Василий Федорович Хомченко
   Следы под окном


                                  Повесть


     -----------------------------------------------------------------------
     Хомченко В. При опознании - задержать: Повести:
     Авторизованный перевод с белорусского Галины Шарангович
     Мн.: Маст. лiт., 1989. - 448 с.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 декабря 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     В книгу белорусского прозаика В.Хомченко (род. в  1919  г.)  вошли  три
остросюжетные  повести.  Жизни  белорусского  поэта-демократа   Ф.Богушевича
посвящена повесть "При опознании -  задержать".  О  чекистах,  их  борьбе  с
врагами революции в годы гражданской  войны  повесть  "Облава".  "Следы  под
окном" - психологический детектив.


                         Из протокола осмотра места
                                происшествия

     Дом гр-на Егорченко В.П. стоит на отшибе,  на  расстоянии  восьмидесяти
метров от двух других домов. Дом и двор обнесены проволочной  сеткой.  Перед
фасадом дома - палисадник,  огороженный  частоколом,  высота  которого  один
метр сорок сантиметров... Мимо дома, в пяти метрах от палисадника,  проходит
проселочная дорога. По фасадной стороне дома расположены три окна. В  правом
окне разбито нижнее правое стекло... По характеру  осколков  и  пробоинам  в
стекле можно заключить, что стекло разбито выстрелом из  ружья,  заряженного
мелкой дробью... Возле частокола обнаружены следы, принадлежащие,  возможно,
тому, кто стрелял...
     Следователь районной прокуратуры младший советник юстиции П.Петров.


     Ах, если бы Алена  Макаровна  Комкова  знала,  что  случится  с  ней  в
санатории! Если бы могла знать...
     Путевку Комкова получила впервые в жизни, притом  "горящую",  оставался
только один день на сборы и дорогу до того санатория. А ехать из ее  поселка
до него надо было почти полсуток поездом.  Профком  льнозавода,  на  котором
работала  Алена  Макаровна,  долго  уговаривал,  и  она  согласилась   взять
путевку - никогда в санаториях не бывала, а тут давали бесплатную.
     Стояла весна, запоздалая, холодная, туманная - размазня,  а  не  весна;
только в середине апреля улыбнулась она теплой  солнечной  усмешкой.  Вот  в
эти апрельские дни и приехала Алена в санаторий, опоздав всего на день.
     Ей сразу же все там понравилось: комната с лоджией, озеро, лес  кругом,
врачи и медсестры, официантки, соседи  по  столу  и  соседка  по  комнате  -
худощавая, маленького роста,  с  сединой  в  густых,  коротко  подстриженных
волосах,  насмешливая  и  подвижная.  Звали  соседку  Валерией   Аврамовной,
возраст ее был  предпенсионный  -  шел  уже  пятьдесят  третий  год.  Однако
Валерия Аврамовна вела себя так, словно бросала вызов своему возрасту.
     Первые вопросы, заданные ею Алене при знакомстве, были о муже:
     - Замужем? Кто муж?
     - Н-нет... - Алена растерялась от нескрываемого любопытства соседки.  -
Нет у меня мужа.
     - Разошлись? Пьяница был?
     - Да нет... Совсем не было.  Не  хватило  мне,  другие  поразбирали,  -
попробовала она перевести разговор на шутку.
     Валерия призналась, что и она не замужем.
     - Был у меня муж, да спился. Инженер, вместе политехнический  окончили.
Выгнала. Ничего,  мы  себе  тут  заведем  кавалеров.  Может,  кого-нибудь  и
насовсем приручу. А ты как?
     Алена застенчиво усмехнулась:
     - Куда уж мне невеститься. Сорок шестой идет.
     Вот так они и познакомились, поговорили, вроде бы и  в  шутку,  о  том,
что, надо признаться, было в мыслях у  Алены,  когда  ехала  сюда:  а  вдруг
кто-нибудь подходящий да встретится.
     Во время обеда Валерия повела Алену в столовую,  пообещав  посадить  за
свой стол.
     - У нас теперь стол будет симметричный: двое  мужчин  и  мы  вдвоем,  -
говорила она по дороге. - Мы с тобой, Алена, богатые, тут ведь мужчин  мало.
И еще нам повезло - наши оба неженатые.
     Их соседи сидели уже за столом. Валерия Аврамовна  сначала  представила
Алену,  потом  мужчин.  Старший  был  адвокат  Зимин  Аркадий  Кондратьевич,
высокий, худощавый, в очках,  с  короткими  густыми  седоватыми  усиками.  А
второй - журналист (он назвал себя  газетчиком)  Цезарь  Тимофеевич  Лысцов.
