Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
ти и остатков дешевой пищи. Верховодила там не
первой молодости женщина с грубым лицом и такими же манерами. Она
подтвердила, что Хенри Эйхельбергер зарегистрирован у них как ищущий места
личный шофер, и попросила оставить номер моего телефона, чтобы он мог мне
позвонить. Однако стоило мне положить ей на стол десятидолларовую бумажку и
заверить в совершеннейшем почтении к ней лично и ее славному заведению, как
адрес был мне незамедлительно выдан. Он жил к западу от бульвара
Санта-Моника, поблизости от того района, который раньше называли Шерман.
Я выехал туда незамедлительно, опасаясь, что Хенри Эйхельбергер может
случайно позвонить в агентство и его предупредят о моем визите. Под
указанным в адресе номером дома я обнаружил паршивенькие меблированные
комнаты, прямо под окнами которых пролегали железнодорожные пути, а в первом
этаже располагалась китайская прачечная, В наем сдавались комнаты наверху,
куда вела шаткая, покрытая пыльной дорожкой деревянная лестница. Где-то на
полпути между этажами запахи прачечной сменились вонью керосина и
застоявшегося табака. В начале коридора висела полка, на которой я обнаружил
регистрационную книгу. Последняя запись была сделана карандашом неделя три
назад, из чего несложно было заключить, что администрация не особенно
обременяет себя формальностями.
Рядом с книгой лежал колокольчик и табличка с надписью "Управляющий". Я
позвонил и стал ждать. Через какое-то время до меня донеслись неторопливые
шаркающие шаги, и передо мной появился мужчина, на котором были поношенные
кожаные шлепанцы и потерявшие первоначальный цвет брюки. Через брючный
ремень свисал необъятный живот. А лицу этого типа явно могла бы оказать
добрую услугу китайская прачечная.
- Здорово, - буркнул он. - Чего стоишь, записывайся в книгу.
- Мне не нужна комната, - сказал я. - Я ищу Хенрн Эйхельбергера, который,
насколько мне известно, обитает здесь у вас, хотя в вашем талмуде он не
зарегистрирован. Вам известно, что это незаконно?
- Тоже мне, умник, - усмехнулся толстяк. - Его комната там, в конце
коридора. Номер восемнадцать.
И он ткнул в полумрак коридора пальцем цвета пережаренного картофеля.
- Будьте любезны, проводите меня, - сказал я.
- Ты что, генерал-губернатор? - он захихикал, и живот запрыгал в такт.Ну
ладно, ступай за мной, приятель.
Мы проследовали вдоль мрачного коридора до крепкой деревянной двери, над
которой располагалось заколоченное фанерой окошко. Толстяк громыхнул в дверь
кулаком, но никто не отозвался.
- Ушел куда-то, - прокомментировал этот простой факт управляющий.
- Соизвольте отпереть дверь, - сказал я. - Придется войти и дожидаться
Эйхельбергера там.
- Черта лысого! - осклабился толстяк. - И вообще, кто ты такой? Откуда ты
взялся?
Вот это мне уже не понравилось. Мужик он был крупный, но фигура его вся
полнилась воспоминаниями о выпитом пиве. Я огляделся по сторонам - в
коридоре не было ни души. Коротким, без замаха ударом я послал толстяка на
пол. Придя в себя, он сел и посмотрел на меня снизу вверх слезящимися
глазками.
- Это нечестно, парень, - сказал он, - Ты меня лет на двадцать моложе.
- Открывай дверь. У меня нет желания препираться с тобой.
- Ладно, гони пару долларов.
Я достал из кармана две долларовые банкноты и помог толстяку подняться.
Он запихнул деньги в задний карман брюк и достал оттуда же ключ.
- Если позже услышишь какой-нибудь шум, не обращай внимания, - сказал я.
- Ущерб будет сполна возмещен.
Он кивнул и вышел, заперев дверь снаружи. Когда его шарканье затихло и
наступила полная тишина, я огляделся по сторонам.
Комната была маленькая и душная. Здесь стояли шкаф с выдвижными ящиками,
простой деревянный стол, кресло-качалка и узкая металлическая кровать с
облезшей эмалью, которую покрывала штопаная-перештопанная накидка.
Окно прикрывали засиженные мухами занавески и жалюзи, у которых не
хватало верхней планки.
