска и Шпулька, не отрывавшие глаз от невиданного  зрелища,  испуганно
вздрогнули.
   - Мы не хотели... Мы не думали... - запричитала Шпулька.
   - Мы думали, там что-то незаконное, - сокрушенно  подхватила  Тереска.  -
Честное слово, мы не собирались красть часы!
   Участковый удивился.
   - Так вы считаете,  что  добро  приобретено  законно?  Вы  перехватили  у
преступников  солидную  партию  контрабандного  товара,  теперь  уж   нечего
скрывать. Если вас никто не видел, то, чует мое сердце, сейчас у этой братии
разгорается серьезная свара. Крысь, сынок,  надо  бы  этим  воспользоваться.
Звони майору, он наверняка еще не спит. И садись  писать  рапорт!  Заодно  и
протокол составим, уважаемые дамы нам его подпишут. Так  вы  опознаете  того
субъекта из «опеля»?
   Тереска уже начала понимать, что их воровство обернулось вроде  бы  вовсе
не воровством и даже есть надежда завтра утром попасть в школу.
   - Да, конечно! - с готовностью подтвердила она. - Мы  можем  описать  его
прямо сейчас, пока еще помним.
   - Я не помню, - расстроенно призналась Шпулька. - Он у меня  сливается  с
тем симпатичным, к которому цеплялась нахальная девица.
   - Помнишь, помнишь! Ты только сосредоточься. Старый такой...
   - Точно, - обрадовалась  Шпулька.  -  Лет  сорок,  не  меньше.  Ага,  еще
перчатки.
   - И серый костюм.
   - И, наверно, брюки... - буркнул участковый, записывая за ними.
   - Что? Ну да, брюки. И волосы. Без лысины. Ежиком. И лицо  как  блин.  Не
совсем, нос, конечно, торчал, но вообще плоское. Да и нос тоже приплюснутый.
Верно?
   - Приплюснутый, - подтвердила Шпулька, сосредоточенно наморщив брови. - А
еще ухо... Участковый перестал писать.
   - Одно? - подозрительно спросил он. Шпулька кивнула головой.
   - Одно. То есть нет, два! Но одно было какое-то не  такое...  Багровое  и
вроде бесформенное. Тоже плоское...
   - Точно! - оживилась Тереска. - Расплющенное! Причем только одно!
   - Которое?
   - Правое. Левое у него обыкновенное.
   - А волосы ежиком какого цвета? Черные, светлые?
   - Под цвет костюма. Серые.
   - Наверное, с проседью, - сообразила Шпулька. - Черные с проседью - вот и
показались серыми.
   - Что еще? Глаза, зубы?
   Тереска покачала головой.
   - Не требуйте  от  нас  невозможного.  Мы  ведь  его  видели  при  слабом
освещении. Глаз  не  разглядели,  а  зубы  он  не  скалил.  Высокого  роста,
примерно, такого, как Скше... как этот пан, в меру упитанный.
   - Что значит «в меру упитанный»? Тереска снова окинула Цегну  оценивающим
взглядом.
   - На одну треть толще этого пана, - с уверенностью объявила она.
   - На одну четверть, - въедливо уточнила Шпулька. Кшиштоф Цегна  стоял  не
шевелясь и беспрекословно позволял делить себя на части.
   - Больше ничего примечательного вы не запомнили?
   - К сожалению,  нет,  -  виновато  сказала  Тереска,  а  Шпулька  грустно
покачала головой.
   Участковый, вначале описавший в протоколе внешность субъекта из  «опеля»,
вынужден был продолжать дальше в нетрадиционной последовательности.  Кшиштоф
Цегна приступил к составлению  протокола.  В  помещении  воцарилась  тишина,
изредка прерываемая  короткими  уточняющими  вопросами.  Подруги,  уже  было
успокоившись, снова  начали  нервничать,  тем  более  что  воровская  добыча
мозолила им глаза.