"Зовите меня просто  Цезиком",  -  попросил  он,  и  его  потом  все  так  и
называли. Этому Цезику Лысцову, с выпуклым животиком, двойным подбородком  и
двумя полосками залысин было столько же, сколько и  Алене,  -  сорок  шесть.
Приехали мужчины и Валерия вчера, так что Алене предстояло пробыть вместе  с
ними весь санаторный срок.
     Приняли мужчины Алену весело, встали, поклонились,  Зимин  еще  и  руку
поцеловал, щекотливо дотронувшись кончиками усов, от чего Алена смутилась  и
по-девичьи покраснела - ей никто до этого руки не целовал.
     - Очень рады такому соседству, - сказал Аркадий Кондратьевич. -  Откуда
прибыли?
     - Из Сурова, - назвала Алена свой поселок и место работы.
     - Бывал в ваших краях, участвовал в выездной сессии областного суда.
     - А кого судили? - спросил Лысцов. - Расскажите.
     - Убийцу.  Ничего  интересного,  -  уклонился  Зимин   от   ответа.   -
Преступление - вещь противная, не люблю об этом говорить. Если  рассказываю,
то о более веселых эпизодах.
     - Ну так расскажите о более веселом, - не отставал Цезик.
     - Веселом? -  Зимин  задумался,  усмехнулся,  видимо,  вспомнив  что-то
забавное. - А вот было недавно. Там же, в вашей области, -  обратился  он  к
Алене и назвал район. - Судили группу  воров,  а  среди  них  была  цыганка.
Стала она просить у суда  снисхождения,  как  кормящая  мать.  "Какая  ж  вы
кормящая, - говорит судья, - вашему младшему  ведь  шесть!"  -  "Тарас,  иди
сюда, покормлю!" - позвала цыганка. Из коридора в  зал  вбежал  цыганенок  и
давай сосать у матери сиську.
     Цезик вытащил из кармана записную книжку, начал записывать.
     - Интересно,  интересно,  -  крутил  он  головой,  -  где-нибудь  можно
использовать.
     - Гонораром со мной поделитесь, - пошутил Зимин.
     Пообедав,  они  вчетвером  прогулялись  вдоль   озера,   поговорили   и
разошлись по комнатам на тихий час.
     - Ну,  Алена,  ты  адвокату  определенно  понравилась,  -   категорично
заключила Валерия Аврамовна, когда они закрыли дверь своей комнаты.
     - Да что вы, - смущенно возразила Алена, - он просто вежливый человек.
     - Не выпускай его, послушайся меня. А я возьмусь за  Цезика.  Расшевелю
его.
     Алена хотела  сказать,  что  Цезик,  пожалуй,  молод  для  Валерии,  да
вспомнила, что и она намного моложе  Аркадия  Кондратьевича,  и  промолчала.
"А, - подумала она, - все это пустое. Лишь бы время провести".
     - Нам повезло, - не умолкала Валерия, - наши мужчины  не  пьют.  Теперь
ведь, когда знакомятся с женихом, чем  интересуются?  Не  тем,  каков  он  -
красивый или некрасивый, любит или не любит, а пьет жених или не  пьет.  Вот
времена наступили.
     - Я бы не сидела вековухой, - призналась Алена,  -  женихи  находились,
да все пьяницы. А с ними жить - горе пить. Лучше уж одной.
     - Таким и море по колено, -  тяжело  вздохнула  Валерия,  вспомнив  про
своего мужа. - И сколько ж их утонуло в этом море!
     - Ой, и утонуло... А все-таки жаль их. Идешь,  а  он,  бедняга,  лежит,
как мертвый, шевельнуться не может.
     - Жалела и я раньше, а теперь травила б, как клопов.
     Алена засмеялась, вспомнив случай, рассказала соседке:
     - Зимой как-то шла я с работы, темно уже, а пьяный лежит  -  на  снегу,
без шапки. Мороз крепчает, замерзнет, думаю. Подняла  его,  посадила,  шапку
надела. А он глаза продрал да - цап меня за грудь. Я ему как врежу  по  щеке
и бежать.
     Вот так поговорили они на эту неожиданно возникшую тему, будто не  было
больше о чем говорить, и  улеглись  в  кровати.  Валерия  сразу  заснула,  а
Алена, хоть  и  устала  за  дорогу,  так  и  не  смогла  задремать.  Лежала,
перебирала в памяти, до малейших подробностей, все, что было в дороге и  что
произошло тут,  в  этот  первый  санаторный  день.  Когда  закрывала  глаза,
мерещился стук колес, приглушенная беседа попутчиков, выплывали лица  людей,
встреченных в санатории.
