егистрационную книгу и  побеседовал  с  человеком  по  фамилии
Хикс. Джордж У.Хикс. Он носит парик. Вы, скорее всего,  не  встречались  с
ним. Он занимает, вернее, занимал комнату Оррина. И я  подумал,  что...  -
Теперь настал мой черед не договорить.
   Орфамэй уставилась на меня бледно-голубыми, увеличенными линзами  очков
глазами. Маленький рот ее был твердо сжат, руки,  лежавшие  на  квадратной
сумочке,  стискивали  край  стола,  поза  была  высокомерной,  напыщенной,
церемонной и осуждающей.
   - Вы получили от меня  двадцать  долларов,  мистер  Марлоу,  -  холодно
сказала она. - Насколько я поняла, это оплата работы за день. Мне кажется,
своей работы вы не выполнили.
   - Не выполнил. Что правда, то  правда.  Но  день  еще  не  истек.  А  о
двадцати долларах не беспокойтесь. Если угодно, можете получить их  назад.
Они даже не помялись.
   Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул  к  ней.
Она посмотрела на них, но  не  притронулась.  Медленно  подняла  голову  и
уставилась мне в глаза.
   - Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер  Марлоу,  что  вы  делаете  все
возможное.
   - С теми сведениями, какими располагаю.
   - Но я сказала вам все, что мне известно.
   - Не думаю, - ответил я.
   - Что вы думаете, - язвительно сказала Орфамэй,  -  это  ваше  дело.  В
конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?
   - Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я
не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что  я  услышал
от вас, меня кое-что смущает.
   - Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне  ли  не  знать
его.
   - Долго он работал в компании "Кал-Вестерн"?
   - Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И  сразу
же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.
   - Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?
   - Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой,
письмо были для нас обеих.
   - О чем?
   - Вы хотите узнать, о чем он писал?
   - А что же еще?
   - Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих
там, иногда о представлении, на котором побывал. Или  о  Калифорнии.  И  о
церкви тоже.
   - А о девушках?
   - По-моему, Оррин мало интересовался девушками.
   - И он все время жил на одном месте?
   Орфамэй недоуменно кивнула.
   - Когда он перестал писать?
   Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и  подперла
нижнюю кончиком пальца.
   - Месяца три-четыре назад, - наконец сказала она.
   - Каким числом было датировано последнее письмо?
   - Я... я не могу назвать  точную  дату.  Пришло  оно,  как  я  сказала,
три-четыре ме...
   Я прервал ее взмахом руки.
   - Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?
   - Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.
   - В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?
   Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать,  потом
резко потрясла головой.
   - Нет.
   - А где живет ваша сестра Лейла?
   - При чем здесь она? - вскипела Орфамэй. - Я  ищу  своего  брата.  И  я
думала, что раз вы - детектив...
   - Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы
скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг
заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.
   - Говорить так - не очень-то деликатно, - заявила Орфамэй.
   - Все, что я говорю, - неделикатно. Я не  деликатен.  По  вашим  меркам
деликатным может быть лишь тот, у кого не меньше  трех  молитвенников  под
мышкой. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что  вы,  почему-то,
ничего не боитесь. Ни лично вы,  ни  ваша  мать.  А  вам  бы  нужно  очень
бояться.
   Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.
   - Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?
   Голос ее упал до печального  шепота,  как  у  требующего  плату  вперед
гробовщика.
   - Насколько мне известно - ничего. Но  я  не  представляю,  как  можно,
зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить  о  нем
никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться  в  полицию,  где
есть  отдел  розыска  пропавших.  И  явиться  к  работающему  в   одиночку
детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой  порыться  в
мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая  матушка  неделю  за
неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее  белье  священнику.
От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается
за очередные кальсоны.
   Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.
   - Вы гадкий, отвратительный человек, - гневно заявила она. - Вы  просто
мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.
   Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.
   - Цена ваших волнений - двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому,
о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к  чему  это  знать.  Суньте  эти
денежки в свою седельную сумку и забудьте  о  моем  существовании.  Завтра
можете предложить их взаймы другому детективу.
   Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.
   - Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете  со  мной
так не разговаривал.
   Я встал и вышел из-за стола.
   - Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно
вам понравится.
