Фотографии попали ко мне, - сказал я. - И они до сих пор  у  меня.  В
этом сейфе.
   Орфамэй  очень  медленно   повернула   голову,   взглянула   на   сейф.
Нерешительно провела пальцем по губе. И снова повернулась ко мне.
   - Я вам не верю, - сказала она, глядя на меня, словно кошка на  мышиную
норку.
   - Может, поделитесь со мной этой тысячей. Получите фотографии.
   Орфамэй задумалась.
   - Вряд ли я могу давать вам такие деньги за то, что вам не принадлежит,
- вздохнула она и улыбнулась. - Пожалуйста, отдайте  их  мне.  Пожалуйста,
Филип. Лейла должна получить их обратно.
   - За сколько?
   Орфамэй нахмурилась и приняла обиженный вид.
   - Она моя клиентка, - сказал я. - Но  обмануть  ее  я  не  прочь  -  за
хорошую сумму.
   - Я не верю, что фотографии у вас.
   - Ладно же.
   Я поднялся, подошел к сейфу и немедля вернулся с конвертом. Высыпал  из
него отпечатки и негатив на стол. Со своей  стороны.  Орфамэй  глянула  на
фотографии и потянулась к ним.
   Я собрал снимки в стопку и повернул лицевой стороной к  Орфамэй.  Когда
она дотянулась до пачки, я отдернул ее.
   - Мне не видно так далеко, - пожаловалась Орфамэй.
   - Подойти ближе стоит денег.
   - Вот уж не думала, что вы мошенник, - с достоинством заявила она.
   Я молча разжег погасшую трубку.
   - Я заставлю вас отдать их полицейским, - заявила Орфамэй.
   - Попытайтесь.
   Внезапно она затараторила:
   - Я не могу отдать вам эти деньги, никак не могу. Мы - ну, мать и  я  -
еще не расплатились с отцовскими долгами, кое-что должны за дом и...
   - Что вы продали Стилгрейву за эту тысячу?
   Челюсть Орфамэй отвисла, вид у нее стал безобразный. Потом она  закрыла
рот и плотно сжала губы. На меня глядело жесткое, суровое личико.
   - Продать вы могли лишь одно, - сказал я. -  Вы  знали,  где  находится
Оррин. Для Стилгрейва эта информация стоила тысячу. Вполне. Это  вопрос  о
приобщении улик к делу. Вам не понять. Стилгрейв отправился  туда  и  убил
его. Он заплатил вам за адрес.
   - Адрес ему назвала Лейла, - растерянно произнесла Орфамэй.
   - Лейла так и сказала мне, - ответил я. - При необходимости она  скажет
всему свету, что  сама  назвала  адрес,  -  если  это  будет  единственным
выходом. Лейла - чуждая  условностям  голливудская  красотка  не  особенно
строгих нравов. Но когда нужно выдерживать характер, тут ее ни  в  чем  не
упрекнешь. Она не из тех, кто убивает пешней. И не из тех,  кто  падок  на
кровавые деньги.
   Кровь отлила от лица Орфамэй, оно  стало  бледным,  как  лед.  Губы  ее
дрогнули, потом крепко сжались в маленький узелок. Она отодвинулась вместе
с креслом и подалась вперед, чтобы встать.
   - Кровавые деньги, - спокойно повторил я.  -  Ваш  родной  брат.  И  вы
продали его убийцам. Тысяча кровавых долларов. Надеюсь, они  принесут  вам
счастье.
   Орфамэй поднялась и сделала два шага назад. Потом вдруг захихикала.
   - Кто может подтвердить это? - тонким голоском спросила она. - Кто жив,
чтобы подтвердить это? А  кто  вы  такой?  Никто,  дешевый  сыщик.  -  Она
пронзительно расхохоталась.  -  Да  ведь  вас  можно  купить  за  двадцать
долларов.
   Я все еще держал в руках стопку фотографий. Чиркнув спичкой,  я  бросил
негатив в пепельницу и смотрел, как он горит.
