ила она. -  Я  не  испытываю  к  вам  особой
неприязни. По крайней мере, не сейчас. Но может быть вы мне  расскажете,
почему мистер Грингол будет так занят,  что  не  сможет  переговорить  с
Вилли обо мне? Он что, нашел убийцу?
   Кэллаген скромно потупился.
   - Я нашел его и приподнес Гринголу  на  блюдечке.  Вы  догадываетесь,
кого?
   Он подался вперед и взглянул ей в глаза.
   - Этому человеку вы даже сочувствуете. Но я думаю,  что  жалость  тут
неуместна. Этого субъекта ожидают немалые неприятности, если в ближайшем
будущем он не сумеет откупиться. У Беллами отличные мозги!
   Она вздрогнула.
   - Беллами! Так это он!?
   Кэллаген мрачно кивнул.
   - Мисс Мероултон, я хочу уберечь вас от множества  неприятностей,  от
множества дотошных допросов в Скотланд Ярде и прочих радостей. Думаю,  я
с этим справлюсь. Если я смогу дать Гринголу все ниточки, в  которых  он
нуждается, наведу его на них, позволю проверить  их  ему  самому,  и  он
убедится, что все верно,  то  станет  вести  со  мной  честную  игру.  Я
догадываюсь, что одно из ваших желаний - чтобы дело прошло без излишнего
шума. Полагаю, мы сможем это сделать, не нанося никому особого ущерба  и
не препятствуя закону.
   По поводу последнего заявления Кэллаген в душе ухмыльнулся и  немного
помолчал, позволяя последней мысли глубоко внедриться в её сознание.
   - Я хочу, чтобы вы мне подробно рассказали все, что произошло  вчера.
Подробно и точно, что вы делали, скажем, с 15.00 до того  момента  когда
пришли ко мне. Или вы все ещё мне не доверяете?
   - Какое это теперь имеет значение? Если вы сказали правду, я не  вижу
причин продолжать прятаться здесь и чувствую, что вообще было  глупостью
послушаться вас, заботясь о такой чрезвычайной секретности. Не так ли?
   Прежде чем ответить, Кэллаген долго смотрел на огонь в камине.
   - Вы совершенно правы - причин нет, - наконец отозвался  он.  -  Если
только пренебречь одним обстоятельством. И это обстоятельство - я!
   Он снова взглянул на неё с той же озорной улыбкой. Непроизвольно  она
тоже улыбнулась. Было почти невозможно  не  улыбнуться  этому  странному
человеку с аскетическим лицом, который может быть таким невыносимым и  в
то же время таким интересным, который с уважением относится к убийцам  и
считает фальшивое алиби само собой разумеющимся.
   - Понимаете, - стал пояснять Кэллаген, - я  не  слишком  популярен  в
Ярде. Это нетрудно понять. Разок - другой мне доводилось таскать каштаны
из огня прямо у них под носом. И там есть парочка  людей,  которые  меня
вообще не переносят. Итак, я заставил вас прибыть сюда ещё до того,  как
у Грингола появились соображения по поводу участия  Беллами  в  убийстве
Августа. Он уверен, что вы были  в  моем  офисе  с  23.00  до  полуночи,
обсуждая некое предполагаемое дело.
   К несчастью, моя секретарша - Эффи Перкинс -  подслушала  наш  первый
разговор, а наутро прочла газеты. Она поняла, что я намереваюсь  создать
вам алиби, и попыталась отомстить кое за что,  сообщив  Гринголу  точное
время вашего прихода и ухода.
   Итак, если бы вы не  скрылись,  Грингол  немедленно  достал  бы  вас,
просто ради ясности. А я бы не осмелился просить вас говорить не правду.
   Он остановился и принялся за следующую сигарету.
   - Думаю, Грингол весьма  успешно  и  беспощадно  использовал  бы  это
против меня, - добавил он. - Меня могли упрятать за решетку.
   Внимательно взглянув на девушку, Кэллаген заметил, как  смягчился  её
взгляд, и с облегчением вздохнул: все получилось отлично.
   - Я не хочу, чтобы у вас были  неприятности.  Полагаю,  все,  что  вы
говорите или делаете - ради моего благополучия, и я не вижу,  почему  вы
должны из-за этого пострадать. Даже если вашим поступкам совершенно  нет
оправданий.
   Теперь она стояла у огня. Он видел, что она на что-то решилась.
