Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Хруцкий Э.А.. Осень в Сокольниках -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  -
Издание подготовлено Московской ассоциацией писателей-криминалистов Э.А.Хруцкий Осень в Сокольниках Роман. М.: Московская ассоциация писателей-криминалистов, Интербук, 1991, - 256 Действие криминального романа Эдуарда Хруцкого разворачивается в Москве, несколько лет назад. Герой ее - начальник отдела МУРа Вадим Орлов, ведет оперативную разработку по делу ограбления музея. В преступлении замешаны самые разные люди: уголовники, искусствоведы, представители иностранных фирм. Главная идея романа - защита наших национальньис ценностей. Пролог Ветер тащил по мостовой охапки перепрелой листвы и обрывки декретов. Он пах тиной и сыростью, этот ветер, налетающий с Москвы-реки. Осеннее солнце сделало Зачатьевский переулок нарядным. Даже старые стены монастыря словно помолодели. Переулок был пуст и грустен. Давно некрашенные деревянные дома стали похожи на выношенные, но еще щеголеватые фраки. Ударил колокол на храме Христа Спасителя. Голос его протяжный грустно пролетел над крышами, почти обнаженными кронами деревьев и затерялся где-то в хитром переплетении дворов, арок, горбатых переулков. И снова тишина, только ветер, как наждачная бумага, трет по мостовой. Сначала раздался треск. Потом длинные, словно пулеметные очереди, выхлопы. А потом в тихий Зачатьевский ворвалась неведомая жителям доселе машина. Похожа она была на велосипед, к которому прицепили коляску в виде небольшой лодки. Но все же это был не велосипед, потому как затянутый в кожу и смахивающий на памятник водитель никаких педалей не крутил, и, судя по дыму, вылетавшему из выхлопной трубы, и запаху, прибор этот двигался при помощи спиртовой смеси, в это тяжелое время заменявшей бензин. В лодке-коляске сидел мрачный матрос, смотрящий перед собой таинственно и грозно. Аппарат остановился у ворот особняка, принадлежавшего когда-то генерал-адъютанту свиты Его Императорского Величества Андрею Павловичу Сухотину. Матрос вылез из коляски и толкнул поржавевшую чугунную решетку ворот. Они поддались с трудом, надсадно скрипя петлями, давно забывшими о смазке. Двор был пуст и зарос пожухлой уже травой. Дождь и снег сделали свое дело, но все равно дом выглядел нарядно и щеголевато. Осеннее солнце переливалось в грязных витринах окон, и казалось, что дом вспыхивает синим, рубиновым, зеленым пламенем. - Да, - сказал кожаный водитель, - жили люди. - Эксплуататоры, - поправил его матрос. - Пусть так, но все равно жили. - Зови дворника, - матрос гулко ударил кулаком в заколоченную досками дверь. Дворник появился минут через десять. Он был мужик сообразительный и сразу же пришел с ломом. Матрос сидел на ступеньках, дымя самокруткой. Дворник повел носом. - Моршанская, товарищ флотский? - Она, борода. Вот ордер, вот мандат, - матрос достал документы. - Нам это ни к чему.- махнул рукой дворник, - совсем ни к чему, раз надо, то надо. - Нет, борода, ты посмотри, - матрос поднес к лицу дворника бумажки с фиолетовыми печатями.- Кто здесь раньше проживал? - Его высокопревосходительство генерал-адъютакт свиты Его Императорского Величества Андрей Павлович Сухотин. - Теперь здесь будет расположен революционный Всевобуч района. А начальник Всевобуча я - Павел Фомин. - Оно конечно, - дворник согласно закивал головой, - вам виднее. Мудреное слово "Всевобуч" никак не могло уместиться в его сознании рядом с пышными титулами Сухотина. - Открывай, - приказал Фомин. Дворник подсунул лом, заскрипели проржавевшие гвозди. Фомин отогнул доски, дверь открылась. В вестибюле пахло запустением. Сыростью пахло, пылью и еще чем-то, только чем, Фомин определить не смог. Он кашлянул, и звук многократно повторился. Фомин усмехнулся, довольный, и крикнул кожаному водителю: - Заходи, Сергеев! Смотри, как