   Орфамэй резко оборвала смех и застыла в каком-то ужасе.  Я  стал  рвать
фотографии на клочки. Затем усмехнулся ей.
   - Дешевый сыщик, - сказал я. - Ну так чего от  меня  ждать.  Братьев  и
сестер на продажу у меня нет. Поэтому я продаю своих клиентов.
   Орфамэй замерла, глаза ее сверкали. Закончив рвать фотографии, я поджег
клочки в пепельнице.
   - Об одном жалею,  -  добавил  я.  -  Что  не  увижу  вашей  встречи  в
Манхеттене с милой старой мамочкой. Не увижу, как деретесь вы из-за дележа
этой тысячи. Держу пари, на это стоило бы посмотреть.
   Я помешивал обрывки карандашом, чтобы  они  горели.  Орфамэй  медленно,
осторожно, не отрывая глаз от тлеющего пепла, подошла к столу.
   - Я могу  сообщить  в  полицию,  -  прошептала  она.  -  Я  могу  много
рассказать полицейским. Они поверят мне.
   - Я могу сказать им, кто убил Стилгрейва, -  сказал  я.  -  Потому  что
знаю, кто не убивал его. Они могут поверить мне.
   Маленькая головка вздернулась. Свет заблестел на линзах очков. Глаз  за
ними не было.
   - Не волнуйтесь, - успокоил я ее. - Не стану. Для меня это  будет  мало
стоить. А кое для кого - слишком много.
   Зазвонил телефон, и Орфамэй подскочила на фут. Я повернулся к аппарату,
взял трубку и сказал:
   - Алло?
   - Амиго, у тебя все в порядке?
   Позади послышался какой-то  звук.  Я  обернулся  и  увидел,  как  дверь
закрылась. В комнате никого, кроме меня, не было.
   - Я устал. Не спал всю ночь. Кроме того...
   - Эта малышка звонила тебе?
   - Сестричка? Только что  была  здесь.  Она  с  добычей  возвращается  в
Манхеттен.
   - С добычей?
   - С карманными деньгами, что дал ей Стилгрейв за выдачу брата.
   Помолчав, Долорес серьезно сказала:
   - Ты не можешь знать этого, амиго.
   - Я это знаю так же, как то, что сижу, облокотясь на письменный стол, и
говорю по телефону. Так же, как то, что слышу твой голос. И не так твердо,
но достаточно твердо знаю, кто убил Стилгрейва.
   - Не очень разумно говорить мне об этом,  амиго.  Я  не  безупречна,  и
поэтому доверять мне особенно не стоит.
   - Я совершаю ошибки, но тут ошибки не будет. Все фотографии я  сжег.  Я
пытался продать их Орфамэй. Она предложила слишком низкую цену.
   - Ты, конечно, шутишь, амиго.
   - Я? Над кем?
   По проводу донесся ее звонкий смех.
   - Не хочешь пригласить меня на ленч?
   - Не против. Ты дома?
   - Да.
   - Я скоро подъеду.
   - Ну, я буду в восторге.
   Я повесил трубку.
   Спектакль закончился. Я сидел в пустом театре. Занавес был опущен, и на
нем передо мной тускло возникало все виденное. Но кое-кто из  актеров  уже
становился смутным, нереальным. Прежде всего сестричка. Дня через  два-три
я забуду, как она выглядит. Потому что  в  определенном  смысле  она  была
совершенно нереальной. Я думал о том, как она приедет  в  Манхеттен,  штат
Канзас, к доброй старой мамочке с пухлой маленькой новорожденной  тысячей.
Чтобы она смогла получить эти  деньги,  должно  было  погибнуть  несколько
человек, но вряд ли это будет ее долго беспокоить. Думал о  том,  как  она
явится в приемную доктора - как там его фамилия? Ах да, Загсмит, - смахнет
к его приходу пыль с письменного стола и разложит в приемной  журналы.  На
ней будут очки без оправы, простое платье, на лице не будет  косметики,  и
обращение ее с пациентами будет в высшей степени корректным.
