м был счастлив так, как никогда
прежде.
   - Ну, - сказал Кафтанов, - тебе не в сыске служить, Орлов, а писать
романы, подражание Медынскому. Но тем не менее, прочитав твою докладную, я
понимаю, что без встречи с Сухановым нам не обойтись.
   - Андрей Петрович, мы старались сделать все, что могли.
   - Судя по тому, что проделано, по срокам разработки пока унывать
нечего. А вдруг Суханов ничего не скажет?
   - Я найду его женщину.
   - Очень красивую?
   - Да.
   - Тебе придется побегать по городу.
   - Сейчас вся группа брошена на отработку связей Суханова.
   Кафтанов встал из-за стола, прошелся по кабинету.
   Постоял у окна, глядя на желтеющие кроны деревьев в больничном саду
напротив, засвистел какой-то прыгающий мотив.
   - Вот что, Вадим, - Кафтанов обернулся, - оформляй командировку и лети
к Суханову. Не простой он парнишка, видать, ох не простой.
   Оформить командировку дело нелегкое. Вадим набегался по этажам, собирая
визы и подписи.
   Наконец, когда все было готово, позвонил Марине.
   Телефон молчал.
   Ребята из Управления милиции на воздушном транспорте обещали подсадить
его на первый же рейс до Алма-Аты, поэтому надо было торопиться.
   Проинструктировав Калугина, он сел в машину и поехал домой собираться.
   В комнате Смагина магнитофон накручивал "ретро".
   слышались веселые голоса.
   Вадим вошел в свою комнату, положил в "кейс^ три рубашки и кое-чего по
мелочи, надел кожаный пиджак, самую любимую свою вещь, набрал телефон
Марины.
   Телефон молчал.
   Вадим вышел в коридор, постучал в дверь к Валере.
   Дверь распахнулась, и Вадим увидел сидящий за накрытым столом народ.
   Люди все больше были знакомые. Валера не любил менять друзей.
   Они встретили Вадима радостным гомоном и непременным требованием
немедленно выпить.
   - Не могу, ребята, улетаю, - засмеялся Вадим.
   Но для этих людей эта причина не была веским поводом для отказа. Вся их
жизнь состояла из поездок.
   Такая уж профессия - кинематографист. Едешь - прекрасно, вернулся - еще
лучше.
   - Не могу, ребята, - твердо сказал Вадим, - работа.
   - Ладно, - Валера вылез из-за стола, - езжай, Орлов, но помни, великий
Нансен сказал: прелесть любого путешествия в возвращении.
   - Валера, если мне позвонит Марина...
   - Понял, я скажу,что ты улетел, звонил и не мог дозвониться.
   Они обнялись.
   Телефонный звонок настиг Вадима на пороге. Он бросился в комнату,
поднял трубку.
   - Орлов.
   - Это я, Орлов, - голос Марины доносился издалека, сквозь шорох и писк,
казалось, что она говорит из другого города.
   - Я срочно уезжаю, Марина. Еду во Внуково.
   - Я выезжаю туда.
   - Ти-ти-ти, - запела трубка.
   Филиппыч гнал машину по осевой и, как ни странно, молчал. Лицо у него
было недовольное, губы поджатые, казалось, что мысленно он видит
бесконечный спор с молодым инспектором.
   Вадим смотрел на шоссе, на пролетающие мимо машины,на деревья,
обступившие дорогу, и думал о том, что скоро увидит Марину.
   Как сразу и как прочно вошла она в его жизнь. И заслонила все, сделав
каждый день праздником. Для него все было счастьем - видеть ее, ждать,
думать о ней, голько иногда к этому примешивалась горечь неосознанной
ревности к прошлому.
   Марина мало рассказывала о себе. Он знал, что она была замужем еще в
институте. Уехала с мужем работать в Калининград, а вернулась одна. Что
произошло, она не говорила, а он не допытывался. Интуитивно он чувствовал,
что до него у нее кто-то был. И это казалось ему вполне естественным.
Молодая, умная, свободная, красивая. Конечно, что-то было.
   Умом Вадим понимал. Но именно это что-то заставляло его ревновать.
Давно у него такого не было.
   Ночью, сидя с Валерой Смагиным на кухне, он сбивчиво пытался передать
свое состояние.
   Валерка посмеивался, ерничал в своей обычной манере и заключал их
разговор словами:
   - Тебе необходимы личные потрясения. Иначе ты на всю жизнь останешься в
девках. Марина - чудо.