   Протянув руку, я снял  с  нее  очки.  Орфамэй  сделала  полшага  назад,
пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками
уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.
   - Без очков эти глаза поистине прекрасны, -  произнес  я  благоговейным
тоном.
   Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.
   - Небось, вы поступаете так со всеми  клиентками,  -  негромко  сказала
она. Руки ее упали. Сумочка ударилась  о  мою  ногу.  Орфамэй  всей  своей
тяжестью  повисла  на  моей  руке.  Если  она  давала  понять,  что  хочет
высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.
   - Нельзя же было допустить, чтобы вы потеряли равновесие, - сказал я.
   - Я знала, что вы предусмотрительны.
   Она расслабилась еще больше. Голова ее запрокинулась. Веки опустились и
чуть подрагивали, губы приоткрылись еще  шире.  На  них  появилась  легкая
обольстительная улыбка, учиться которой не нужно.
   - Небось, подумали, я нарочно.
   - Что нарочно?
   - Ну, пошатнулась.
   - Уф-ф.
   Орфамэй быстро обняла меня за шею и притянула к себе. Я поцеловал ее. В
противном случае пришлось бы ударить. Она на долгую минуту крепко  прижала
свои губы к моим, потом спокойно изогнулась в моих объятиях и очень удобно
угнездилась в моих руках. Издала легкий, долгий вздох.
   - В Манхеттене, штат Канзас, вас могли бы арестовать за это.
   - По справедливости, меня нужно было бы арестовать  лишь  за  появление
там.
   Хихикнув, Орфамэй притронулась пальцем к кончику моего носа.
   - Вы, небось, предпочитаете  легкомысленных  девушек,  -  сказала  она,
искоса глядя на меня снизу вверх. - Что ж, зато вам, по крайней  мере,  не
придется стирать помаду. Может, в следующий раз я подкрашу губы.
   - Может, сядем на пол, - предложил я. - Рука у меня начинает уставать.
   Она снова хихикнула и грациозно высвободилась.
   - Небось, думаете, что я много целовалась.
   - Как и всякая девушка.
   Орфамэй кивнула и, чуть сощурясь, поглядела на меня снизу вверх.
   - Девушки целуются даже на церковных собраниях.
   - Иначе не было б никаких церковных собраний.
   Мы поглядели друг на друга без особого выражения.
   - Что ж... - наконец заговорила Орфамэй, но я  перебил  ее,  вернув  ей
очки. Она их надела, потом открыла сумочку, погляделась в зеркальце, снова
порылась и что-то вынула из сумки, зажав в кулак.
   - Извините меня за  вредность,  -  сказала  она  и  сунула  что-то  под
лежавший на столе журнал записей. Потом еще  раз  слегка  улыбнулась  мне,
четким шагом подошла к двери и распахнула ее.
   - Я позвоню, - ласково сказала она. Потом вышла и застучала  каблучками
по коридору.
   Я поднял журнал и разгладил лежавшие под ним скомканные купюры. Поцелуй
был не бог весть каким, но все же я получил новую  возможность  заработать
двадцать долларов.
   Едва я вспомнил о мистере Лестере Б.Клозене, как  зазвонил  телефон.  Я
рассеянно поднял трубку. Голос был резким,  но  глухим,  нечетким,  словно
проходил через штору или длинную седую бороду.
   - Марлоу?
   - Слушаю.
   - У тебя есть сейф, Марлоу?
   Мне уже надоело быть вежливым.
   - Кончайте спрашивать и начинайте излагать, - ответил я.
   - Я задал тебе вопрос, Марлоу.
   - А я не ответил. И все тут.
   Протянув руку, я нажал рычаг на телефонном аппарате и не отпускал  его,
пока  закуривал  сигарету.  Я  знал,  что  этот  человек  позвонит  снова.
Некоторым людям необходимо произнести заключительную реплику. Когда звонок
раздался опять, я снял трубку и заговорил первым.
   - Если у вас есть предложение, скажите, в чем оно состоит. И, пока я не
получил от вас никаких денег, обращайтесь ко мне "мистер".
   - Не надо так горячиться, дружище.  Я  попал  в  переделку.  Мне  нужна
помощь. Необходимо спрятать кое-что в надежном месте. На  несколько  дней.
