дбираться к  пистолету.
Он, наверное, принадлежал к ассоциации блуждающих рук. Девочки могли бы  с
ним неплохо провести время.
   - Не заставляйте меня сердиться, - проговорил я. - Не заставляйте  меня
утратить  мои  светские  манеры  и  безупречный  английский.   Сейчас   же
расскажите, как я сюда попал.
   Он был мужественным. Он рванулся за пистолетом. А  я  отдернул  руку  и
положил ее на колени, еще крепче сжав пистолет.
   Он покраснел, схватил бутылку виски, налил себе и быстро выпил. Глубоко
вздохнул,  и  брезгливая  дрожь  передернула  его.  Вкус  виски   ему   не
понравился. Наркоманам не нравится спиртное.
   - Как только вы выйдете отсюда, вас арестуют, - резко сказал он. -  Вас
поместил сюда блюститель порядка.
   - Блюститель порядка не сможет этого сделать.
   Это  его  немного  озадачило.  Лоб  наморщился.  На   желтоватом   лице
отразилась тяжелая умственная работа.
   - Взболтайте и налейте еще, - посоветовал я. - Кто поместил меня  сюда?
Когда и зачем? Я очень зол сегодня. Я хочу танцевать в пене. Я слышу вопли
привидений, предвещающих смерть. Я еще никого не застрелил за всю  неделю.
Говорите, говорите, доктор. Дерните струны древней скрипки, пусть польется
нежная музыка.
   - У вас наркотическое отравление, - холодно сказал он.  -  Вы  чуть  не
умерли. Я должен был  три  раза  давать  вам  дигиталис.  Вы  дрались,  вы
кричали, вас надо было привязать, - его  речь  была  такой  быстрой,  что,
казалось, слова сами выскакивали изо рта. - Если вы покинете мою клинику в
таком виде, у вас будут серьезные неприятности.
   - Вы сказали, что вы доктор. Доктор-медик?
   - Конечно. Я - доктор Зондерборг, как я уже сказал.
   - Вы не кричите и не деретесь, когда у  вас  наркотическое  отравление,
доктор. Вы просто  лежите  в  коме.  Проделайте  еще  и  снимайте  сливки,
пожалуйста. Меня интересует только они. Кто притащил меня в  ваше  веселое
заведение?
   - Но...
   - Никаких  "но".  Я  сделаю  из  вас  мокрую  курицу,  утоплю  в  бочке
мальвазии. Или предпочитаете другой сорт?  Впрочем,  я  бы  сам  отказался
утопиться в  вине.  Шекспир  знал  толк  в  выпивке.  Давайте  примем  еще
лекарства, - я взял его стакан и  налил  еще  парочку  порций.  -  Вперед,
Карлофф!
   - Вас сюда поместила полиция.
   - Какая полиция?
   - Естественно, полиция  Бэй  Сити,  -  его  беспокойные  желтые  пальцы
вертели стакан. - Вы же в Бэй Сити.
   - О, а у полицейского было имя?
   - Сержант Галбрейт. Он иногда патрулирует. В пятницу  вечером  Галбрейт
вместе с другим полицейским обнаружил вас на улице  в  полубессознательном
состоянии. И привел вас сюда, потому что было недалеко. Я подумал, что  вы
- наркоман, принявший слишком большую дозу. Но, возможно, я ошибаюсь.
   - Хорошая история. Не подкопаешься. Но зачем держать меня здесь?
   Он развел беспокойными руками.
   - Я говорил вам много раз, что вы были  больны,  да  и  сейчас  еще  не
здоровы. Что бы вы сделали на моем месте? Мне приказали.
   - Тогда я должен вам заплатить.
   - Конечно, - он пожал плечами. - Двести долларов.
   Я немного отодвинулся вместе со стулом назад.
   - Дешевле пареной репы. Попробуйте взять эти деньги.
   - Если вы уйдете отсюда, - резко заявил он, - вас сразу же арестуют.
