е,? сказал он.? У  меня и так хватает.  Вы ведь могли  во
все это не ввязываться.
     ? Знаю. После того, как она убила мужа и ей сошло это с рук, она  могла
бы еще встать  на путь добра. Он, конечно, по-настоящему ни черта не значил.
Всего-навсего  человек  с  кровью,  мозгом,  чувствами.  Он  тоже знал,  что
произошло, и пытался как-то жить, несмотря ни на что. Книги писал. Может, вы
о нем слышали.
     ? Слушайте, у меня ведь, собственно, выбора не было,? медленно произнес
он.? Я не хотел никому причинять зла. Здесь у меня не оставалось ни шанса. И
соображать было некогда. Я испугался и бежал. Что мне было делать?
     ? Не знаю.
     ? В ней было какое-то безумие. Она, может быть, все равно его убила бы.
     ? Может быть.
     ? Ну, расслабьтесь  вы  немного.  Пойдем выпьем где-нибудь  в  тишине и
прохладе.
     ? Времени нет, сеньор Майоранос.
     ? Мы ведь когда-то дружили,? печально сказал он.
     ?  Разве? Я забыл. По-моему,  это были какие-то другие люди.  Постоянно
живете в Мексике?
     ? О, да. Я и приехал-то незаконно. И всегда  здесь жил незаконно. Я вам
сказал, что родился в Солт-Лейк-Сити. В Канаде  я родился, в Монреале. Скоро
получу мексиканское гражданство. Для этого нужен только хороший адвокат. Мне
всегда нравилось  в Мексике. Пойти к  Виктору  выпить "лимонную корочку"  не
составит большого риска.
     ? Забирайте свои деньги, сеньор Майоранос. Слишком на них много крови.
     ? Вы же бедняк.
     ? А вы откуда знаете?
     Он взял купюру, растянул ее между тонкими пальцами и небрежно сунул  во
внутренний карман. Прикусил губу.  Зубы,  как  у всех людей с темной  кожей,
казались очень белыми.
     ?  В то  утро, когда  вы  повезли меня в  Тихуану,  я не мог вам ничего
рассказать. Я дал вам шанс позвонить в полицию и выдать меня.
     ?  Я  не  обижаюсь.  Уж  такой  вы  человек. Очень  долго  я не мог вас
раскусить. В вас было много хорошего,  приятные  манеры, но при этом  что-то
мне мешало. У вас были принципы, и вы их соблюдали ? но чисто личные. Они не
имели  отношения  ни  к  этике, ни  к  совести. Вы были славный парень ?  по
природе  славный.  Но с бандитами и хулиганьем вам было так же уютно, как  с
честными людьми. Если  эти  бандиты прилично говорили  по-английски и  умели
вести себя  за столом. Мораль для вас не существует. Не знаю, война ли это с
вами сделала, или вы родились таким.
     ? Не  понимаю,? сказал он.? Ей-богу, не понимаю. Пытаюсь вам отплатить,
а  вы мне не даете. Не мог  я в  то утро  вам все рассказать. Вы бы тогда не
согласились.
     ? Приятно слышать.
     ? Я рад, что  вам хоть что-то  во  мне нравится. Я  попал  в передрягу.
Случилось так,  что некоторые мои знакомые  умели  выпутываться из передряг.
Они были у меня  в  долгу за то,  что произошло  на войне. Может быть, тогда
единственный раз в жизни я сразу поступил правильно, инстинктивно, как мышь.
И когда я к ним обратился, они
     откликнулись.  Причем бесплатно. Думаете,  Марлоу, на  всех, кроме вас,
висит ярлычок с ценой?
     Он перегнулся через стол и  взял у меня сигарету.  На лице  у него  под
густым  загаром  проступил  неровный  румянец.  Шрамы  резко  выделялись.  Я
смотрел, как он достает из кармана шикарную газовую зажигалку и прикуривает.