   - Миссис Такая-то, доктор Загсмит просит вас.
   Она с легкой улыбкой придержит дверь, миссис Такая-то пройдет мимо нее,
а доктор Загсмит будет сидеть за столом  в  белом  халате  и,  как  это  и
положено врачу, со стетоскопом, свисающим с шеи. Перед  ним  будет  стоять
картотека. Блокнот  для  заметок  и  блокнот  с  бланками  рецептов  будут
аккуратно лежать под рукой. Доктор Загсмит знает все. Его не провести.  Он
мастер своего дела. Едва взглянув на пациентку, он  знает  ответы  на  все
вопросы, которые все-таки задаст для проформы.
   В своей приемной медсестре, мисс Орфамэй Квест,  он  видит  аккуратную,
спокойную, подобающе одетую для  врачебного  кабинета  молодую  особу  без
маникюра, без яркой косметики; ничто в ней не может возмутить  пациента  с
устарелыми взглядами. Идеальная приемная медсестра мисс Орфамэй Квест.
   Доктор Загсмит не может без самодовольства вспомнить, о ней. Он  сделал
ее такой, какая она есть. Она представляет собой  лишь  то,  что  приказал
доктор.
   Приставать к ней он, скорее всего, пока не пытался. Может, в  маленьких
городках этого не бывает. Ха-ха! Я сам вырос в маленьком городке.
   Сев поудобнее, я взглянул на часы и  все-таки  достал  из  тумбы  стола
бутылку "Старого лесничего". Понюхал горлышко.  Запах  оказался  приятным.
Налив изрядную порцию, я поднял стакан и взглянул на него на просвет.
   - Что ж, доктор Загсмит, - произнес я вслух, словно он  со  стаканом  в
руке сидел по другую сторону стола, - я вас почти не знаю,  а  вы  меня  и
вовсе не знаете. Обычно я не даю советов незнакомым  людям,  но  я  прошел
краткий интенсивный курс воздействия мисс Орфамэй  Квест  и  нарушаю  свое
правило. Если эта девочка захочет чего-то от вас, уступите немедленно.  Не
юлите, не мямлите о подоходном налоге и накладных расходах.  Улыбнитесь  и
раскошельтесь. Не вступая в спор на тему, кому что принадлежит. Главное  -
чтобы девочка была довольна. Желаю удачи, доктор, и ни в  коем  случае  не
оставляйте на виду чего-нибудь вроде остроги.
   Отхлебнув из стакана половину содержимого, я стал ждать, когда по  телу
разойдется тепло. Когда оно разошлось, я допил остальное и убрал бутылку.
   Выбив из трубки пепел, я стал  снова  набивать  ее  свежим  табаком  из
кожаного кисета, который подарила мне ко дню рождения одна моя поклонница,
по странному совпадению носящая ту же фамилию, что и я.
   Набив трубку, я старательно, неторопливо раскурил ее, вышел из  конторы
и беззаботно, как англичанин, возвращающийся с охоты на  тигра,  пошел  по
коридору.



34

   Шато-Берси - дом старый, но отделанный заново. В его  вестибюль  так  и
просятся индийские каучуконосы и  плющ,  однако  там  стеклянные  кирпичи,
скрытое освещение и треугольные стеклянные столики.  Можно  подумать,  что
отделку производил обитатель сумасшедшего дома. Гамму красок  в  вестибюле
составляют   желчно-зеленая,    жжено-коричневая,    асфальтово-серая    и
синюшно-синяя. Действует все это  так  же  успокаивающе,  как  рассеченная
губа.
   За низкой конторкой никого не было, однако  зеркало  позади  нее  могло
оказаться прозрачным, поэтому я решил не предпринимать  попытки  незаметно
прошмыгнуть на лестницу. На мой звонок из-за барьера выплыл рослый толстяк
и растянул в улыбке полные влажные губы. Зубы  его  были  синевато-белыми,
глаза неестественно блестели.
   - К мисс Гонсалес, - сказал я. - Она ждет меня. Моя фамилия Марлоу.