В углу на табуретке стоял оцинкованный таз и висели на крюке два несвежих
вафельных полотенца. Ни туалета, ни ванной здесь, разумеется, не было. Не
было даже гардероба. Его заменяла тряпка, занавешившая еще один угол
комнаты. Отдернув ее, я увидел серый деловой костюм самого большого из
существующих размеров, то есть моего (разница в том, что я не покупаю
готового платья). Внизу стояла пара черных ботинок по меньшей мере сорок
четвертого размера и дешевый фибровый чемодан. Обнаружив, что он не заперт,
я не преминул его обыскать.
Я просмотрел также все ящики и был немало удивлен тем, что вещи были
сложены в них аккуратно. Другое дело, что вещей было немного и среди них мне
не попалось жемчужного ожерелья. Я продолжил обыск, заглянув во все мыслимые
и немыслимые места комнаты, но не нашел ничего достойного внимания.
Присев на край постели, я закурил сигарету и стал ждать. Теперь мне уже
было ясно, что Хенри Эйхельбергер либо круглый дурак, либо ни в чем не
виновен. Ни его поведение, ни сам вид этой комнаты не предполагали, что он -
личность, способная на такие хлопотные, но выгодные операции, как кража
жемчуга.
Я успел высадить четыре сигареты - больше, чем я выкуриваю обычно за
целый день, - когда послышались шаги. Они были легкие и быстрые, но не
крадущиеся. Ключ заскрежетал в замке, и дверь распахнулась. На пороге стоял
мужчина и смотрел прямо на меня.
Во мне 190 сантиметров роста, и вешу я приблизительно восемьдесят
килограммов. Этот человек тоже был высок, но на вид должен был быть легче
меня. На нем был синий летний костюм, который за неимением лучшего
определения я бы назвал опрятным. Светлые густые волосы, шея, какими
карикатуристы наделяют прусских капралов, широкие плечи и больше волосатые
руки. По лицу видно, что ему пришлось в этой жизни выдержать немало крепких
ударов. Его маленькие зеленоватые глазки разглядывали меня с выражением,
которое в тот момент я принял за мрачный юмор. Сразу видно, с этим парнем
шутки плохи, но меня его вид не испугал. Мы с ним примерно одинаковой
комплекции, наши силы примерно равны, а уж в своем интеллектуальном
превосходстве я не сомневался.
Я спокойно поднялся и сказал:
- Мне нужен некий Хенри Эйхельбергер.
- А ты, собственно, как здесь оказался? - спросил он.
- Это подождет. Повторяю, мне нужен Эйхельбергер.
- Ну ты, комик, тебя, кажись, давно не учили, как себя вести, - и он
сделал пару шагов мне навстречу.
- Меня зовут Уолтер Гейдж, - сказал я. - Эйхельбергер - это ты?
- Так я тебе и сказал.
Я сделал шаг к нему.
- Послушай, я жених мисс Эллен Макинтош, и мне стало известно, что ты
пытался поцеловать ее.
- Что значит пытался? - его рожа расплылась в гадкой ухмылке.
Я резко выбросил вперед правую руку, и удар пришелся ему в челюсть. Мне
казалось, что я вложил в него достаточную мощь, но он принял его
хладнокровно. Я еще два раза ударил его левой, но тут сам получил жуткий
удар в солнечное сплетение. Потеряв равновесие, я упал, хватаясь руками за
воздух. Видимо, я ударился головой об пол. В тот момент, когда у меня снова
появилась возможность поразмыслить, как побыстрее подняться, меня уже
хлестали мокрым полотенцем. Я открыл глаза. Прямо над собой я увидел лицо
Хенри Эйхельбергера, на котором было написано что-то вроде сочувствия.
- Ну что, пришел в себя? - спросил он. - У тебя брюшной пресс слабенький,
как ча?к у китайцев.
- Дай мне бренди! - потребовал я. - И вообще, что случилось?
- Так, ерунда. Твоя нога попала в дырку в ковре. Тебе действительно нужно
выпить?
- Бренди! - повторил я и закрыл глаза.
- Ну что ж, можно. Надеюсь, у меня от возни с тобой не начнется новый
запой.
