"Ивнинг Таймс", то вы, может быть,  обратите
внимание,  что  ежедневно  на  первой  странице  на  этом  месте  помещается
фотография точно таких же размеров.
   В этот день я попросил моего знакомого вытравить кислотой фото из  газеты
и на его место впечатать эту заметку. Остальное было совсем просто. Я  знал,
что почтальон оставляет газеты прямо перед дверью доктора, не заходя в  дом.
Нужно было просто подкараулить его и подсунуть  на  место  свежей  газеты  -
газету с фальшивкой.
   Во время рассказа Ледвича я  старался  не  показать,  что  меня  все  это
заинтересовало, и в то же время не  перебивал  его,  боясь  пропустить  хоть
слово. Сперва я думал, что он  наворотит  мне  три  короба  лжи,  но  вскоре
убедился, что он говорит правду. И с какой гордостью он все это рассказывал!
Он прямо-таки наслаждался своей подлостью, смаковал ее.
   Мне даже казалось, что он говорит больше, чем  ему  хотелось  бы,  но  он
просто не мог не похвастаться. Он весь бурлил от тщеславия,  которое  обычно
овладевает  преступниками  после  удачно  проведенного  дела  и  делает   их
созревшими для кутузки.  Глаза  Ледвича  блестели,  а  его  маленький  ротик
победно улыбался, в то время, как он продолжал свой рассказ...
   - Доктор прочитал эту заметку, и... И застрелился. Но до этого он написал
мне письмо... Я никак не ожидал, что  полиция  примет  это  самоубийство  за
убийство и поэтому считаю, что нам здорово повезло...
   Я рассчитывал на то, что в суматохе, вызванной смертью доктора, никто  не
обратит внимания на фальшивую заметку,  а  после  самоубийства  Эдна  должна
будет сделать второй ход и заявить, что она - первая  жена  доктора  Эстепа.
Это должно найти подтверждение  в  показаниях  сестры,  которая  слышала  их
разговор, и в том факте, что доктор, ведь, покончил  с  собой  после  визита
Эдны. Таким образом, я выставлял его перед, всеми - двоеженцем.
   Я был уверен, что никакое следствие не сможет опровергнуть этого факта. О
прошлом доктора никто не знал, а Эдна действительно вышла в 1898 году  замуж
за доктора Хамберта Эстепа и прожила с ним два года в Филадельфии. Ну,  а  о
том, что доктор Эстеп на самом деле не Эстеп, трудно  было  предположить.  К
тому же, двадцать семь лет - это довольно большой срок...
   Оставалось убедить жену доктора Эстепа и ее адвокатов, что она фактически
не жена, точнее говоря, не законная его жена, поскольку он  женился  на  ней
уже будучи женатым. И мы этого добились!
   Все поверили, что Эдна - его законная жена... Следующим шагом должно было
быть соглашение между Эдной и миссис Эстеп о разделе имущества  и  состояния
доктора. Причем Эдна должна была получить  львиную  долю,  или,  по  меньшей
мере, половину всего состояния. Только в этом случае  мы  были  согласны  не
доводить ничего до общественности. В противном случае мы угрожали обратиться
в суд. Положение  наше  было  отличное.  Я,  лично,  удовольствовался  бы  и
половиной состояния. Несколько сотен тысяч долларов - это тоже  деньги!  Мне
их наверняка бы хватило, даже за  вычетом  тех  двадцати  тысяч,  которые  я
пообещал Эдне.
   Но когда полиция схватила законную жену доктора и посадила ее за решетку,
я понял, что можно рассчитывать и на все состояние. Мне и  делать-то  ничего
не нужно было. Только ждать, пока они ее засудят...
   Единственное  доказательство  ее  невиновности  -   письмо   доктора,   -
находилось в моих руках. И даже если бы я и хотел ее спасти, я  не  смог  бы
этого сделать, не выдав себя с головой.
   Когда врач прочитал эту заметку, он понял, что она означает. Он вырвал ее
из газеты  и,  написав  прямо  на  ней  несколько  строк,  прислал  ее  мне.
Поэтому-то его послание и выдает меня с головой. Правда  я  и  не  собирался
показывать его общественности...