они до нас жили. Эй, борода, а мебель-то где? - Та, что не пожгли, - в сарае. - А кто жег? - А кому не лень. Пришли двое с ордером, забрали столовую, порубили. Потом еще приходили. - Понятно. Я тут осмотрюсь, а ты, Сергеев, езжай за завхозом нашим да художника не забудь привезти, чтобы сразу нашу вывеску нарисовал. Фомин шел по второму этажу особняка. Анфилада комнат казалась бесконечной, огромные зеркала в залах были темны и прозрачны, как лесные озера. Он подошел к одному из них, потрогал бронзовые завитушки рамы, хмыкнул с недоумением. Мальчишкой попавший во флот и привыкший с строгому аскетизму военных кораблей, к их однообразному, хищному изяществу, не мог принять ни резного паркета, ни этих рам, ни витражей, на которых переплетались замки и рыцари. И весь этот дом, в котором когдато люди жили непонятной ему и чужой жизнью, был для Фомина как офицерская кают-компания, в двери которой выплеснулась в Октябре веками спрессованная матросская ненависть. Дом этот раздражал его, но вместе с тем в глубине души матрос Фомин понимал.что и лепнина, и витражи, и узорчатый паркет сделаны руками умелых мастеров, таких же, как он, простых парней, и сработано это на совесть. А труд человеческий Фомин уважал всегда. Завхоз и художник нашли Фомина в бывшей гостиной генерала Сухотина. Начальник районного Всевобуча сидел в чудом уцелевшем кокетливом кресле. Он встал, и тонкие ножки кресла натужно заскрипели. - Мебель у них, конечно, слабоватая, неподходящая. Восемнадцатый век, - мрачно изрек художник, - руками крепостных мастеров сделана. Оно и видно, - сказал Фомин, - что крепостные делали, не в радость, как не для себя. Он внимательно оглядел художника. Тот был с гривой, в зеленой вельветовой толстовке, с красным бантом-галстуком, в холщовых штанах, измазанных краской. - Ты, товарищ, значит, художник? Парень утвердительно мотнул гривой. - А документ у тебя есть? Презрительно усмехнувшись, парень полез в карман толстовки и протянул Фомину замызганный кусок картона. Фомин развернул удостоверение, внимательно прочитал его. - А что это, товарищ, за ВХУТЕМАС? Художник посмотрел на матроса, как на пришельца с другой планеты. Он никак не мог представить, что есть человек, не знакомый с этой аббревиатурой. - Если коротко, то штаб революционного искусства. - Вот это нам и надо, дорогой товарищ, как тебя?.. - Огневой. - Фамилия такая? - Нет. Революционный псевдоним. - Пусть так, пусть так. Ты, дорогой товарищ Огневой, я сразу понял, человек нам во как нузкный. Фомин провел ребром ладони по горлу. - Смотри. Фомин подошел к высоким, стрельчатым окнам и с треском распахнул одно, потом второе. Посыпалась на пол засохшая замазка, вместе со светом в комнату ворвался ветер. И она сразу стала другой, эта комната. Заиграли на стенах пыльные медальоны, тускло заискрилась побитая позолота стен, словно ожили голубовато-розовые фарфоровые украшения камина. Фомин подошел к камину, внимательно посмотрел на покрытые пылью сюртуки тугощеких кавалеров, обнимающих дам в кренолинах. - Барская забава. Правда, когда я ходил в двенадцатом году на крейсере "Алмаз" в Китай, мы в Сингапуре такие украшения в натуральном виде наблюдали... - Подражание Ватто, - мрачно сказал художник, - работа французская, середина восемнадцатого века. Фомин постучал пальцем по шляпе кавалера. - Ломать жалко. Ты сделай кожух для них и накрой. А на кожух звезды красноармейские приделай. А что с этим делать? Фомин шагнул к стене. Шесть медальонов смотрели на него, словно шесть глаз. Он подошел ближе, обтер один ладонью. Свет, падающий из-за его спины, немедленно отразился в голубовато-зеленом овале, и он ожил. И улица Москвы наполнилась теплым живым цветом. Медальон стал похож на окно, за которым жили маленькие дома, маковки церквей и спешили люди по своим, неведомым Фомину делам. - Ишь ты, - сказал