   - Я собираюсь рассказать вам, что случилось вчера. Мне нужно с кем-то
поделиться. Все это так ужасно... Если это что-то даст,  я  не  возражаю
задержаться здесь на пару дней, пока у вас не наладятся дела с Ярдом;  и
если вы решите  рассказать  об  этом  мистеру  Гринголу,  то  лучше  это
сделать. Я, разумеется, все подтвержу. Не дадите сигарету?
   Кэллаген передал ей шкатулку и щелкнул зажигалкой.  Она  вернулась  в
кресло.
   - Мы с Вилли планировали прошлым вечером пойти в театр. Но к вечеру у
меня заболела голова. Я позвонила и через секретаршу передала  ему,  что
скорее всего не пойду.
   Двадцать минут спустя позвонил  отчим  -  Август  Мероултон.  Я  была
поражена, как изменился его голос, обычно бесцеремонный,  почти  грубый.
Но в тот раз это был голос настоящей старой развалины. Казалось,  в  нем
звучали ярость и одновременно мольба.
   Он заявил,  что  должен  обязательно  повидаться  со  мной.  Что  это
чрезвычайно важно, и что бы ни случилось, я должна  с  ним  встретиться.
Потребовал ничего никому не говорить и прийти в его офис на Линкольн Инн
Филдс в 23.00.
   Я спросила, может ли Вилли меня подвезти. Он сказал  -  нет.  Заявил,
что уже связывался с Вилли, и что тот будет занят весь день  до  поздней
ночи. И ещё раз потребовал ни единой душе не проронить ни слова. Даже по
телефону.
   Все это меня ужасно беспокоило, я ломала голову,  что  же  случилось.
Вскоре позвонил Вилли,  поинтересовался  моим  самочувствием  и  планами
насчет театра. Я отказалась и намекнула, что, как он знает,  у  меня  на
23.00 назначена встреча.
   Вилли заверил меня, что понимает. Затем спросил,  видела  ли  я  вас.
Говорил очень взволнованно и дал мне нагоняй, что я к вам не  пошла.  Вы
помните, ведь он хотел, чтобы я это сделала несколько дней назад,  после
разговора с мистером Фингейлом.
   Она швырнула сигарету в камин.
   - Естественно, я стала волноваться и взвинтила себе нервы. В четверть
одиннадцатого я позвонила  в  гараж,  чтобы  приготовили  автомобиль,  и
поехала на Линкольн Инн. Я не была уверена, где  именно  находится  офис
Августа, да прежде никогда и не слышала, что у него он есть. Видимо, это
хранилось в большом секрете. Машину я  оставила  на  середине  сквера  и
пошла пешком, разыскивая нужный дом.
   Ночь выдалась отвратительная - холодная и дождливая.  Взглянув  вдоль
сквера, я страшно удивилась. В конце сквера есть  маленький  переулочек,
ведущий, как я полагаю, на Холборн. Там на углу под  фонарем  расхаживал
взад - вперед Беллами с поднятым воротником. Меня он не заметил. Пока  я
соображала  и  собиралась  его  окликнуть,  он  повернулся  и  пропал  в
переулке.
   Я нашла нужный дом. В подъезде было  очень  темно.  Я  взбиралась  по
лестнице, светя зажигалкой. В конце концов после бесконечного подъема  я
добралась до площадки четвертого этажа  и  обнаружила  дубовую  дверь  с
табличкой - "Август Мероултон". Я постучала, но ответа  не  последовало.
Сквозь щели пробивался свет. Поколебавшись,  я  толкнула  дверь,  и  она
открылась.
   Офис оказался просторной комнатой со встроенными полками и выдвижными
ящиками. На огромном письменном столе в беспорядке  валялись  документы.
На полу между дверью и столом валялось перевернутое кресло.
   Не знаю почему, но я ужасно испугалась. Мне захотелось убежать, но  я
заставила себя остаться. Я убеждала себя, что Августа куда-то вызвали  и
он скоро вернется. Я прождала до 23.20, потом решила все-таки уйти.
   Я спустилась по лестнице, заперла за собой дверь на улицу,  прошла  к
машине... И тут я вспомнила про встречу  с  вами.  Теперь  она  казалась
очень важной. Происходило, что-то непонятное, и я вспомнила слова Вилли,
что мне грозит опасность.
   Проехав по Карт Стрит, я остановилась у телефонной будки, позвонила в
Челси и спросила дворецкого, не знает ли он, где Август. Тот заявил, что
даже не знал, что Август куда-то ушел, так как  его  единственная  шляпа
висит на месте в холле.