Дверь открылась и закрылась снова. Я лежал неподвижно, стараясь
перебороть подступавшую тошноту. Время тянулось мучительно медленно. Дверь
снова скрипнула и что-то твердое уперлось мне в нижнюю губу. Я открыл рот и
в него полилось спиртное. Тепло моментально разлилось по моему телу,
возвращая силы. Я сел.
- Спасибо, Хенри, - сказал я. - Можно, я буду звать тебя просто Хенри?
- Валяй, за это денег не берут.
Я поднялся на ноги и встал перед ним. Он разглядывал меня с любопытством.
- А ты неплохо выглядишь. Никогда бы не подумал, что ты окажешься таким
хлипким.
- Берегись, Эйхельбергер! - воскликнул я и со всей силы врезал ему в
челюсть. Он тряхнул головой, в его глазах появилось беспокойство. Не теряя
времени, я нанес ему еще три удара.
- Отлично! Ты сам на это напросился! - заорал он и кинулся на меня.
Честное слово, мне удалось уклониться от его кулака, но движение
получилось, видимо, слишком быстрым, я потерял равновесие и упал, ударившись
головой о подоконник.
Влажное полотенце шлепнулось мне на лицо. Я открыл глаза.
- Слушай, друг, - сказал Хенри, - ты уже отключался два раза. Давай-ка
полегче, а?
- Бренди! - прохрипел я.
- Придется обойтись простым виски.
Он прижал к моим губам стакан, и я стал жадно пить. Потом я снова
поднялся на ноги и пересел на кровать. Хенри уселся рядом и похлопал меня по
плечу.
- Уверен, мы с тобой поладим, - сказал он. - Не целовал я твоей девушки,
хотя, признаюсь, не отказался бы. Это все, что тебя тревожило?
Он налил себе с полстакана виски из пинтовой бутыли, за которой выбегал в
магазин, и со смаком опорожнил его.
- Нет, не все, - сказал я. - Есть еще одно дело.
- Выкладывай, но только без фокусов. Обещаешь? Крайне неохотно я дал ему
это обещание.
- Почему ты бросил работу у миссис Пенраддок? - спросил я его.
Он пристально посмотрел на меня из-под своих густых, белесых бровей.
Затем взгляд его опустился на бутылку, которую он держал в руке.
- Как ты считаешь, меня можно назвать красавчиком?
- Видишь ли, Хенри...
- Только не надо пудрить мне мозги, - прервал меня он.
- Нет, Хенри, - сказал я тогда, - красавчиком тебя действительно назвать
трудно, но внешность у тебя бесспорно мужественная.
Он снова до половины наполнил стакан и подал его мне.
- Твоя очередь, - сказал он.
И я осушил стакан, сам плохо соображая, что делаю. Когда я перестал
кашлять. Хенри забрал у меня стакан, снова налил в него виски и выпил.
Бутыль почти опустела.
- Предположим, тебе понравилась девушка необыкновенной, неземной красоты.
А у тебя такая рожа, как у меня. Лицо парня, которого воспитала улица, а
образование дали грузчики в доках. Парня, который не дрался разве что с
китами и товарными поездами, а остальных лупил за милую душу и, понятно, сам
пропускал иной раз удар-другой. И вот он получает работу, где видит свою
красавицу каждый день, зная, что шансов у него никаких. Что бы ты сделал в
таком положении? Я решил, что лучше всего просто уйти.
- Хенри, дай мне пожать твою руку, - сказал я. Мы обменялись
рукопожатиями.
- Вот я и свалил оттуда, - закончил он свой короткий рассказ. - А что мне
еще оставалось?
Он приподнял бутылку и посмотрел ее на свет.
- Черт, ты совершил ошибку, когда заставил меня сбегать за этой
жидкостью. Стоит мне начать пить, такой цирк начинается... Кстати, как у
тебя с бабками?
- Хватает, - ответил я. - Если тебе нужно виски, ты его получишь. Хоть
залейся. У меня хорошая квартира на Франклин-авеню в Голливуде. Я, конечно,
ничего не имею против этого твоего милого гнездышка, но все-таки давай
переберемся ко мне. Там есть по крайней мере где вытянуть ноги.
- Признайся, что ты уже пьян, - сказал Хенри, и во взгляде его маленьких
глазок можно было прочесть восхищение.
