По широкому пройду полю.
     Что-то с памятью моей стало --
     Все, что было не со мной, помню...

     Айрапетов  поморщился,  как  от  зубной  боли,  и, с усмешкой глянув на
певца, сердито бросил:
     -- Пить меньше надо.
     Оркестранты не жалели сил. Мелодия металась в тесных  стенах ресторана,
дребезжала  стеклами окон. Казалось,  ей до ужаса больно в этом  прокуренном
зале, и  она изо всех сил  рвется  в широкое  поле, где "обещает  быть весна
долго" и  "ждет отборного  зерна пашня". А  певец, уставившись  осоловевшими
глазами в пол, не  чувствовал этой боли, сутулился старичком и, раскачиваясь
с боку на бок, тянул по слогам:

     Я от тяжести такой горблюсь,
     Но иначе жить нельзя, если...

     "Идиот! Такую песню опошляет", -- с внезапной злостью  подумал о  певце
Антон. Айрапетов словно угадал его мысль:
     -- Сейчас мы  сделаем так, что этот соловей замолчит, -- Игорь поднялся
в полный рост, оглядел зал и быстро сел.
     --  Порядок.   Ольги  нет,  --  весело  сказал  он,  щелкнул  шариковой
авторучкой  и  на бумажной салфетке написал размашистым почерком: "Старик!",
Чуть подумав, густо зачеркнул написанное  и, сменив  наклон  почерка  влево,
быстро  настрочил: "Старик! Пока ты  здесь  горбишься от  тяжести,  Ольга  в
"Космосе"  с  Юркой  Водневым  шейк  выкручивает.  Целую".  Сложив  салфетку
вчетверо, подозвал одну  из  официанток и,  показав на только что кончившего
петь парня, с улыбкой попросил:
     -- Танечка, передай, пожалуйста, вот тому молодому Карузо.
     Официантка  быстро  прошла между  столиков  и выполнила просьбу. Парень
осовело  уставился  в записку, качнулся  и  вдруг,  чуть  не  запутавшись  в
микрофонном шнуре, сорвался с эстрады и ринулся к выходу.
     -- Порядок, --  усмехнулся  Айрапетов.  -- Максимум через десять  минут
будет в вытрезвителе.
     -- О какой Ольге вы писали? -- спросил Антон.
     -- Сотрудница моя.  По  молодости,  дурочка, выскочила замуж  за  этого
алкоголика, теперь мается.  Ревнив по пьянке, как Отелло. Видел, как фамилия
Воднева сейчас сыграла? Это отличный парень, бывшая Ольгина любовь. Сменяла,
дуреха...
     -- Они что, правда, в "Космосе"? Айрапетов засмеялся:
     -- Юрка  второй год на Камчатке служит. Не усек подвоха этот "Отелло" с
пьяных  глаз, -- Игорь вдруг  посерьезнел. -- Кстати, это тот  самый Олег, с
которым у Люды Сурковой произошел конфликт в моей квартире.
     -- Что ж вы раньше мне не сказали?
     -- Даже не  стукнуло... -- Айрапетов приложил палец  к  виску.  -- Да и
выяснять сейчас у него что-либо бесполезно, он же в стельку нализался.
     "Не умышленно ли ты  его отсюда выпроводил?" -- задал себе вопрос Антон
и не успел сделать никакого вывода. Айрапетов заговорил снова:
     -- Если хотите встретиться с Олегом, завтра провожу к нему на квартиру.
Или  приходите  сюда  к открытию, утром. Олежка, как пить дать, опохмелиться
заявится.  Хоть и  алкоголик,  но мужик он  сравнительно искренний,  крутить
перед вами не станет. Если что-то  замнет,  могу помочь. Передо мною он  как
перед богом...
     К  столу  вернулась Евгения Петровна.  Антон  решил,  что  пришло время
закругляться, достал деньги и положил на стол.
     -- Что за фокусы? --  удивился Айрапетов. -- Я пригласил вас на ужин, я
и рассчитаюсь.
     -- Ну, зачем же вам рассчитываться. Привык платить
     -- Нельзя быть таким щепетильным, -- обиделась Евгения Петровна.  -- Мы
ведь вас на сделку  не  сбиваем,  никакой услуги  от вас  не просим.  Просто
Игорек  хотел  с вами переговорить, я поэтому и уходила  от стола.  -- И она
осторожно положила к Антоновой пятерке еще десять рублей.
     Когда Антон заявился к Стукову на квартиру, Степан Степанович со Славой
Голубевым пили чай.