   - Ну да, конечно, - пробормотал он, руки его дрожали.  -  Да,  конечно.
Сейчас позвоню.
   Голос его тоже дрожал.
   Толстяк взял телефон, что-то пробулькал в него и снова повесил трубку.
   - Да, мистер Марлоу.  Мисс  Гонсалес  сказала,  чтобы  вы  поднимались.
Квартира четыреста двенадцать. - Он хихикнул. - Но вы,  наверное,  и  сами
знаете?
   - Теперь знаю, - сказал я. - Кстати, ты был здесь в феврале?
   - В феврале? В феврале? Да, да, я был  здесь  в  феврале.  -  Слова  он
выговаривал очень старательно.
   - Помнишь тот вечер, когда перед входом был убит Стейн?
   Улыбка мгновенно сошла с его рыхлого лица.
   - Вы полицейский?
   Голос его стал тонким, писклявым.
   - Нет. Но если тебе это не безразлично, у тебя расстегнуты брюки.
   Толстяк с ужасом глянул вниз и дрожащими руками задернул молнию.
   - Спасибо, - пропищал он. - Спасибо.
   И перегнулся через свою низкую конторку.
   - Произошло это не перед входом, - зачастил он. Чуть подальше. Почти на
углу.
   - Стейн жил здесь, не так ли?
   - Я не хочу говорить об этом. Никак не хочу. - Он сделал паузу и провел
мизинцем по нижней губе. - Почему вы спрашиваете?
   - Чтобы ты не закрывал рта. Нужно быть поосторожнее, приятель. В  твоем
дыхании ощутим запах.
   Толстяк залился краской до самой шеи.
   - Если вы намекаете, что я пил...
   - Курил, - сказал я. - И не просто табак.
   Я повернулся. Толстяк не сказал ни слова. Подойдя к лифту, я бросил  на
него взгляд. Он  стоял,  опершись  ладонями  о  конторку  и,  выгнув  шею,
наблюдал за мной. Даже издали было видно, как он дрожит.
   Лифт оказался без лифтера. Четвертый этаж был  холодно-серым,  ковровая
дорожка - толстой. У  двери  с  номером  412  имелась  кнопка  звонка.  Он
мелодично прозвучал за  дверью,  которая  тут  же  распахнулась.  На  меня
уставились красивые черные  глаза,  мне  улыбнулись  манящие  ярко-красные
губы. На Долорес, как и накануне вечером,  были  черные  брюки  и  красная
блузка.
   - Амиго! - воскликнула мисс Гонсалес.  Я  взял  ее  запястья,  свел  их
вместе так, что  сошлись  ладони.  Чуть-чуть  поиграл  с  ней  в  ладушки.
Выражение ее глаз было томным и вместе с тем странным.
   Выпустив руки Долорес, я прикрыл дверь локтем и протиснулся мимо нее  в
комнату. Все было, как и в первый раз.
   - Тебе нужно застраховать их, -  сказал  я,  коснувшись  пальцем  одной
груди, отнюдь не подложной. Сосок был твердым, как рубин.
   Долорес,  довольная,  засмеялась.  Я   оглядел   квартиру.   Она   была
темно-серой и пыльно-голубой. Не цвета хозяйки, но очень  недурна.  Ложный
камин с  газовыми  горелками  в  виде  поленьев.  Довольно  много  кресел,
столиков и светильников. В углу - скромный маленький бар.
   - Нравится моя квартирка, амиго?
   - Не говори "квартирка". Слишком по-шлюшьи.
   Я не смотрел на хозяйку. Не хотел смотреть. Сел на кушетку и потер лоб.
   - Поспать бы часа четыре и пропустить  пару  стаканчиков.  Тогда  бы  я
вновь смог болтать с тобой о пустяках. Сейчас же у меня едва хватит сил на
то, чтобы говорить о деле. Но это необходимо.
   Долорес подошла и села рядом. Я покачал головой.
   - Не сюда. Разговор действительно о деле.