   Затем мне пришло в голову, что  Август  мог  отложить  встречу  из-за
дождя и холода, хотя обычно он не обращал внимания на  погоду.  Пообещав
позвонить позже, я оставила машину и пешком направилась к вам. Что  было
дальше - сами знаете. После встречи я вернулась домой,  сразу  позвонила
Вилли и  рассказала,  что  и  как.  Он  сказал,  что  всему  может  быть
объяснение, но казалось, сам ужасно встревожен.
   Он позвонил Беллами, там не отвечали. Пытался переговорить с  Джереми
и Полом, но их тоже не было. Пришлось  оставить  все  хлопоты  до  утра.
Утром он первым делом предполагал выяснить, где Август и что случилось.
   Следующим был  ваш  телефонный  звонок  и  сообщение,  что  произошло
убийство и мне нужно прийти к вам. Я снова позвонила к Вилли. Он  просто
ужаснулся. Сказал, что тут же  свяжется  с  Беллами,  если  сможет  того
найти, и постарается выяснить, что к чему. Все остальное вам известно.
   Кэллаген кивнул и ничего не сказал.
   Она встала.
   - Беллами арестуют?
   Кэллаген усмехнулся.
   - Его арестуют не за убийство. Но держу пари, арестуют, чтобы иметь в
своем распоряжении. Грингол своего шанса не упустит.
   Он встал и очень серьезно обратился к ней.
   - Мисс Мероултон, не сделаете вы кое-что для меня? Боюсь, что прошу в
основном ради собственной пользы.
   Она бросила на него взгляд, и ему показалось, что в глазах у неё  уже
не было такой жесткости и, видимо, она не  чувствовала  к  нему  прежней
острой неприязни.
   - В чем дело?
   - Побудьте здесь ещё три дня. Это самый крайний срок. Скорее всего, я
вас увижу или позвоню завтра. Или позвонит  Вилли.  Но  сначала  я  хочу
уладить отношения с Гринголом. Иначе мне не поздоровится.
   Голос его звучал совсем просительно.
   Она улыбнулась, и Кэллагену показалось, что это  солнышко  проглянуло
через тучи.
   - Отлично. Я так и сделаю. Но помните, у  вас  всего  три  дня.  И  я
должна иметь возможность общаться с Вилли.
   Кэллагена принял угрюмый и удрученный вид.
   - Боюсь, вам это не удастся, - соврал он. - Он в Эдинбурге.  Какие-то
дела по собственности Мероултонов, видимо, в связи со  смертью  Августа.
Его не будет до субботы. Правда, он собирался связаться со  мной  завтра
вечером. Я возьму у него адрес и номер телефона и сообщу вам.
   Судя по лицу, она была разочарована.
   Кэллаген пошел к выходу и уже взял шляпу, когда она заговорила снова.
   - Все это удивительно и странно. Или вы снова взялись за свои штучки?
- Она постаралась смягчила свои слова улыбкой. -  И  препятствуете  моим
контактам с Вилли, потому что я все ещё под подозрением?
   Кэллаген хмыкнул.
   - Нет, в мои планы это не входит.
   Он открыл дверь и снова обернулся.
   - Я кое-что скажу, мисс Мероултон, - слова стремительно  срывались  с
языка. - Поверьте, я на все готов, чтобы вы не пострадали,  -  он  снова
улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой. - Даже будь вы убийцей...
   И с этими словами Кэллаген удалился, оставив её в дверях.

7. РАССТРОЕННАЯ ПИРУШКА

   В 22.00 Кэллаген сидел в "Лайонс Корнер Хаус"  на  Шафтсберри  Авеню,
глядел в окно и наблюдал, как  люди  встречаются,  заходят  в  "Монико",
беседуют, смеются.
   В Лондоне народ делится в основном на две части: очень тонкий верхний
слой   и   могучий   -   нижний.   Верхний   -   с   внешней   оболочкой
респектабельности, изысканности, чистоплотности и благопристойности, что
и демонстрировалось  миру.  Нижний  (абсолютное  большинство)  -  сплошь
низость, дешевое  жульничество,  всеобщая  вшивость,  которая  царила  в
джунглях душной громады  сердца  Метрополии,  и  границы  этого  вертепа
известны были известны каждому смышленому полицейскому.
   Кэллаген улыбнулся про себя, когда подумал, как  мало  горожан  знали
что-то  о  Лондоне.  Несомненно,  некоторые   туманно   сознавали,   что
существует  невидимый  подпольный  мир:  такого  рода  места  (например,
метро), где порой сталкиваешься с  отборными  жуликами.  Но  большинство
несказанно удивится, столкнувшись с действительно жуткими  криминальными
событиями, которые никогда не попадают на  первые  полосы  газет,  но  в
жизни  время  от  времени  случаются.  Они  пребывают  в   непоколебимой
уверенности: может, такое и случается в Америке, но в Лондоне - никогда!
