Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
Якулова я продал у
комиссионного магазина на Октябрьской улице неизвестному гражданину за
семь тысяч рублей..."
Далее идут приметы покупателя.
- А деньги нашли?
- В том то и дело, что нашли ровно семь тысяч.
- Любопытно, - Кафтанов вновь сел за стол, забарабанил пальцами по
стеклу, - твое мнение?
- Я изучил дело, внимательно прочел материалы суда. Суханов отказался
от адвоката. На следствии и на суде он очень торопился поскорее получить
срок.
- Обычно так делают те, у кого за спиной более серьезное преступление.
- Кафтанов сделал пометку в блокноте. - Интересную историю ты мне
рассказываешь. Теперь, Орлов, давай подумаем. Что у Суханова было такое,
из-за чего он добровольно бы в острог пошел. Как ты думаешь?
- Думаю, что не такой человек Суханов, чтобы совершить преступление.
- Хорошо, - сказал генерал, - я рад, что ты так твердо уверен в этом.
Почему же тогда он взял на себя чужую вину? Исходя из нашей многолетней
практики, могут быть две причины: страх и деньги.
- Но за семь тысяч не садятся на восемь лет.
- Опять ты прав, - Кафтанов достал новую сигарету, - значит, он кого-то
боялся?
- Не думаю, - уверенно ответил Вадим, - не такая у него профессия,
чтобы бояться. Да и история со спасением детей...
- Вадим, милый, а если он не за себя боялся. Возможно, у него не было
выбора. Вдруг он опять кого-нибудь спасал. Такое может быть?
- Такое может.
- Эх, Вадим, ты уже нарисовал себе образ некоего рыцаря, который сам
строит мельницы и сам с ними воюет. Что еще?
- Мы опросили всех людей, которые бывали в особняке Сухотина, всех,
кроме фотографа Министерства культуры Гринина...
- Почему не допросили Гринина?
- Он в командировке, приезжает сегодня.
- Ясно.
- Я беседовал с Олегом Кудиным. Некто Алимов подсылал к нему людей.
- Кто эти люди?
- Он не говорит. Но, по нашим данным, "телохранители" нового типа.
Молодые люди, готовые ради денег на все.
- Алимов тоже, кажется, бывший гонщик?
- Он кроссмен. Выгнан из команды, лишен звания.
Пытался провести за границу крупную партию валюты.
- Ну что же, Вадим, ты, как всегда, скромен, - Кафтанов улыбнулся. -
Немного. Есть уже цепочка. Кстати, что делает Алимов?
- Работает шофером в Театре оперетты. Им уже занимается Фомин.
- Значит, так! - Кафтанов встал, давая понять, что разговор окончен. -
Гринин, Алимов, все о Суханове.
Доложить мне..., генерал сделал пометку в календаре. - Через два дня.
Кстати, фоторобот отравителя готов?
- Разослан по отделениям.
Напротив служебного входа в Театр оперетты расположилась рюмочная.
Фомин несколько раз заходил сюда после работы. Деловито выпив две рюмки и
закусив бутербродами, он шел к метро и ехал в свое далекое Тушино.
Ему нравилось это место именно потому, что оно было рядом с театром.
В феврале сорок пятого, после ранения, комсомол направил его на работу
в милицию. До войны Фомин жил в небольшой деревне под Скопином, поэтому
Москва заворожила его.
Однажды культкомиссия Управления наградила его бесплатным билетом в
оперетту.
До этого дня Фомин никогда не был в театре. Правда, на фронте он видел
выступления фронтовой бригады, но о настоящем театре с бархатными креслами
и ложами, отделанными сусальным золотом, Павел Фомин знал по рассказам.
Он до матового блеска начистил сапоги, отутюжил синюю милицейскую
форму, надел на китель все пять медалей. Он шел в театр, как на праздник.
Фомин смотрел "Сильву". Сцена стала для него окном в иной мир.
Беззаботный и легкий. Там жили веселые мужчины и красивые женщины.
С тех пор Фомин зачастил в оперетту. Он уходил в ее мир из послевоенной
скудости и неустроенности коммунальных квартир.
Сцена завораживала его. А музыка, жившая в нем, делала Фомина увереннее
и легче. Теперь героев оперетты он переносил в реальную жизнь.
- Ну ты чистый Бонни, - сказал Фомин как-то мошеннику Вите Пончевскому.
- Кто-кто? - заинтересованно повторил тот.
- Ну, Бонни, из "Сильвы".
- А вы, начальник, оказывается, меломан.
