- Привет, Гансон. Как наши дела?
   - Пока неплохо.
   - Вы говорили с господином Бариновым?
   - Конечно, завтра в три он посетит наш стенд.
   - Отлично, где машина?
   - На стоянке. Вот ключи.
   - До завтра, Гансон, - Корнье помахал рукой и пошел к выходу.
   Калугин смотрел, как бодро и деловито шагает к выходу этот элегантный
иностранец, и, усмехнувшись, пошел к автомату.
   - Приехал, - сказал он Вадиму.
   - Ну, как ваше впечатление? - спросил Орлов.
   - Во всем дорогом, прямо жених.
   - Он и есть жених. Его повели?
   - Да. Спите спокойно.
   Калугин положил трубку и пошел к машине. "Что ж, - подумал он, - оба
главных персонажа на сцене".
   Настроение у Корнье было чудесным. Утром он позвонит Наташе, и они
пойдут завтракать вместе, потом Баринов, потом Долгушин, а вечер он
проведет у Наташи.
   Шоссе было пустым, мотор работал ровно, оснований для тревоги не
предвиделось. Беспокоило Корнье одно.
   финт шефа с англичанами. Конечно, скомпрометировать их можно. В
посольстве есть люди, у которых всегда найдутся всякие печатные бумажки на
русском. Сунуть незаметно парочку в проспекты фирмы, и все. Непросто
работать в посреднической фирме. Нужно наживать деньги, не производя
ничего. А конкуренция в их профессиональном мире беспощадная. Но ничего.
Если этим делом занимался Жан, то можно считать, что все в порядке.
   Жан Деснос раньше работал в фирме, занимающейся промышленным шпионажем.
Шеф держал его специально для расправы с конкурентами.
   Корнье притормозил "ситроен" у "Интуриста". Он специально
останавливался в этой гостинице, чтобы быть поближе к Наташе.
   Швейцар распахнул дверь, и Альберт вошел в знакомый вестибюль.
   Дежурила Мила, приятная дама, красивая и любезная, прекрасно говорившая
по-французски.
   - Господин Корнье, здравствуйте. На выставку?
   - Да, моя прелесть, но это лишь повод для того, чтобы привезти вам
маленький сувенир.
   Альберт открыл "кейс", достал сверточек, перетянутый лентой.
   - Вы же знаете...
   - Знаю, мадам, все знаю. Но это частная инициатива, а не
государственный акт. Потом я делаю презент своей доброй знакомой, а это не
запрещено.
   - Спасибо. Вот ваш ключ.
   - Я только заполню опросный лист.
   - Да, конечно, и паспорт мне оставьте до утра.
   - А если меня захотят арестовать?
   - А вы ложитесь спать.
   - Это идея.
   Спал Альберт два часа, но проснулся свежим. Сделал зарядку, побрился,
принял холодный душ.
   Он набрал домашний номер Наташи, но телефон не отвечал.
   Корнье спустился вниз, позавтракал, вышел из гостиницы и из автомата
позвонил Долгушину.
   - Это я, Юрий, - Здравствуйте, Альберт.
   Долгушин хорошо говорил по-французски, но произношение у него было
излишне жестким, как у немца.
   - Вы не знаете, где Наташа?
   - Она уехала с туристами в Кижи, будет в пятницу.
   - У вас есть ключи от моей машины?
   - Да.
   - Она в пять будет стоять у Сокольников на том же месте. В багажнике вы
найдете бумажник. Он ваш.
   Корнье положил трубку и, насвистывая, отправился в гостиницу.
   До встречи с Бариновым оставалась масса времени, и он решил поваляться,
а если удастся, то и вздремнуть.
   Каждую осень Сокольнический парк становится особенно нарядным. Каждую
осень здесь начинают работать международные выставки.
   Флаги почти всех стран полощет веселый московский ветер. Сотни фирм
присылают сюда новую продукцию, десятки посреднических организаций
открывают в Сокольниках филиалы своих контор.
   Ежегодная международная выставка в Москве необходима промышленникам
Англии и Франции, Японии и ФРГ. Для москвичей эта выставка своеобразный
карнавал. Веселый и шумный. Специалисты и люди, не имеющие отношения к
промышленности, приходят сюда посмотреть на умные машины, стоящие на
стендах, посидеть в кафе, полистать многоцветные проспекты.
   На выставке есть все. Изделия швейных и трикотажных фирм, красивая
посуда, спортивный инвентарь, мебель. Вежливые, предупредительные гиды
покажут вам товар фирмы, объяснят его назначение, продемонстрируют в
действии.