   Я встал, наклонился к его лицу и проговорил в него:
   - Не за то, что я уйду отсюда, Карлофф,  не  за  то.  Откройте  стенной
сейф!
   Он быстро встал.
   - Вы зашли слишком далеко.
   - Вы не откроете его?
   - Скорее всего, я не открою.
   - А я держу пистолет в руке.
   Он улыбнулся, слабо и печально.
   - Ужасный большой сейф,  -  сказал  я.  -  Новый,  наверное.  А  это  -
прекрасный пистолет. Вы не откроете?
   Ничего не изменилось в его лице.
   - Черт возьми, - сказал я. - Когда у тебя  в  руке  пистолет,  то  люди
делают все, что ты им скажешь. На этот раз не срабатывает, не так ли?
   Он улыбался. В его улыбке было  садистское  удовольствие.  Я  оперся  о
стол. Ноги скользнули назад. Мне становилось плохо.
   Я шатался у стола, а он ждал, приоткрыв рот.
   Я стоял, прислонившись к столу некоторое  время,  глядя  ему  в  глаза.
Когда я рассмеялся, улыбка упала с его лица, на лбу выступил пот.
   - Пока, - сказал я. - Отдаю вас в более грязные руки, чем мои.
   Входная дверь была открыта, я вышел и оказался в  цветнике,  обнесенном
белым частоколом, и прошел через ворота. Дом оказался  угловым.  Холодная,
безлунная ночь приняла меня в свои влажные объятия.
   Табличка на углу говорила,  что  это  Дескансо  Стрит.  Дома  светились
огнями. Сирен патрульных машин  не  слышно,  На  другом  углу  перекрестка
табличка с надписью "Двадцать третья улица". Я пробрался на двадцать пятую
и пошел в направлении к 800-м номерам. Номер 819 - дом  Энн  Риордан.  Мое
убежище.
   Я прошел уже  довольно  много,  когда  обнаружил,  что  все  еще  держу
пистолет в руке. Сирен не было.
   Я  продолжал  идти.  Воздух  приводил  меня  в  чувство,  но   спиртное
выветривалось, и мне становилось хуже. Вдоль  улицы  шли  кирпичные  дома,
обсаженные елками, что более соответствовало Сиэтлу, нежели Калифорнии.
   В N_819 горел свет. Возле дома  -  крошечные  белые  ворота  в  высокой
кипарисовой изгороди. Перед  домом  высажены  розы.  Я  подошел  к  двери.
Прислушался, прежде чем нажал  кнопку  звонка.  Никаких  сирен.  Прозвенел
звонок,  и  через  некоторое  время  я  услышал  голос  в  одной  из   тех
электрических штучек, которые позволяют разговаривать, не отпирая двери.
   - Что вам угодно?
   - Это Марлоу.
   Может,  у  нее  перехватило  дыхание,  а  может,  электрическая  штучка
отрубилась. Дверь широко распахнулась, и мисс Энн Риордан стояла за ней  в
бледно-зеленом свободном костюме, глядя на меня. Ее глаза  были  расширены
от испуга, а лицо при свете лампы на крыльце было неестественно бледным.
   - Господи, - простонала она. - Вы выглядите, как отец Гамлета!



28

   На  полу  гостиной  лежал  рыжевато-коричневый  ковер,  стояли  розовые
стулья, камин из черного мрамора с высокой латунной подставкой  для  дров.
Высокие  книжные  шкафы  вмонтированы  в  стену.  За   грубыми   кремовыми
занавесками виднелись опущенные жалюзи.
   В комнате не было ничего женского, не считая высокого зеркала.
   Я полусидел-полулежал в глубоком кресле, положив ноги на стул. Я  выпил
две чашки черного кофе, затем кое-чего покрепче, затем  съел  два  вареных
яйца и гренок, а потом еще чашечку кофе с бренди. Все это я выпил и съел в
обеденной комнате, но в ней я ничего не запомнил. Я был  снова  в  хорошей
форме, почти трезв, но желудок немного бунтовал.