   Даже если у вас ничего не получится, помни старую истину, что пожар
послужил украшению Москвы.
   Он не мог обижаться на Валерку. Они много лет жили вместе.
   Смагин жил легко, весь оплетенный многочисленными романами. Работал он
много и тяжело. К труду своему относился взыскательно и серьезно, считая
это главным в жизни.
   Нет, Валера не мог или не хотел понять его. А Вадим сейчас пребывал в
странном состоянии, когда все казалось прекрасным: люди, деревья, погода.
Он понимал, что ему необходимо думать о предстоящей встрече с Сухановым.
Мысленно готовиться к ней. Проговорить за себя и за него разговор, который
состоится в колонии.
   Понимал, но не мог ни на минуту сосредоточиться.
   Машина подлетела к зданию аэропорта, и Вадим увидел двух офицеров
милиции, стоящих на ступеньках. Его ждали.
   Он пожал руку филиппычу, выслушал его ворчливые наставления и вылез из
машины.
   - Вы Орлов? - подошел к нему молодой капитан милиции.
   - Да.
   - Пойдемте, я провожу вас к кассе, ваш рейс через сорок минут.
   До отлета оставалось еще полчаса. Вадим стоял у входа в аэропорт,
провожая глазами все серые "Жигули".
   Время уходило, а Марины не было.
   Внезапно он увидел Веру, свою бывшую жену, она шла, небрежно помахивая
лакированной сумкой, глядя сквозь темные очки на этот суетный мир.
   Вадим смотрел на нее и думал о том. что правильно сказал Ремарк: "Ни
один человек не может стать более чужим, чем тот, которого ты любил
когда-то".
   Ничего не дернулось в нем. Шла к дверям аэропорта интересная, хорошо
одетая женщина. Он знал ее имя, знал, как она говорит, смеется, знал, что
она любит мороженое, и все.
   Такое можно знать о любом другом, не обязательно о бывшей жене.
   А ведь еще несколько лет назад он встретил ее в новом здании МХАТа, и
сердце у него забилось гулко и беспокойно.
   Вера наконец подняла глаза и увидела Вадима.
   - Привет. Ты здесь по работе?
   - Добрый день, Вера. Лечу в командировку.
   - А я встречаю мужа, он прилетает из Лиссабона и почему-то их рейс
сажают во Внуково.
   - Видимо, Шереметьево переполнено.
   Она дала точную информацию. За словами о прилетающем муже стояло
счастье встречи, общественное положение человека, с которым она связала
свою жизнь.
   Надежность и благополучие.
   - Ты не меняешься. Только вот шрам у тебя появился.
   - А ты все хорошеешь, Вера.
   - Ну уж ладно, прощу тебе эту маленькую ложь.
   По-прсжнену один?
   И тут сердце у Вадима заколотилось. Через площадь от стоянки машин к
нему бежала Марина.
   - Нет, я нс один, - ответил Вадим.
   Марина подбежала, спросила, запыхавшись:
   - Хоть пять минут у нас есть?
   Вадим взглянул на часы.
   - Пятнадцать.
   - Это целая вечность.
   - Познакомьтесь, - сказал Вадим.
   Вера с любопытством оглядела Марину. Она увидела сразу все: прическу,
во что та одета, какие украшения на ней. Она даже с предельной точностью
наверняка определила номер ее помады. В чем, в чем, а в этом Вера
разбиралась, как старшина-сверхсрочник в арматурных ведомостях.
   - Счастливо долететь.
   Она стояла, помахивая сумкой.
   - Кто это? - спросила Марина.
   - Приятельница сестры.
   Вадим не обманул ее, он просто сказал полуправду.
   - Пассажиров, отлетающих рейсом 1469 Москва - Алма-Ата, просим пройти
на посадку.
   - Вот и кончилась вечность, - грустно сказала Марина, - пойдем, я
провожу тебя.
   Они шли к дверям, над которыми горело табло с указанием рейса. Шли
сквозь гомонящую толпу, ничего не видя и не ощущая, кроме предстоящей
разлуки.
   - Там тоже будут стрелять и гонять на автомобилях? - спросила она.
   - Нет. Там будут много говорить.
   - Дай телеграмму, когда долетишь.
   - Ладно.
   Садясь в автобус, он обернулся и увидел Марину, она стояла, прижавшись
лицом к стеклу.
   А может быть, это была не она?
 
 
 
                               Часть вторая 
 
 
   Вот именно эти события предшествовали прилету Вадима Орлова сюда, в
буйное тление осенней степи, в далекое ИТУ, расположенное в центре
Казахстана.