Не больше. А ты быстро заработаешь немного денег.
   - Как немного? - спросил я. - И как быстро?
   - Сотню. Она здесь, дожидается. Я грею ее к твоему приходу.
   - Слышу, как она мурчит, - сказал я. - Где это - "здесь"?
   Ответ я выслушал дважды: когда я слушал голос и когда он эхом отдавался
у меня в голове.
   - Отель "Ван Нуйс", номер триста тридцать два. Два частых стука в дверь
и два редких. Не особенно громких. И пошевеливайся. Когда сможешь...
   - Что нужно прятать в сейф?
   - С этим подождем, пока не приедешь. Я сказал, что спешу.
   - Как ваша фамилия?
   - Номер триста тридцать два, это все.
   - Спасибо, что позвонили, - сказал я. - До свидания.
   - Эй, эй! Погоди, недотепа. Это не краденое, как ты подумал. Не  алмаз,
не изумрудные подвески. Просто для меня это стоит больших денег - и ничего
не стоит для всех остальных.
   - Сейф есть в отеле.
   - Хочешь умереть бедняком, Марлоу?
   - Почему бы и нет? Умер же Рокфеллер. Еще раз до свидания.
   Голос изменился. Мягкость его исчезла. Он произнес быстро и резко:
   - Как делишки в Бэй-Сити?
   Я не ответил. Молча ждал. Послышалось, как в телефоне-автомате звякнула
монета.
   - Думаю, это может заинтересовать тебя, Марлоу. Номер  триста  тридцать
два. Кати сюда, дружище. И побыстрее.
   Раздался щелчок. Я повесил трубку.  Со  стола  ни  с  того  ни  с  сего
скатился карандаш и сломался, ударившись о ножку стола.  Я  поднял  его  и
старательно заточил в привинченной к оконной раме точилке.  Потом  положил
его в корзину на столе и отряхнул руки. Мне некуда было  девать  время.  Я
поглядел в окно. И ничего не увидел. Ничего не услышал.
   А потом и вовсе ни с того ни с сего мне привиделось лицо Орфамэй Квест,
в очках,  ухоженное,  подкрашенное,  с  белокурыми,  взбитыми  высоко  над
перехваченным лентой лбом волосами. И с альковными глазами. Глаза у всех у
них непременно должны быть альковными. Я  сделал  попытку  крупным  планом
представить  себе,  как  в  это  лицо  зубами  впивается  некий  самец  из
пользующегося дурной славой многолюдного бара "Романофф".
   Путь до отеля "Ван Нуйс" занял у меня двадцать минут.



8

   Когда-то этот отель, несомненно, отличался своеобразной  изысканностью.
Но она давно уже ушла в прошлое. Застарелый запах сигарного дыма с  давних
пор стойко держался в вестибюле, как  и  грязная  позолота  на  потолке  и
продавленные  кожаные   кресла.   Мраморная   доска   стала   от   времени
желто-коричневой. Но ковровая дорожка была новой, жесткой с  виду,  как  и
портье. Пройдя мимо него, я направился к табачному киоску в углу,  выложил
двадцать пять  центов  и  попросил  пачку  "Кэмел".  За  прилавком  стояла
соломенная блондинка с усталыми глазами и тонкой шеей. Она положила передо
мной сигареты, прибавила к ним  спички  и  бросила  сдачу  в  стоявшую  на
прилавке коробку  с  прорезью.  На  коробке  было  написано:  "Спасибо  от
благотворительного фонда".
   - Вам хотелось, чтобы я это сделала, так  ведь?  -  сказала  блондинка,
терпеливо улыбаясь. - Вам хотелось отдать свою мелочь несчастным приютским
детишкам с рахитичными ножками, правда?
   - А что, если нет? - спросил я.
   - Я вытащу оттуда семь центов. Но это будет очень мучительно.
   В ее слабом протяжном голосе  звучала  какая-то  влажная,  напоминающая
сырое банное полотенце, нежность. Я вслед за  семью  центами  опустил  еще
двадцатицентовик. Тут блондинка улыбнулась так широко, что стали видны  ее
гланды.