На меня опять пахнуло духами.
     ?  Приличный  кусок души  вы  у меня отхватили,  Терри.  Расплачивались
улыбкой,  кивком, приветственным  жестом, нашими  тихими выпивками  в  тихих
барах. Славно  это было, пока  не кончилось. Пока, амиго. Не  стану говорить
"до свидания",  Я уже с вами попрощался, когда для меня это кое-что значило.
Когда было грустно, одиноко и безвозвратно.
     ? Слишком  поздно я  вернулся,?  сказал  он.?  На пластические операции
уходит много времени.
     ? Вы бы вовсе не вернулись, если бы я вас оттуда не выкурил.
     Внезапно у него в глазах блеснули слезы. Он быстро надел темные очки.
     ?  Сомневался я тогда,? произнес он.? решиться не мог. Они  не  хотели,
чтобы я вам рассказал. Я, просто не мог решиться.
     ? Не волнуйтесь, Терри. За вас всегда кто-нибудь решит.
     ?  Я служил  в коммандос,  приятель.  Туда просто так не  берут. Я  был
тяжело ранен,  и у этих нацистских врачей мне  не сладко пришлось. Что-то во
мне от этого изменилось.
     ? Это я все знаю, Терри. Вы очень милый парень во многих отношениях. Не
мне вас  судить. Я этим никогда и не занимался. Просто вас здесь больше нет.
Вы давно уехали. У вас красивый костюмчик, духи хорошие, и вы элегантны, как
пятидесятидолларовая шлюха.
     ? Да это все игра,? сказал он почти с отчаянием в голосе.
     ? От которой вы получаете удовольствие, верно? Углы губ у него дрогнули
в  горькой  улыбке.   Он  энергично  и   выразительно  пожал   плечами,  как
латиноамериканец.
     ?  Конечно.  Только  играть  и  остается.  Больше ничего.  Здесь...? он
постучал  себя по  груди зажигалкой,?  здесь пусто. Все,  Марлоу. Все  давно
кончилось. Что ж ? наверно, пора закругляться.
     Он встал. Я встал. Он протянул худую руку. Я ее пожал.
     ? Пока,  сеньор Майоранос.  Приятно было с  вами  пообщаться  ? хоть  и
недолго.
     ? До свидания.
     Он повернулся, пересек комнату и вышел. Я смотрел, как закрылась дверь.
Слушал, как удаляются его шаги по коридору, выложенному поддельным мрамором.
Скоро  они стали стихать,  потом  умолкли. Я  все  равно  продолжал слушать.
Зачем?  Может  быть,  я  хотел,  чтобы он внезапно  остановился,  вернулся и
уговорами вывел меня из этого состояния? Но этого он не сделал. Я  видел его
в последний раз.
     Ни с  кем  из них я  никогда не встречался ? кроме полицейских. Способа
распрощаться с ними навсегда еще не придумали.



    Рэймонд Чандлер.
    Прощай, моя красотка

   -----------------------------------------------------------------------
   Spellcheck by HarryFan
   -----------------------------------------------------------------------


1

   Это был один из  смешанных  кварталов  на  Сентрал  Авеню,  за  которым
начинались кварталы  уже  сплошь  негритянские.  Я  только  что  вышел  из
небольшой, на три кресла, парикмахерской, где по предположению шефа  моего
агентства мог работать Дмитриос Алеидис.
   Дело для меня было плевое, так себе. Не дело, а дельце. Жена этого типа
заявила, что не пожалеет денег, лишь бы вернуть его домой. Сумму,  правда,
назвала скромную. Я же так и  не  нашел  парикмахера  Алеидиса,  и  миссис
Алеидис так мне ничего и не заплатила.