     "Хорошо мне тут будет, - пришла она наконец к отрадному  заключению.  -
И люди возле меня хорошие. Очень хорошие".
     И начались для Алены санаторные дни, безмятежные,  беспечные,  когда  с
утра человека ждут одни приятные обязанности - не пропускать  процедуры,  не
опаздывать в столовую, ложиться спать  в  определенное  время.  Все  прежние
заботы, связанные с работой и домашними делами, забылись, ни  разу  Алена  о
них не подумала, как ни разу не вспомнила, что  на  ее  маленьком  огородике
возле хаты пора сеять морковь,  укроп,  петрушку,  сажать  чеснок.  Все  это
будто вычеркнулось из памяти, и думать не хотелось, даже  противно  было  об
этом думать.
     Процедур  ей   было   назначено   немного:   хвойно-желудочные   ванны,
кислородный коктейль, массаж плеча - рука побаливала. Не  жизнь,  а  малина,
как говорит Цезарь Лысцов,  рай  земной,  только  короткий,  всего  двадцать
шесть дней.  Как  нигде,  наслушалась  тут  Алена  разных  смешных  историй,
анекдотов, хохм и хохмочек. На каждом шагу розыгрыши,  шутки,  рассказы  про
выдуманные и невыдуманные комические случаи. Народ отдыхал  в  это  время  в
основном городской, большей частью  пенсионеры,  люди  бывалые,  много  чего
повидавшие и пережившие, им было о чем рассказать.
     Отдыхало в санатории и несколько человек из села, тоже,  как  и  Алена,
впервые. Один такой, Семен Раков, был даже ее земляком,  из  одной  области.
Очень уж он скучал по работе, мучился от безделья.
     - И как это можно ничего не делать, а только есть,  лежать,  гулять?  -
удивлялся Семен и старался найти  себе  хоть  какую-нибудь  работу:  помогал
уборщицам в корпусе, брал у дворничихи метлу  и  подметал  дорожки,  вскопал
огород для Магды, одинокой женщины, сторожившей санаторные склады,  магазин,
лодочную станцию.
     Магду  эту,  пятидесятилетнюю  женщину  низенького  роста,  в   военных
защитного цвета брюках с красным кантом, в солдатском стеганом бушлате,  все
отдыхающие видели  каждый  вечер:  ходила  она  по  территории  санатория  с
одностволкой, охраняла свои объекты, и рядом с ней бегала забавная, белая  с
черными пятнами, собака.
     - Ружье  заряжено,  и  вот  еще  патроны  есть,  -  отвечала   она   на
подтрунивания тех, кто сомневался, что из винтовки можно выстрелить.  -  Так
пальну, что не встанешь.
     Алена познакомилась и с Магдой, и с Семеном  Раковым.  Магда  во  время
войны партизанила в их области, сюда приехала  сразу  после  освобождения  к
брату и живет в его хате. А брат давно  умер.  И  поскольку  Семен  и  Магда
оказались земляками, Алена с ними и подружилась.
     Семен в конце концов не  выдержал  безделья,  съездил  домой  и  привез
сапожный инструмент. Теперь его часто видели в  беседке  за  ремонтом  обуви
отдыхающих. Делал бесплатно, за доброе слово.  Случалось,  не  приносил  ему
никто обувь в ремонт, тогда Семен сам приходил к людям:  каблучок,  мол,  на
ваших туфлях сбился, разрешите набоечку заменить. Выручал он, надо  сказать,
многих, всякое же случалось: то каблук  у  кого-то  неожиданно  отлетит,  то
подметка отстанет, а мастерской близко не было. Начал приносить ему обувь  и
медперсонал -  санитарки,  сестры.  А  зубной  врач  Егорченко  целый  мешок
притащил. "Что можешь  -  отремонтируй,  что  нельзя  -  выкинь",  -  сказал
Семену.
     Алена впервые встретилась с Семеном у массажистки. Он зашел в  кабинет,
когда  Алена  кончала  одеваться.  Массажистка  глянула  в  его   санаторную
книжку - пришел он в первый раз, сказала раздеваться до  пояса.  А  Семен  и
спрашивает: "До пояса сверху или до пояса снизу?" Полная, с сильными  руками
массажистка сердито крикнула: "Ты мне тут не хулигань! Рубашку снимай,  тебе
ж плечо, а не задницу массажировать".
     По Семенову выговору и узнала Алена, что земляк  он,  подождала  его  в
коридоре, расспросила и познакомилась.