   - Надо сосчитать, - внезапно  спохватился  участковый.  -  Крысь,  иди-ка
сюда, сынок. Заверишь.
   Часов оказалось полсотни. Тереска быстро прикинула в уме. По  две  тысячи
штука, это будет... миллион!
   - Силы небесные! - тихо ужаснулась она.  -  Мы  с  тобой  украли  миллион
злотых!
   Шпулька посмотрела на нее взглядом агонизирующего  василиска.  Участковый
отложил наконец ручку.
   - Больше, - заверил он. - Часть из них золотые. Тысяч  по  десять  штука.
Попрошу  уважаемых  дам  прочитать  и  подписаться.  Тут  все   изложено   в
сокращенном виде, не хотелось вас  надолго  задерживать.  Самое  главное,  о
подробностях вас еще будут допрашивать.
   Тереска потянулась за протоколом, а Шпулька как приросла к стулу.
   - А когда... - тихо спросила она  сдавленным  голосом,  -  когда  вы  нас
арестуете?
   Участковый как-то странно на нее посмотрел и сделал приглашающий  жест  в
сторону протокола. Тереска оторвалась от изучения документа.
   - Но тут ничего нет о том... что мы украли... -  растерянно  пробормотала
она.
   - Но все, что есть, изложено верно?
   - Ммм... верно.
   - Тогда подписывайте. Что значит «украли»?  Вы  не  украли,  а  доставили
вещественные доказательства.
   Подождав, пока обе  поставят  свои  подписи,  участковый  встал,  оправил
мундир и прокашлялся. Кшиштоф Цегна  посмотрел  на  него  и  тоже  поднялся.
Подруги неуверенно последовали их примеру.
   - Благодарю за службу! - торжественно рыкнул участковый.
   Кшиштоф Цегна непроизвольно стал навытяжку и щелкнул каблуками. Тереска и
Шпулька окончательно обалдели. Участковый вышел из-за стола  и  с  почтением
пожал каждой руку, то же самое проделал и Кшиштоф Цегна.
   - Большое спасибо, - беспомощно промямлила Тереска, ничего не понимая.
   Участковый, покончив с торжественной частью, перешел на нормальный тон.
   - Вы нам очень помогли, а теперь  по-хорошему  вас  прошу,  отправляйтесь
домой и оставьте в покое  бандитов.  И  не  советую  больше  ничего  красть.
Уймитесь, ладно? Проводить мы вас не сможем, уж не обессудьте,  сейчас  сюда
нагрянет начальство, а ни одной машины у меня под рукой нет...
   Только у дома Шпульки подругам удалось немного остыть и  прийти  в  себя.
Вечерние приключения были просто ошеломительными,  а  поведение  участкового
произвело на них неизгладимое впечатление. Они одновременно гордились  собой
и чувствовали какую-то опустошенность.
   - А выглядел вполне прилично,  -  в  раздумье  сказала  Тереска.  -  Тот,
который подбросил часы. Может, не знал, что там в свертке?
   - Я уже никому не верю, - сумрачно ответила Шпулька. - И вообще больше ты
меня не впутаешь ни в какую идиотскую историю. Нас могли убить!
   - Глупая, это же не убийцы, а торгаши! Милиция  говорит,  такие  избегают
мокрых дел. В крайнем случае нас могли побить.
   - Большое спасибо, но быть побитой мне тоже не очень хочется. На кой черт
нам все это нужно, зачем ты встреваешь, чего тебе неймется?! Какое тебе дело
до чужих бандитов и до их часов?!