   Был теплый день конца марта, и  я  стоял  возле  парикмахерской,  глядя
вверх на выпуклые неоновые буквы - "Флорианс".  Так  назывался  магазин  с
баром на втором этаже. На расстоянии футов десяти от меня  стоял  какой-то
человек и тоже глазел на эту вывеску. Потом, переведя  взгляд  на  пыльные
окна, он  не  шевелился  и  на  них  взирал  некоторое  время  с  какой-то
восторженностью,  словно  эмигрант-рабочий,   впервые   увидевший   статую
Свободы.
   Человек был огромных размеров, но не более шести футов  и  пяти  дюймов
ростом и, пожалуй, не шире, чем пивная бочка. Руки его свободно висели  по
бокам в толстых пальцах дымилась забытая сигарета.
   Проходившие мимо негры бросали на него быстрые, любопытные взгляды.  Он
стоил этого.  На  нем  были  серые  фланелевые  широченные  брюки,  грубая
спортивная куртка  серого  цвета  с  мячами  для  гольфа  вместо  пуговиц,
коричневая рубашка, желтый галстук и из крокодиловой кожи туфли  с  белыми
вставками на носах. Из нагрудного кармана каскадом ниспадал платок  такого
же ярко-желтого цвета, как и  галстук.  В  довершение  костюма  на  черной
кучерявой голове косо сидела изрядно потрепанная шляпа, за  ленту  которой
была  заткнута  пара  разноцветных  перьев,  но  они  казались  откровенно
лишними. Даже на Сентрал Авеню, видевшей самые экстравагантные наряды,  он
выглядел  настолько  естественно,  насколько   естественен   тарантул   на
праздничном пироге.
   Кожа его лица была бледна, и ему не мешало бы побриться. Маленькие  уши
выглядели слишком изящными  для  человека  таких  размеров,  а  в  глазах,
спрятавшихся под тяжелыми, почти сросшимися на широкой переносице бровями,
просматривался блеск, похожий на слезы, что часто встречается у сероглазых
людей. Он еще долго стоял неподвижно, как статуя.
   Наконец, улыбнувшись, он не спеша прошел по  тротуару  к  двустворчатой
двери, закрывавшей лестницу на второй этаж. Прежде чем толкнуть дверь,  он
окинул улицу безразличным взглядом.
   Если бы он был не таким громадным и  не  был  так  броско  одет,  я  бы
подумал, что он собирается ограбить магазин. Но не в этой же одежде, не  в
этой шляпе и не с таким же телосложением!
   Он  вошел  в  подъезд.  Двери,  совершив  несколько  колебаний,   почти
возвратились на место, как вдруг  резко  распахнулись  наружу,  и  что-то,
неопределенной тенью пролетев через тротуар, гулко приземлилось на асфальт
между двумя припаркованными машинами, издав высокий  пронзительный  вопль,
похожий на визг загнанной в угол крысы. В следующее мгновение оно медленно
поднялось, подобрало шляпу и нетвердо шагнуло на тротуар. "Оно"  оказалось
худым, узкоплечим,  смуглым  юнцом  в  сиреневом  костюме  с  гвоздикой  в
петлице. У парня были  блестящие  гладко  зачесанные  назад  иссиня-черные
волосы. Из открытого  рта  с  минуту  доносился  жалобный  вой.  Затем  он
небрежно надел шляпу  и  косолапо,  бочком  направился  к  стене.  Заметив
рассеянно смотрящих на него людей, внезапно повернул и  медленно  поплелся
вдоль квартала.
   Движение пешеходов возобновилось. Я  подошел  к  подъезду.  Происшедшее
меня не касалось, а поэтому я толкнул двери и заглянул вовнутрь. В тот  же
момент из полумрака возникла рука,  в  которой  я  весь  мог  поместиться.
Ручища метнулась к моему плечу и, больно его сдавив, тут же  втянула  меня
через распахнувшиеся двери  и  поставила  на  нижнюю  ступеньку  лестницы.
Глубокий мягкий голос произнес:
   - Здесь цветные, а? Я хочу знать, приятель.
   Было темно и тихо. Лишь сверху доносились неясные звуки, но на лестнице
мы были одни. Большой человек торжествующе уставился  на  меня,  продолжая
терзать мое бедное плечо.
   - Одного цветного я только что вышвырнул, - сказал он. - Ты видел,  как
я его вышвырнул?
   И отпустил мое плечо. Кость, похоже, была цела, но рука онемела.
   - Это такое место, - ответил я, потирая плечо. - А ты чего ожидал?
   - Не говори так, приятель, -  мягко,  как  тигр  после  сытного  обеда,
мурлыкал огромный человек, - Велма всегда работала здесь. Маленькая Велма.
   Он снова протянул руку к моему плечу. Я попытался увернуться, но он был
быстр, как кошка. Он начал "жевать" мои мышцы своими железными пальцами.
   - Да, - повторил он, - маленькая Велма. - Я не видел ее восемь лет. Так
ты говоришь, что здесь сборище цветных?
   Я пробурчал, что да.
   Он поднял меня двумя ступеньками выше.  Я  пытался  вывернуться,  найти
пространство для локтя. Пистолета  у  меня  не  было.  Для  наблюдения  за
Димитриосом Алеидисом он не  требовался.  Я  сомневался  и  сейчас  в  его
пользе. Огромный человек запросто отобрал бы его у меня.
   - Поднимись наверх и посмотри сам, - сказал я, пытаясь сдержать боль.
   Он равнодушно посмотрел на меня грустными серыми глазами и  оставил,  в
который уже раз, мое плечо в покое.
   - Со мной все в порядке, - сказал он. - Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь
ссорился со мной. Давай пойдем наверх и, может, чего-нибудь погрызем.
   - Они тебя не обслужат. Я сказал тебе, здесь цветной притон.
   - Я не видел Велму  восемь  лет,  -  сказал  он  печальным  до  жалости
голосом. - Восемь долгих лет прошло с тех пор, как мы попрощались. Она  не
писала мне шесть. Но у нее, возможно, есть причины. Она красивая...  Давай
мы с тобой пойдем наверх, а?
   - Хорошо! - проорал я. - Я поднимусь  с  тобой.  Только  прекрати  меня
носить. Дай мне идти самому. Я же в порядке!  И  уже  совсем  взрослый.  В
ванную хожу один, и все такое. Не носи меня!
   - Маленькая Велма работала здесь, - твердил он мягко.
   Он меня совсем не слушал. И мы пошли вверх по лестнице.  Плечо  болело.
Шея взмокла.



2

   Еще одни двустворчатые двери отделяли верх лестницы от того,  что  было
за ними.  Большой  человек  легко  толкнул  их  пальцами,  и  мы  вошли  в
помещение. Это была длинная узкая  комната,  не  очень  чистая,  не  очень
светлая, не очень бодрящая. В  углу  у  кассового  стола  в  конусе  света
торговались и болтали негры. По правую сторону  вдоль  стены  располагался
бар. Остальную часть комнаты  занимали  маленькие  круглые  столики.  Было
несколько покупателей, мужчин и женщин. Все негры.
   Болтовня у прилавка прекратилась. Наступила внезапная тишина,  тяжелая,
как в, затонувшей лодке. На нас смотрело несколько  пар  коричневых  глаз,
сидящих  на  лицах  от  серого  до  черного  цвета.   Головы   посетителей
"Флорианса"  медленно  развернулись  в  нашу  сторону,  глаза,   враждебно
сверкнув, уставились в зловещей тишине на представителей другой расы.
   Грузный,  толстошеий  негр  с  розовыми   подвязками   на   рукавах   и
бело-розовыми подтяжками через широкую спину опирался  о  стойку  бара.  У
него на лбу было написано, что это вышибала. Он лениво повернулся  и  стал
смотреть на нас, облизывая широким языком  толстые  губы.  Его  лицо  было
измочалено так, что казалось,  по  нему  били  всем,  чем  угодно,  кроме,
пожалуй, ковша экскаватора.  Оно  было  расплющено,  избито,  изрубцовано.