   На выставке весело. Музыка, маленькие кафе прямо под деревьями и все
вместе с красочной экспозицией создает впечатление праздника. Но мало кто
знает деловую сторону этого праздника - сложность переговоров, в которых
необходимо принимать стремительные и четкие решения.
   - Выставка - бой. Каждая выигранная для государства копейка - победа.
   Ровно в три, как положено по протоколу, в филиале конторы Корнье
появились Баринов и двое его сотрудников. Их встретил сияющий, счастливый
Альберт. Даже если бы родной брат бельгийца появился сейчас здесь, он бы
не радовался так бурно и приподнято.
   Жена Гансона - переводчица и секретарь московского филиала - подала
кофе и виски.
   - Прошу, господа.
   Корнье жестом гостеприимного хозяина показал на легкие пластиковые
кресла, стоящие вокруг стола. Господа сели.
   После ничего не значащих разговоров о погоде в Москве, о выставке, о
Третьяковской галерее, посте первой выпитой чашки кофе Корнье достал три
коробки с грифом фирмы. Традиционный набор. Зажигалка, шариковые
карандаши, блокнот и пачка сигарет. Баринов вы!нул из "кейса" три
коробочки с эмблемой его внешнеторгового объединения и протянул Корнье.
   Традиция есть традиция. Так перед матчем обмениваются вымпелами
капитаны команд.
   - Господин Баринов, команда Амстердама начала - мы готовы взять на себя
переговоры с известной вам фирмой.
   - Господин Корнье, - Баринов улыбнулся прсдельно любезно, - мы давно
пользуемся услугами вашей фирмы, но нынешняя внешнеторговая конъюнктура
за(ставляет нас искать разные возможности сотрудничества.
   - Я слышал, господин Баринов, что вам предложили свои услуги англичане?
   - Возможно.
   - Но их фирма, как бы вам сказать, занимается не только международной
торговлей.
   - Советской стороне об этом ничего не известно, - Баринов был
невозмутимо спокоен. - Советскую сторону, - продолжал он, - интересуют не
слухи, а выгодные сделки.
   - Господин Корнье, - заглянула в комнату жена Гансона, - телекс из
Амстердама.
   - Извините, господа.
   Корнье вышел в маленькую прихожую.
   - Что, Анна?
   - Шеф сообщает, англичане снизили цену на три процента.
   - Так, - Корнье сжал зубами мундштук трубки, - так.
   Он вошел в комнату, сел, разлил виски.
   - Господин Баринов, мы старые деловые партнеры.
   Исходя из этого, мы снижаем цену на пять процентов.
   - Нас устраивает семь, - твердо сказал Баринов, - именно семь.
   Гансон взял калькулятор, быстро пробежал пальцами по кнопкам, написал
цифру на листке бумажки и протянул Корнье.
   Альберт посмотрел, улыбнулся.
   - Господин Баринов, принимая во внимание величину сделки, мы согласны.
   - Прекрасно, господа, я жду вас завтра для подписания договора.
   Проводив русских до дверей, Корнье взглянул на часы. Без пяти пять.
Одно дело сделано. Теперь самое главное.
   - А он не шпион случаем? - спросил Вадима Калугин. - Смотрите, как
поставил машину.
   "Ситроен" стоял в переулке, рядом с церковью, со всех сторон прикрытый
кустами.
   Вадим ничего не ответил, мусоля губами мундштук сигареты. Время
тянулось медленно. Даже слишком.
   - "Первый", - ожила рация, - я "Пятый".
   - Слушаю, "Пятый", я "Первый".
   - Объект приближается.
   Долгушин остановил "Волгу" у входа в парк, вылез, огляделся, вынул из
кабины желтый кожаный чемодан с пятнами ярких наклеек. Здесь были марки
почти всех крупных мировых отелей.
   Юрий Петрович закрыл машину и не спеша пошел к церкви. Прежде чем войти
в переулок, он оглянулся.
   Пусто.
   Тогда, быстро подойдя к "ситроену", он открыл багажник, достал кожаный
портмоне, положил чемодан, повернул рычаг секретного замка и захлопнул
крышку.
   Сколько раз он делал это. И всегда все проходило благополучно.
   Он медленно, словно прогуливаясь, пошел к стоянке.
   Сел в машину, закурил сигарету.
   Теперь домой.