     -- Полюбуйтесь  на него, -- шутливо  возмутился  Слава. --  Я  негласно
целый день по аэропорту за Айрапетовым мотаюсь, а товарищ Бирюков в открытую
с ним в ресторане  пирует.  В какую сумму маме Игоря  Владимировича обошлось
угощение?
     Антон устало сел.
     -- Не дури, Славочка. Кровную пятерку заплатил, ради дела старался.
     -- Ну и как они человеки?
     -- Похоже, порядочные люди, только не пойму, ради  чего меня приглашали
в ресторан:  то ли для того, чтобы  Игорь рассказал, что уговорил Остроумова
явиться  в  уголовный  розыск  с повинной, то  ли,  чтобы  Евгения  Петровна
пригласила к себе в гости.
     -- А вот нас со Степаном Степановичем по гостям не приглашают, -- Слава
вздохнул и посмотрел на Антона так, как будто знал что-то интересное.
     -- Не томи, Славочка, -- попросил  Антон. -- Рассказывай,  что  за день
вымотал по аэропорту.
     --  Игорь  Владимирович  несколько   раз  изволил  куда-то  звонить  из
автомата, -- прежним  тоном продолжал  Голубев. --  Заходил в сберегательную
кассу,  никаких  операций там  не  сделал. Ровно  сорок  пять  минут куда-то
катался на такси. Куда, не  знаю,  потому как догнать не  на чем было. Номер
такси записал, завтра найду шофера  и  узнаю. Короче говоря, у меня сведения
не густые, а вот у Степана Степановича поинтересней...
     -- Какие? -- оживился Антон.
     Стуков отодвинул пустой стакан и закурил сигарету.
     -- Светлана Березова,  Антоша, нам сюрприз преподнесла. Анализ слюны на
конверте,  который  она нашла  у  Костырева,  показал, что заклеивал конверт
мужчина, а графическая  экспертиза  установила -- адрес  написан  измененным
почерком Игоря Владимировича Айрапетова.
     Антон  живо  представил,  как в ресторане  Игорь  бойко  начал  записку
горбившемуся певцу,  потом  зачеркнул написанное  и  изменил  наклон почерка
влево.  С таким  же  наклоном  был  подписан  конверт,  найденный  Светланой
Березовой.  По  необъяснимой  аналогии  вспомнился томик стихов  Петрарки  в
чемодане Костырева, на нем -- рукой Березовой надпись: "Солнышко! Не сердись
на меня".  И вдруг  совершенно в иной окраске представился  случай нападения
хулиганов  на  Березову.  Кто-то  боялся  ее приезда из  райцентра. Березову
поджидали,  вырвали сумочку,  чтобы  знать, что  она  в ней везет.  И  снова
вплетался Айрапетов. Игорь дежурил по "Скорой помощи", машина которой увезла
Березову.
     --  Завтра утром делаю очную ставку  Костырева со  Светланой, -- твердо
сказал Антон. -- Заговорит он, Степан Степанович. Честное слово, заговорит!

19. Счет No 8737 в сберкассе

     Однако  утром совершенно неожиданно Антону пришлось изменить свой план.
В следственном  изоляторе  дежурный перехватил  записку,  которую  Остроумов
пытался  передать  Мохову.   На  измятом   клочке   бумаги  было   написано:
"Здравствуй,  Павлуша. С  приветом к тебе Кудрявый. Да, Павлуша, Богу  стало
угодно, чтобы  по магазинному делу прошел я. Завтра первый  допрос,  а я  не
знаю,  что базарить. Начисто  забыл, как все это мы сделали.  Буду мазать на
себя,  а  ты  с  Кирюхой отмазывай. Часики в  полности-сохранности  пришлось
вернуть. Получилось худо -- шел каяться, а лягавый застукал. Тянуть будем по
второй части  восемьдесят девятой. Там хоть и есть до шести пасок, но Бог не
выдаст -- свинья не съест. Кудрявый не подведет. Ты его знаешь".
     --  Не пойму  цель Остроумова, --  задумчиво сказал Антон.  -- Передать
записку в следственном изоляторе можно только по редкой случайности.
     -- Случайность -- одна из форм  проявления необходимости. Так, кажется,
учит  философия?  Давай  думать,  какая  необходимость  толкнула  Остроумова
рисковать  в  расчете  на случайность, --  отозвался  Степан Степанович.  --
По-моему, причин  может  быть две. Во-первых, Остроумов  хотел  предупредить
соучастников,  что  попался  с  поличным,  и   договориться  с  ними  давать
одинаковые показания.  Во-вторых, фраза  "Шел  каяться", а лягавый застукал"
рассчитана на простака, который, перехватив записку, поверит,  что Остроумов
на самом деле шел с повинной.