- Я еще не пьян, но действительно уже чувствую приятное воздействие
твоего виски. Только прежде, чем мы отправимся, мне необходимо обсудить с
тобой еще одну небольшую деталь. Я уполномочен вести переговоры о
возвращении жемчужного ожерелья миссис Пенраддок законной владелице.
Насколько мне известно, есть вероятность, что ты украл его.
- Сынок, ты опять нарываешься, - сказал Хенрн ласково.
- Это деловой разговор, и поэтому лучше обсудить все спокойно. Жемчуг
фальшивый, так что, я думаю, нам с тобой будет нетрудно прийти к соглашению.
Я ничего не имею против тебя лично, Хенри. Более того, я благодарен тебе
за это целительное виски. И все-таки бизнес есть бизнес. Вернешь ли ты
ожерелье, не задавая лишних вопросов, если я заплачу тебе пятьдесят
долларов?
Хенри расхохотался и помрачгел, но, когда он заговорил, в его голосе не
было враждебности.
- Так ты, сдается мне, считаешь меня идиотом? Я, по-твоему, украл
какие-то побрякушки и теперь сижу здесь, дожидаясь, пока нагрянут
"фараоны"?
- Полицию об этом не ставили в известность, Хенри. И потом - ты мог
догадаться, что жемчуг не настоящий... Давай, наливай...
Он выплеснул в стакан почти все, что оставалось в бутылке, и я влил виски
в себя с превеликим удовольствием. Затем я швырнул стаканом в зеркало, но
промахнулся. Стакан, сделанный из толстого дешевого стекла, при ударе не
разбился.
Хенри расхохотался.
- Ты над чем смеешься? - спросил я с подозрением.
- Над этим кретином... Представляешь, как у него вытянется физиономия,
когда он узнает... ха!.. Ну, про эти побрякушки...
- То есть ты утверждаешь, что жемчуг взял не ты?
- Вот именно. Вообще-то, надо бы мне поколотить тебя как следует. Ну да
ладно, черт с тобой. Любому иногда приходит в голову дурацкие идеи. Нет,
парень, я не брал жемчуга. А если бы взял, только б меня и видели...
Я снова взял его руку и пожал ее.
- Это все, что мне нужно было знать, - сказал я. - Теперь у меня словно
камень с души свалился. Давай отправимся ко мне и там подумаем вместе, как
нам найти это чертово ожерелье. Такая команда, как мы с тобой вдвоем,
одолеет любого.
- Ты меня не разыгрываешь? Я встал и надел шляпу.
- Нет, Хенри, я предлагаю тебе работу, в которой, как я понимаю, ты
сейчас нуждаешься. А заодно и все виски, которое можно найти в этом городе.
Пошли. Ты можешь вести машину в этом состоянии?
- Дьявол, конечно! Я ведь совсем не пьян. - Хенри был явно удивлен моим
вопросом.
Мы прошли полутемным коридором, в конце которого вдруг возник толстяк.
Он потирал ладонью живот и смотрел на меня своими крошечными жадными
глазками.
- Все в норме? - спросил он, пожевывая зубочистку.
- Дай ему доллар, - сказал Хенри.
- Зачем?
- Не знаю. Просто так дай.
Я достал из кармана долларовую бумажку и протянул ее толстяку.
- Спасибо, старина, - сказал Хенри и вдруг врезал ему под адамово яблоко.
Затем он забрал у толстяка доллар.
- Это плата за удар, - объяснил он мне. - Ненавижу получать деньги даром.
Мы спустились вниз в руке рука, оставив управляющего сидеть в изумлении
на полу.
Глава 3
В пять часов вечера я очнулся и обнаружил, что лежу на постели в своей
голливудской квартире. Я с трудом повернул больную голову и увидел
растянувшегося рядом Хенри Эйхельбергера в майке и брюках. Рядом на столике
стояла едва початая двухлитровая бутылка виски "Старая плантация". Такая же
бутылка валялась на полу, но совершенно пустая. По всей комнате была
разбросана одежда, а ручку одного из кресел прожгли окурком.
Я осторожно ощупал себя. Мышцы живота ныли, челюсть с одной стороны
основательно распухла. В остальном я был как новенький. Когда я поднялся с
постели, голову пронзила острая боль, но я отрешился от нее и прямиком
направился к бутылке, чтобы хорошенько к ней приложиться. Спиртное
подействовало на меня самым благоприятным образом. Я почувствовал бодрость и
готовность к любым приключениям. Подойдя к кровати, я крепко потряс Хенри за
плечо.
