ок попал  к  фараонам.  При
любом исходе дела они погубят ее. А потом уже  не  будет  иметь  значения,
действительно ли Стилгрейв - это Плакса Мойер или нет, убил ли  он  Стейна
лично или подослал к нему убийцу, специально оказался в тот день  на  воле
или случайно получил отпуск из тюрьмы. Даже если его оправдают, все  равно
многие решат, что дело тут нечисто. А ее  никто  не  оправдает.  В  глазах
публики она станет любовницей гангстера. И, насколько это касается  вашего
предприятия, ее песенка будет окончательно спета.
   Бэллоу помолчал, глядя на меня безо всякого выражения.
   - А какую роль вы здесь отводите себе? - негромко спросил он.
   - Это во многом зависит от вас, мистер Бэллоу.
   - Что вам, собственно, нужно? - Голос его стал едким и злобным.
   - То, чего я от нее добивался и не смог  добиться.  Нечто,  дающее  мне
видимость права действовать в ее интересах до тех пор, пока не  решу,  что
настал предел.
   - Скрывая улики? - сдавленно спросил Бэллоу.
   - Если только этот снимок является уликой. Выяснить  это,  не  опорочив
репутацию мисс Уэлд, фараоны  не  смогут.  А  я,  наверно,  смогу.  Они  и
пытаться не станут; им это не нужно. Мне нужно.
   - Зачем?
   - Ну, скажем, таким образом я зарабатываю на жизнь.  Возможно,  есть  и
другие мотивы, но достаточно и одного.
   - Какую вы за это хотите сумму?
   - Ту, что вы послали вчера. Тогда я не взял  денег.  Теперь  возьму.  С
документом, что вы нанимаете меня расследовать попытку  шантажа  одной  из
ваших клиенток.
   Взяв  свою  рюмку,  я  подошел  к  письменному  столу  и  поставил  ее.
Нагнувшись, услышал негромкое жужжание. Обойдя вокруг стола, я открыл один
из ящиков. С навесной  полочки  соскользнул  маленький  магнитофон.  Мотор
работал,  с  одной  катушки  на  другую  перематывалась  тонкая   стальная
проволока.
   Я поглядел на Бэллоу.
   - Можете выключить и забрать катушку с собой, -  сказал  он.  -  Вы  не
должны винить меня за то, что я воспользовался им.
   Я включил перемотку, катушки, набирая скорость, завертелись в  обратную
сторону, да так быстро, что я, в  конце  концов,  уже  не  мог  разглядеть
проволоки, издающей высокий, ноющий звук, напоминающий визг двух дерущихся
из-за шелковой тряпки гомиков.  Когда  вся  проволока  смоталась,  аппарат
выключился. Я взял катушку и сунул в карман.
   - У вас может оказаться еще один. Мне придется пойти на этот риск.
   - Вы очень уверены в себе, Марлоу?
   - К сожалению, нет.
   - Будьте добры, нажмите ту кнопку на краю стола.
   Я нажал. Двери с черным стеклом отворились, и в комнату  вошла  смуглая
девушка с блокнотом для стенографирования в руках.
   Бэллоу, не глядя на нее, стал диктовать.
   - Письмо мистеру Филипу Марлоу, с указанием  адреса.  Уважаемый  мистер
Марлоу. Настоящим  данное  агентство  нанимает  вас  расследовать  попытку
шантажа одной из наших клиенток, вся информация о которой  будет  сообщена
вам устно. Ваш гонорар составит сто долларов в день с задатком  в  пятьсот
долларов, расписку в получении которого вы напишете на копии этого письма.
И так далее, и так далее. Пожалуйста, Эйлин,  немедленно  отпечатайте  это
письмо на бланке.
   Я назвал девушке свой адрес, и она вышла.
   Достав из кармана катушку с проволокой, я сунул ее обратно в ящик.
   Бэллоу забросил ногу на ногу и стал раскачивать ею, глядя на сверкающий
носок ботинка. Провел рукой по темным кудрявым волосам.