   Энн Риордан сидела напротив меня, обхватив  подбородок  изящной  рукой.
Глаза  спрятались  в  тени,  отбрасываемой  распущенными  рыже-коричневыми
волосами. Она выглядела озабоченной. Кое-что я ей рассказал,  но  не  все,
про Лося не рассказал.
   - Я подумала, что  вы  пьяны,  -  сказала  она.  -  Я  думала,  что  вы
встретились с этой блондинкой и выпили, а потом пришли ко мне. Я думала...
Я не знаю, что я думала.
   - Готов поспорить, вы не записали своих мыслей, - сказал  я,  оглядывая
комнату. - Даже если бы вам заплатили за то, о чем вы думали.
   - У моего отца не было таких полицейских, - сказала она. - Не то что  у
этого жирного бездаря, теперешнего шефа полиции.
   - Ну, это не мое дело, - сказал я.
   - У нас было немного земли в Дел Рей. Сплошной песок, отца обманули. Но
вдруг оказалось, что там нефть.
   Я кивнул и выпил из прекрасного хрустального стакана. Не знаю, что  там
было, но оно имело теплый приятный вкус.
   - Здесь бы мог поселиться парень, - сказал я. - Прямо въехать сюда. Все
для него приготовлено.
   - Лишь бы это был стоящий парень. И  был  кому-нибудь  здесь  нужен,  -
сказала она.
   - У вас нет дворецкого. Какой интим!
   Она вспыхнула:
   -  А  вы-то  хороши.  Вас  били  по   голове,   искололи   наркотиками,
использовали лицо в качестве баскетбольного щита! Один Господь ведает, где
всему этому конец.
   Я ничего не ответил. Я слишком устал.
   - По крайней мере, - сказала она, - у вас хватило  мозгов  заглянуть  в
папиросные мундштуки. Судя по вашему разговору на Астер Драйв, я подумала,
что вы упустили из виду все на свете.
   - Эти визитки ничего не значат.
   Ее глаза впились в меня.
   - Вы сидите здесь и говорите мне после того, как вас зашвырнули  в  эту
клинику два подозрительных полицейских, чтобы научить вас не совать носа в
чужие  дела?  Этот  психиатр  -   высококлассный   бандит.   Он   выясняет
перспективы, доит мозги, а затем говорит крутым парням, где  и  как  взять
драгоценности.
   - Вы действительно так считаете?
   Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Я покончил со  стаканом  и
опять почувствовал усталость. Она не обратила на это внимания.
   - Конечно же, я так думаю, - сказала она, - а также и вы.
   - Думаю, вам немного посложнее.
   Ее улыбка была уютной и едкой одновременно.
   - Прошу прощения. Я забыла на мгновение, что вы - детектив. Этому  делу
следовало бы быть сложным, не  так  ли?  Полагаю,  здесь  просто  какие-то
неприличные вещи, а дело само по себе простое.
   - Я бы так не сказал.
   - Хорошо. Я слушаю.
   - Я не знаю. Просто думаю так. Могу ли я еще выпить?
   Она встала.
   - Знаете ли, вам надо хоть изредка пробовать  воду,  -  она  подошла  и
взяла у меня стакан. - Этот будет последним.
   Она вышла из комнаты, и кубики льда застучали о стакан. Я закрыл  глаза
и стал слушать эти негромкие обыденные звуки. Если бы эти люди  знали  обо
мне столько же, сколько я знал  о  них,  подозревая  в  преступленьях,  то
пришли бы сюда искать меня. Вот была суматоха!
   Энн вернулась со стаканом. Ее холодные  пальцы  коснулись  моих.  Я  их
немного подержал, а потом нехотя отпустил, как утренний сон, когда  солнце
светит в глаза, а вы находитесь в волшебной дымке.
   Она покраснела, села в кресло и долго там устраивалась поудобнее.