- Проснись, мой друг, уже померкли краски дня. Хенри поднял голову:
- Что за чушь?.. А, это ты, Уолтер, привет. Как самочувствие?
- Великолепно! Ты отдохнул?
- Конечно.
Он спустил босые ступни на ковер и пятерней поправил свою светлую
шевелюру.
- Мы прекрасно проводили время, пока ты не отрубился, - заметил он.Тогда
и я прилег вздремнуть. Один не пью. С тобой все в порядке?
- Да, Хенри. Я в отличной форме. Это кстати, потому что нам предстоит
работа.
Он добрался до бутылки и приник к ней ненадолго.
- Когда человек болен, ему необходимо лекарство, - изрек он затем и
огляделся.
- Черт, мы так быстро с тобой накачались, что я даже не разглядел
хорошенько, куда меня занесло. У тебя здесь недурно... Ничего себе - все
белое: и телефон, и пишущая машинка. Что с тобой, приятель? Ты недавно
принял первое причастие?
- Нет, просто дурацкая фантазия, - ответил я, сделав неопределенный жест
рукой в воздухе.
Хенри подошел к столу, внимательно разглядел телефон, машинку и
письменный прибор, каждая вещица в котором была помечена моими инициалами.
- Потрясающе сделано, - сказал Хенри, повернувшись ко мне.
- Да, неплохо, - скромно согласился с ним я.
- Так, ну и что теперь? Есть какие-нибудь идеи или сначала немного
выпьем?
- Ты не ошибся, Хенри. Идея у меня есть, и с таким помощником, как ты,
мне будет легко претворить ее в жизнь. Понимаешь, когда похищают столь
дорогую вещь, как нитка жемчуга, об этом знает весь преступный мир.
Ворованный жемчуг очень трудно продать, потому что он не поддается, как
другие драгоценности, огранке, и специалист всегда сможет опознать его.
Уголовники этого города уже должны были прийти в великое возбуждение. Нам
не составит труда найти кого-то, кто передаст в заинтересованные круги, что
мы готовы заплатить определенное вознаграждение, если ожерелье вернут.
- Для пьяного ты вполне связно излагаешь свои мысли, - сказал Хенри,
снова взявшись за бутылку. - Но только ты забыл, по-моему, что жемчуг-то -
липовый.
- По причинам чисто сентиментального характера я все равно готов
заплатить за него.
Хенри отхлебнул немного виски и сказал:
- Все это понятно. Но с чего ты взял, что преступный мир, о котором ты
здесь толкуешь, будет возиться со стекляшками?
- Мне всегда казалось, Хенри, что у преступников тоже должно быть чувство
юмора. А ведь в этой ситуации кто-то может стать настоящим посмешищем.
- Да, что-то в этом есть. Можно себе представить, как обалдеет этот
дурачок, когда узнает, что рисковал зря...
- В этом деле есть еще один аспект. Правда, если вор глуп, то это не
имеет большого значения. Если же у него котелок хоть немного варит, все
осложняется. Видишь ли, Хенри, миссис Пенраддок - очень гордая женщина. И
живет она в весьма и весьма респектабельном районе. Если станет известно,
что она носила ожерелье из фальшивых жемчужин, а тем более, если в прессу
просочится хоть намек, что это то самое ожерелье, которое муж подарил ей к
дню золотой свадьбы... Ну, ты сам все понимаешь, Хенри.
- Не думаю я, чтобы у этих воришек было в башке много извилин, - сказал
Хенри, потирая в задумчивости подбородок. Потом он поднес ко рту большой
палец руки и принялся ожесточенно грызть ноготь.
- Так, значит, шантаж... Что ж, все может быть. Правда, преступники редко
меняют специализацию, но все равно - этот тип может пустить сплетню, а ею
уже воспользуется кто-то другой. Между прочим, сколько ты готов выложить?
- Ста долларов, я считаю, было бы вполне достаточно, но, если возникнет
торг, я готов повысить ставку до двухсот - именно такова стоимость копии
ожерелья.
Хенри покачал головой и снова отхлебнул виски.
- Нет, - сказал он, - Нужно быть полным идиотом, чтобы подс