   - Вы славный человек. Я вижу, что славный. Многие приходят сюда,  чтобы
заигрывать со мной. Подумать только. Из-за семи центов. Заигрывать.
   - Кто сейчас детектив в отеле?  -  спросил  я,  не  желая  пользоваться
предлагаемой возможностью.
   - Их двое. - Блондинка стала неторопливо поправлять что-то на  затылке,
старательно демонстрируя при этом свои кроваво-красные ногти. -  По  ночам
дежурит мистер Хэди, а днем - мистер  Флэк.  Сейчас  день,  значит,  смена
мистера Флэка.
   - Где его можно найти?
   Блондинка перегнулась через прилавок и, дав мне  вдохнуть  запах  своих
волос, указала длинным ногтем в сторону лифтов.
   - В этом коридоре, сразу же за швейцарской.  Швейцарскую  вы  заметите,
там дверь из  двух  половинок,  и  на  верхней  золотыми  буквами  надпись
"Швейцар". Только эта половинка откинута, так что, может, надписи вы и  не
увидите.
   - Увижу, - пообещал я. - Хотя бы для этого пришлось  привинтить  к  шее
дверную петлю. Как выглядит этот Флэк?
   - Ну, - сказала блондинка, - такой невысокий,  коренастый,  с  усиками.
Довольно плотный. Сложен крепко, только ростом не вышел.
   Пальцы ее поползли по прилавку туда, где я бы мог, не двигаясь с места,
коснуться их.
   - Неинтересный он. Зачем он вам?
   - Дела, - ответил я и поспешил отойти, пока она не вцепилась в меня.
   От лифтов я оглянулся на блондинку. Она глядела мне вслед с выражением,
которое считала, видимо, задумчивым.
   Швейцарская  находилась  посредине  коридора,  ведущего  к  выходу   на
Спринг-стрит. Следующая дверь была приоткрытой.  Я  заглянул  туда,  потом
вошел и прикрыл ее за собой.
   За небольшим столом, на котором кроме пыли и большой  пепельницы  почти
ничего не было, сидел человек. Невысокий и крепко сложенный. Под  носом  у
него темнела колючая полоска, длиною в дюйм.  Я  уселся  напротив  него  и
положил на стол визитную карточку.
   Он лениво потянулся к ней,  прочел  написанное,  перевернул  и  так  же
внимательно прочел все  на  обороте.  Достал  из  пепельницы  недокуренную
сигару и, разжигая ее, опалил себе нос.
   - На что жалуешься? - пробурчал он.
   - Ни на что. Флэк - это ты?
   Ответить он не потрудился. Лишь устремил на  меня  пристальный  взгляд,
скрывающий его мысли, если только-ему было что скрывать.
   - Мне хотелось бы узнать кое-что об одном из постояльцев, - сказал я.
   - Как его имя? - спросил Флэк без особого воодушевления.
   - Не знаю, под каким именем он здесь  живет.  У  него  триста  тридцать
второй номер.
   - А как его звали в других местах? - спросил Флэк.
   - Не знаю и этого.
   - Ну а как  он  выглядит?  -  Флэк  проникся  подозрительностью,  вновь
перечел текст моей визитной карточки, однако  никаких  новых  сведений  не
почерпнул.
   - Насколько мне известно, я его ни разу не видел.
   - Видно, я переутомился, - сказал Флэк. - Ничего не могу понять.
   - Этот человек позвонил мне. Хотел меня видеть.
   - Я тебя не задерживаю.
   - Слушай, Флэк. У частного детектива иногда появляются враги. Ты должен
это знать. Этот человек чего-то от меня хочет. Приглашает  сюда,  забывает
представиться и вешает трубку.  Я  решил  кое-что  разузнать,  прежде  чем
подниматься к нему.
   Флэк достал изо рта сигару и терпеливо сказал:
   - У меня просто голова кругом идет. Все равно ничего не  понимаю.  Хоть
убей.
   Я перегнулся через стол и неторопливо, отчетливо сказал:
   - Возможно, это удобный способ заманить меня в  отель,  убрать  и  тихо
смотаться. Тебе не хочется, чтобы такое случилось здесь, а, Флэк?
   - Допустим, - сказал он. - А ты что,  считаешь  себя  такой  уж  важной
птицей?