   Тереска даже остановилась от возмущения. Хотя  что  уж  тут  возмущаться,
если честно, то возразить было нечего. Вернее, возражения были такого  рода,
что о них не  хотелось  даже  думать,  а  уж  высказать  вслух...  А  правда
заключалась в том, что сотрудничество с  Кшиштофом  Скшетуским  было  своего
рода противоядием  от  Богуся.  Нет,  она  вовсе  не  хотела  забыть  Богуся
насовсем, вот еще! Но свалившиеся на  нее  потрясения  своим  драматизмом  и
романтикой возвышали  ее  в  собственных  глазах.  Если  уж  переживать,  то
по-крупному, а не тихо чахнуть от тоски. Умирать, так с  музыкой!  А  может,
захватывающие приключения вообще не позволят ей зачахнуть. Но как  объяснить
это Шпульке, которая, ничего особенного не находя в Богусе, не  поймет  всей
важности ее признания? А кроме того,  как  можно  оставаться  равнодушной  к
такой возмутительной преступной афере? Какое ей, видите ли, дело!..
   - А какое тебе дело до чужих детей? - гневно парировала  Тереска.  -  Они
твои? Почему тебя должно волновать, не  голодают  ли  они,  не  остались  ли
бездомными?
   - Шпулька даже подскочила.
   - Это совсем другое дело! Дети - живые существа! Как можно сравнивать? Из
детей что-то вырастет!
   - Ага. Будущее нации.
   - Из брошенных детей вырастет дегенеративное общество!
   - А какое тебе дело до общества? - безжалостно спросила Тереска.
   Какое-то время Шпулька не находила ответа. Дело,  без  всякого  сомнения,
есть, но какое именно?
   - Когда эти дети вырастут, мы  еще  будем  жить,  верно?  -  нерешительно
сказала она. - А мне не хочется жить в дегенеративном обществе. Особенно  на
старости лет.
   - А в обществе преступном хочется?
   - Ну, ладно. Но для этого есть милиция...
   - А для детей - социальная опека и  родители!  Кроме  того,  дети  растут
долго! А тут, пожалуйста, за один  вечер  -  и  столько  дел  наделали!  Мне
нравится видеть результаты сразу, а не через двадцать лет!
   Шпулька смутно ощущала, что в этом есть какой-то смысл.
   - Ну хорошо, - неохотно согласилась она. - Но ведь сколько надо нервов!
   - А я люблю, чтоб на нервах.
   - Так ты же ненормальная. Никто, кроме тебя, в такие истории не  встревал
бы. А твой Богусь кретин. Христом-Богом тебя прошу,  влюбись  в  кого-нибудь
другого!
   - Отстань, - огрызнулась Тереска и зашагала в сторону Шпулькиного дома. -
Если хочешь знать, я вообще больше ни в кого не влюблюсь. С меня хватит.
   -  Богусь  не  стоит  того,  чтобы  на  нем  завязывать!   -   возмущенно
запротестовала Шпулька, и точность ее слов поразила Тереску в самое  сердце.
До сих пор ей казалось, что личная ее жизнь  кончена,  разбитого  сердца  не
склеить, но тут вдруг одолели  сомнения.  Богусь  оказался  идиотом.  Тогда,
может быть, кто-то еще... когда-нибудь...
   Она решительно отмела закравшуюся в голову и в сердце  несмелую  надежду.
Нет, исключено, любовь ей больше не светит! Личное счастье не для нее,  надо
переключиться на  что-то  другое.  Благодарность,  которую  ей  торжественно
вынесли от имени властей, внесла хоть некоторую умиротворенность в ее  душу.
С любовью это, конечно, не сравнить...
   - Если Кристине ее жених не решит  задачку  по  физике,  мы  горим  синим
пламенем, - внезапно зловеще объявила Шпулька. - Ты уже, конечно, решить  не
успеешь, а обо мне и речи нет. Но хоть попытаться-то ты можешь! Умоляю тебя,
иди наконец домой!
   Вопреки ожиданиям, к  предложению  более  тесного  сотрудничества  Янушек
отнесся прохладно.
   - Так сразу честно и скажи, что мне надо  следить  за  всеми  машинами  в
Варшаве, - скривился он.  -  «Опель»,  например,  с  Жолибожа,  это  что  же
получится? Прикажешь вообще не возвращаться домой?