   - На днях, - сказал он, - я совершу ошибку, которой люди моей профессии
боятся больше всего. Буду заниматься  делом  с  человеком,  которому  могу
доверять, и буду слишком хитер, чтобы  доверять  ему.  А  это  заберите  с
собой.
   Он протянул мне обе части разрезанной фотографии.
   Через пять  минут  я  ушел.  Застекленная  дверь  отворилась,  когда  я
находился от нее всего в трех футах. Я миновал двух секретарш и  пошел  по
коридору мимо открытой двери Спинка. Оттуда не доносилось ни звука,  но  я
уловил запах сигарного дыма. В приемной,  казалось,  сидели  те  же  самые
люди. Мисс Хелен Грэди  одарила  меня  своей  лучшей  улыбкой.  Мисс  Вейн
просияла.
   Я провел с их боссом сорок минут. Это делало меня  ярким,  как  таблица
хиропрактика.



19

   У  входа  на  киностудию  полицейский  за  подковообразным  столиком  в
стеклянной будке положил телефонную  трубку  и  стал  выписывать  пропуск.
Оторвал заполненный бланк и сунул в узкую, не шире трех  четвертей  дюйма,
щель   над   столешницей.   Голос   его   металлически   прозвучал   через
вмонтированное в стеклянную панель переговорное устройство:
   -  Прямо  по  коридору  до  конца.  В  центре  патио  увидите  питьевой
фонтанчик. Там вас встретит Джордж Уилсон.
   - Спасибо, - сказал я. - Это стекло пуленепробиваемое?
   - Конечно. А что?
   - Просто любопытно, - ответил я.  -  Ни  разу  не  слышал,  чтобы  люди
стрельбой пролагали себе путь в кинобизнес.
   За спиной у меня кто-то  хихикнул.  Я  обернулся  и  увидел  девушку  в
брюках, с красной гвоздикой за ухом. Она улыбалась.
   - О, братец, если б для этого было достаточно пистолета.
   Я пошел к оливково-зеленой двери без ручки. Она зажужжала  и  поддалась
толчку. За ней оказался  коридор  с  голыми  оливково-зелеными  стенами  и
дверью в дальнем конце. Мышеловка. Если ты вошел в нее, тебя в случае чего
можно остановить. Дальняя дверь так же зажужжала  и  щелкнула.  Мне  стало
любопытно, как полицейский узнал, что я подошел к ней.  Подняв  взгляд,  я
обнаружил устремленные на меня из наклонно  установленного  зеркала  глаза
блюстителя порядка. Когда я коснулся двери, зеркало  стало  чистым.  Здесь
было предусмотрено все.
   Снаружи, под жарким полуденным солнцем в  маленьком  патио  с  мощеными
дорожками, с бассейном посередине и мраморной скамьей, буйно росли  цветы.
Питьевой  фонтанчик  находился  возле  скамьи.  Пожилой,  шикарно   одетый
мужчина,  развалясь  на   скамье,   глядел,   как   три   желто-коричневые
собаки-боксеры вырывают с корнем кусты похожей на чайную розу бегонии.  На
лице его было выражение  глубокого  и  спокойного  удовольствия.  Когда  я
подошел, он даже не взглянул на меня. Один  из  боксеров,  самый  большой,
подошел и помочился на скамью рядом с его  штаниной.  Мужчина  нагнулся  и
погладил короткошерстную голову собаки.
   - Вы мистер Уилсон? - спросил я.
   Он недоуменно поднял на меня взгляд. К скамейке рысцой подбежал средний
боксер, принюхался и помочился там же, где и первый.
   - Уилсон? - У мужчины был ленивый, слегка протяжный голос. -  Нет.  Моя
фамилия не Уилсон. Вы ошиблись.
   - Извините.
   Подойдя к фонтанчику, я ополоснул лицо. Пока  утирался  платком,  самый
маленький боксер подошел к скамье и исполнил свой долг.
   Мужчина, оказавшийся не Уилсоном, любовно произнес:
   - Всегда делают это в одном и том же порядке, меня это восхищает.