   - Тебе нравится эта гадость, которую ты куришь, или  ты  считаешь,  что
она придает тебе устрашающий вид?
   - Разве я могу курить сигары получше, - сказал Флэк,  упорно  глядя  на
меня, - если получаю всего сорок пять монет в неделю?
   - Я еще не получил денег. Пока ничем не могу помочь.
   Флэк огорченно хмыкнул, устало поднялся и вышел. Я закурил  сигарету  и
стал ждать. Вскоре он вернулся и положил на стол регистрационную карточку.
На ней твердым округлым почерком  было  выведено:  "Доктор  Дж.У.Хэмблтон.
Калифорния, Эль Сентро". Администратор написал на ней и  другие  сведения,
включая суточную стоимость проживания.  Флэк  ткнул  в  карточку  пальцем,
нуждавшемся в маникюре или по крайней мере в щетке для ногтей.
   - Занял номер 332 в два сорок семь, - сказал он. - То бишь  сегодня.  В
счет  ему  ничего  не  занесено.  Только  плата  за  день  проживания.  Ни
телефонных звонков, ни прочего. Тебе это нужно?
   - Как он выглядит? - спросил я.
   - Я его не видел. Думаешь, я стою и фотографирую постояльцев, пока  они
регистрируются?
   - Спасибо, - сказал я.  -  Доктор  Дж.У.Хэмблтон,  Эль  Сентро.  Весьма
признателен, - и вернул регистрационную карточку.
   - Всегда рад поделиться тем, что знаю, - сказал Флэк, когда я  выходил.
- Не забывай, где я живу. Если только это можно назвать жизнью.
   Я кивнул и вышел. Бывают такие дни. Встречаешься с  одними  недотепами.
Начинаешь смотреть на себя в зеркало и удивляться.



9

   Триста тридцать второй номер находился в глубине здания, неподалеку  от
выхода на пожарную лестницу. В коридоре пахло старыми  коврами,  мебельным
лаком и однообразной безликостью  тысячи  неудавшихся  жизней.  Ведро  для
песка на полке под пожарным шлангом было полно скопившимися  за  несколько
дней сигарными и сигаретными окурками. Через открытую фрамугу из приемника
слышалась духовая музыка. Через другую доносился неудержимый смех. В конце
коридора, у номера 332, было потише.
   Как было условлено, я постучал  с  одним  долгим  и  с  одним  коротким
промежутками. Никакого ответа. Я почувствовал себя  изнуренным  и  старым,
словно всю жизнь стучался в двери номеров дешевых отелей, и никто ни  разу
не потрудился мне открыть. Постучал еще раз. Потом повернул ручку и вошел.
Изнутри в замок был вставлен ключ с красной картонной биркой.
   За дверью находилась небольшая прихожая с ванной по правую сторону.  Из
прихожей была видна кровать и лежащий на ней человек в рубашке и брюках.
   - Доктор Хэмблтон? - спросил я.
   Лежащий не ответил. Я направился было к нему,  но  вдруг  ощутил  возле
ванной запах каких-то духов.  Я  повернулся,  но  недостаточно  быстро.  В
дверном проеме, прикрыв полотенцем нижнюю часть лица, стояла женщина.  Над
полотенцем были темные очки. А над очками - широкополая  соломенная  шляпа
пыльно-голубого цвета. Из-под шляпы выбивались пышные белокурые волосы.  В
их тени виднелись синие  клипсы.  Оправа  очков  была  белой,  с  широкими
заушниками. Платье цветом гармонировало  со  шляпой.  Поверх  платья  была
распахнутая вышитая шелковая жакетка.  На  руках  -  перчатки  с  крагами.
Правой рукой женщина сжимала пистолет. Похоже, тридцать второго калибра.
   - Повернитесь и заведите руки за спину,  -  сказала  она.  Приглушенный
полотенцем голос значил для меня так  же  мало,  как  и  темные  очки.  По
телефону со мной говорил мужчина. Я не шевельнулся.
   - Я не шучу, - сказала женщина. - Даю вам три секунды.
   - А нельзя ли минуту? Мне приятно смотреть на вас.
   Женщина сделала ма