     Семен починил туфли и Алене,  Валерии,  Цезику.  Не  было  чего  чинить
только  у  Зимина,  тот  приехал  в  новеньких,  специально  купленных   для
санатория, ботинках.
     В компании своих соседей по столу Алена в основном и  проводила  время.
Вместе ходили в кино, ездили на экскурсии, совершали  прогулки  в  лес,  где
Цезик любил разводить костер. И было с ними Алене легко и весело.
     Аркадий  Кондратьевич  оказался  златоустом,  неутомимым   рассказчиком
разных, большей частью судебных,  смешных  историй.  Алена  с  удовольствием
слушала его рассказы не только потому, что он умел интересно  подать  их,  а
еще и потому, что почувствовала  его  заинтересованное  внимание  к  себе  -
кажется, из всех женщин санатория Зимин выделил ее одну. Ей понравились  его
деликатность в обхождении, искренний интерес к ее  жизни,  работе.  Она  уже
знала, что он вдовец, живет в большом городе,  имеет  сына,  который  служит
где-то на  севере.  Алена  сразу  в  него  влюбилась,  да  стыдилась  своего
чувства, боялась хоть чем-нибудь его проявить, чтобы потом стыдно  не  было.
Он же не ровня ей - и старше лет на десять, и положение у  них  разное:  она
простая работница, а он известный адвокат, человек образованный. И  все  же,
хоть и держала в тайне свою влюбленность, надежда на  его  встречный  шаг  в
душе не гасла, а, наоборот, разгоралась. "А что тут такого? Он  одинокий,  в
женской ласке нуждается, а я была бы ему хорошей женой. Не  последняя  ведь,
говорят, даже красивая".
     Женщины  всегда  каким-то  особым,  неведомым  мужчинам  чутьем   сразу
узнают, кому и как они нравятся. Алена почувствовала,  что  она  понравилась
Зимину в первую же минуту знакомства, когда он поцеловал ей руку. И  раз  уж
она почувствовала это и поняла, то и старалась быть такой, какой  ее  хотели
видеть.
     Зимин, выходя вместе с Цезиком на встречу с Аленой и  Валерией,  всегда
одевался, как и следует одеваться  для  свидания  с  женщиной.  На  нем  был
новенький плащ, костюм, белоснежная рубашка с галстуком, берет и  до  блеска
начищенные туфли. Казалось, он и очки  надевал  другие,  не  те,  что  носил
обычно. У Цезика  же  были  неизменные  джинсы,  свитер  и  кожаный  пиджак.
Валерия и  Алена  тоже  принаряжались,  наблюдали  из  окна,  когда  мужчины
появятся на аллее, и выходили из корпуса, чуть-чуть опоздав для приличия.
     Вот и в тот день они так же вышли с опозданием. Цезик  встретил  женщин
комичным поклоном, тут же рассказал коротенький анекдот  про  тещу.  У  него
всегда было что-нибудь не застегнуто или не подвязано,  обычно  пуговицы  на
рукаве или шнурки на ботинках. И на этот  раз  на  правом  рукаве  болталась
незастегнутая пуговица. Валерия ему застегнула, начала укорять:
     - Ах, Цезарь, Цезарь, какой ты неухоженный и  до  чего  катастрофически
толстеешь! А знаешь, почему?  Потому  что  ты  ни  в  кого  как  следует  не
влюбился. Цезик, ну влюбись так, чтобы ночи не в радость  стали,  чтоб  душа
загорелась!
     Цезик  снисходительно  улыбнулся,  похлопал   себя   по   животику   и,
оправдываясь за его излишнюю рельефность, ответил, как, видимо,  отвечал  не
раз:
     - В борьбе с трудностями окреп.
     - Нет, Цезик, я все же помогу твоим трудностям. -  Она  взяла  его  под
руку. - Сейчас мы с тобой совершим пешеходный круиз вокруг озера, а  ужинать
будем капустными котлетами и чаем без сахара.
     - Смилуйтесь,  Валерия  Аврамовна,  -  с  выражением  страха  на   лице
взмолился он. - Я же в санатории.
     Они дружно помахали Зимину  и  Алене  на  прощанье  и  пошли  в  другую
сторону.
     - Сколько у нее энергии, - похвалил Зимин Валерию. - Вот бы такую  жену
Цезику.
     - Неплохо было бы, - согласилась Алена, - только...
     - Только в возрасте разница? Это не преграда. Разве не так?
     - Может, - неуверенно ответила она, - и не преграда.
     - А Цезик в нее влюблен.