   - Что делают? - спросил я.
   - Справляют нужду, - ответил он. - Видимо, дело  здесь  в  старшинстве.
Сперва Мейзи. Это мать. Потом Мак.  Он  на  год  старше  Джока,  младшего.
Всегда по очереди. Даже у меня в кабинете.
   - У вас в кабинете?  -  переспросил  я.  Никто  и  никогда  не  задавал
какого-либо вопроса с более глупым видом.
   Мужчина, приподняв белесые брови,  взглянул  на  меня,  вынул  изо  рта
простую коричневую сигару, откусил ее кончик и выплюнул его в бассейн.
   - Рыбкам это не пойдет на пользу, - сказал я.
   Он оглянулся на меня.
   - Я развожу боксеров. А рыбки - черт с ними.
   Я решил, что это в чисто голливудском стиле. Закурил сигарету и сел  на
скамью.
   - У вас в кабинете, - сказал я. - Что ж,  каждый  день  приносит  новую
мысль.
   - На  угол  письменного  стола.  Всякий  раз.  Секретарши  мои  злятся.
Говорят, впитывается в ковер. Что за женщины теперь пошли? Меня это ничуть
не раздражает. Наоборот. Если любишь собаку, приятно смотреть даже на  то,
как она справляет нужду.
   Один из  боксеров  подтащил  к  его  ногам  полностью  расцветший  куст
бегонии. Мужчина поднял его и бросил в бассейн.
   - Садовникам это, наверно, не нравится, - сказал он. - Ну и ладно. Если
недовольны, могут в любое  время...  -  он  умолк  и  стал  смотреть,  как
стройная девушка-почтальон в желтых брюках намеренно удлиняет  свой  путь,
чтобы пройти через патио. Она искоса бросила быстрый взгляд на  мужчину  и
ушла, поигрывая бедрами.
   - Знаете, что скверно в этом бизнесе? - спросил он.
   - Никто не знает.
   - Слишком много секса. Секс хорош в свое время и в своем месте.  Но  мы
получаем его вагонами. Увязаем в нем. Тонем по горло. Липнем к  нему,  как
мухи к липкой бумаге. - Мужчина встал. - И мух у нас  слишком  много.  Рад
был поговорить с вами, мистер...
   - Марлоу, - сказал я. - Боюсь, что вы меня не знаете.
   - Я никого не знаю, - сказал мужчина. - Память сдает. С кем только я ни
встречаюсь. Меня зовут Оппенгеймер.
   - Джулиус Оппенгеймер?
   Он кивнул.
   - Да. Закуривайте.
   И протянул мне сигару. Я показал ему свою сигарету. Оппенгеймер швырнул
предложенную мне сигару в бассейн и нахмурился.
   - Память сдает, - грустно  сказал  он.  -  Выбросил  пятьдесят  центов.
Напрасно.
   - Вы управляете  этой  студией,  -  полуутвердительно-полувопросительно
сказал я.
   Оппенгеймер рассеянно кивнул.
   - Нужно было сберечь эту сигару. Сбереги пятьдесят  центов,  и  что  ты
будешь иметь?
   - Пятьдесят центов? - ответил я, не понимая, к чему он клонит.
   - В кинобизнесе нет. Здесь сбережешь пятьдесят центов - и  положишь  на
свой счет пять долларов.
   Оппенгеймер умолк и поманил боксеров. Те  перестали  выдирать  цветы  и
уставились на него.
   - Нужно только заниматься финансовой стороной дела, - сказал он. -  Это
нетрудно. Пошли, детки, обратно в бордель. - Затем вздохнул и  добавил:  -
Полторы тысячи кинотеатров.
   Очевидно, на лице у меня опять появилось глупое выражение.  Оппенгеймер
обвел рукой патио.
   - Открыть полторы тысячи кинотеатров - и все. Это  гораздо  легче,  чем
разводить чистокровных боксеров. Кино - единственный бизнес на свете,  где
можно совершать всевозможные ошибки и все же делать деньги.