   - Не торчит же он на Жолибоже все время. Наверняка раскатывает по  городу
и где-то останавливается. Может же он случайно броситься тебе в глаза!
   - А та машина, с революцией? Она тебя уже не интересует?
   - Интересует, еще как! Но «опель» тоже.
   - А почему?
   - Да так. Милиции он нужен.
   - А что,  объявилась  какая-то  моторизованная  банда?  Ну  хорошо,  могу
поискать, но будешь две недели мыть за меня посуду.
   - Совсем обнаглел! - ахнула Тереска  с  таким  негодованием,  что  Янушек
сразу пошел на попятный. Ясно, тут он перегнул  палку,  с  мытьем  посуды  к
Тереске лучше не приставать.
   - Тогда будешь решать за меня задачки по математике, - покладисто уступил
Янушек.
   На Терескином лице отразилось глубокое отвращение.
   - К твоему сведению, задачками  по  математике  я  занимаюсь  со  всякими
недоумками за деньги. Это мой профессиональный труд. А ты...
   - А я мог бы искать по городу всякие тачки тоже за деньги!
   - Сравнил! Помощь в поимке преступников - это наш общественный долг!
   - Можешь считать мои  задачки  тоже  общественным  долгом.  Если  я  буду
гоняться за тачками, когда, по-твоему, мне заниматься математикой?
   После продолжительных торгов обе стороны отыскали компромисс. Сошлись  на
том,  что  за  некоторые  задачки  по  математике  полкласса  Янушека  будет
высматривать по городу некоторые интересующие Тереску машины.
   Результатом заключенного  союза  был  незамедлительный  визит  Терески  к
участковому.  В  свете  Терескиных   заслуг   в   борьбе   с   преступностью
неудивительно, что в милиции она  чувствовала  себя  как  дома.  Постучав  в
дверь, она услышала невнятный звук, который приняла за приглашение, и вошла.
   Участковый сидел за своим столом, напротив размещался на  стуле  какой-то
субъект симпатичного  вида  и  не  совсем  еще  старый,  лет  под  сорок,  с
востроглазым живым лицом, в котором было что-то птичье.
   - Добрый день, - непринужденно поздоровалась Тереска. -  Мой  брат  видел
«опель».
   Участковый, завидев ее, вздрогнул и  изменился  в  лице.  Бросив  быстрый
взгляд на посетителя,  он  порывисто  вскочил  с  таким  жестом,  как  будто
отмахивался от нечистой силы.
   - Не сейчас, - сказал он поспешно. - То есть, прошу  прощения,  но...  То
есть, кто вам позволил?.. То есть, я  хотел  сказать,  вам  не  следовало...
Словом, я занят, прошу подождать!
   Тереска была крайне удивлена. Она недовольно  покосилась  на  посетителя,
который сидел с каменным выражением лица.
   - Ждать я не могу... - запротестовала было она.
   - Тогда завтра! - быстро прервал ее участковый. - По личным  делам  прием
завтра!
   Тереска так поразилась, что потеряла дар речи. Постояв какое-то  время  с
открытым ртом и  оторопью  в  глазах,  она  молча  покинула  негостеприимный
кабинет. Снаружи, сразу за порогом отделения  милиции,  ей  попался  Кшиштоф
Цегна, как раз возвращающийся с обхода.
   - Этот ваш шеф выставил меня за дверь, - возмущенно пожаловалась  она.  -
Хотелось бы знать, чем я заслужила такое обращение?
   - Он там один? - поинтересовался Цегна.
   - Нет. Еще какой-то тип. С птичьей физиономией. Наверное, преступник,  но
вообще-то симпатичный.
   - О Боже! - ахнул Кшиштоф Цегна. - Какой преступник!  Это  же  майор!  Вы
успели что-нибудь наговорить?
   - Надо же, майор! Нет, не успела. Хотела  сказать,  что  мой  брат  видел
«опель». Да он ничего и слушать не хотел! Что бы это  значило?  Милицию  это
уже не интересует?