   Итак, до сих пор все шло, как нельзя лучше. Мне оставалось только  ждать,
когда капитал сам притечет ко мне в руки, и в  этот  самый  момент  на  моем
горизонте и появился настоящий доктор Хамберт Эстеп, чтобы испортить мне все
дело.
   Он сбрил свои усики, нацепил какие-то лохмотья и приехал сюда следить  за
нами. Боялся, как бы мы с Эдной не обвели его вокруг пальца!  Как  будто  он
мог что-нибудь сделать!
   После того, как вы намекнули мне, что за мной  следят,  я  привел  его  к
себе. У меня был план - спрятать его где-нибудь, пока не будут разыграны все
козыри... Я и вас-то пригласил только для того,  чтобы  вы  посторожили  его
где-нибудь,  некоторое  время.  Но  он  оказался  несговорчивым.  Мы  крупно
поссорились и, в результате, я его пристукнул. Убивать его, я,  естественно,
не хотел, но так уж получилось, что он проломил себе затылок. Мне ничего  не
оставалось делать, как отвезти его в парк и бросить там...
   Эдне я ничего не сказал. Судя по всему, она совсем не стала бы горевать о
нем, но тем не менее я решил ничего не говорить ей об этом.  Женщины,  ведь,
народ странный, и никогда не знаешь, что от них  можно  ожидать.  Во  всяком
случае, смерть его не будет для нее тяжелым ударом. Она и не такое видела!
   А, если она заговорит на суде или  на  допросе,  то  все  равно  немногое
скажет. Она ведь почти ничего и не знает. Знает только о своей роли  в  этой
игре.
   Я рассказал вам все так подробно,  чтобы  вы  могли  сделать  собственные
выводы. Вы должны понять, что не сможете найти никаких доказательств тому, о
чем я вам поведал. Вы только  сможете  доказать,  что  Эдна  не  была  женой
доктора Эстепа, и сможете доказать, что я его шантажировал.
   Но вы никогда не сможете доказать, что настоящая жена доктора не  верила,
что Эдна была его первой и законной женой. Тут ее утверждения  будут  стоять
против наших двух утверждений. А мы поклянемся,  что  успели  убедить  ее  в
этом. А раз так, то выходит, что она имела мотив для убийства. Не сможете вы
доказать и того, что я поместил в газете фальшивую  заметку,  поскольку  эта
заметка  находится  в  моих  руках.  И  вообще,  если  вы  начнете  все  это
рассказывать перед судом присяжных, они сочтут вас за сумасшедшего.
   Уличить меня во вчерашнем убийстве вы тоже  не  сможете  -  у  меня  есть
алиби. Я могу доказать, что уехал  вчера  из  своего  дома  с  одним  пьяным
приятелем, привез его в отель и с помощью портье и  мальчика-лифтера  уложил
его в постель.  Утверждениям  двух  частных  детективов,  что  это  не  так,
наверняка, никто не поверит.
   В обмане вы меня, конечно, уличите. Но зато  вызволить  миссис  Эстеп  из
тюрьмы без моей помощи вы не сможете. Поэтому вам лучше меня отпустить. А  я
взамен отдам вам письмо, написанное доктором.  Мы  оба  только  выиграем  от
этого, можете быть уверены. В нескольких строчках, написанных прямо на  этой
заметке, он недвусмысленно дает понять, что решил покончить с собой.
   Игра стоила свеч. В этом не было сомнения. Тем более, что я был уверен  в
правдивости слов Ледвича. Я все хорошо понимал и, тем не менее, мне очень не
хотелось отпускать этого подлеца.
   - Напрасно вы пытаетесь убедить меня, Ледвич, - сказал я.
   - Вы м сами понимаете, что ваша песенка спета. И в  тот  момент,  как  вы
сядете за решетку, миссис Эстеп выйдет на свободу.
   - Что-ж, попробуйте! Без письма вы ее оттуда не вытащите! Я не думаю, что
вы считаете меня последним дураком и  надеетесь  найти  письмо  собственными
силами.
   Меня не очень беспокоили трудности, связанные с нахождением доказательств
виновности Ледвича и  невиновности  миссис  Эстеп.  По  сравнению  с  планом
Ледвича, с этими  хорошо  продуманными  и  изощренными  зигзагами  подлости,
проделать всю эту работу было довольно  нетрудно.  Достаточно  было  навести
справки о нем и о его сообщнице Эдне Файф  на  восточном  побережье,  и  все
будет в порядке. На это уйдет какая-нибудь неделя... Но именно этой недели у
меня-то и не было...