   Закурила, наблюдая за тем, как я пью холодную жидкость.
   - Амтор - безжалостный парень, - сказал я. - Но я никак не могу  в  нем
разглядеть мозг ювелирной банды. Возможно, я заблуждаюсь. Если  бы  он  им
был, и я бы знал еще что-то о нем, не думаю, что мне удалось бы  выбраться
из этой лечебницы живым. Но Амтор все же чего-то побаивается.  Он  не  вел
себя круто, пока я не заикнулся о невидимых надписях.
   Она по-прежнему смотрела на меня.
   - А были они там?
   Я улыбнулся.
   - Если и были, я-то их все равно не прочел.
   - Интересный  способ  прятать  компромат  о  человеке,  не  так  ли?  В
мундштуках. А если бы их никогда не нашли?
   - Я думаю, суть в том, что Мэрриот чего-то боялся. А карточки после его
гибели были бы найдены. Полиция прочесала бы все карманы частым гребешком.
Одно беспокоит меня. Если бы Амтор был шефом  банды,  то  нечего  было  бы
больше искать.
   - Вы имеете в виду, если бы Амтор убил его? Но то, что знал Мэрриот  от
Амтора, могло не иметь прямого отношения к убийству.
   Я откинулся назад, уперся в  спинку  кресла,  покончил  с  выпивкой  и,
сделав вид, что я все это обдумываю, согласно кивнул. И сразу же возразил:
   - Но ограбление имеет связь с убийством. А мы предполагаем,  что  Амтор
имел связи с грабителями.
   В ее глазах появилась хитринка:
   - Готова поспорить, вы чувствуете себя ужасно. Не хотели бы вы  немного
поспать?
   - Здесь?
   Она покраснела до корней волос.
   - Хорошая идея! А почему нет? Я не ребенок. Кому какое  дело  до  того,
что я делаю, когда и как.
   Я поставил стакан и встал.
   - У меня сейчас один из редких приступов деликатности. Не отвезли бы вы
меня к ближайшей стоянке такси, если вы не очень устали? - сказал я.
   - Вы же, черт побери, ничего не понимаете, - зло  сказала  она.  -  Вам
чуть не проломили голову и накачали черт знает какими  наркотиками,  и,  я
полагаю, все, что вам надо  -  это  хороший  сон,  чтобы  подняться  утром
посвежевшим и снова стать детективом.
   - Я, думаю, лягу спать немного позже.
   - Вам надо в больницу, чертов болван!
   Я почувствовал, что дрожу.
   - Послушайте, - сказал я. -  У  меня  сегодня  ночью  не  совсем  ясная
голова, и я не думаю, что мне следует торчать здесь слишком долго. Я  этим
людям не нравлюсь. И я ничего не смогу доказать, случись что. Все, что  бы
я ни сказал, будет противозаконным, а закон в этом городе здорово подгнил.
   - Это хороший город, - резко выкрикнула она, немного задыхаясь. - Вы не
можете судить...
   - О'кей! Прекрасный город. Как Чикаго.  Вы  можете  прожить  там  очень
долго и не встретить томми-ган [автомат Томпсона].  Конечно,  это  хороший
город. Он, возможно, не более продажный, чем  Лос-Анджелес.  Можно  купить
только часть большого города, а город такого размера, как Бэй Сити,  можно
купить целиком, в оригинальной упаковке и оберточной  бумаге.  Вот  в  чем
разница. И поэтому я хочу поскорее отсюда уехать.
   Она встала, выставив вперед подбородок.
   - Вы отправитесь спать немедленно. У меня есть свободная спальня и...
   - Обещайте не запирать дверь в вашу комнату.
   Она снова покраснела и закусила губу.
   - Иногда я думаю, что вы лучше всех, -  сказала  она.  -  Но  иногда  я
думаю, что вы самый отъявленный негодяй.
   - В любом случае, не отвезли бы вы меня к стоянке такси?
   - Вы останетесь здесь, - отрезала она. - Вы больны.