   Шло время, а Корнье не появлялся.
   - Может быть, он придет вечером? - нервно спросил Калугин.
   - Нет, он не бросит ценности в багажнике надолго.
   Корнье возник внезапно, словно шар из ящика фокусника.
   Вадим даже не заметил, как он появился у машины.
   Бельгиец сел за руль, включил заднюю передачу и вывел "ситроен" на
проезжую часть.
   - Хорошо водит, - констатировал Калугин.
   - Да и автомобиль у него неплохой, - ответил Вадим. - Пошли.
   Корнье ехал не торопясь, настроение у него было прекрасное. Все
сделано. Сегодня вечером он передаст картинки сотруднику посольства, и его
жена, пользуясь дипломатическим иммунитетом, без таможенного досмотра
вывезет их в Амстердам. Он же завтра подпишет договор, и целая неделя у
него свободная.
   Ее он посвятит Наташе. Все-таки она его невеста.
   Он аккуратно подрулил на стоянку перед гостиницей.
   Нажал на панели кнопку секретного замка, вышел, огляделся. Улица
Горького была по-вечернему многолюдна, только немного темновата на его
вкус.
   На стоянке о чем-то спорили водители такси, швейцары в форменных
куртках загружали чемоданы в автобус с фирменным клеймом Интуриста,
молоденькая девушка безуспешно пыталась остановить машину.
   Город жил привычно, размеренно. Начиналось время вечерних забот.
   Корнье открыл багажник и вытащил знакомый чемодан. Чемодан оказался
тяжелым, и бельгиец вышел на тротуар, решив подозвать швейцара.
   - Господин Корнье, - окликнули его на прекрасном французском языке.
   Перед ним стоял безукоризненно одетый человек.
   - Да, это я.
   Краем глаза бельгиец увидел, как по бокам, сдавив его, отделяя от
улицы, стояли еще двое.
   - Мы из милиции, - сказал ему незнакомец, - вам придется проехать с
нами.
   - Но я иностранец, я представитель фирмы! Я протестую!
   - Вам придется поехать с нами, - человек показал на машину, стоявшую в
двух шагах. - Только не вздумайте бросать чемодан, на его ручке ваши
отпечатки пальцев.
   Дверца машины распахнулась, пропуская Корнье, и захлопнулась, отделив
его сразу от вечерней беззаботности улицы.
   Вадим из окна машины наблюдал, как арестовали Корнье.
   - Ну, Игорь, кажется, все в порядке. Теперь поехали в аэропорт.
   Кафтанов не исключал возможности неизвестных милиции связей
".искусствоведа".
   - Давай, Филиппыч, - скомандовал Орлов, - в Шереметьево.
   Корнье сидел в машине, сжатый с двух сторон плечистыми, молчаливыми
парнями. Чемодан лежал у него на коленях, ноги постепенно начинали
затекать. "Это еще не все, - думал он, - я откажусь. Нашел чемодан на
улице или кто-то подкинул его в мой багажник. Но не русские. Англичане,
конечно, англичане из конкурирующей фирмы".
   Но думая об этом, он понимал, что в русской полиции, как, впрочем, и во
всех других, дураков не держат.
   И если они арестовали его у гостиницы, значит, улики у них есть.
   Машина остановилась у большого здания.
   - Мы приехали, господин Корнье, прошу взять чемодан и выходить.
   Один из молчаливых парней распахнул перед ним дверь, они поднялись по
ступенькам, повернули налево, прошли мимо полицейского в форме.
   - Сюда.
   Дверь распахнулась, и Корнье увидел комнату, похожую на кабинет
Баринова. В ней уже сидели два человека в непонятной форме. Один в серой
милицейской, такую Корнье видел часто, но, видимо, он был здесь кем-то
вроде полицейского комиссара, второй в темносиней, без погон, но с
петлицами, на которых тесно расположились звезды.
   - Господин Корнье, - сказал по-французски человек, задержавший его, -
вы находитесь в Главном управлении внутренних дел Москвы. Перед вами
начальник Московского уголовного розыска генерал-майор милиции Кафтанов и
представитель прокуратуры старший советник юстиции Малюков.
   - Мне очень приятно, господа, это честь для меня.
   Но я не понимаю, почему меня сюда привезли.
   - Это ваш чемодан? - спросил Кафтанов.
   Переводчик перевел.
   - Конечно, нет.
   - Но вы были задержаны, когда вынимали его из багажника своей машины.
   Переводчик вновь перевел.