начальник районного Всевобуча, вынул платок и аккуратно вытер медальон. - Примитивизм, - сказал за его спиной Огневой, - середина восемнадцатого века. Видимо, работа крепостного художника. - Пережиток, значит? - неуверенно спросил Фомин. - Именно. Революционное искусство зачеркнуло этот период. Мы не признаем обветшалой мазни. - Выламывать будем, товарищ Фомин? - деловито спросил завхоз. Фомин посмотрел еше раз на домики и маковки, на кусок этой, неведомой ему жизни и ответил тихо: - Жалко. - А чего жалеть, - Огневой набил махоркой трубку, - мы ведь мир старый разрушаем. На месте этих лачуг вырастут светлые дома из стекла и бетона. Новая жизнь возможна только при полном разрушении старой. - Все равно жалко. Сделано уж больно душевно. Вот что, товарищ Огневой, ты эти картинки старого мира закрась и изобрази на них революционные корабли. - Какие? - "Потемкин", к примеру, "Аврору", "Петропавловск", "Новик". Я тебе фотографии дам. А ты, товарищ завхоз, стекла эти с воинами старыми вынь, но сложи их аккуратно и вставь нормальные стекла, чтоб свет был и чистота как на эсминце. Понял? - Понял. - Так и начнем. Фомин подошел к окну. Осеннее солнце висело над городом. Где-то надсадно треща, прогрохотал трамвай. Крикнул и замолк гудок фабричонки, спугнувший ворон, и они, надсадно каркая, черной тучей пронеслись над переулком. Во дворе щемяще и нежно заиграла гармошка. Шел второй год советской власти. Часть первая "Уж рельсы кончились, а станции все нет..." Что точно, то точно. Ни рельсов здесь, ни станции. Земля была плоской, наглядно опровергая учение о шарообразности планеты. Орлову показалось даже, что там, где небо ложится на землю, он видит грязные подошвы монаха, высунувшего голову за хрустальный свод. Маленький домик аэропорта плотно обступила степная трава, и ветер, приходящий сюда, пах дурманяще и незнакомо. Орлов прожил сорок пять лет, но никогда еще ему не приходилось бывать вот в таком царстве запахов. Степь пахла мятой, еще чем-то пронзительно сладким, а налетавший ветер оставлял на губах горьковатый привкус лекарства. Машины не было. Но он не хотел звонить, немного ошеломленный однообразной красотой степи. Но все же машина была нужна, и Орлов медленно пошел к домику, на котором красовалась выцветшая надпись: "Аэропорт Козы". В тени на лавочке сидели, прислонившись спиной к выцветшим бревнам дома, двое. Они были удивительно похожи. Кепки, глубоко надвинутые на лоб, синие ватники, хлопчатобумажные брюки и тяжелые кирзовые ботинки. Они выжидающе смотрели на Орлова, и в их лениво-спокойных позах сквозила еще неосознанная опасность. Эти двое совсем не монтировались с ярким кипением степи, с "чеховским" бревенчатым домиком аэропорта, с тишиной и покоем июньского утра. Но вместе с тем эти двое словно претворяли тот мир, куда должен через час попасть он, подполковник милиции Вадим Николаевич Орлов. Из домика вышел парень. В потертой кожаной летной куртке, под которой на серовато-грязной майке влюбленно смотрели друг на друга напечатанные трафаретом Михаил Боярский и Алла Пугачева. Парень был тощий, ломкий какой-то. Гэвээфовские брюки непомерно широки, а форменная фуражка затейливо замята. Он поправил фуражку так, чтобы Орлов заметил массивный белый перстень и грубую цепочку браслета. "Тип чеховского телеграфиста, с поправкой на НТР", - подумал Орлов. - Издалека? - спросил парень. - Издалека. - Из Алма-Аты? - Дальше. - Питерский? - Из Москвы. - Ну, как там? - Что как? - Вообще. - Приехала делегация Ливана. - Я не о том, - снисходительно процедил парень, - как время провести у вас можно? По линии культуры? Он повел в воздухе рукой. - Можно, - Орлов усмехнулся, - у нас при каждом ЖЭКе народный университет культуры. Парень обалдело посмотрел на Орлова. Краем глаза Вадим заметил, как один из сидящих поднялся и лениво, вразвалку подошел к