     Антон еще раз внимательно прочитал записку и спросил:
     -- Почему он слово "Бог" пишет с заглавной буквы? И почему этому "Богу"
стало  угодно, чтобы по магазинному делу прошел Остроумов? Кто этот  Бог? Не
состоит ли он из крови и плоти?
     --   Возможно   так,  но,  возможно,  и  по  религиозным  соображениям.
Случается, рецидивисты с удовольствием изображают религиозных фанатиков.
     --  Вот  что,  Степан  Степанович...  --  Антон  задумчиво  прошелся по
кабинету. --  Вместо следственного изолятора  съезжу-ка я вначале на обувной
комбинат. Как-никак Остроумов там работал.
     -- А я  поеду искать того таксиста,  с которым Айрапетов  на сорок пять
минут уезжал из аэропорта, -- сказал присутствующий здесь же Слава Голубев.
     Вопреки  ожиданию,  характеристика на Остроумова  по месту  работы была
самая  что  ни  на  есть  хорошая. За  год Остроумов не допустил  ни  одного
нарушения   трудовой   дисциплины,  не  совершил   ни  одного  прогула.   За
перевыполнение  плана  почти каждый месяц получал солидные премии. Здесь же,
на обувном  комбинате, работала его  жена  --  невысокая  худенькая женщина.
Разговаривая с Антоном, она то  и дело поправляла на шее светленькую косынку
и тревожно взглядывала печальными глазами.
     По ее рассказу выходило, что и дома  на протяжении последнего  года  --
сколько они  жили  вместе  --  Остроумов  никаких вывихов  не  допускал, был
примерным семьянином.
     -- Чем он в свободное время занимался? -- спросил Антон.
     -- Больше все на рыбалку мы  вместе ездили,  по ягоды,  по грибы. У нас
мотоцикл с люлькой. Почти каждую субботу и воскресенье дома не сидели.
     -- А где были в прошлую субботу?
     -- Ездили  до станции Кувшинка, это  недалеко от Буготака. Рыбачили  на
Ине. Правда, клев плохой был, но хоть отдохнули.
     -- Когда домой вернулись?
     -- В тот же день засветло.
     -- Ночью Владимир Андреевич никуда не отлучался?
     -- Никуда, -- Остроумова приложила к глазам уголок косынки. --  Сколько
живем  вместе,  первый  раз такое  случилось. Говорят,  отпросился встречать
какого-то брата, а у него нет  братьев. Это, наверное, прежние дружки. Когда
освободился  последний   раз,  его   ведь   чуть  не   убили.  Хорошо,  врач
добросердечный попался. Спас, --  всхлипнула, помолчала  и подняла на Антона
глаза. -- В милицию заявить, что ли? На розыск?
     --  Пока  не  надо,  -- сказал  Антон  и тут  же  спросил: -- Ну,  а  в
воскресенье чем занимались?
     --  Днем  по хозяйству.  Ремонт дому кой-какой  делали. Вечером в  кафе
"Космос" сходили,  поужинали  там, а  заодно  Владимир  врача,  о котором  я
говорила, что спас его, с днем  рождения поздравил.  Тот с большой компанией
там был,
     -- Он приглашал вас?
     --  Нет.  Владимир  от какого-то  парня узнал,  что  врач будет  в кафе
отмечать свой юбилей, ну и предложил мне сходить.
     -- От какого парня?
     --  Не знаю его.  Первый раз видела. Заявился к нам домой в воскресенье
утром.  Говорили  они  недолго,  о чем -- не слышала. Заметила  только,  что
Владимир его грубо выпроводил и сам после этого долго  нервничал. Сейчас вот
думаю,  не  из дружков ли его бывших  кто заявлялся.  Из уголовного  мира не
так-то просто вырваться. А приходивший здорово на уголовника похож.
     -- Попробуйте хотя бы внешность его вспомнить.
     --  Да я его  мельком видела.  Заметила  только, что  невысокого роста,
волосатый. Так сейчас молодые все волосатые.
     -- В кафе тому врачу ничего не дарили?
     -- Владимир большой букет цветов купил, рублей за десять, и шампанского
бутылку. Вот и весь наш подарок.
     -- Может быть, Владимир Андреевич еще что-нибудь дарил?
     Остроумова печально поежилась:
     -- Не знаю. Может, и дарил...
     -- Владимир Андреевич трезвым был?
     -- Не больше полстакана  шампанского  выпил. За здоровье того врача. Он
непьющий, хоть и в тюрьме долго сидел. На работе женщины  шутят:  "Твой и на
сапожника не похож".