   - Господа, открыв багажник, я увидел чей-то чемодан. Взял его и, думая,
что швейцары положили его ко мне по ошибке, решил отдать портье.
   - Полноте, господин Корнье, - генерал встал, и Альберт увидел широкие
красные лампасы на его брюках. - В жилетном кармане у вас лежит ключ от
этого чемодана.
   Кафтанов сказал это наугад, подумав просто, куда бы он сам положил ключ.
   - Господин генерал, у меня действительно есть ключ от чемодана, но вы
же знаете, что они стандартны.
   Генерал выслушал перевод, усмехнулся.
   - Пригласите понятых.
   В комнату вошли мужчина и женщина.
   - Кто эти люди? - поинтересовался Корнье.
   - Понятые, - ответил переводчик, - в их присутствии вы откроете чемодан.
   - А почему я должен открывать чужой чемодан?
   Переводчик перевел, и генерал засмеялся.
   - Да потому что у вас есть ключ. Логично?
   - Это произвол. Вы поставите меня в трудное положение перед владельцем
чемодана.
   - Надеюсь, господин Корнье не сомневается, что ни одна из вещей,
находящаяся в этом чемодане, не пропадет в помещении московской милиции.
   - Упаси Бог, я никогда не думал об этом.
   - Тогда открывайте. Иначе нам придется взломать замки и нанести ущерб
владельцу.
   Корнье достал ключ, открыл чемодан.
   Вошел еще один человек с портативной пишущей машинкой в руках, он снял
футляр и сел у маленького столика в углу.
   - Товарищи понятые, в вашем присутствии, - сказал Малюков, - мы изымем
вещи, находящиеся в чемодане, который нес в гостиницу бельгийский
подданный господин Альберт Корнье.
   Кафтанов откинул крышку, под ней лежал клетчатый плотный плед, он снял
его и вынул несколько толстых пачек денег.
   - Прошу пересчитать.
   Потом снял плотный материал и достал один за другим шесть овальных
предметов, аккуратно упакованных в слой ваты. Осторожно освободил один из
них, и на стол лег первый эмалевый медальон.
   - Господин Корнье, как эти вещи могли попасть к вам?
   - Не знаю, господин генерал.
   - Вы настаиваете на этом?
   - Да.
   - Мы располагаем показаниями гражданки Кольцовой Натальи Васильевны, в
которых она рассказывает о вашей деятельности, несовместимой с положением
гостя нашей страны.
   - О чем именно пишет моя невеста мадам Кольцова?
   - О том, что вы занимались скупкой заведомо краденых вещей и
контрабандным провозом их за границу.
   - Это оговор. Но тем не менее я хотел бы ознакомиться с ее показаниями.
   - Вы их прочтете позже.
   В кабинет вошел сухощавый пожилой человек.
   - Кто этот господин? - спросил Корнье.
   - Эксперт-искусствовед профессор Забродин.
   Корнье слышал это имя и с любопытством посмотрел на Забродина. Именно
его статья навела шефа на Лимарева.
   Забродин подошел к столу. Шесть медальонов в ряд лежали на нем.
Освещенные лампами дневного света они казались тусклыми и неинтересными.
   - Они? - спросил Забродина Кафтанов.
   - Они, - Забродин погладил ладонью медальон.
   - Я прошу вас, Владимир Федорович, выступить в качестве эксперта.
   - Что я должен сделать?
   - Вам все объяснит следователь Малюков.
   - Господа, - Корнье встал, - здесь происходит бесчинство и беззаконие.
Я коммерсант. У меня доброе имя. Меня хорошо знают в русских
внешнеторговых организациях. Это провокация.
   - Вы обвиняете нас? - недобро прищурился Кафтанов.
   - Если бы я меньше знал вашу страну, то пошел бы по пути разнузданных
политиканов. Но я хорошо знаю русских. Я считаю это происками
конкурирующей английской фирмы.
   - И на том спасибо, хоть не мы виноваты, - Кафтанов подождал, пока его
слова переведут Корнье.
   Он смотрел на бельгийца и думал, что этот парень не такой дурак и
версию для защиты выбрал неожиданную и твердую.
   - Господин Корнье, мы предъявим вам магнитофонную запись вашего
разговора с гражданином Долгушиным, а также покажем видеопленку, из
которой явствует, что именно он положил этот чемодан в вашу машину.
   - Да, в машину. 3 мою машину подложил. Он же не передал его из рук в
руки.