ним. Он долго, изучающе рассматривал Орлова, потом усмехнулся, сверкнув белыми металлическими фиксами. - Начальник, - хрипло попросил он, - дай закурить. Вадим достал пачку, и человек огромными сплющенными от тяжелой работы пальцами неловко потащил сигарету. - А если с запасом? - Бери всю пачку, у меня еще есть. - Дай тебе Бог, начальник. - А почему начальник? - усмехнулся Вадим. - А я вас, которые из розыска, рисую сразу. Держитесь вы больно уверенно. - Любопытно. - Вот подумай на досуге. Как хозяева везде держитесь, потому как везде верх ваш. - Давно освободился? - Сегодня. - Самолет ждешь? - В цвет. - Домой? - Знаешь, у меня их сколько, начальник. За восемь лет заочницами обзавелся. - Ну-ну. - А вон и машина за тобой пылит. От нашего хозяина. Так что спасибо. Бывай, начальник. Он повернулся и зашагал к товарищу. Зеленый "уазик" лихо развернулся рядом с Вадимом. Из кабины выскочил молодой лейтенант в выгоревшей полевой форме. - Товарищ Орлов? Вадим вытащил удостоверение. Лейтенант взглянул на раскрытую книжечку стремительно и цепко. - Лейтенант Рево, товарищ подполковник. Прошу. "Уазик" рванулся с места, уходя к горизонту. Один из сидящих на лавочке выплюнул окурок, посмотрел вслед машине и сказал врастяжку: - Ишь ты, подполковник. Теперь степь была другой. Она словно на широком экране легла в лобовом стекле машины и казалась нескончаемо длинной. Словно весь мир сегодня состоит именно из этой необычайно гладкой степи. В однообразии ее была какая-то щемящая, неуловимая красота. То же самое Вадим чувствовал, когда впервые увидел морс в Прибалтике. День был пасмурный, облака так низко висели над морем, что казалось, волны слизывают их и несут серой пеной к берегу. И все-таки море было прекрасным име^го в своем суровом единообразии. Родившийся и выросший в Москве, Орлов открывал для себя мир постепенно, и каждая новая встреча была для него праздником. Лейтенант, видимо, понял состояние гостя. - Нравится, товарищ подполковник? - Очень. - Места у нас хорошие. Зимой, конечно, грустновато, но зато летом красота. Учреждение наше удачно расположено - лес, степь, горы, два озера рядом. Зимой охота богатая. Вы бы тогда приезжали. - Куда ни приедешь, - Вадим засмеялся, - все говорят, что не ко времени. Зимой приедешь - советуют летом заглянуть, а летом - зимой. - Это точно, - Рево повернулся на секунду к Орлову, - вы это точно подметили. Но ведь от души люди предлагают, хотят гостя лучше принять. "Гостя, - подумал Вадим, - гостя. В гробу бы я видел таких гостей из столицы. От них головная боль да беспокойство одно". Нет, не в гости сюда приехал начальник отдела МУРа подполковник Орлов, совсем не в гости. Дело заставило его среди ночи подняться, связаться с дежурным Управления милиции на воздушном транспорте и первым же рейсом вылететь в Казахстан. Дело. Важное дело. Очень важное. Суть дела Небо было похоже на картинку на пачке от сигарет. Такое же пронзительно синее, и летел по нему неестественно серебряный самолет. Вторая половина августа радовала безветрием, теплотой. Над дачным поселком висела прозрачная тишина, нарушаемая печальным криком электрички. С балкона второго этажа была видна пустая улица, прозванная кем-то "Аллеей классиков", косой срез крыши и застекленная веранда соседней дачи. Пахло елью и самоварным дымом. Это значит, что сестра опять ждет к шести часам гостей "на самовар". Вадим перегнулся через перильца балкона и увидел Славу, своего шурина, раздувавшего самовар при помощи старого сапога. Вадим посмотрел на часы. Четыре. Пора собираться. Он вошел в маленькую, недостроенную комнату, потолком которой служили скаты крыши, а одной стены просто не было, ее заменяла яркая циновка, на ней летел куда-то по своим делам свирепый многоголовый дракон. Вечерами, когда Вадим зажигал старенькую лампу под зеленым колпаком, глаза у дракона начинали