   Она села напротив и серьезно поглядела на меня своими темными глазами.
   - Ну ладно, амиго, как хочешь. Я твоя девочка  -  по  крайней  мере,  я
охотно была бы твоей девочкой.
   - Где ты жила в Кливленде?
   - В Кливленде? - Голос ее был очень мягким, почти воркующим. - Разве  я
говорила, что жила в Кливленде?
   - Ты сказала, что познакомилась с ним там.
   Долорес задумалась, потом кивнула.
   - Я тогда была замужем, амиго. А в чем дело?
   - Стало быть, жила в Кливленде?
   - Да, - негромко сказала она.
   - Как ты познакомилась со Стилгрейвом?
   - В те дни было престижным знать кого-то из  гангстеров.  Наверно,  это
форма  извращенного  снобизма.  Девицы  ходили  туда,  где,   по   слухам,
собирались гангстеры. Если повезет, в один прекрасный вечер...
   - Ты позволила ему подцепить тебя?
   Она весело кивнула.
   - Вернее, я подцепила его. Он был очень славным. Правда.
   - А как же муж? Твой муж? Или не помнишь?
   Долорес улыбнулась.
   - Брошенными мужьями хоть пруд пруди.
   - Ты права. Их можно отыскать где угодно. Даже в Бэй-Сити.
   Этим я ничего не достиг. Она вежливо пожала плечами.
   - Не сомневаюсь.
   - Им может быть даже выпускник  Сорбонны.  Он  даже  может  предаваться
мечтам, практикуя в жалком маленьком городишке.  Ждать  и  надеяться.  Это
словосочетание мне по душе. В нем есть поэтичность.
   Вежливая улыбка не сходила с красивого лица Долорес.
   - Мы не находим общего языка, - вздохнул я.
   - Никак не находим. А надо бы найти.
   Я опустил взгляд на свои пальцы. Голова у меня болела. Я был совершенно
не в форме. Долорес протянула мне сигареты в хрустальной коробке, и я взял
одну. Свою сигарету Долорес вставила в золотые щипчики. Ее  она  взяла  из
другой коробки.
   - Хочу попробовать твоих, - попросил я.
   - Но мексиканский табак многим кажется очень крепким.
   - Без добавок, - сказал я, глядя на нее. Потом решил не  настаивать.  -
Нет, ты права. Мне он не понравится.
   - В чем смысл этого эпизода? - настороженно спросила Долорес.
   - Швейцар курит марихуану.
   Она неторопливо кивнула.
   - Я предупреждала его. Несколько раз.
   - Амиго, - сказал я.
   - Что?
   - Ты употребляешь не так уж много испанских слов, верно? Может,  ты  их
не много и знаешь. "Амиго" - совсем уж затверженное слово.
   - Надеюсь, мы не будем вести себя, как вчера днем? - протянула она.
   - Нет. В тебе нет ничего  мексиканского,  кроме  повторения  нескольких
словечек и старательной манеры говорить будто на чужом языке.
   Долорес не ответила. Легонько выпустила сигаретный дым и улыбнулась.
   - У меня большие неприятности с полицейскими, - продолжал я. -  Видимо,
у мисс Уэлд хватило здравого смысла рассказать обо  всем  своему  боссу  -
Джулиусу Оппенгеймеру, - и он не остался в стороне. Нанял ей Ли  Фаррелла.
Полицейские вряд ли думают, что Стилгрейва убила она. Но они считают,  что
я знаю, кто убийца, и поэтому точат на меня зуб.
   - А ты действительно знаешь, амиго?
   - Я же сказал тебе по телефону, что знаю.
   Долорес бросила на меня долгий, немигающий взгляд.
   - Убийство произошло на моих глазах. - Голос ее, наконец,  стал  сухим,
серьезным.  -  Это  было  очень  захватывающе.  Этой   маленькой   девочке
захотелось повидать игорный дом. Она никогда не видела ничего подобного, а
в газетах писали.
   - Она останавливалась здесь - у тебя?