Фомин отроду не слышал такого слова. И переспрашивать у Пончевского не
стал. Феня она и есть феня.
Только позже он узнал, что такое меломан. Позже, когда собрал богатую
коллекцию пластинок с ариями из оперетт.
Жизнь прошла, а увлечение осталось. Поэтому с особым чувством входил он
сегодня в служебный вход театра.
- Вы к кому? - спросила Фомина пожилая женщина-вахтер.
- Я из милиции, мне бы к инспектору по кадрам.
- Документ у вас есть?
Фомин достал удостоверение и, не давая в руки, раскрыл.
- Московский уголовный розыск, - прочитала вахтерша. - Ну что ж, -
нехотя сказала она, - проходите, кадры на втором этаже.
Лестницу покрывала вытертая ковровая дорожка, глушившая шаги. Фомин
поднимался, прислушиваясь, втайне надеясь услышать музыку.
Он шел по узкому коридору мимо дверей с аккуратными табличками,
удивляясь обыденности театра. Учреждение как учреждение. Реальные будни
никак не вязались с волшебным миром, живущим в его воображении. И кабинет
у инспектора по кадрам был самый обычный, в таких Фомину приходилось
бывать часто.
- Что вас интересует, товарищ подполковник? - спросила инспектор,
женщина лет тридцати пяти, гладко причесанная, аккуратная, подтянутая.
- У вас шофером работает Алимов?
- Он уже не работает шофером, - перебила Фомина женщина, - за пьянку
его лишили водительских прав на три года. Сейчас он постановщик.
- Это что за должность такая? - удивленно спросил Фомин.
- По-старому - рабочий сцены.
- Алимов сейчас в театре?
- Нет, он в командировке, в Перми...
На столе пронзительно и длинно залился телефон.
- Это Пермь, - инспектор взяла трубку, - я сейчас узнаю, где он.
Она долго говорила о каких-то заявлениях на отпуск, о тарификационной
комиссии, потом спросила невидимого собеседника:
- Кстати, Виктор Иванович, как там Алимов? Ах так... Понятно... Ясно...
Принимайте меры... Да...
Хватит с ним цацкаться.
Инспектор положила трубку, посмотрела на Фомина.
- Ничего утешительного вам сказать не могу. Пил, самовольно уехал из
Перми.
- Давно?
- Три дня назад.
Фомин шел по Пушкинской к метро, прикидывая, как ему отловить Алимова.
Дома он у него был. Участковый выяснил, что Алимов в квартире не появлялся
больше месяца. Ну это и понятно, он был в Перми. А теперь? Где же Алимов?
Конечно, он мог уехать куда угодно, хоть в Сочи. Но должен же человек
появиться дома.
Фомин спустился в метро, он решил опять зайти в сорок восьмое отделение.
Двери квартиры Патрушева были обиты металлическими скобами и напоминали
крепостные ворота перед набегом татар.
Калугин нашел кнопку и долго слушал, как звенит звонок на "сопредельной
стороне". Потом послышался лязг запоров. Видимо, хозяин открывал еще одну
дверь.
И наступила тишина. Калугин знал, что Патрушев внимательно изучает его
в дверной глазок.
- Кто там? - Голос был приглушен массивностью двери.
- Это я, Борис Львович, Калугин из МУРа.
Опять наступила тишина, и Калугин уже начал злиться.
Вновь сработали задвижки и запоры. Звук их напоминал звук работающих
поршней дизеля, и дверь приоткрылась. Сначала чуть-чуть, потом пошире, и
наконец щель позволила Калугину протиснуться в прихожую. За его спиной
ухнула дверь. Синхронно сработали запоры.
Вспыхнул свет, и Калугин увидел Патрушева. С последней их встречи
прошло около шести лет, но Борис Львович не изменился. Перед Калугиным
стоял моложавый для своих шестидесяти двух лет человек. Одет Патрушев был,
как всегда, в темно-синий двубортный костюм из дорогого материала. Калугин
знал, что Патрушев много лет шьет костюмы у самого дорогого закройщика.
Белая крахмальная сорочка намертво врезалась в могучую шею. Рукопожатие
было коротким и сильным, Патрушев любил демонстрировать свою мощь. Он
принадлежал к категории людей, которых природа наградила силой от
рождения. Ему не надо было искусственно накачивать мышцы.
- Здравствуйте, Игорь Владимирович, - Патрушев улыбнулся, показывая
великолепные зубы, не знающие, что такое врачебное вмешательство. -
Проходите, - продолжал он, - я, как видите, караулом стою.