     На  комбинате  в  общей  сложности  Антон провел  больше  часа.  Ожидая
трамвая,  строил  различные  предположения,  стараясь   установить  причину,
впутавшую Остроумова в дело. Если жена говорила правду, то непосредственного
участия в  краже  Остроумов принимать не мог. Как же к  нему попали краденые
часы?  Кто приходил к Остроумову домой  в  воскресенье утром? С какой целью?
Чтобы сообщить,  что  Айрапетов  будет  в кафе  отмечать свой  день рождения
или...  Почему  после разговора  с приходившим Остроумов  стал нервничать? И
опять возникал вопрос: кто же это был? Мохов?...
     Трамвая не было  долго. К  остановке медленно  подкатывалось  свободное
такси.  Молодой  чубатый  шофер  присматривался,  не  кончилось  ли  у  кого
терпение.  Антон  встретился  с  ним  взглядом  и в какую-то секунду  принял
решение.
     --  В аэропорт, --  подбежав к  такси,  торопливо сказал  он  шоферу и,
захлопнув за собою дверцу, попросил: -- Только как можно скорее.
     -- На самолет опаздываем? -- участливо поинтересовался шофер.
     -- Хуже, друг. Гони вовсю.
     Таксист  понимающе  кивнул и,  отпустив тормоза,  переключил  скорость.
Машина рывком взяла с места.  Стрелка спидометра  мигом проскочила начальные
деления шкалы и перевалила за "50".  Антон неотрывно смотрел на  часы. Минут
через  десять  попросил еще прибавить  скорость. Стрелка переползла  деление
"60". Вырвавшись  на Красный проспект, машина понеслась отсчитывать  зеленые
огоньки светофоров. Только у одного из  них  пришлось задержаться. Неопытный
любитель,  подставив  зад своего "Запорожца"  чуть не  вплотную к  радиатору
"Волги", прозевал предупредительный свет и никак не мог взять с места.
     -- Козел, какой козел... -- цедил сквозь зубы вошедший в азарт таксист;
вывернув машину, он  объехал "Запорожца" и рванулся вперед,  успев  все-таки
показать любителю кулак и зло крикнуть: -- Трижды козел!
     Выскочив из городской  сутолоки на загородное шоссе, шофер еще прибавил
скорость, и стрелка спидометра теперь уже задрожала за "90". Лихо затормозив
перед  аэропортовским  вокзалом,  он устало  откинулся  к спинке  сиденья  и
спросил:
     -- Успели?
     Антон посмотрел последний раз на часы и отрицательно покрутил головой.
     -- Из-за того  запорожского  козла у  светофора с  минуту  потеряли, --
шофер сердито сплюнул в открытое окно машины.  -- Быстрее гнать нельзя было.
И так на пределе жал.
     Антон  расплатился с таксистом  и  невесело вошел в здание аэровокзала.
Появившееся на  трамвайной остановке предположение не  подтвердилось -- даже
гоня такси на пределе, Айрапетов за сорок пять минут  не мог успеть съездить
из  аэропорта до  обувного  комбината, чтобы  встретиться  с  Остроумовым  и
вернуться обратно. На это  ему  потребовалось бы, в лучшем случае, не меньше
полутора часов.
     Вокзал был полон пассажиров. Динамики, перекликаясь металлическим эхом,
то  и дело  неразборчиво и  хрипло выкрикивали номера  рейсов  отлетающих  и
прилетающих  самолетов. На взлетном поле гудели турбины. Сновали носильщики.
Задумчиво  Антон прошелся по залу.  На  глаза  попалась вывеска "Сберкасса".
Постояв перед  нею, он решительно  вошел в кабинет управляющего и, предъявив
удостоверение, объяснил суть дела.
     -- О  том,  что  тайна  вкладов охраняется  законом, вы, как  сотрудник
уголовного розыска, безусловно, знаете? -- осторожно спросил управляющий.
     -- Безусловно, знаю, -- подтвердил Антон.
     -- В таком случае придется подождать одну-единственную минуту.
     Оставив  дверь открытой,  управляющий вышел из кабинета  и зашептался с
женщиной,  сидящей  за  стеклянной  перегородкой  с  табличкой  "Контролер".
Женщина,  кивнув  головой,  полистала картотеку и одну  из  карточек  подала
управляющему. Тот  внимательно  ее разглядел, возбужденно вернулся к Антону,
закрыл за собою дверь и заговорил почти шепотом:
     --  Смею  заметить,  Айрапетова  Игоря   Владимировича  в  числе  наших
вкладчиков нет, а Владимир Андреевич Остроумов вчера сделал первый вклад, --
управляющий показал в карточку  пальцем. --  Обратите внимание -- счет номер
восемьдесят семь тридцать семь. Вклад составляет пять тысяч рублей --  сумма
немалая.