   Малюков, писавший протокол, выслушав перевод, с любопытством посмотрел
на Корнье.
   - Потом, господин генерал, - продолжал бельгиец, - в вашей стране
магнитные и видеопленки не являются доказательством для суда. А кроме
того, я нс знаю никакого Долгушина. Возможно, этот человек и действовал по
заданию моих конкурентов.
   Корнье мельком взглянул на часы.
   - Господин Корнье, - Кафтанов подошел к задержанному, - Долгушин не
улетит в Париж, он скоро будет здесь, рядом с вами.
   Альберт внутренне был готов к этому, но все же новость была неприятной.
   - Но я не знаю Долгушина.
   Кафтанов открыл папку, лежащую на столе, вынул из нее цветную
фотографию, сделанную аппаратом "Полароид".
   На берегу реки сидели Корнье и Долгушин, на траве лежала скатерть, на
которой громоздились бутылки, рядом Наташа жарила шашлыки.
   - Эту фотографию мы обнаружили при обыске на квартире Кольцовой. Здесь
вы и Долгушин.
   Корнье мысленно выругался. Как же он забыл порвать все эти снимки. Они
тогда здорово надрались. Он привез в подарок Наташе этот фотоаппарат, и
снимал их какой-то маленький вертлявый человек по имени Семен.
   - Возможно, но я не помню, мадам Кольцова знакомила меня со многими
своими друзьями.
   Кафтанов усмехнулся и положил фотографии обратно.
   - Господин генерал, я не сомневаюсь, что все, что происходит здесь,
делается на основании законов вашей страны. Но я бельгийский подданный и
прошу пригласить представителя моего посольства.
   - Господин Корнье, мы известили ваше посольство.
   Завтра утром вы встретитесь с вашим дипломатом и работником
Министерства иностранных дел СССР.
   - Я могу быть свободен?
   - Нет. Нам еще надо о многом побеседовать.
   Марина пила кофе прямо в ординаторской. Ей очень хотелось курить, но в
больнице ко вкусу сигареты примешивались запахи эфира и лекарств, и она
решила потом выйти на улицу.
   Она пила кофе устало и бездумно. День выдался тяжелым, ей пришлось
ассистировать при двух операциях.
   Уехав ночью от Вадима, она еще не знала, как сложатся их отношения
дальше. Марина ждала, когда он позвонит, и тогда все опять станет простым
и ясным. Она сидела у телефона дома, предупредила всех на работе, что ждет
крайне важного звонка. Вадим не звонил. И проснувшись сегодня утром,
Марина поняла, что он не позвонит вообще. И, поняв это, решила для себя,
что она в его жизни оказалась не одной из многих, а из многих одной.
   И догадка эта мучительно оскорбила ее, готовую отдать этому человеку
себя всю. Видимо, она была ему не нужна. Иначе как же объяснить то, что он
не нашел времени ни разу позвонить ей. Конечно, она чувствовала некоторую
неловкость за свой поступок. За этот дурацкий ночной разговор и уход. Но
ведь она той ночью боялась только за него. Неужели Вадим не смог понять
этого? Уходя из его квартиры, она уходила не от него, а от той жизни,
которой он жил. Она защищала его, защищала себя. И пусть средства были
негодными - главное, сам поступок.
   Кофе был горячим, и Марина пережидала, когда он остынет, поглядывая на
молчавший телефон.
   - Мариночка! - Дверь распахнулась. - Срочно на операцию. Профессор уже
пошел.
   Марина, обжигаясь, глотнула кофе и побежала к лифту. Ее шеф, профессор
Лазарев, высокий тучный человек, с огромным щекастым лицом, распоряжался
сестрами, как солдатами.
   Голос его гремел в операционной.
   - Где Денисова?
   - Я здесь, Анатолий Константинович.
   - Готовьтесь, сейчас начнем.
   На столе лежал молодой парень лет двадцати трех, не больше. Лицо было
серым, губы посинели, нос заострился. Только широко открытые огромные от
боли глаза смотрели в потолок неподвижно и строго.
   - Наркоз, - скомандовал Лазарев.
   Вся грудь парня была разворочена, такие раны Марина видела в
Афганистане, когда в человека стреляли в упор из автомата.
   Профессор работал уверенно и точно. Марина любила следить за его руками
во время операции, казалось, что они жили отдельно от него. Сильные,
упругие, красивые.
   - Давление падает, - сказал кардиолог.
   - Пульс исчезает.
   Лазаре