   Он усмехнулся этой мысли. Ой ли!
   В Лондоне случается все! Любая безумная  чертовщина.  Каждый  день  и
каждую ночь. Вот почему на этих улицах размещены  подразделения  полиции
под командой первоклассных офицеров, знающих, что за жизнь  там  бурлит,
как вести дела  и  обращаться  с  этой  своеобразной  публикой,  которая
обидится, если вы намекнете, что они жулье. Но их порочность, низость  и
подлость  в  конечном  счете  приносят  гораздо  больше  зла,  чем  дела
профессиональных криминальных  структур,  которые  в  сравнении  с  этим
болотом мерзости можно было бы даже назвать благородным мошенничеством.
   Искорени эту  публику  -  и  большинство  потенциальных  злодеяний  и
потенциальных преступников никогда бы не материализовались.
   Кэллаген потягивал кофе, позволив себе посочувствовать  полиции,  чьи
источники информации  со  временем  все  убывали,  раз  доносчики  стали
осознавать, что держать рот  на  замке  -  зачастую  лучший  выход,  чем
выбитые зубы и сломанные ребра.
   Он ещё шире улыбнулся, представив себе,  что  может  случиться,  если
вдруг редакторы лондонских газет предоставят в  виде  исключения  дюжине
своих репортеров свободу действий и возможность послать к черту закон  о
клевете! Как будут выглядеть первые страницы утренних воскресных газет и
какое множество милейших  людей  принялись  бы  упаковывать  чемоданы  и
поскорее сматываться, пока обстоятельства ещё позволяют.
   И не окажется ли он одним из них?
   Кэллаген расплатился, спустился по  лестнице,  прошел  до  телефонной
будки, позвонил в "Утреннее Эхо" и несколько  секунд  спустя  говорил  с
Джанглом.
   - Майкл, для тебя кое-что есть. И если хочешь, можешь сохранить это в
тайне исключительно для себя. Это касается блистательных, но  совершенно
необоснованных действий,  которые  сегодня  вечером  Грингол  собирается
предпринять по делу Мероултонов. Я предполагаю,  где-то  между  23.30  и
1.00. Мой совет тебе послоняться в это  время  на  углу  Лайли  Стрит  и
Паллардс. Следи, когда появится полицейский автомобиль и следуй за  ним,
а дальше соображай сам.
   - Спасибо, Слим,  -  протянул  Джангл.  -  Как  твои  дела?  Все  ещё
примерный мальчик?
   Кэллаген повесил трубку, остановил такси,  приказал  отвезти  его  на
Гордон  Сквер,  вышел  на  углу  и  пошел  через  площадь  к  "Кларендон
Апартментс".
   Оставшись  на  противоположной  стороне  напротив  "Кларендона",   он
наблюдал за входом, пока  не  увидел,  что  швейцар  поднялся  на  лифте
наверх. Тогда  он  быстро  проскользнул  в  холл,  мельком  взглянул  на
указатель номеров и зашагал по лестнице, размышляя  по  пути  про  Олали
Голи.
   Олали Голи выглядела на свои тридцать. На высоченных каблуках -  пяти
футов и восьми дюймов  роста.  Прекрасно  сложенная  брюнетка  прекрасно
знала, как носить наряды.
   Она  была  француженкой,  и  действительно  в  ней  был  заметен  тот
специфический шик, который, как считается, присущ француженкам, но редко
удается обнаружить.
   Олали была  очень  умна.  Она  начала  свою  карьеру  после  войны  в
кордебалете одного из крохотных французских стриптиз-ревю. Она  знала  о
жизни исключительно много, практически все, что следовало  знать  насчет
мужчин. Услышав, что Англия - чудное место,  где  неплохо  живется,  она
составила план, как туда добраться. В Марселе  ей  посодействовал  некий
делец, который занимался финансами подобных девиц.
   Олали точно знала, как ей вести себя с Кэллагеном, так  как  получила
указания "эксперта" по этой части.
   Кэллаген положил шляпу на столик и расстегнул пальто: в комнате  было
слишком жарко. Миленько обставленная, она была перегружена бесчисленными
столиками и  всяческими  безделушками.  Красные  обои,  обилие  красного
бархата и шелка просто подавляли.
   Он задержал  долгий  взгляд  на  Олали.  Темно-синий,  переливающийся
муаром, шелковый  халат  с  искусными  глубокими  разрезами  подчеркивал
стройность  фигуры  изящную  форму  ног.  На  лице  Кэллагена   читалось
восхищение, правда, слишком уж открытое, чтобы быть искренним.