светиться сумасшедшим огнем, а все шесть голов смотрели хитровато и яростно. Но, в общем-то, в остальном они жили дружно. Вадим именовал дракона Федором Федоровичем, приходя, здоровался с ним, а уходя, прощался. При дневном свете Федор Федорович становился поникшим, грустным и совсем не страшным. Вадим присел в старое плетеное кресло-качалку, взял сигарету, чиркнул зажигалкой. Уезжать не хотелось. Он редко приезжал сюда, в Переделкино, на дачу к сестре. Во-первых, почти никотоа не было времени, а во-вторых, он боялся кипучей энергии Аллы, которая основной своей задачей считала ею немедленную женитьбу. После смерти матери они разменяли большую родительскую квартиру. Меняли долго. Вернее, меняла Алла. Наконец в результате невероятного, так называемого тройного обмена Алла со Славой и дочерью Нинкой получили шикарную трехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной, а ему досталась восемнадцатиметровая комната в коммуналке в Столешниковом переулке. Но Вадим был несказанно рад и этому. Ему до чертиков надоели какие-то таинственные старички, по-мышиному шастающие по квартире, громогласная Дина Семеновна, курившая "Казбек" и гремящая монистами. Все они беспрерывно звонили, приходили, пили чай, обедали, громко, до хрипоты, обсуждая возможные варианты обмена. Каждое утро перед его уходом на работу сестра все собиралась и никак не могла начать с ним разговор. Вадим догадывался, о чем она хочет поговорить. Ему было заранее неловко за сестру, и он, наскоро выпив чай с бутербродом, выскакивал на улицу. Алла сильно изменилась за те годы, пока он служил в армии. А потом, после смерти матери, они вообще не могли найти общего языка. Теперь в доме распоряжалась она. Каждый четверг собирались гости. В их кругу так и называлось: "Аллочкины четверги". Приходили ее и Славины бывшие соученики по институту кинематографии, писатели, актеры, какие-то важные седые мужики, дорого одетые, с плавными, барскими манерами. Вадима не приглашали, даже если он бывал дома. Впрочем, он и не рвался приобщаться к современному искусству, он работал тогда оперуполномоченным в отделении, находился в "развеселом чине" младшего лейтенанта милиции, и его служба и общественное положение явно диссонировали с Аллочкиными представлениям1Ю светскости. Поздно вечером, когда он, ^нуть не падая от усталости, жевал на кухне котлетв|, появлялись под благовидным предлогом Аллочкины подруги и рассматривали его с видимым интересом. - Знакомьтесь, - с нотками иронического трагизма в голосе говорила сестра, - это и есть мой младшенький, Вадим, весьма непутевый молодой человек. Он вставал и кивал, жал чьи-то руки. Однажды они брали двух рецидивистов из Батуми, он заскочил домой переодеть рубашку. Забыв, что под мышкой у него кобура, из которой торчала рукоятка ТТ, скинув пиджак, пил кефир на кухне. Сначала заглянула Маша, учившаяся с Аллой на одном курсе. Очкастая Маша, верный аллочкин адъютант. Она остолбенело поглядела на Вадима и захлопнула дверь. Потом началось паломничество. С грязными чашками вбежали две дамы, имен которых Вадим не помнил. Они были одинаково высокомерно красивы. Мазнув по нему глазами, они скрылись, и наступила очередь мужчин. В кухню вошел гость "в генеральском чине" Олег Сергеевич. Он был сценарист, лауреат, член худсоветов и бесчисленных редколлегий. Олег Сергеевич по-хозяйски вошел на кухню и сел напротив Вадима. - Ну-с, - многозначительно изрек он. Вадим с недоумением посмотрел на него. - Что хорошего? - Олег Сергеевич раскурил погасшую трубку. - То есть? - удивился Вадим. - Я хочу услышать о вашей жизни: о погонях, перестрелках, схватках. Вадим поставил на стол чашку, потянулся к пиджаку. - Перестрелок нет, - ответил он зло, - а вот погони были. Вчера ловил хулигана во дворе. - Шутка? - высокомерно

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору