Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
у, - мы уезжаем. Я прошу
вас обещать мне, что до моего звонка вы никуда не выйдете из квартиры. Это
необходимо нам для успешного завершения дела.
- Обещаю.
- Я вам верю. Всего доброго.
В машине Малюков, повернувшись на переднем сиденье, сказал Орлову:
- Вот уж не знал, что ты такой человеколюб.
Странная черта для работника розыска.
- Ты, видимо, путаешь уголовный розыск с какойто другой организацией. Я
в данный момент боролся не только за Суханова.
- А за кого? - с иронией спросил Малюков.
- За тебя, за себя, за всех нас.
- Ты, видать, к старости стал сентиментальным. Я помню, как ты колол
Николаева.
- Николаев бандит, насильник и убийца. Не надо путать его с такими, как
Суханов.
- Тебя не переспоришь.
- А ты и не спорь.
Дверь им открыла Марина. Малюков на секунду смешался, потом хмыкнул
понимающе.
- Олег Малюков, - представился он, - мне приходится работать вместе с
Вадимом.
- Марина Денисова.
- Ну вот мы и познакомились, Марина, а то что-то наш друг несколько
застеснялся.
- Он еще не привык, Олег. Мойте руки и к столу.
В ванной Малюков посмотрел на Вадима и неодобрительно покрутил головой:
- О таких делах предупреждают. Я бы цветы купил.
В комнате их ждал накрытый стол. И хотя на нем не было ничего
необычного, он выглядел сказочно.
Они сели за стол и ели необычайно вкусную печеную картошку, помидоры и
соленые огурцы, яичницу с колбасой. И водки они выпили из запотевшей,
покрытой изморозью бутылки. Потом пили чай и говорили о книгах и фильмах,
о грибах, рыбалке. Только о работе они не говорили, но тем не менее
помнили о ней.
Малюков ушел, а Марина осталась убираться.
Вадим проснулся среди ночи. в комнату падал зыбкий свет фонаря. Марина
спала, положив голову ему на руку, и он боялся пошевелиться, чтобы не
разбудить ее.
Лицо ее в этом ночном свете казалось особенно красивым, и впервые он
подумал о том, что счастье его окажется недолгим. Ему захотелось курить, и
Вадим начал осторожно освобождать руку. Наконец ему это удалось, и он,
встав, подошел к столу и взял сигареты.
Телефон звякнул и подавился, Вадим успел снять трубку.
- Орлов.
- Это Калугин.
- Да, Игорь.
- Есть новость, я могу приехать?
Вадим взглянул на часы, фосфор стрелок застыл на двадцати минутах
четвертого.
- Вы один?
- Да.
- Жду.
Когда он обернулся, то увидел Марину, сидящую на кровати.
- Ты уезжаешь?
- Нет, приедет мой помощник.
- Орлов, а так будет всегда?
- Иногда, да.
- Ты будешь стрелять, выпрыгивать из-под машин, улетать, а ночью к тебе
будут приезжать сотрудники.
- Это издержки нашей профессии, - Вадим привычно быстро одевался.
- А на столе вместо цветов всегда будет лежать пистолет, - грустно
сказала Марина.
- Нет, почему же, я буду покупать цветы, - Значит, все это окажется
вместе.
- К чему этот разговор, Марина? Ты же знаешь, что я работаю в
угрозыске, а не в филармонии. Если бы я работал там, то на столе лежала бы
скрипка.
- Это все очень грустно, Вадим, и особенно грустно потому, что я тебя
люблю.
- Не вижу связи.
- Просто я уже вижу перспективу.
- Она пугает тебя?
- Во всяком случае, не радует.
- Я не уйду со своей работы.
- Я знаю.
В прихожей раздался короткий звонок.
Вадим вышел и открыл дверь. На пороге стоял Калугин.
- Прошу простить за поздний визит, - улыбнулся он.
- Вернее - за ранний.
- Пусть так. Куда мне пройти?
- Пойдемте на кухню.
Калугин сел у стола, а Вадим поставил на огонь джезву.
- Сейчас попьем кофе.
- Ох, хорошо бы. А выпить нет ничего?
- А вы разве не за рулем?
- На этот раз нет.
Вадим пошел в комнату, открыл шкаф, взял бутылку. Он старался не
смотреть на Марину, слишком знаком ему подобный разговор.
- Ты скоро? - спросила она.
- Не знаю.
- Твой друг хочет есть?
- Мы попьем кофе.
Вадим вышел, плотно прикрыв дверь.
Кофе уже был готов, и Калугин разливал его по чашкам.
Вадим налил коньяк в бокал Калугину, подумал и плеснул немного себе.
Калугин выпил коричневую жидкость залпом, сделал маленький глоток кофе.
- Вроде я пришел в себя. Теперь о деле. Каин - это Долгушин.
- Не понял.
- Каин - Долгушин.
Вадим засмеялся.
- Вы что веселитесь?
- Я-то больше всего боялся этого таинственного Каина.
- Мы установили, - Калугин отхлебнул еще кофе, - что настоящая его
фамилия Хомутов.
- Вы шутите?
- Нет. Хомутов его старший брат. Родители их развелись в тридцатом
году. Отец забрал старшего себе, младший остался у матери. Потом она вышла
замуж за инженера Долгушина и переехала в Москву. Так Юрий Степанович
Хомутов стал Юрием Петровичем Долгушиным.
- Но кличка! Откуда?
- Это работа Хомутова. Пока мы ничего не знаем, как братья нашли друг
друга. Знаем только одно - Каина придумал Хомутов, чтобы пугать им своих
сообщников. Так родился миф.
- И его боялись?
- Во всяком случае, им пугали коллекционеров.
- Да, действительно говорят "наука умеет много гитик".
- Теперь о Долгушине. Вам известно, что Хомутов ушел к стенке молчком,
более того, у него ничего не нашли. Мы со Смолиным предполагаем, что все
деньги и ценности переданы Долгушину.
- Странный у нас клиент. Искусствовед, книги...
- Я навел справки. Сам Юрий Петрович может написать только заявление в
баню. За него работали негры.
- Как это? Почему тогда они не писали для себя?
- Долгушин отдавал им весь гонорар плюс оказывал массу услуг. Книги и
статьи были его общественным лицом.
- Но премия, звание?
- Это действительно было. Но в те страшные годы подобные вещи делались
очень легко.
Мне, Игорь, кажется, что я вижу многоцветный сон.
- А вы пейте, шеф, и проснетесь.
- Любопытно, как вы узнали о неграх?
- Случайно. Наружное наблюдение сообщило, что нынче Долгушин встретился
с неким Григорием Мазиным, дальше дело техники.
- Постойте. Я же приказал...
- Его никто не допрашивал, просто мы со Смолиным в кафе сели с ним за
один стол. Он-то и, находясь в средней степени опьянения, как любят писать
в наших протоколах, поведал нам эту трагическую историю.
- Но почему вам?
- Во-первых, он был пьян. Во-вторых, мы угостили его. В-третьих, и это
самое основное, я вместе с ним учился.
- Он знает, где вы работаете?
- Конечно, нет. Он и подумать не мог, что я искусствовед в штатском.
Сначала Долгушин писал в соавторстве с Андреем Мининым. Я уверен, что он
писал, а Долгушин пробивал. Потом Минин защитился, стал известным
искусствоведом, а у Долгушина образовались разные соавторы. Десять лет
назад начали появляться статьи, подписанные только его фамилией, потом
пришло время книг.
- Вы проверяли это в Ленинке?
- Да. У меня есть список всех его публикаций. Десять лет назад в Москве
появился Хомутов, приблизительно в это же время и начался творческий
расцвет Долгушина...
Калугин не договорил, в прихожей хлопнула дверь.
- Простите, - Вадим встал.
Дверь комнаты была открыта. Вадим вошел, зажег свет. Марины не было.
Он вернулся на кухню, налил себе в бокал коньяк, выпил.
Калугин внимательно, с сочувствием глядел на него.
- Простите, Вадим Николаевич, видимо, мой приход был не совсем ко
времени. Но вы сами несколько дней назад сказали - о новостях сообщать в
любое время.
- Все правильно, Игорь. Все правильно.
- Тогда, если вы позволите, я пойду. Все новости вам известны.
Вадим проводил Калугина, вошел в комнату и погасил свет. Он лег в
постель. Наволочка пахла Мариниными духами.
Вадим взял сигарету, закурил. Затянулся пару раз и погасил. "Спать, -
скомандовал он себе, - спать.
Впереди тяжелый день".
Этот день начался для Долгушина с хлопот приятных. Сегодня он получал
паспорт и валюту. И хотя об этом он знал еще вчера, он, Юрий Петрович, как
человек осторожный, встретился с Гришей. По привычке отругав его за
пьянку, он дал ему деньги и забрал почти готовую рукопись. Мало ли что! Он
слишком много повидал в жизни, а она приучила его к осторожности. Если
быть честным перед собой самим, многие его начинания заканчивались крахом.
Получив премию, он начал усиленно ухаживать за дочкой академика,
руководителя их монографии, она работала в их институте. Про нее говорили:
"Некрасивая - зато стерва".
В 1952 году он женился на ней, переехал в огромную квартиру на улице
Горького, начал судорожно готовить кандидатскую диссертацию. Тема работы
по тем временам была весьма актуальна и проходима. "Роль работ товарища
Сталина в советском изобразительном искусстве".
В конце 1953 года тестя-академика освободили от всех постов, и он уехал
в Гагру, где у него был дом, запивать горе "Кинзмараули".
Кандидатскую диссертацию разгромили на заседании сектора, и Долгушину
пришлось уйти из института. Женившись на дочке академика, он пошел по
неверному пути всех временщиков: немедленно порвал со старыми друзьями и
окружил себя подхалимами.
Жена его действительно была стервой. В этом он убедился на суде во
время развода. Но все же ему удалось разменять огромную квартиру тестя и
выбить для себя вполне приличную двухкомнатную. Теперь у него была
квартира, одежда, даже мебель. Но полностью отсутствовала такая мелочь,
как перспектива.
Ему удалось пристроиться в Худфонд. Он ездил по стане с передвижными
выставками. Дело это оказалось тяжелым, но хлебным. Но уж слишком близко
примыкала его деятельность к УК РСФСР, и он ушел с этой работы.
Потом Долгушин подвизался в маленьких музеях, потом стал посредником и
экспертом у коллекционеров.
Это оказалось простым и вообще-то доходным.
В "Национале" он встретился со своим сокурсником Андреем Мининым. Так
родился тандем Минин - Долгушин. Андрей был талантлив, но бесконечно
инертен.
Юрий Петрович доставал материалы, пробивал статьи и брошюры. Но на его
горе Андрей женился на редакторе из молодежного издательства, женщине
умной и энергичной. Через год Минин защитился, а "творческий коллектив" их
распался. Жена не давала Андрею лениться.
Но у Долгушина уже образовалось некоторое имя, пусть как у соавтора, но
все же образовалось. Он был лауреатом, поэтому соавторы находились.
Но все же литература не являлась главным его доходом. Он перепродавал
иконы и картины, выступал как подпольный эксперт.
Искусствовед, лауреат вызывал доверие у коллекционеров. Так на него
вышел Хомутов. Он приехал к Долгушину, привез несколько работ Фаберже. Пил
кофе, курил, посмеивался, задавал странные вопросы. Юрий Петрович говорил
с ним, и его постоянно не оставляла мысль, что он где-то видел этого
человека.
- Послушайте, Юрий Степанович, - сказал ему Хомутов.
- Я Петрович.
- Бросьте, вы - Степанович. И фамилия ваша Хомутов.
- Откуда вы знаете?
- Нашу мать, Юра, - сказал гость, - звали Анна Сергеевна, а отца -
Степан Савельевич. Правда?
У тебя сохранилась фотография, мы вчетвером в Крыму?
Это был его пропавший брат Сергей.
Так начался для него новый жизненный этап. Сергей ввел его в дело.
Тайно, не раскрывая ни перед кем.
Долгушин "работал" в его синдикате оценщиком и наводчиком, частично на
нем лежали и вопросы сбыта.
Сергей не жалел денег. Он вообще все ценности прятал у Долгушина.
- На тебя не подумают, - смеялся он, - ты писатель, лауреат.
У Долгушина появилась кооперативная квартира, "Волга". Он приобрел
массу новых привычек. Стал весьма светским и лощеным.
- Ты проходишь в нашем мире под таинственной кличкой Каин. Тебя боятся,
- смеялся Хомутов.
Его взяли внезапно. Он молчал на следствии и суде.
Но улики были настолько неопровержимы, что Сергей все же получил высшую
меру.
У Долгушина остались ценности и деньги, а главное - связи. Он начал
"работать" самостоятельно, построив свою империю.
Теперь она разваливалась. Но главное - Юрию Петровичу это оказалось как
нельзя кстати.
В Союзе художников он сдал свой паспорт и получил заграничный.
Бухгалтер, выдавая валюту, сказал с усмешкой:
- На такие деньги не загуляешь, но пива попить можно.
Долгушин сел в машину, вынул паспорт и понюхал его. Нет, он не пах
коленкоровым клеем и типографией - это был запах его сбывшихся надежд. Он
звонил Наташе несколько раз. Ее подруга Юля, красивораспутная брюнетка,
обожавшая Юрия Петровича, сказала:
- Юрочка! Нату занарядили с американцами в Кижи. Приедет послезавтра.
Если хочешь, я опять ее тебе заменю.
- А что, это мысль, - засмеялся Долгушин, - приезжай ко мне часов в
семь.
- Буду, - Юля повесила трубку.
Но все же Долгушин заехал домой к Наташе. У него был ключ, и он
спокойно вошел в квартиру. Этот дурак, Наташин муж, узнав, что она ушла от
него, выписался из Москвы и переехал постоянно жить на Север.
В квартире стояла зыбкая тишина, пахло табаком и духами.
В спальне створки шкафа были распахнуты, на постели вывалены платья и
кофты. Все точно, Наталья собиралась стремительно.
Ничего, жаль, конечно, что он теперь долго не увидит ее. Но она все
равно приедет к нему.
Юрий Петрович сел в машину и поехал домой. Скоро должна была приехать
Юля.
Оперативное совещание проводил Кафтанов. Прямо у его стола сидел
полковник Чанов из МВД СССР.
- Товарищи, - сказал генерал, - Долгушин получил иностранный паспорт.
Завтра в 20.30 он улетает в Париж. Завтра же утром из Амстердама прилетает
Корнье. Долгушин передаст ему медальоны, видимо, получит чек и поедет в
аэропорт. Во сколько совершится передача, мы не знаем, где - тоже. Поэтому
приказываю усились наблюдение за Долгушиным и, конечно, не спускать глаз с
Корнье. Руководит операцией по-прежнему подполковник Орлов. Ваша группа
усилена и оснащена первоклассной оперативной техникой. Жду результата.
Теперь несколько слов скажет полковник Чанов.
- Товарищи, - полковник Чанов достал из "кейса"
бумаги. - Мы, - продолжал он, - навели справки об этом Корнье. Что я
хочу сказать? Фирма, которую якобы представляет Корнье - ширма для группы
дельцов, занимающихся незаконной скупкой, хищением антиквариата и
произведений искусства. Поэтому мы хотели бы после реализации дела
привлечь к нему внимание прессы. Мы должны быть гостеприимны, но вместе с
тем и строги. У меня все.
- Орлов, - сказал Кафтанов, - как вел себя Долгушин?
- 8.00, - начал докладывать Вадим, - пробежка, 10.00 - 11.00 - получал
паспорт и валюту.
11.20 - звонил по телефону, говорил с подругой Кольцовой Юлией
Петровной Зверевой. До 13.30 ездил по магазинам. В 13.30 - обедал в
"Национале".
15.21 - приехал в издательство, 17.11 - приехал на квартиру Кольцовой,
19.00 - вернулся домой.
19.17 - к нему поднялась женщина, сослуживица Кольцовой - Юлия Петровна
Зверева. Пока все.
Вадим сел.
- Ну что же, внешне наш подопечный ведет себя вполне спокойно. Что
докладывает наружное наблюдение? - спросил Кафтанов.
- Объект не выражал никаких признаков беспокойства, перемещался
уверенно, не перепроверяясь.
- Все, кроме Орлова, свободны.
Бар был почти пустой, только в угловом кабинете веселились трое негров.
Шеф сам приехал провожать Корнье в аэропорт. Это он делал редко, только
перед особо ответственными операциями.
- Я очень люблю пустые кабаки, - шеф был настроен элегически, - знаете,
Альберт, есть какая-то неуловимая прелесть в этой общественной пустоте.
- А я наоборот. Мне нравятся шум, люди, музыка.
- Это пройдет с возрастом. Я раньше тоже любил шум, но теперь, в
старости...
- Побойтесь Бога, - перебил Корнье шефа, - вам ведь только пятьдесят.
Корнье посмотрел на могучие плечи и крепкие загорелые руки шефа. Он-то
знал, сколько часов в день этот человек тратит на теннис и гимнастику.
- Опять ваш молодой максимализм. Для вас мне только пятьдесят, а для
меня - уже пятьдесят. Вам, Альберт, тридцать восемь?
- Да.
- Время надежд, - шеф пригубил бокал сока. Он никогда не пил спиртного
и не курил. И что самое ужасное, запрещал другим курить в своем
присутствии.
- Что вы вздыхаете, Альберт, наверное, думаете, зачем этот старый дурак
увязался меня провожать, теперь даже не выкуришь трубки? Ладно, ладно.
Курите, я разрешаю.
Корнье набил трубку, сделал первую самую сладкую затяжку. Он мучительно
думал, что нужно от него Анквисту, человеку не склонному ни к сентиментам,
ни к проявлению демократизма.
- Вас, конечно, удивило, Альберт, что я поехал провожать вас?
- Честно, шеф?
- Безусловно.
- Очень удивило.
- Мне надо с вами поговорить, а знаете, в конторе это не всегда надежно.
- Я слушаю вас.
- Наша профессия, Альберт, - вечна. Меняются политические течения и
системы, начинаются и заканчиваются войны, а наше дело остается. Все
пушечные короли и президенты, генералы и гангстеры являются нашими
клиентами. Со временем сталь заменят какойнибудь необыкновенной
пластмассой, а вместо бензина придумают смесь из разных сортов минеральных
вод.
Да, представьте себе, это будет. Но Гоген, Рубенс, Рублев - останутся.
Это ценности вечные. Их не касается мода. Вспомните, как неплохо мы
заработали на абстракционистах. Но это было вчера.
- Вы хотите сказать, что этот, как его, Ли-ма-рев, мода?
- Нет. Он ценность непроходящая. И мы не выбросим его на аукцион, не в
этом и даже не в следующем году. Мы организуем его выставку, а этот
русский, господин Юрий, будет рассказывать о нем нашим дуракам с деньгами.
Через три года, когда цена станет рекордно большой, мы его реализуем.
Понимаете, как важна для фирмы ваша поездка?
Корнье кивнул.
- Теперь второе, в Москву ездил Поль, он встречался с вашей невестой.
- Как, без меня?
- Да, не удивляйтесь, что я пошел на это, мне не безразлично знать, кто
будет служить в моей фирме.
Это хорошо, что вы женитесь именно на русской. Вопервых, подобный шаг
подчеркивает нашу расположенность к стране, во-вторых, у нас будет
человек, который сможет постоянно ездить в Россию. Вам и вашей невесте я
отдам эту страну на откуп. Теперь еще об одном. Бизнес бизнесом, а дело
делом. Мы должны перехватить у англичан заказ на поставку станков. Как к
вам относится господин Баринов?
- Как к солидному, деловому партнеру.
- Это хорошо. Полю удалось скомпрометировать англичан. Там, где надо,
он сказал, что их фирма - филиал секретной службы.
- Русские не дураки.
- Но они не любят чужую разведку, а пока разберутся, посредниками при
сделке станем мы. Помните, если понадобится, достаньте где хотите, но
суньте англичанам на стенд что-нибудь компрометирующее.
- Что именно?
- Подумайте.
Голос диктора объявил рейс на Москву.
Корнье встал.
- Кстати, шеф, канал доставки прежний?
- Да. "Дипломат".
- Он начинает просить слишком много.
- Скотина. Строит из себя форпост западной цивилизации, а грабит нас
словно гангстер. У вас есть русские деньги?
- Юрий передаст их мне.
- Постарайтесь рассчитаться ими. И походите по антикварным лавкам,
купите, что сможете. Сейчас пригодится все.
Сидя в самолете, Корнье думал о разговоре с шефом.
Нет, он не пойдет к "Дипломату". У него на примете есть другой
сотрудник посольства, который за полцены перевезет русского художника. А
шефу он скажет, что деньги заплачены сполна.
Корнье задремал и проснулся перед самой Москвой.
Таможенные формальности он прошел быстро. В Шереметьеве хорошо знали
бельгийского коммерсанта, часто приезжающего в СССР. Он никогда не нарушал
таможенных правил, всегда был мил и приветлив.
- Прилетели на осеннюю выставку? - поинтересовался инспектор таможни.
- Да! В Сокольники, мои дорогие Сокольники.
- Вы так любите этот парк?
- Он приносит мне счастье.
Таможенник улыбнулся и проштамповал декларацию.
Корнье встречал московский представитель их фирмы, молодой инженер
Гансон. Он был деловит и серьезен. Ничего о подпольной работе своей фирмы
не знал и занимался только промышленным посредничеством.
- Здравствуйте, господин Корнье.