   Машина неслась сквозь море красок, и прямо из степи вырос забор.
Зеленый, казенный, чуть выцветший на солнце. С четырех сторон держали его
вышки, а по гребню, это было видно даже на расстоянии, протянулась колючая
проволока. И Вадим подумал о том, что преступление и раскрытие его, в
общем-то, короткий отрезок жизни. Но здесь, за этим забором, люди проводят
не только годы, но и десятилетия.
   Машина остановилась у ворот.
   - Пойдемте на вахту, товарищ подполковник, - сказал лейтенант Рево.
   Вадим выпрыгнул из машины, потянулся, еще раз посмотрел на узелки
колючей проволоки.
   Они были словно преддверия неведомого мира, плохо знакомого даже ему.
ИТУ - сложный человеческий организм. Здесь собраны люди, нарушившие почти
все статьи УК. Каждая судьба по-своему трагична. Будь это закоренелый
рецидивист или человек, случайно попавший за этот забор.
   Здесь они не просто жили - здесь они искупали вину.
   Они подошли к вахте. Глухо, словно затвор, щелкнул замок.
   Прапорщик-контролер внимательно прочитал удостоверение Вадима, сверил
его с лежащей на столе заявкой на пропуск.
   Он хотел спросить об оружии, но Вадим уже отстегивал кобуру.
   Прапорщик взял пистолет, выщелкнул обойму, оттянул затвор, проверяя
патронник.
   Потом повернул пистолет к свету, читая номер, и выписал Орлову
квитанцию.
   Теперь его "Макаров" будет дожидаться, когда хозяин перешагнет порог
вахты, чтобы покинуть ИТУ. Все правильно - в зону с оружием не ходят.
   А что же такое зона?
   Вадим увидел огромный двор с красивыми клумбами, с дорожками,
посыпанными желтым песком. Порядок был в зоне, порядок и чистота.
   - Прошу сюда. - сказал лейтенант.
   Они подошли к двухэтажному зданию - штабу ИТУ. Кабинет начальника
управления располагался на втором этаже, и Вадим шел по коридору, читая
таблички на дверях.
   - Подождите, товарищ подполковник, - сказал Рево, - я доложу.
   Он скрылся за дверью и сразу же появился обратно.
   - Прошу.
   Комната была большой и светлой. Она чем-то неуловимо напоминала кабинет
директора промышленного предприятия. Видимо, эта ассоциация возникала от
большого застекленного шкафа, в котором лежали никелированные детали.
   Начальник ИТУ, невысокий, худощавый подполковник, встал из-за стола,
пошел навстречу Вадиму.
   - Значит, вы и есть Орлов Вадим Николаевич, а я Ермаков Анатолий
Кириллович. Как добрались?
   - Спасибо, прекрасно.
   - Продукция наша интересует? Помогаем, как можем, промышленности.
Присаживайтесь.
   Ермаков помолчал, глядя в окно, потом сказал, вздохнув:
   - Неудачно приехали вы, Вадим Николаевич.
   - Так я не рыбак и не охотник, - усмехнулся Орлов.
   - Не в том дело. ЧП у нас. Бежал Суханов-то.
   - Как? - холодея, спросил Вадим.
   - А так. Поехал утром с бригадой в карьер и бежал.
   - С концами?
   - Нет, - недобро прищурился Ермаков, - ему, как вы говорите, "с
концами" не уйти.
   - Почему?
   - Во-первых, он не урка. Те знают, как и когда бегать. Во-вторых, мы
меры приняли вовремя и его возможный участок прорыва из контролируемой
зоны перекрыли. Он толкнется туда, сюда, и сам на поисковую группу выйдет.
   - Как же это случилось?
   - Неожиданно. От кого, от кого, а от Суханова мы этого не ожидали.
Образцовый осужденный был. Со шпаной всякой, а она, что греха таить, есть
у нас, не общался. Работал мастером в ремонтных мастерских.
   Преподавал на курсах шоферов, в школе часто физика заменял.
   - Так почему же?
   - Сами в недоумении. Психология подобные вещи объясняет стрессовым
состоянием. Мы людей в карьер послали. Надежных, тех, кто твердо встал на
путь исправления. Он старшим поехал. Перед обедом проверку начальнник
конвоя сделал, а Суханова нет. Я всю жизнь в этой системе работаю. Так вы,
Вадим Николаевич, поверьте моему опыту, я Суханова вообще расконвоировать
хотел.
   - Так верили?