   - Послушайте, мисс Голи... или миссис Голи?
   Он подождал, но после того, как она улыбнулась и оставила вопрос  без
ответа, приступил прямо к делу.
   - Очень сожалею, что я вас потревожил,  но  нам  стоит  переговорить,
прежде чем полиция начнет задавать вам кучу вопросов.
   Она кивнула и мило улыбнулась, затем грациозно поднялась  и  принесла
шкатулку с сигаретами. Он взял одну себе, предложил  ей,  подал  огня  и
оставался на ногах, пока она опять не села. Кэллаген  хорошо  знал  этот
тип женщин, которые очень ценили хорошие манеры.
   Он начал говорить, лицо его было спокойным и открытым, фразы  звучали
ровно и  дружелюбно:  он  считал  такой  стиль  весьма  полезным,  когда
приходилось лгать женщинам вроде Олали.
   - Не хочется попусту  тратить  ваше  время,  мисс  Голи,  так  что  я
постараюсь быть кратким - насколько это возможно.  Я  частный  детектив,
меня наняли адвокаты Мероултонов. У них есть основания считать, что один
из членов семьи может иметь неприятности с полицией  из-за  убийства,  о
котором вы уже читали.
   К несчастью, есть  свидетельства,  что  ваш  ближайший  друг  Беллами
Мероултон находился в районе  Линкольн  Инн  Филдс  в  то  время,  когда
произошло убийство. Я уверен, примерно в это же время он зашел к вам. Не
затруднит вас сообщить, когда он пришел?
   - Не помню, мсье. Почему я должна это помнить?  Мсье  Беллами  пришел
около полуночи... Минут в пять или десять первого.
   Кэллаген обворожительно улыбнулся.
   - Уверен, вы сказали правду.  Хотелось  бы  заверить  вас:  если  все
пойдет нормально, мы сможем  в  два  счета  выручить  Беллами  из  беды.
Единственное, чего мы боимся - как бы он не попытался организовать  себе
фальшивое алиби и заявить, что  был  здесь  гораздо  раньше.  Скажем,  в
половине двенадцатого. Если он это сделает, то совершит ошибку. Когда  я
говорил с вами сегодня,  я  думал,  вам  лучше  утверждать,  что  он  не
приходил вообще. Но поразмыслив, пришел к выводу, лучше сказать правду.
   - Я так и сделаю! - воскликнула она. - Обязательно! Я  буду  говорить
только правду!
   - Отлично, - подхватил Кэллаген. - Прекрасно!
   И попытался пальнуть наугад.
   - Полагаю, после моего звонка  вы  тут  же  позвонили  брату  -  Арно
Белдо?
   Попытка оказалась удачной.
   - Да, - подтвердила она, - я предупредила, что буду говорить  правду.
Не хочу неприятностей с полицией.
   Кэллаген встал.
   - Благодарю вас, мисс Белдо, вернее,  мисс  Голи.  И  ещё  одно:  вы,
конечно, можете поступать как угодно, но я на вашем месте постарался  бы
пока не выходить на связь с Беллами. Полиция могла  подключилась  к  его
телефону, и не хотелось бы ещё  более  все  запутывать.  Проблем  и  так
хватает, верно?
   Она встала.
   - Я не собираюсь звонить мсье Беллами. Вообще не хочу быть замешанной
в этом деле. Если меня спросят, я скажу правду. Если нет - вообще ничего
не скажу. Вы поняли?
   Кэллаген улыбнулся.
   - Замечательно. Я считаю - вы мудрая женщина. До свидания.
   Они с улыбкой пожали руки.
   Кэллаген  сидел  в  своем  офисе  на  Ченсери  Лейн,  погрузившись  в
размышления. В приемной Фред Мейзин балансировал на  старом  стуле  Эффи
Перкинс, упершись для равновесие ногами в стол для пишущей машинки. Он с
головой  погрузился  в  изучение   колонок   "В   кулуарах   ипподрома",
интересуясь предстоящими бегами в Четелхеме.
   Кэллаген считал, что можно двигаться дальше. Первое,  что  надо  было
сделать - выбить двести фунтов, или хоть сколько получится, из  Беллами.
Беллами напуган, он может раздобыть всю сумму.
   Грингол  наверняка  приставил  к  бедняге   пару   сотрудников.   Они
прицепятся к нему, когда он покинет убежище на  Пойнтер  Мьюс,  и  будут
следовать за ним до "Грин Сигнал". Оттуда все доложат Гринголу.
   В это время под каки