Сокровища свои охраняю.
- Да, Борис Львович, вам есть, что охранять.
- Не для себя, не для себя старался. Умру, все людям достанется.
- Ну, вам-то о смерти говорить смешно.
- Почему же. Вы не знали моего друга кинорежиссера Садовникова?
- Слышал, конечно.
- Он на двадцать лет моложе меня. К тому же спорт, культуризм всякий,
утренние пробежки. Не пил, не курил. Был у меня в гостях, говорили,
спорили. Вышел, домой пешком пошел и умер. Так-то вот, Игорь Владимирович.
Прошу, прошу.
Калугин вошел в комнату. Одна стена была застекленная, и на ней плотно
висели миниатюры и медальоны, вторую заняли иконы.
- Ничего нового нет, кроме, пожалуй, вот этой, - Патрушев взял Калугина
за локоть и подвел к стене. - Лимарев. Приобрел два года назад, в Туле.
Патрушев отодвинул стекло, снял миниатюру, протянул Калугину.
Игорь долго рассматривал ее и протянул Патрушеву.
- Здорово.
- Прекрасная вещь. У меня был Забродин, перефотографировал ее. Реликт
по нынешним временам. Телефон дымится, мои коллеги предлагают любой обмен.
Но она мне нравится. Не отдам. Знаете, в любой коллекции есть вещи,
которые приобретаешь для собрания как такового, а некоторые для себя. Так
вот Лимарева я приобрел для себя. Вечером сяду, поставлю его рядом с
настольной лампой и смотрю часами. Понимаете?
Калугин понимал его. У него тоже были любимые вещи. У его приятеля
висела картина Нестерова "Соперницы". Игорь, приезжая к нему, мог часами
сидеть и смотреть на нее, находя все новые и новые детали.
- Не желаете ли чаю, Игорь Владимирович?
- Если это вас не затруднит, Борис Львович.
- Тогда прошу на кухню, по-простому.
Они сидели за массивным дубовым столом и пили
чай. Кухня поражала своими размерами. Такие нынче
сохранились не во всех старых домах.
- Гостей принимаю на кухне, - посетовал Патрушев, - коллекция.
Остальные комнаты для меня стали музеем.
"Мне бы его заботы", - подумал Калугин.
- Игорь Владимирович, - продолжал Патрушев, - а я ведь знаю, зачем вы
ко мне пришли.
- Желание посмотреть Лимарева исключаем? - Калугин хитро прищурился.
- Исключаю. Вам его не смотреть, а искать надо.
- Надо, Борис Львович. Информация у вас прекрасная.
- Так мирок-то наш узкий. Сколько в стране серьезных собирателей. Раз,
два и обчелся. Только ко мне вы пришли напрасно. Не ведомо мне об этом
деле ничего.
- А может, Борис Львович, подумаете, вдруг какую зацепочку и найдем?
- Вы мою крепость видели? Так-то. Я ее не так давно соорудил. Лет пять
назад. А почему? Молчите? Так я вам скажу. Именно в это время и появились
люди, которых весьма заинтересовали предметы старины. Их начали скупать.
Более того, начали отправлять за границу...
- Борис Львович, - перебил его Калугин, - мне, как никому другому, это
известно.
- Понимаю. Простите, что читаю вам популярную лекцию.
- Борис Львович, я же за другим пришел. Вы в вашем профсоюзе человек
уважаемый и информированный. Есть же какие-то слухи, предположения, мне
интересно все.
- Скажу вам одно, Игорь Владимирович. Я тут встречался с Козловым из
Ленинграда, мы долго говорили. Нам надоело бояться.
- То есть.
- Жить в постоянном ожидании несчастья. Кто мог подумать на тихого
старичка Хомутова, что он мафиози?
- Хомутов, - Калугин достал сигарету. - Вы позволите?
- Ради Бога.
- Хомутов был человек с биографией. Бывший полицай. И не просто
полицай, а начальник криминального отдела полиции в Гродно.
- Да... Божий старичок. Такой тихий, ласковый. А
хватка у него была железная.
Патрушев замолчал, видимо вспоминая что-то.
Калугин молчал. Он знал Патрушева не один год.
Борис Львович славился своей силой и непоколебимой уверенностью. Но
сегодня перед Калугиным сидел совсем другой Патрушев. Напуганный был Борис
Львович, ох напуганный.
- Я нынче всего боюсь, - нарушил Патрушев молчание. - Если уж
квартиру-музей Алексея Толстого ограбили, то нас и подавно не пощадят.