   Я вспомнил слова Вэнса Ричмонда: "Еще день-два, проведенных в заключении,
и ее не станет. И тогда ее мало будет беспокоить, что говорят  люди.  Смерть
сделает свое дело..."
   Значит, чтобы помочь миссис Эстеп,  я  должен  действовать  решительно  и
быстро. Ее жизнь находится  в  моих  руках.  К  черту,  всякие  там  законы!
Человек, сидевший сейчас передо мной и жадно ловивший каждое  мое  движение,
был подлецом, шантажистом и, по меньшей мере, дважды убийцей, и я совсем  не
хотел ему давать возможности уйти от возмездия. Но там,  в  больнице  лежала
при смерти невиновная женщина...
 
Глава 11 
 
   Не спуская глаз с Ледвича, я подошел к телефону и набрал Вэнса Ричмонда.
   - Как состояние миссис Эстеп? - сказал я.
   - Ей стало хуже. Полчаса назад я говорил с врачом и он считает...
   Подробности меня не  интересовали,  и  Поэтому  я  довольно  бесцеремонно
перебил его:
   - Поезжайте в больницу, и держитесь там поблизости от дежурного телефона.
Возможно, мне удастся сообщить вам кое-какие подробности еще до  наступления
ночи.
   - Что? У вас есть шансы? Где вы?.. Я не пообещал ему ничего конкретного и
повесил трубку. После этого сказал Ледвичу:
   - Кое-какие шансы я смогу вам дать. Тащите сюда письмо... Взамен этого  я
отдам вам револьвер и выпущу вас через черный ход. Но предупреждаю: на  углу
стоит полицейский, и тут уж я ничем не смогу вам помочь.
   Его лицо радостно просияло.
   - Вы даете честное слово?
   - Да... Только пошевеливайтесь!
   Он  прошел  мимо  меня  к  телефону,  набрал  номер,  который   я   успел
зафиксировать в памяти, и быстро заговорил:
   - Это Шулер. Пошлите ко мне мальчика с конвертом, который я  дал  вам  на
хранение. Вышлите посыльного немедленно и посадите в такси. - После этого он
сообщил свой адрес, дважды сказал в заключение "да" и повесил трубку.
   Не было ничего удивительного в том, что он  принял  мое  предложение,  не
задав ни единого вопроса. В моем честном слове он не сомневался. Кроме того,
я по опыту знал, что все удачливые шантажисты со временем  так  уверяются  в
своей безнаказанности, что ведут себя, как глупые овечки...
   Минут через десять в дверь позвонили. Мы вместе прошли к дверям и  Ледвич
получил из рук посыльного большой конверт. А  я  тем  временем  взглянул  на
номер посыльного, красовавшийся на его шапке. После  этого  мы  вернулись  в
комнату.
   Там Ледвич вскрыл конверт и протянул мне его содержимое - обрывок  газеты
с неровными краями.  Поперек  сфабрикованной  заметки  дрожащей  рукой  было
написано: +++
   "Не ожидал я от вас такой глупости, Ледвич. Льщу себя надеждой, что пуля,
которая  сведет  мои  счеты  с  жизнью,  одновременно   покончит   с   вашим
тунеядством. Отныне вам придется самим зарабатывать себе на жизнь.
   Эстеп"
   Да, врач решительно пошел навстречу собственной смерти! Я взял у  Ледвича
конверт, вложил в него письмо и сунул конверт себе в карман. После  этого  я
подошел к окну, увидел силуэт О'Гара, терпеливо ожидавшего меня  на  том  же
месте, где я его оставил.
   - Полицейский все еще стоит на углу, - сказал я Ледвичу. - А вот  и  ваша
пушка! - Я протянул ему револьвер,  который  в  начале  нашей  милой  беседы
выстрелом выбил из его руки. -Забирайте его и смывайтесь через черный ход! И
не забывайте: больше ничего я вам не обещаю. Только револьвер и  возможность
скрыться! Если вы будите придерживаться  нашего  уговора,  то  я  обещаю  не
предпринимать ничего, чтобы вас найти. Разумеется, только в том случае, если
меня не обвинят в сообщничестве с вами...