     Сюрприз, как сказал  бы  Степан  Степанович, был  налицо. Но еще  более
интересное приготовил Слава Голубев, сравнительно легко отыскавший таксиста,
с  которым  Айрапетов уезжал из аэропорта. В одной из сберкасс  города Игорь
Владимирович снял со своего счета ровно пять тысяч рублей.
     -- Что будем делать? -- спросил Степана Степановича Антон.
     --  Допрашивать  Остроумова, --  ответил  Стуков. Остроумов  явился  на
допрос,  понуро опустив  лысую голову  и  по привычке  держа руки за спиной.
Увидев его,  Голубев  быстро  написал  Антону:  "Этот человек  вчера  был  в
аэропорту после приезда Айрапетова из сберкассы". Антон понимающе кивнул.
     Показания  Остроумов  давал  по  существу,  без  излишних  отступлений.
Чувствовалось, что он приучен на допросах говорить под запись.
     --  Давайте  уточним, --  сказал  Антон и вспомнил, что  точно  так  же
обращается к допрашиваемым подполковник Гладышев. -- Значит, вы утверждаете,
что  сами в магазине не  были, а только показали Мохову магазин  и отключили
сигнализацию. В качестве доли за это взяли от Мохова часы...
     -- Бритовку тоже взял, -- угодливо сказал Остроумов.
     -- Еще одно уточнение. Как вы могли отключить сигнализацию, если сами в
райцентре не были?
     Остроумов вытер вспотевшую лысину, заискивающе улыбнулся:
     -- Вы еще очень  молоды, потому  так легко  поверили моему алиби. Когда
шел на дело, я не собирался приходить в уголовный розыск с повинной. Съездил
на  рыбалочку  с  женой, перед  соседями покрутился.  В таком деле все  надо
предусмотреть. На  след угрозыск  нападет,  а моя хата  с  краю:  "Извините,
дорогие сотруднички милиции, днем культурненько отдыхал, вечером с соседками
семечки лузгал, чаек  допоздна с  соседом швыркал".  Я, гражданин инспектор,
стреляный воробей. Меня куда уж только жареный петух не клевал...
     -- Продолжаете утверждать свое?
     -- Бог не даст  соврать,  --  Остроумов  показал пальцем  в потолок, --
всевышний все видит,  -- и заторопился.  -- Да вы,  гражданин инспектор,  не
сомневайтесь. На суде темнить не буду, повторю слово в слово свои показания.
Пройду  с  ребятками  по  второй  части  восемьдесят  девятой  --  кража  по
предварительному сговору. Там до шести лет,  но, учитывая мое чистосердечное
раскаяние, прокурор попросит года  два, а  судьи  и  того  меньше  присудят.
Обвинительное хоть сей миг готов подписать.
     -- В статье восемьдесят девятой  есть и  третья часть,  -- Антон открыл
"Уголовный кодекс"  и прочитал вслух: -- "Кража, совершенная  особо  опасным
рецидивистом или в  крупных размерах, наказывается  лишением свободы на срок
от шести до  пятнадцати лет  с конфискацией  имущества или без таковой". Как
видите, прокурор может попросить самое малое шесть лет.
     По вискам Остроумова поползли струйки пота.
     -- Зачем так жестоко?... Я ж... Я ж с повинной пришел, часики вернул, а
из тряпок ребятки взяли всего-ничего, кот наплакал.
     -- Мы не  на  базаре,  где  можно  рядиться, -- строго сказал Антон. --
Рецидивист  вы  особо  опасный -- судимостей  у вас  не  перечесть,  убыток,
причиненный  магазину, является крупным. Поэтому следственные органы обязаны
обвинить   вас  по  третьей  части,  и  судьи  могут  вынести  постановление
конфисковать  не  только те пять тысяч рублей,  которые вы вчера положили  в
сберкассу аэровокзала, но и домашнее имущество.
     Хотя допрос Остроумова Антоном был продуман заранее, но такого  эффекта
он не ожидал. Остроумов  буквально  разинул рот, словно ему  мертвой хваткой
сдавили горло, и уткнулся лицом в ладони. Больше минуты он приходил в себя и
еле-еле выдавил поникшим голосом:
     -- Пять тысяч -- мои сбережения.
     -- Не узнаю Кудрявого, --  вмешался Степан Степанович. -- Так по-детски
вы, Остроумов, никогда на прежних допросах не лепетали.
     Плечи Остроумова затряслись, будто он заплакал.
     -- Не надо истерик,  --  стро