   - И должно быть, единственный  бизнес,  где  можно  иметь  трех  собак,
поливающих мочой стол в кабинете, - добавил я.
   - Нужно открыть полторы тысячи кинотеатров.
   - А собаки слегка мешают взяться за дело, - сказал я.
   На лице у него появилось довольное выражение.
   - Вот-вот. Это главная помеха.
   Оппенгеймер  через  зеленый  газон  поглядел  на  четырехэтажный   дом,
представляющий собой одну из сторон незамкнутого квадрата.
   - Там находятся все конторы, - сказал он. - Я  туда  ни  ногой.  Вечные
перестановки. Смотреть  противно,  как  и  что  кое-кто  тащит  к  себе  в
кабинеты. Самые дорогие таланты на свете. Даю им  все,  что  душе  угодно,
столько денег, сколько хотят. С какой  стати?  Да  ни  с  какой.  Так,  по
привычке. Что и как они делают - совершенно неважно. Мне бы только полторы
тысячи кинотеатров.
   - Вам не хотелось бы, чтобы  ваши  слова  появились  в  печати,  мистер
Оппенгеймер?
   - Вы газетчик?
   - Нет.
   - Жаль. Было бы приятно, если бы кто-то  упомянул,  наконец,  в  газете
этот простой несомненный факт. - Он сделал паузу, потом сердито фыркнул: -
Никто не напечатает. Побоятся. Идем, детки.
   Старшая Мейзи подошла и встала возле  него.  Средний  выдрал  еще  одну
бегонию, а потом побежал рысцой и встал возле Мейзи.  Младший  Джок  занял
свое место, но вдруг с внезапным воодушевлением поднял заднюю ногу и  стал
мочиться на манжету хозяйских брюк. Мейзи небрежно оттолкнула его.
   - Видите? - просиял Оппенгеймер. - Джок вздумал нарушить очередь. Мейзи
этого не допустит.
   Он нагнулся и погладил  ей  голову.  Мейзи  с  обожанием  взглянула  на
хозяина.
   - Глаза твоей собаки,  -  мечтательно  произнес  Оппенгеймер,  -  самое
незабываемое на свете.
   Он широким шагом пошел по мощеной дорожке к административному зданию, а
трое боксеров спокойно трусили рядом.
   - Мистер Марлоу?
   Я обернулся. Ко мне  неслышно  подошел  рыжеволосый  человек,  нос  его
торчал, как локоть держащегося за поручень пассажира.
   -  Я  Джордж  Уилсон.  Рад  познакомиться.  Вижу,  вы  знаете   мистера
Оппенгеймера.
   - Мы немного поболтали. Он поведал мне,  как  руководить  кинобизнесом.
Похоже, для этого требуется лишь полторы тысячи кинотеатров.
   - Я работаю здесь пять лет, но ни разу не разговаривал с ним.
   - Просто вас ни разу не обмочили его собаки.
   - Может, вы и правы. Чем могу быть полезен, мистер Марлоу?
   - Мне нужно видеть Мэвис Уэлд.
   - Она на съемочной площадке. Идут съемки.
   - Можно поговорить с ней там минуту-другую?
   На лице Уилсона отразилось сомнение.
   - Какой пропуск вам выдали?
   - По-моему, обыкновенный.
   Я протянул ему пропуск. Он просмотрел его.
   - Вас послал Бэллоу. Это ее агент. Видимо,  нас  пустят  в  двенадцатый
павильон. Хотите пойти туда?
   - Если у вас есть время.
   - Я работаю в отделе рекламы. Это моя обязанность.
   Мы пошли по  мощеной  дорожке  к  проходу  между  углами  двух  зданий.
Бетонная дорога  между  зданиями  вела  к  территории  натурных  съемок  и
павильонам.
   - Вы работаете в конторе Бэллоу? - спросил Уилсон.
   - Я только что оттуда.
   - Говорят, солидная организация. Я и сам подумывал заняться этим делом.
В моей работе нет ничего приятного.