   - Договорились!
   Он схватил револьвер, проверил, заряжен ли он, и помчался к черному ходу.
Но в дверях он вдруг остановился, секунду помедлил, а  потом  повернулся  ко
мне. Предосторожности ради, я держал свой револьвер наготове.
   - Окажите мне еще одну услугу. Она ничего не будет вам стоить...
   - Какую именно?
   - На конверте, наверное, остались отпечатки моих пальцев. Кроме  того,  и
надпись на нем сделана моей рукой. Может быть вы  вложите  письмо  Эстепа  в
другой конверт? А этот я заберу с собой и уничтожу. Не хочется оставлять  за
собой лишних следов...
   Левой рукой, - в правой я держал револьвер, - я вытащил из кармана письмо
и бросил ему. Он взял со стола чистый конверт, тщательно вытер  его  носовым
платком, сунул в него газетную  вырезку,  и  протянул  мне.  Я  снова  сунул
конверт в карман. При этом я должен был проявить большую выдержку, чтобы  не
расхохотаться прямо ему в лицо.
   Маневр с носовым платком сразу дал мне понять, что в моем конверте письма
уже не было и, что оно уже снова находится у Ледвича, хотя я и не видел, как
он это проделал.
   - Сматывайся поживее! - прошипел я, боясь не выдержать и рассмеяться.
   Он быстро повернулся, и, стуча каблуками,  помчался  к  двери.  Вскоре  я
услышал, как хлопнула дверь черного хода.
   Я вынул конверт из кармана и открыл его.  Я  должен  был  убедиться,  что
конверт пуст. Мои предположения подтвердились - в конверте ничего не было. И
наш договор терял свою силу...
   Я быстро подскочил к окну и распахнул его.  О'Гар  сразу  увидел  меня  в
светлом проеме окна. Я знаком дал ему понять, что Ледвич ушел  через  черный
ход. О'Гар, как метеор, помчался в сторону переулка.  Я  тоже  промчался  по
квартире Ледвича и высунул голову в открытое окно кухни.
   Ледвич как раз открывал калитку в белом заборе. В следующее мгновение  он
проскочил в нее и помчался по переулку.
   Но в конце переулка, под фонарем уже появилась грузная фигура О'Гара.
   Ледвич продолжал держать револьвер в руке. О'Гар еще  не  успел  вытащить
свой. Он уже тянулся за ним... Но было видно, что он не успевает на какие-то
доли секунды...
   Ледвич поднял руку с револьвером, раздался щелчок... А  уже  в  следующую
секунду револьвер О'Гара изрыгнул пламя.
   Ледвич как-то странно взмахнул руками, секунду постоял,  прислонившись  к
белому забору, а потом медленно сполз на землю...
   Я неторопливо спустился вниз по лестнице. Мне не хотелось  спешить.  Ведь
никому не приятно смотреть на труп человека, которого ты сознательно  послал
на смерть. Неприятно это делать даже в том случае, если ты сам сознаешь, что
тем самым спасаешь невиновного  человека,  а  тот,  которого  ты  послал  на
смерть, лучшей участи и не заслуживает... Да и чего  другого  мог  заслужить
человек по имени Джекоб Ледвич, который всю свою жизнь строил на подлости  и
обмане...
   - Как же все это получились? - спросил О'Гар, когда я, наконец, подошел к
нему. Он уже стоял и разглядывал мертвого.
   - Ускользнул при помощи обмана, - тихо сказал я.
   - Это я уже понял...
   Я нагнулся и обыскал карманы убитого. Вскоре я нашел конверт,  завернутый
в носовой платок, - газетная заметка, разумеется, тоже была там.
   О'Гар между тем разглядывал револьвер Ледвича.
   - Смотри-ка ты! - вдруг воскликнул он. - Никогда в жизни мне еще  так  не
везло! Ведь он нажал на спуск раньше меня, а револьвер не выстрелил! Да  это
и не удивительно!  У  револьвера  такой  вид,  будто  его  кто-то  обработал
топором! Боек-то весь искорежен...
   - Вот как? - деланно удивился я, хотя на самом  деле  отлично  знал,  что
револьвер Ледвича пришел в негодность еще тогда, когда моя пуля  выбила  его
из руки хозяина, искорежив при этом боек...