     - Валерия Аврамовна говорила, что он ей в этом ни разу не признался.
     - Что ж, бывает, признаться  действительно  тяжело.  Как  вы  считаете,
Алена?
     Она смутилась, почувствовала, что краснеет.
     - Бывает.
     - А вы знаете, как у разных народов признаются  в  любви?  Порой  очень
оригинально. В Новой Зеландии есть одно  племя.  У  них  парень  приходит  к
девушке и дает ей веревочку с узлами. Девушка,  если  согласна  и  юноша  ей
нравится, развязывает те узелки. А не нравится парень - бросает ему  веревку
под ноги. А случается, двум парням девушка нравится, тогда  они  сходятся  и
начинают тянуть ее за руки каждый в  свою  сторону.  Кто  перетянет,  тот  и
победит, тому девушка и достанется.
     - Ого, - удивилась Алена, - так и руки оторвать могут.
     - Не оторвут, девушка сама поможет тому, кто ей нравится.
     Они подошли к танцевальной веранде,  где  уже  звучала  музыка  и  куда
сходились отдыхающие, остановились. Алена ожидала, что  Зимин  пригласит  ее
потанцевать, а он предложил погулять по лесу.
     Лес был по-весеннему влажный, прохладный  и  еще  голый.  Только-только
начали набухать почки на ветках берез и  осин.  Но  уже  посвежела  хвоя  на
соснах,  зеленели,  как  летом,  кислица  под  елками  и  брусничник.  А   в
прогалинах меж деревьев,  где  на  землю  падало  больше  солнечного  света,
синими  брызгами  рассыпались  подснежники,  слабенькие  и,  как  показалось
Алене, боязливые. Жили, дрожа за свою  беззащитную  жизнь,  -  вот  подойдут
сейчас эти двое и начнут их рвать и топтать. Жалость к живым цветам у  Алены
была с детства, и поэтому она их никогда не рвала и не давала  этого  делать
подружкам.
     - Привет вам, веснянки,  -  поклонился  подснежникам  Зимин.  Глянул  в
глаза Алене. - У вас, Алена, глаза  такие  же  синие  и  красивые,  как  эти
подснежники.
     - Ну что вы, Аркадий Кондратьевич, - застеснялась она.
     Он и сам немного смутился, сказал, словно оправдываясь:
     - Потянуло и меня, простите, на банальность, - замолчал, нахмурился.
     Что такое банальность, Алена не знала, но  догадалась:  что-то,  видно,
не  совсем  красивое.  "Зачем  тебе  оправдываться,  плохого  ты  ничего  не
сказал, - подумала она. - Глаза мои и правда синие, как пролески. И  слышать
это мне приятно".
     Она и решилась:
     - Аркадий Кондратьевич, не хмурьтесь,  не  молчите.  Вы  все  правильно
заметили.
     - Люди, неравнодушные к другим, не всегда умеют сказать им об  этом,  -
проговорил Зимин и взял Алену под руку.
     Она улыбнулась ему, дрогнула и в его усах усмешка.
     - А разве вы ко мне неравнодушны?  -  осмелилась  Алена  и  сжалась:  а
вдруг  он  скажет  не  то,  что  хотелось  услышать?  Попробовала  перевести
сказанное в шутку. - Душа ведь у вас ровно дышит?
     - Ровно, ровно, - торопливо ответил он,  поняв  ее  не  совсем  удачную
попытку поправиться.
     - Аркадий Кондратьевич, - совсем уже осмелела Алена, - у  вас  красивые
усы, они вам к лицу. А знаете, когда-то мне очень  хотелось  поцеловаться  с
усатым. Девчата говорили, что это приятно. И вот на танцах  познакомилась  с
одним усатиком, назначила ему свидание. Он пришел, да уже без усов.
     Посмеялись.
     Чем дальше отходили от санатория, тем гуще и глуше становился  лес,  он
был уже не похож  на  парк,  в  границы  которого  этот  лес  входил,  а  на
обыкновенный,  более  того,  совсем  дикий  лес.  Окончилась  тропинка,  они
оказались у новой россыпи подснежников. Звуки музыки с танцевальной  веранды
доносились и сюда, но тихие, приглушенные.
     Присели на поваленное дерево.
     - Ваш  городок,  должно  быть,  тихий  и  уютный,  -  сказал  задумчиво
Зимин. - И вы его любите?
     - Люблю. Только он не городом считается, а поселком городского типа.
     - По-се-лок город-ско-го ти-па,  -  растягивая  по  слогам,  насмешливо
повторил Зимин. - И что  за  чиновник  придумал  такое  название?  А  просто
горо