Этому лицу нечего было бояться. С ним было проделано все, до  чего  только
можно додуматься.
   В коротких, вьющихся кольцами волосах проглядывала седина. Одно ухо без
мочки. Негр был  высок  и  необъятен.  Громадные  тяжелые  ноги  выглядели
немного кривыми, что в общем-то необычно для негра. Он подвигал языком еще
немного, улыбнулся и, сдвинув с места свое  тело,  пошел  к  нам  походкой
борца, слегка приседая. Большой человек молча ждал его.
   Негр с розовыми подвязками на рукавах положил массивную коричневую руку
на грудь большого человека. Но там пятерня выглядела экзотической  брошью.
Не более того. Большой человек не шелохнулся. Вышибала улыбнулся:
   - Не для белых, братишка. Это для цветных. Сожалею.
   Большой  человек  задвигал  маленькими   серыми   печальными   глазами,
осматривая комнату. Щеки его слегка порозовели.
   - Слушайте внимательно, - зло и очень тихо сказал он. И возвысил голос:
- Внимательно! Где Велма? - спросил он у вышибалы.
   Вышибала перестал улыбаться. Он изучал одежду  большого  человека,  его
коричневую рубашку и желтый галстук, грубую куртку и белые мячики на  ней.
Он поворачивал свою крупную голову и изучал все это под разными углами. Он
посмотрел вниз на крокодиловые туфли. Казалось, его это  забавляет.  И  он
деликатно, но посмеивается над увиденным. Мне стало его немного  жаль.  Но
негр снова вежливо заговорил:
   - Ты говоришь,  Велма?  Нет  здесь  Велмы,  братишка.  Ни  выпивки,  ни
девочек, ничего. Проваливай, приятель, проваливай!
   - Велма здесь работала! - настаивал большой человек. Он произносил  это
точно во сне или как будто был один в лесу, где собирал фиалки. Я полез за
платком, чтобы вытереть вспотевшую шею.
   Вышибала неожиданно рассмеялся.
   - Конечно, - сказал он, бросая  быстрый  взгляд  через  плечо  на  свою
публику. - Велма здесь работала. Но Велма не работает  здесь  больше.  Она
уволилась. Давай, давай!
   - Было бы неплохо, если  бы  ты  убрал  свою  чертову  пятерню  с  моей
рубашки, - сказал большой человек.
   Вышибала нахмурился. Он не привык, чтобы с ним здесь так разговаривали.
Он убрал руку с рубашки и словно удвоил ее, сжав в  кулак,  по  размеру  и
цвету похожий на баклажан. Очевидно, он должен был принять во внимание то,
что публика ценила его именно за крутые меры. Он принял это во внимание  и
совершил ошибку.
   Сильно и коротко выбросив кулак внезапным локтевым  рывком,  он  ударил
большого человека сбоку в челюсть. Легкий вздох прошелся по комнате.
   Это был хороший  удар  с  резким  поворотом  тела.  Чувствовалось,  что
человек, который его провел, имел богатый  опыт.  Однако  большой  человек
сдвинул голову не более, чем на дюйм. Он даже не пытался блокировать удар.
Он принял его равнодушно, слегка встряхнулся и схватил вышибалу за горло.
   Вышибала попытался стукнуть его коленом в пах. Большой  человек  согнул
вышибалу, перевернул его и правой рукой схватил за пояс. Пояс лопнул,  как
жилка в руках мясника. Тогда большой человек поднял вышибалу  на  огромных
ручищах и швырнул его через  комнату.  Три  человека  успели  отскочить  с
дороги. Вышибала перелетел  через  стол  и  с  таким  треском  врезался  в
плинтус, что  этот  грохот,  должно  быть,  слышали  в  Денвере.  Вышибала
судорожно подергал ногами и затих.