   - Ошибался я. Поживите у нас, учреждение посмотрите. А завтра
представим вам возможность с ним поговорить.
   - Анатолий Кириллович, мне бы узнать, с кем Суханов сблизился здесь.
   - Пойдемте, я вас к начальнику оперчасти отведу.
   Начальник оперчасти, медлительный, лысоватый майор, все делал не спеша,
с толком. Он достал личное дело Суханова, несколько бумажек, разложил все
это на столе в понятной только ему последовательности, взял красный
карандаш.
   - Так вот о Суханове Валентине Сергеевиче, 1948 года рождения,
осужденном на восемь лет по статье 145 УК РСФСР. Осужденный был
образцовый. С ворьем не путался. Работал ударно, в общественной работе,
жизни учреждения активно участвовал.
   - Я все знаю про это, коллега, с кем он был близок?
   - Дружил только с двумя людьми. Быстровым Олегом Викторовичем и
Лосинским Александром Петровичем.
   - С кем? - переспросил Вадим.
   - Лосинским Александром Петровичем.
   - Значит, он у вас отдыхает.
   - А вы его знаете?
   - Я его задерживал.
   - Вот как, - задумчиво сказал майор, - ненадежный тип Лосинский,
скользкий.
   - Он у вас под кличкой Филин проходит?
   - Да.
   - Знаете, за что он ее получил?
   - Нет.
   - За ум. Блатные почему-то филина чтут, как мудрую птицу.
   - Вы, товарищ подполковник, мне потом про Филина этого поподробнее
расскажете. Интересует он меня.
   - Как оперативника?
   Майор густо покраснел, хмыкнул и ответил севшим от смущения голосом:
   - Да нет, пишу я, балуюсь. Тут вот в журнале нашем "К новой жизни" три
года назад повесть написал, так сейчас над новой работаю...
   - Конечно, - обрадованно сказал Вадим, - я вам о нем такие истории
порасскажу, на целый роман хватит.
   Ему почему-то очень понравилось, что этот майор со странной фамилией
Корп пишет повесть. И он представил, как, придя домой, майор ночью, на
кухне, мучительно складывает слова на бумаге и искренне радуется, когда
фраза получится упругой и точной.
   - Лосинский на общих работах? - поинтересовался Вадим.
   - Да что вы, у таких, как он, полный набор болезней, он библиотекой
заведует. Вы хотели бы поговорить с ним?
   - Если можно.
   - Конечно, пойдемте, я провожу вас в жилую зону.
   Они вышли из здания штаба, прошли мимо клумб по красивым дорожкам,
усыпанным речным песком, и опять подошли к забору.
   Только здесь он назывался предзонник. За ним жили люди, отбывавшие срок
в ИТУ.
   Опять на вахте сработал замок. Вновь прапорщик быстро и цепко посмотрел
на Вадима.
   У этого человека была нелегкая работа. Кажется, чего проще, открыл
ворота, пропустил из рабочей зоны в жилую бригаду.
   Нет, он не просто пропускал этих людей. Он должен был точно определить,
кто проносит в бараки выпиленные в мастерских ножи, самодельные карты, чаи.
   Нет, нелегкая служба была у этого тридцатилетнего парня. Поэтому и
легли преждевременно морщины на его лицо. Поэтому глаза его стали
холодными, как лед.
   Трудно служить в ИТУ. Но прапорщик этот знает, что служба его нужна
очень. Он охраняет не зону. Нет.
   Он охраняет своих сограждан, которые, возможно, никогда не узнают о
нем. Есть профессии, о которых пишут в газетах, делают телепередачи. Но
мало, очень мало знают у нас о людях, посвятивших свою жизнь
перевоспитанию людей с искореженной психикой. И хотя Вадим шел вместе с
майором Корпом, прапорщик все равно внимательно прочел его удостоверение
и, приложив ладонь к козырьку, с интересом посмотрел на подполковника из
легендарного МУРа.
   Жилая зона напомнила Вадиму военный городок, в котором когда-то в
далекой молодости он служил. Только окна двухэтажных бараков намертво
схватили решетки.
   Чистота, порядок, строгость.
   Дневальные в синих куртках, с повязками на рукавах вытянулись, как
солдаты, приветствуя майора.
   - Степанов, - подозвал одного из них Корп.
   Дневальный подошел, остановился, глядя на майора прищуренными светлыми
глазами.
   - Вы почему в школу не ходите?
   - Я к учению неспособный, гражданин майор.