   Миновав двух полицейских в мундирах, мы свернули в узкий  проход  между
павильонами, посреди которого над дверью с  номером  12  трепетал  красный
флажок и горел красный свет,  а  над  красным  фонарем  непрерывно  звенел
звонок. Уилсон остановился у  двери.  Еще  один  полицейский,  откинувшись
назад вместе со стулом, кивнул ему и  оглядел  меня  с  тем  уныло-мрачным
выражением, которое нарастает у них на лицах, как ржавчина на цистерне для
воды.
   Звонок умолк,  флажок  замер,  и  красный  свет  погас.  Уилсон  открыл
массивную дверь и пропустил меня вперед. Еще одна дверь. После  солнечного
света за ней оказалось совершенно темно. Потом в  дальнем  углу  я  увидел
свет. Весь остальной громадный павильон казался совершенно пустым.
   Мы  направились  к  освещенному  углу.  Когда  подошли  поближе,  стало
казаться, что весь пол устелен  черными  кабелями.  Стояли  ряды  складных
стульев, несколько  передвижных  гардеробных  с  фамилиями  на  дверях.  К
съемочной площадке мы подошли не с той стороны, и я  видел  только  спинки
стульев, а по бокам -  большие  экраны.  В  стороне  стрекотало  несколько
киноаппаратов.
   -  Крути!  -  крикнул  кто-то.  Раздался  громкий  звонок.  Оба  экрана
засветились,  показались  вздымающиеся  волны.  Другой  голос  поспокойнее
произнес: "Следите, пожалуйста,  за  своими  позами,  может,  нам  удастся
подогнать эту маленькую синьетку. Начали".
   Уилсон замер  и  схватил  меня  за  руку.  Невесть  откуда  послышались
негромкие,  нечеткие,  представляющие  собой  бессмысленный   шум   голоса
актеров.
   Внезапно один из экранов погас. Спокойный голос тем же тоном произнес:
   - Все.
   Снова раздался звонок. Послышался шум общего движения.  Мы  с  Уилсоном
пошли дальше. Он прошептал мне на ухо:
   - Если Нэд Гэммон до обеда не получит этот дубль,  он  набьет  Торренсу
рожу.
   - О, здесь снимается Торренс, вот как?
   Дик Торренс был яркой звездой второго класса, в Голливуде таких актеров
не так уж мало, и в общем-то, они никому не нужны, но многим режиссерам за
неимением лучшего в конце концов приходится брать их.
   - Дик, хочешь посмотреть эту сцену еще раз? - произнес спокойный голос,
когда мы обогнули угол  декорации  и  увидели,  что  там  такое  -  палуба
прогулочной яхты неподалеку от кормы. В этой сцене были заняты две женщины
и трое мужчин. Один из них, средних лет, в спортивном костюме  -  сидел  в
шезлонге. Другой - рыжеволосый, во всем  белом,  -  походил  на  капитана.
Третий - яхтсмен-любитель в красивой фуражке,  синем  пиджаке  с  золотыми
пуговицами, белых брюках, белых туфлях,  самодовольно-обаятельный,  и  был
Торренс. Женщина помоложе была смуглой красавицей Сьюзен Краули.  Постарше
- Мэвис Уэлд. На ней был мокрый купальник из плотной  ткани,  видимо,  она
только что поднялась на борт. Гример обрызгивал  водой  ее  лицо,  руки  и
копну белокурых волос.
   Торренс не ответил. Внезапно он повернулся и уставился на оператора.
   - Думаешь, я не знаю реплик?
   Из темноты вышел седой человек в сером костюме. Черные глаза его злобно
горели, но в голосе злобности не было.
   - Или же путаешь их нарочно, - сказал он, упорно глядя на Торренса.
   - Возможно, дело в том, что я не привык играть перед камерой, в которой
всякий раз посреди сцены кончается пленка.
   - Справедливое замечание, - сказал Нэд Гэммон. - Но пленки у него всего
двести двенадцать  футов.  Это  моя  вина.  Если  б  ты  мог  играть  чуть
поживее...