   -  Некоторые  парни,  -  сказал  большой  человек,  -  имеют   неверное
представление о том, когда показывать свою силу, - он повернулся ко мне. -
Да-а, - сказал он. - Давай-ка забросим чего-нибудь в клюв.
   Мы подошли к стойке. Покупатели, по одному, по  двое  стали  беззвучно,
как тени на траве, дрейфовать по полу через дверь  к  лестнице.  Они  даже
придерживали створки дверей, чтобы те не ходили туда-сюда.
   Мы облокотились о стойку.
   - Лимонный коктейль, - сказал большой человек. - Заказывай и ты.
   - Мне тоже сауэр, - сказал я.
   Большой  человек  вылакал  коктейль  с  безразличным  видом.  Он  важно
посмотрел на бармена, худого, озабоченного негра в  белой  куртке.  Бармен
двигался так, как будто ноги ему причиняли лишь неприятности.
   - Ты знаешь, где Велма?
   - Вы говорите Велма? - захныкал  бармен.  -  Я  ее  здесь  не  видел  в
последнее время. Это точно.
   - Сколько ты здесь?
   - Сейчас прикину, - положил полотенце, наморщил лоб и начал считать  на
пальцах. - Около десяти месяцев. Нет, я полагаю, около года. Около.
   - Да сообразишь ты, наконец, сколько? - перебил большой человек.
   Бармен вытаращил глаза, и его кадык  затрепыхался,  как  обезглавленный
цыпленок.
   - Сколько времени этому  цветному  курятнику?  Ну,  сколько?  -  угрюмо
настаивал большой человек.
   - Что вы говорите?
   Большой человек выставил кулак, в котором  стакан  полностью  исчез  из
виду.
   - Пять лет, по крайней мере, - сказал я. -  Этот  парень  скорее  всего
ничего не знает о белой девушке по имени Велма. Да и никто здесь не знает.
   Большой человек посмотрел на меня так, как будто я только что вылупился
из яйца. Коктейль не улучшил его настроения, а тем более его характер.
   - Какого черта ты всовываешь свою морду в разговор? - спросил он меня.
   Я улыбнулся, изобразив широкую теплую дружескую улыбку:
   - Я - парень, с которым ты сюда пришел. Помнишь?
   Он ухмыльнулся ровной ухмылкой без смысла.
   - Лимонный  коктейль!  -  сказал  он  бармену.  -  Взбивай  так,  чтобы
вывалились все блохи из твоих штанов. Работай!
   Бармен засуетился, вращая глазами.
   Я повернулся спиной к стойке и оглядел комнату. Сейчас она была  пуста,
если не считать большого человека,  бармена  и  меня,  а  также  вышибалу,
распластавшегося у стены. Он  шевелился.  Преодолевая  боль,  медленно,  с
усилием двигался - полез вдоль плинтуса,  как  муха  с  одним  крылом.  Он
двигался позади столов, внезапно постаревший,  внезапно  разочаровавшийся,
усталый человек. Бармен поставил еще два сауэра. Я  повернулся  к  стойке.
Большой человек бросил беглый взгляд на  ползущего  вышибалу  и  более  не
обращал на него внимания.
   - Здесь ничего не осталось от кабачка, - пожаловался он. -  Здесь  были
небольшая сцена и  оркестр  и  очаровательные  комнатки,  где  парень  мог
развлечься. Здесь пела Велма. Она была  рыжеволосой.  Соблазнительна,  как
кружевные панталоны. Мы должны были пожениться,  когда  на  меня  повесили
дело.
   Я взялся за второй сауэр. Мне стало надоедать это приключение.
   - Какое дело? - спросил я.
   - Где, ты думаешь, я был восемь лет?
   - Ловил бабочек.
   Он ткнул себя в грудь указательным пальцем, похожим