   - Не в моей квартире, амиго, а в комнате, которую я для нее сняла.
   - Ясно, почему она не хотела назвать мне своего адреса, - сказал  я.  -
Однако, насколько я понимаю, у тебя не было времени обучать ее этому делу.
   Долорес чуть заметно нахмурилась и взмахнула  коричневой  сигаретой.  Я
смотрел, как дымок выводит в воздухе что-то недоступное прочтению.
   - Прошу тебя. Как я уже сказала, ей захотелось отправиться в тот дом. Я
позвонила Стилгрейву, он сказал - приезжайте. Когда мы  приехали,  он  был
пьян. Я впервые видела его пьяным. Он засмеялся, обнял маленькую Орфамэй и
сказал, что она вполне заработала свои деньги, что у него для нее  кое-что
есть, достал из кармана завернутый в какую-то тряпку бумажник и подал  ей.
Когда Орфамэй развернула ее, посреди бумажника  оказалась  залитая  кровью
дырка.
   - Нехорошо, - заметил я. -  Я  бы  даже  не  назвал  это  типичным  для
гангстера.
   - Ты плохо знал его.
   - Верно. Продолжай.
   - Маленькая Орфамэй взяла бумажник, посмотрела сначала на  него,  потом
на Стилгрейва. Ее бледное лицо было  очень  спокойным.  Она  поблагодарила
Стилгрейва, открыла  сумку,  чтобы,  как  мне  показалось,  положить  туда
бумажник, - все это было очень захватывающе...
   - Душераздирающая сцена. Я бы, задыхаясь, упал на пол.
   - ...но вместо этого она выхватила из  сумки  пистолет.  По-моему,  тот
самый, что Стилгрейв дал Мэвис. Он был очень похож...
   - Я прекрасно знаю, как он выглядел, - кивнул я. - Мне пришлось немного
повозиться с ним.
   - ...она повернулась и прикончила его одним выстрелом. Это  было  очень
драматично.
   Долорес опять сунула в рот коричневую сигарету и улыбнулась мне. Как-то
странно, холодно, словно думала о чем-то далеком.
   - Ты заставила ее признаться в этом Мэвис Уэлд, - сказал я.
   Долорес кивнула.
   - Тебе, насколько я понимаю, Мэвис бы не поверила.
   - Я не хотела рисковать.
   - А не ты ли дала Орфамэй тысячу долларов, милочка? Чтобы заставить  ее
признаться? Эта маленькая девочка ради таких денег может пойти на многое.
   - На этот вопрос я не отвечу, - с достоинством сказала Долорес.
   - Конечно. Значит, вчера вечером, везя меня туда,  ты  уже  знала,  что
Стилгрейв мертв, что бояться нечего, и спектакль с пистолетом  был  просто
спектаклем.
   - Не хочу разыгрывать из себя благодетельницу, -  негромко  проговорила
она. - Но там сложилось трудное  положение,  и  я  знала,  что  ты  как-то
вызволишь Мэвис. Никто больше не смог бы этого сделать. Мэвис решила взять
вину на себя.
   - Мне, пожалуй, надо выпить, - вздохнул я. - Силы совсем на исходе.
   Долорес подскочила и пошла к маленькому бару.  Вернулась  она  с  двумя
большими стаканами разбавленного виски. Подала один мне и,  держа  свой  у
губ, смотрела, как я пью. Виски было замечательным. Я отпил еще. Она вновь
села в свое кресло и потянулась к золотым щипчикам.
   - Я вывел Мэвис на чистую воду, - наконец сказал я. -  Она  утверждала,
что сама застрелила его. Пистолет у нее был. Точно такой  же,  какой  дала
мне ты. Кстати, ты, очевидно, не обратила внимания на то,  что  из  твоего
пистолета стреляли?
   - Я ничего не смыслю в пистолетах, - мягко произнесла Долорес.
   - Конечно. Я сосчитал патроны, и, если предположить,  что  обойма  была
полной, израсходованными оказались два. А Квест как раз и был  уби