   - Я не настолько болен, чтобы у меня копались в мозгах, -  сказал  я  с
отвращением и быстро отвернулся. Она быстро выбежала  из  комнаты,  в  два
шага достигнув коридора. Затем вернулась в длинном плаще поверх костюма  и
без головного убора. Ее рыжеватые волосы выглядели так же безумно,  как  и
ее лицо. Она открыла дверь бокового выхода, ее шаги процокали по  бетонной
дорожке, и раздался звук открываемого гаража. Дверка в машине открылась  и
захлопнулась. Завелся мотор, и свет фар пробился  через  открытую  боковую
дверь.
   Я взял свою шляпу, выключил свет и обратил внимание на то, что на двери
английский замок. Я оглядел комнату и вышел, захлопнув дверь. Комната была
очень мила. В ней очень приятно было бы носить домашние тапочки. Я  сел  в
подъехавшую машину.
   Энн Риордан всю дорогу выглядела злой, поджав губы.  Она  вела  машину,
как фурия. Когда я вышел перед своим домом, она буркнула ледяным  голосом:
"Спокойной ночи" и, развернувшись по центру улицы, исчезла из виду раньше,
чем я успел достать ключи из кармана. Дверь в подъезд закрывалась в 11.  Я
отпер ее и прошел через пыльный вестибюль к лестнице. В лифте поднялся  на
свой этаж. Там  горел  слабый  мирный  свет.  Молочные  бутылки  стояли  у
служебных дверей. В темноте неясно вырисовывалась красная  дверь  пожарной
лестницы. Я был дома, в спящем  мире,  таком  же  безвредном,  как  спящий
котенок.
   Я открыл дверь своей квартиры,  вошел  и  принюхался.  Домашний  запах,
запах пыли и табачного дыма, запах мира, где живут и продолжают жить люди.
Я включил свет.
   Разделся и лег спать. Меня мучили кошмары, и я несколько раз просыпался
в холодном поту. Но утром я снова был в порядке.



29

   Я долго сидел  на  кровати  в  пижаме,  все  не  решаясь  подняться.  Я
чувствовал себя неважно, но не был так болен, как следовало бы после всего
пережитого. Состояние, как после постоянной работы  за  заработную  плату.
Голова болела и казалась разбухшей и горячей, язык был сух, во рту и горле
был песок, а челюсть ныла. Но у меня бывали деньки и похуже.
   Серое, туманное, еще прохладное утро, но день обещает быть теплым. Я  с
трудом поднялся и,  помяв  живот,  потом  желудок,  почувствовал  признаки
тошноты.
   С левой ногой все было в порядке. Она не болела. Поэтому,  очевидно,  я
должен был стукнуться ею о кровать.
   Я все  еще  извергал  проклятья,  когда  раздался  стук  в  дверь.  Тот
начальственный стук, когда хочется открыть дверь на пару дюймов, запустить
в физиономию нахала сочную ягоду и снова захлопнуть дверь.
   Я открыл немного пошире, чем  на  дюйм.  Передо  мной  стоял  лейтенант
Рандэлл в темном габардиновом костюме, в мягкой шляпе с  загнутыми  кверху
полями, очень чистый  и  изящный,  с  важным  видом  и  недоброжелательным
взглядом.
   Он слегка толкнул дверь, и я отступил в сторону. Он  вошел,  закрыл  за
собой дверь и огляделся по сторонам.
   - Я ищу вас уже два дня, - сказал он,  не  глядя  на  меня.  Его  глаза
оценивали комнату.
   - Я был болен.
   Он обошел комнату легкими пружинящими шагами. Его светлые волосы сияли,
руки были в карманах, а шляпа под рукой. Для полицейского он был не  очень
крупного телосложения.
   - Не здесь? - спросил он, вытащил руку из кармана и  положил  шляпу  на
журналы.
   - В больнице.
   - В какой больнице?
   - В ветеринарной.