   Кшиштоф Цегна с минуту помолчал.
   - Все из-за меня, - с мрачным раскаянием признался он. - Это  дело  ведет
майор, а я встреваю в него без спросу. Шеф боялся, что вы брякнете лишнее  и
будут неприятности. Черт подери, наверняка будут.
   Он передумал заходить в милицию и с озабоченным видом  поплелся  рядом  с
Тереской в сторону ее дома. Тереска была заинтригована.
   - Ничего не понимаю. Как это встреваете? Мешаете ему?
   - Нет, не в том  смысле.  Просто  превышаю  свою  компетенцию.  Самолично
занимаюсь розыском вместо того, чтобы передать все в другие  руки,  вдобавок
еще привлекаю к расследованию постороннее лицо. То есть вас. Но у меня на то
свои причины.
   Тереска почувствовала себя заинтригованной еще больше.  А  Кшиштоф  Цегна
был угнетен и ощущал неодолимую потребность перед  кем-нибудь  исповедаться.
Вот так и получилось, что он поделился с Тереской своими мечтами  и  планами
на будущее.
   У Терески его проблемы  немедленно  вызвали  горячий  отклик.  В  вопросе
жизненных амбиций Кшиштоф Цегна нашел в ней родственную душу,  Тереске  тоже
честолюбие было не чуждо, особенно в последнее  время.  К  тому  же  Кшиштоф
Цегна кое-что для нее значил.
   - Меня, видите ли,  тянет  на  всякие  значительные  дела,  -  с  азартом
объяснял Цегна. - Не хочется мелочиться. И чтоб  результаты  были  видны.  И
чтоб выкладываться на полную катушку,  я,  видите  ли,  люблю  выкладываться
подчистую, но только не попусту!
   Честолюбивые замыслы Кшиштофа Цегны оказались ей столь созвучны, что  она
загорелась желанием немедленно ему поспособствовать.  Словом,  Тереска  была
всецело на его стороне. Тонкости служебной  субординации  были  ей,  правда,
непонятны, но она приняла факт их существования на веру.  Наверное,  так  уж
заведено в этой их милиции,  что  каждый  приставлен  к  своему  бандиту,  и
отбирать их сослуживцам друг у друга не положено.
   - Я понимаю, - сказала она с теплым участием. - Я вам помогу. Вы достойны
того, чтобы переловить всех этих  бандитов  лично,  собственными  руками.  А
много их наберется?
   Мысленно  она  уже  видела  целую   процессию   бандитского   отродья   с
разбойничьими физиономиями, прикованных цепями один к другому, в кандалах  и
с ядром у ноги, плененных торжествующим Кшиштофом Цегной.
   - Не  знаю,  -  осторожно  сказал  Кшиштоф  Цегна.  -  Два-три  человека.
Достаточно было бы поймать главарей.
   - Те, которых я видела... те, что в машинах... Это они главари?
   - Не совсем. Но через них можно выйти на главарей, только выйду уже не я.
Мне хватило бы и подручных. Видите ли, вместо того, чтобы воровать сверток с
часами, лучше бы вы сфотографировали, как тот тип из «опеля» подбрасывал  их
в «фиат». Можно было бы и украсть, только сначала сделать  снимки.  А  лучше
всего - поймать хозяина «опеля» с  поличным.  Вдобавок  выяснив,  с  кем  он
связан. Тут без слежки не обойтись.
   - Вот незадача! - огорчилась Тереска. -  Следить  я  не  могу,  мне  надо
ходить в школу. И брату тоже.
   - Ив мыслях не держите, - спохватился Цегна. -  Упаси  вас  Бог  заняться
слежкой! Это очень опасная работа, и без опыта тут не  обойтись.  Я  уж  сам
буду этим заниматься, после службы. Знать бы только, за чем следить.
   Неожиданный запрет вызвал в Тереске недовольство и даже  легкий  протест,
но она его не показала. Желание помочь неудержимо росло в  ней  как  боровик
после дождя.