   - Ха, - возмутился  Торренс.  -  Если  б  я  мог.  Мисс  Уэлд  надо  бы
взбираться на борт не за то время, что требуется на постройку яхты.
   Мэвис Уэлд резко бросила на него презрительный взгляд.
   - Хронометр у Мэвис в самый раз, -  возразил  Гэммон.  -  Исполнение  -
тоже.
   Сьюзен Краули грациозно пожала плечами.
   - Мне кажется, ей не мешало бы двигаться чуть  побыстрее,  Нэд.  У  нее
выходит неплохо, но могло бы и получше.
   - Выходи у меня хоть немного получше, милочка, - спокойно  ответила  ей
Мэвис Уэлд, - кое-кто мог бы назвать это  игрой.  Тебе  ведь  не  хочется,
чтобы нечто подобное имело место в твоей картине, так ведь?
   Торренс засмеялся.  Сьюзен  Краули  повернулась  и  сверкнула  на  него
глазами.
   - Что смешного, мистер Тринадцать?
   Лицо Торренса превратилось в ледяную маску.
   - Как ты назвала меня? - чуть ли не прошипел он.
   - О господи, неужели ты не знал? - удивленно спросила  Краули.  -  Тебя
называют мистер Тринадцать, потому что всякий раз,  когда  тебе  достается
роль, это значит, что двенадцать человек от нее отказались.
   - Ясно,  -  недовольно  сказал  Торренс,  потом  вновь  расхохотался  и
повернулся к Нэду Гэммону.
   - Ладно, Нэд. Теперь, когда  все  отвели  душу,  мы,  наверное,  сможем
сделать все, как ты хочешь.
   Нэд кивнул.
   - Чтобы разрядить атмосферу, лучше всего слегка поцапаться.  Ну  ладно,
начали.
   Он вернулся назад и встал возле камеры. Помощник  крикнул:  "Крути",  и
вся сцена прошла как по маслу.
   - Все, - сказал Гэммон. - Отпечатай этот дубль. Всем перерыв на обед.
   Актеры, спускаясь по грубым деревянным ступеням, кивали Уилсону.  Мэвис
Уэлд шла последней, ей пришлось задержаться, чтобы надеть махровый халат и
пляжные сандалии. Увидев меня, она замерла. Уилсон шагнул вперед.
   - Привет, Джордж, - сказала  Мэвис  Уэлд,  глядя  на  меня.  -  Я  тебе
зачем-то понадобилась?
   - Мистер Марлоу хочет немного поговорить с вами. Согласны?
   - Мистер Марлоу?
   Уилсон бросил на меня быстрый, резкий взгляд.
   - Из конторы Бэллоу. Я думал, вы его знаете.
   - Возможно, как-то и видела. - Она продолжала глядеть на меня. - В  чем
дело?
   Я промолчал. После небольшой паузы она сказала:
   - Спасибо, Джордж. Пойдемте ко мне в гардеробную, мистер Марлоу.
   Она повернулась и пошла вдоль дальней стороны  декорации.  Бело-зеленая
гардеробная стояла возле стены. На двери была надпись "Мисс Уэлд". Подойдя
к ней, актриса повернулась и осторожно  огляделась.  Потом  уставилась  на
меня своими прекрасными синими глазами.
   - Ну так что, мистер Марлоу?
   - Значит, все же помните меня?
   - Кажется, да.
   - Начнем с того, на чем остановились, - или возьмем новый курс с чистой
палубой?
   - Вас кто-то впустил сюда. Кто? Зачем? Это требует объяснения.
   - Я работаю на вас. Получил задаток и дал Бэллоу расписку.
   - До чего же предусмотрительно. А если я не желаю, чтобы вы работали на
меня?
   - Ну-ну, покапризничайте, - сказал я, достал из  кармана  фотографию  и
протянул ей. Она пристально посмотрела на меня  и  опустила  глаза.  Потом
взглянула  на  снимок,  где  была  запечатлена  в