   Он дернулся, как будто я залепил ему пощечину, и слегка смутился.
   - Немного рановато для острот, не так ли?
   Я ничего не ответил, а закурил, затянувшись, и снова сел на кровать.
   - Таких, как вы, нельзя вылечить, - сказал он. - Разве  что  бросить  в
каталажку.
   - Я очень болен и еще не выпил кофе. Вы не можете ожидать от  меня  ума
высокой пробы.
   - Я говорил вам, чтобы вы не работали по делу об убийстве.
   - Вы не Бог, - я затянулся еще раз.
   - Вы бы удивились, если бы узнали, сколько  неприятностей  я  могу  вам
принести.
   - Возможно.
   - А вы знаете, почему  я  до  сих  пор  ничего  не  предпринял  в  этом
направлении?
   - Да.
   - Почему? - он аж согнулся, наклонившись вперед, зоркий, как терьер,  с
тем  холодным  выражением  лица,  которое  рано  или  поздно  должно  было
появиться.
   - Вы не могли найти меня.
   Он выпрямился и покачался на пятках. Его лицо слегка сияло.
   - Я думал,  вы  скажете  еще  что-нибудь,  и  собрался  двинуть  вам  в
подбородок.
   - Двадцать  миллионов  долларов  не  испугают  вас.  Но,  наверное,  вы
получаете приказы.
   Он тяжело дышал, рот был приоткрыт. Очень медленно он достал из кармана
пачку сигарет и разорвал обертку.
   Пальцы немного дрожали. Он взял с журнального столика спички,  закурил,
хотел бросить спичку на пол, но направил ее в пепельницу и затянулся.
   - На днях я вам кое-что советовал по телефону, - сухо сказал  он.  -  В
четверг.
   - В пятницу.
   - Да, в пятницу. Вы не послушались. Я понимаю  почему.  Но  я  не  знал
этого, когда вы свидетельствовали. Я просто  предполагал  линию  действий,
которая мне тогда показалась удачной.
   - А что я свидетельствовал?
   Он молча посмотрел на меня.
   - Не хотите ли кофе? - спросил я. - Он может сделать вас гуманнее.
   - Нет.
   - А я хочу, - я встал и направился в маленькую кухоньку.
   - Сядьте, - выпалил Рандэлл. - Я еще далеко не все сказал.
   Я все-таки пошел в кухню, налил воды  в  кофейник  и  поставил  его  на
плиту. Затем выпил два стакана холодной воды  из-под  крана.  Вернулся  со
стаканом в руке, остановился в дверях  и  посмотрел  на  Рандэлла.  Он  не
пошевелился. Завеса дыма, как  твердый  предмет,  стояла  возле  него.  Он
смотрел в пол.
   - В чем я был неправ, когда поехал к миссис Грейл по ее же приглашению?
   - Я сейчас говорил не об этом.
   - Да, но говорили немного раньше.
   - Она не посылала за вами, - он  поднял  глаза.  В  них  все  еще  было
холодное выражение, а свет  из  окна  оттеняла  его  острые  скулы.  -  Вы
навязались ей и практически влезли в это дело.
   - Смешно. Насколько я помню,  мы  о  деле  даже  не  заикнулись.  И  не
думайте, что в ее рассказе было что-то ценное. Заговаривание зубов, не  за
что  зацепиться.  И,  конечно  же,  я  предположил,   что   она   с   вами
предварительно переговорила.
   - Да, она сказала мне, что эта  пивнушка  на  Санта  Моника  -  укрытие
негодяев. Но это ничего не значит. Ни там, ни в  отеле  напротив  для  нас
ничего нет. Дешевые подонки.
   - Она вам сказала, что я ей навязался?
   Он опустил глаза:
   - Нет.
   Я снова ушел на кухню и приготовил кофе. На этот раз Рандэлл  пошел  за
мной и остановился в дверях.
   - Насколько я знаю, эта ювелирная банда  работает  в  Голливуде  добрых
де