- Вы мрачно настроены, Борис Львович, мы раскрыли это преступление, и
виновные наказаны.
- А особняк Сухотина?
- Работаем.
- Эти люди не побоялись поднять руку на госимущество.
- Найдем.
- Найдите их. Все коллекционеры вам спасибо скажут. Мне говорили, что
Хомутов так ничего и не сказал. И денег вы его не нашли. Так это или
сплетни? Я не из праздного любопытства спрашиваю.
- В какой-то степени ваша информация верна.
- У Хомутова был помощник. Я о нем ничего не знаю. Слышал только кличку
- Каин.
- Кто вам сказал об этом?
- Козлов.
- А он знает этого Каина?
- Нет.
- Так откуда ему все это известно?
- Вы же знаете, что Козлов три месяца был под следствием.
- Слышал что-то.
Калугин прекрасно знал историю Козлова, работавшего начальником
реставрационного цеха. Его запутали ушлые дельцы. Три месяца Козлов
отсидел в Крестах и вышел оттуда полностью оправданным. Так иногда
оборачивается чрезмерная доверчивость, Козлов сам наказал себя на эти три
месяца.
- Так вот, - продолжал Патрушев, - эту кличку ему назвал один из
уголовников.
- Доверчивый вы человек, Борис Львович, кличкато прямо из авантюрного
романа.
- Смотрите, смотрите. Я все рассказал, что знал.
Ленинградский уголовный розыск Спецтелеграмма
В связи с делом убийства Киреева и ограблением музея просим срочно
допросить гр. Козлова Н.В. Нас интересует:
1. Кто из уголовников сообщил ему кличку Каин.
2. Проходила ли данная кличка по вашим разработкам.
Начальник отдела МУРа Орлов
- Каин, - сказал Вадим удивленно, - из какого нафталина они вытащили
эту кличку. Вот уже подлинно - у страха глаза велики. Вы, Игорь,
когда-нибудь слушали нечто подобное?
- За всю свою сыскную практику - впервые. Это напоминает мне рассказы
наших ветеранов.
- А что, может быть, так оно и есть. Может, этот Каин - гость из
далекого уголовного прошлого. Игорь, не сочтите за труд, пройдитесь по
этой кличке. Чем черт не шутит.
На столе зазвонил телефон.
- Орлов... А, Павел Степанович! Ну как? Ждите. - Вадим положил трубку.
- Объявился Алимов. Фомин его караулит. Я сейчас поеду к Гринину.
- К кому? - спросил Калугин.
- К Гринину. фотографу этому. Хочу поговорить с ним.
- Я вам нужен?
- Нет. Игорь, вы займетесь этим Каином, Чертовщина какая-то. Сыскной
анахронизм. Каин. Прямо роман о великом сыщике Путилине. Боюсь, что скоро
пояьится некая "Красная маска"!
- Я думаю, Патрушев чего-то недоговаривает. Но уже то, что он назвал
Козлова и Каина, - это много.
Он боится.
- Чего?
- Я так и не понял.
- Слушайте, Игорь, вы должны с ним встретиться еще раз. А вдруг...
Все-таки Лимарев.
- Хорошо.
- Позвоните мне домой в любое время.
Гринин жил на Сивцевом Вражке в двухэтажном деревянном доме, стиснутом
со всех сторон элегантными башнями из светлого кирпича. О прошлом здесь
напоминали всего три дома, ожидающие своей очереди на слом.
Старый особнячок, в котором жил Гранин, пожалуй, первый познакомится с
разрушительным ковшом экскаватора. Фундамент его осел, и окна первого
этажа практически "лежали" на земле. Грустный был особнячок.
Деревянный, выбеленный ветрами, покосившийся. Орлов поднялся на
скрипучее крыльцо, толкнул дверь и очутился в тамбуре, перед ним была еще
одна дверь. Но как она отличалась от входной! Умело реставрированная,
покрытая лаком, украшенная затейливой резьбой, она резко контрастировала с
покосившимся фасадом дома.
Вадим нажал кнопку звонка.
Искаженный домофоном голос спросил: "Кто там?"
- Орлов.
Щелкнул замок, и дверь открылась.
Вадим вошел в обшитую светлыми досками прихожую. Они тоже были покрыты
лаком, и фактура дерева темновато просвечивала сквозь него.
На второй этаж вела затейливо изгибающаяся лестница, обшитая рогожей.