   - Вот что, Степанов, я вам так скажу. На волю выйдете, там будете жить
как хотите. А пока помните:
   не умеете - научим, не хотите - заставим. У меня все, идите.
   Степанов недобро мазнул глазами по Корпу и Орлову и отошел.
   - Трудный экземпляр. Рецидивист. Вор-домушник.
   Кончил пять классов и учиться не хочет. Ничего, заставим.
   - У вас десятилетка?
   - Нет, одиннадцатилетка, как школа рабочей молодежи. Но по его сроку он
еще два курса института успеет закончить. Ну, вот мы и пришли.
   Вадим увидел здание с надписью "Клуб".
   - Вы идите, библиотека на втором этаже, а я вас здесь подожду.
   У входа висел лозунг: "На свободу с чистой совестью". В вестибюле
расположилась Доска почета колонии. Вадим подошел к ней. Портреты
передовиков напоминали ему муровскую картотеку. Уж больно выразительные
лица были у знатных тружеников этого учреждения.
   Одна ячейка для фотографии была пуста. Но подпись осталась.
   "Суханов", - прочитал Вадим.
   Орлов поднялся на второй этаж, подошел к дверям библиотеки, осторожно
открыл их и шагнул в комнату.
   Никого.
   Потом он услышал, что кто-то в глубине комнаты, за стеллажами, напевает:
 
   Наш уголок нам Никогда не тесен...
 
   И Вадим увидел спину человека в синей форменной куртке, только очень
новой и отглаженной, из-под которой вопреки правилам выглядывал воротничок
голубой рубашки.
   - Добрый день, Александр Петрович.
   Человек обернулся, увидел Вадима и улыбнулся.
   - Батюшки, Вадим Николаевич. Какими судьбами?
   - Решил проведать вас.
   - Так идите сюда, я сейчас чайку заварю.
   - Ах, Александр Петрович, все-то у вас есть, даже здесь.
   - Живу на доверии. Начальство точно знает, что чай у меня только для
тех целей, для которых он продается.
   - А блатные не пристают?
   - Ко мне?
   В голосе Лосинского послышалось такое недоумение, что Орлов сразу же
понял неуместность вопроса. Пожалуй, в уголовном мире Москвы Вадим не знал
человека, пользующегося большим авторитетом, чем Лосинский.
   Он не воровал и не убивал. У него была другая профессия. Филин
организовывал преступления. Он разрабатывал операции. Причем выстраивал их
с шахматной точностью. Лосинский начал заниматься этим еще в тридцатые
годы. "Попасть к нему на прием" считалось большой честью для "рыцарей
уголовного мира". Лосинский "работал" только с тем, кому безусловно
доверял. Никогда, ни в одной из его комбинаций не совершалось убийство или
просто избиение потерпевшего.
   - Я противник любого насилия, - любил говорить он.
   Крупные мошенничества и аферы, легендарные, вошедшие в историю
криминалистики ограбления были совершены по его указанию. Он был
своеобразной энциклопедией уголовного мира. Знал всех "королей"
подпольного бизнеса, к ним-то и направлял своих людей Филин.
   Несколько лет назад Вадиму пришлось серьезно повозиться с крайне
запутанным делом, концы которого уходили в Ош, Ташкент, Сухуми, Ригу.
Лосинского он арестовывал в Таллинне, вечером в варьете.
   Филин сидел с дамой, пил шампанское и смотрел программу. Взять его не
составляло труда, но кто знает, каким стал этот гроссмейстер комбинаций.
Вполне возможно, что у него могло оказаться оружие, а терять ему нечего.
   Была пятница. Зал ресторана был набит плотно. Прекрасно одетые,
серьезные эстонцы пришли провести свой еженедельный вечер в любимом месте.
Вадим уже давно отвык от ресторанной чопорности. В Москве все было более
демократично. Там приходили в ресторан в джинсах и куртках. Вообще люди
потеряли чувство меры. Когда-то в Москве прийти в ресторан вечером без
галстука считалось не то что неприличным, а просто диким.
   А теперь даже во МХАТ на премьеру являются в куртках с надписью
"Адидас".
   Но в Прибалтике все осталось по-прежнему. Итак, оркестр играет, милые
девочки, артистки варьете, обнаженные почти полностью, танцуют что-то
озорное, меняются краски прожекторов, а Вадим и таллиннский коллега Валера
Данилевский не знают, что предпринять.
   Наконец Данилевский, хитро усмехнувшись, подозвал метра. Тот выслушал
его и, серьезно кивнув, отошел.
   - Что ты придумал? - спросил Вади