Все это было недорого и красиво. Видимо, в этом доме жили рукастые люди.
На втором этаже было две двери. В одну чьи-то умелые руки вмонтировали
огромный медный объектив, а на второй прибили мольберт.
"Молодцы, - подумал Вадим, - красиво и просто".
Он толкнул дверь с объективом.
В коридоре вместо стен были фотопанно. Лес. И Вадим пошел сквозь .него
к дверям комнаты.
Лица, лица, лица людей - вот что Вадим увидел в комнате. Фотопортреты
женщин, стариков, детей. На него со всех сторон смотрели человеческие
глаза. Они были как живые. Чувствовалось, что снимал их талантливый мастер.
За маленьким столиком у окна сидели трое. Две женщины и мужчина лет
тридцати пяти. Он поднялся навстречу Вадиму.
- Я Гринин.
Высокий, плотный, но не полный, в вытертых джинсах и табачного цвета
рубашке. Лицо Гринина покрывал темно-коричневый загар, светлые волосы
выгорели до белизны, глаза казались особенно синими.
- Орлов, - Вадим пожал протянутую руку.
- Садитесь. Хотите кофе? - спросил Гринин.
- Хочу.
Фотограф налил в маленькую чашку коричневой густой массы. Его крупные
руки были покрыты шрамами, ссадинами. Такие руки бывают у людей,
занимающихся физическим трудом.
- Знакомьтесь, - Гринин придвинул Орлову тарелку с бутербродами. - Я уж
не знаю, как представлять вас. Это Марина, а это Ира...
На Вадима с любопытством смотрели две пары женских глаз. Причем
красивых, как отметил про себя Вадим.
- ... Ну а это, милые дамы, товарищ Орлов. Он из милиции.
- Вы не похожи на участкового, - сказала Ира.
- Почему на участкового? - Вадим отхлебнул маленький глоток кофе.
- Ну, я видела только своего участкового.
- Вы счастливый человек, - усмехнулся Вадим.
- А вы не из ГАИ? - заинтересовалась Марина.
- Она автомобилист, - пояснил Гринин, - и хочет найти знакомого в этой
службе.
- С вашей внешностью, - серьезно ответил Вадим, - вам нечего, бояться
инспекторов. Я, к сожалению, служу по другому ведомству.
- Где же, если не секрет? - Ира повернулась в кресле.
- Товарищ Орлов работает в уголсйном розыске, - пояснил Гринин.
- Вы не похожи на Томинз, - сказала Ира. - А значит, вы не настоящий
сыщик.
- На кого? - не понял Вадим.
- На актера Каневского, - засм':я;'. - и"- Мзрчиа. - Ириша увлеченно
смотрит "Знатоков. -
- Ах, да. Конечно. Но я постараюсь н^праии-к-я.
Разговор завязывался легкий и тутлявый, г. Вадим не прерывал его. Ему
очень не хотслоо, чтобы уходили эти две милые женщины. Он обратил ехг. -
мйкие. причем сразу, что на руке Марины не было обр^оЛг-нтс кольца.
- Вы бы съели бутерброд. - - 11р.'л-'.о;".;.л хозяин, - не обижайте
наших дам. Это они готовили.
Вадим взял бутерброд, В комаате повисла тишина.
Вес молчали, выжидающе глядя на Вадима. К ему вдруг стало мучительно
горько, что он пришел сюда не поухаживать за этими женщинами и провести
вечер в приятной беседе, а для того, чтобы допросить Грикина.
В такие минуты он начинал тяготиться службой, которую любил и без
которой не мыслил своей жизни.
Гринин словно понял его состояние.
- Девочки, - улыбнулся он, - нам с товарищем Орловым надо пошептаться.
Вот вам ключ, идите в мастерскую к Никите. Это мой сосед, художник, -
пояснил он Вадиму.
И Орлов мысленно поблагодарил Гринина.
Хозяин обнял женщин за плечи, пошел провожать их в мастерскую к Никите.
Вадим смотрел им вслед и думал о том, что он много знает об этом человеке.
Он знал, что Гринин служил в армии на Дальнем Востоке.
Служил хорошо. За мужество во время наводнения награжден медалью "За
спасение утопающих". Потом работал на ЦСДФ съемщиком, ассистентом
режиссера.
Поступил в институт кинематографии на заочный, пошел работать фотокором
в журнал. Институт бросил.
Сейчас он фотохудожник Министерства культуры, по службе характеризуется
отлично. Лауреат премии Союза журналистов СССР, лауреат многих
отечественных и междуна