Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Черняк Виктор. Выездной! -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -
опускали гроб, как Настурция ревела станционным громкоговорителем, на- туральная скорбь, не фальшивка! - а сейчас со Шпыном древнюю игру за- тевают. эх, закидали землей споро, а поцеловать бабулю решился только внук. Тут, как раз, все ясно: ни Рыжуха, ни божьи одуванчики, что приплелись на генеральную репетицию к погосту не сподобились. Боржом- чику что ль чужую облизывать, или девке из парфюмерии? И прикорнула бабуля сейчас там в ночи под землей и холодно, и вздохнуть тяжко - воздух едва просачивается сквозь жирные комья. А вдруг нет души, как она верила? Тогда что?.. Мордасов налил в чистую кофейную чашку - до десерта не дошло - опорож- нил, заел эклером, с детства любил, любому жору предпочитал, так и по- велось - кругом икра, балыки да колбасы, а ему эклер подавай. И тут запас прочности Мордасова вышел, сорвало дверь, сдерживающую дурное, с петель, схватил Мордасов швабру и принялся колотить по стульям вокруг стола, видя на каждом того, кто только полчаса назад трамбовал обивку теплым задом. Крушил от сердца, не забывая, что ме- бель давно задумал сменить, и выходило облегчение, разметав стулья, глянул по верхам шкафов, где притаились короба картонные из-под аппа- ратуры, смел из все на пол, забрался на стол и сиганул в кучу картона, припомнив, каскадера - сдатчика барахла, уверявшего, что безопаснее всего падать, как раз на картонные коробки. Посреди комнаты на куче картона окунался в ночной покой Мордасов, сон скрутил вмиг при подмоге выпитого, усталости, переживаний, вымел сон все начисто из головы Мордасова, по губам гуляла блаженная улыбка че- ловека, все сделавшего, как надо, и губы шевелились и, если припасть чутким ухом, различились бы слова одни и те же на протяжении всей но- чи: вишь, ба, во с кем живу. вишь, ба, с кем. вишь, с кем. На площади у обезглавленного монумента Шпындро и Настурция ловили так- си. Настурция опасалась задрать голову, чтобы не видеть результатов расправы обозленного Стручка с пионером Гришей. Шпындро, напротив, взирал без страха: вандалы! надо ж и припоминалось милицейское - ак- ция; и правы, разве не акция? Весь опыт Шпындро подсказывал, что по- дозревая козни врагов, никогда не прогадаешь. Всю жизнь провел среди профессиональных опасальщиков. Чего опасаешься, дядя? Не скажет, от- махнется, чур тебя чур! Зато давно усек каждый: опасаться чиновнику к лицу, украшает, опасение за мысль принимается, а мыслящий чиновник - штука редкая, а значит оценят, продвинут, при добротах, при выказанном покорстве и желании делиться, как бог повелел. - Вандалы! - Шпындро притянул Настурцию, поцеловал в ухо, успел разг- лядеть, как редкое слово, возвеличило его в глазах Настурции: не жу- лик, прикинутый в тряпье, а человек вполне образованный, негодующий, видя безобразие, и нашедший единственно верное определение пьяному ве- роломству Стручка. Шпындро уже начал тянуть к станции, туда, где чернели рельсы, бегущие во все стороны, когда с бывшей Алилуйки ныне Ударного труда, пронзил Шпындро - жадность взбурлила пенно, едва не захлебнулся негодованием - насквозь выкатила нелегкая, зеленый огонек. Сколько отсюда набьет? Шпындро по-прежнему сжимал руку Настурции. Таксист подкатил по-ко- шачьи, подвел машину так мягко, почтительно, будто заранее сговорился с Игорем Ивановичем внести лепту в обольщение Настурции. Пришлось вос- пользоваться. Уместились на заднем сиденье, голова Настурции подпрыгивала на плече Шпындро и, чтобы не видеть счетчика, больно цепляющего по глазам набо- ром прыгающих цифр, Шпындро ринулся в пылкость, полагая, что прелюдия предрешенному кофепитию не повредит. Настурция отвечала вяло, Шпындро сообразил: пьяна, измотана и вовсе не настроена на один лад с провожа- тым. По лесу в ночи Шпындро не ездил давно и сейчас в отяжелевшей голове протянутые к шоссе разлапистые ветви елей казались зловещими руками недругов, использующих внезапную госпитализацию Филина, чтобы прегра- дить Шпындро выезд. Привлекательность Настурции померкла, стоило ше- вельнуться страхам за исход предстоящей битвы. Хороша страна назначе- ния - вот что! Выпадает не часто даже ездунам-профессионалам, в такой стране на всю оставшуюся жизнь лоск наведешь, вроде дополируешь шеро- ховатости, а там доживай, конечно, не без старческих невзгод - их даже для выездных никто отменить не в силах - но хоть не лязгая зубами от нищеты, не боясь сунуться на рынок с объемистой сумкой. Добрались до Притыки в половине первого. Шпындро заплатил, вылез из машины, нежно поддерживая не слишком твердо ступающую Настурцию. - Машину не отпускай! - успела выдавить пошатывающаяся женщина. Шпындро похолодел, все тонкости обхождения, все умения ухаживать отле- тели, по-мальчишески взмолился: - А кофе? Настурция отступила на шаг, застыла в свете фонарей, выигрышном - или впрямь хороша на редкость? Шпындро окатило тоской: сорвалось, рухнуло. Когда Настурция начала говорить, Шпындро прозрел, господи, как же кра- сит праведный гнев. - Кофе тебе дочь Рыжухи сварит! Умелая по части кофе, свидетелей тыщи - подтвердят! Шпындро проигрывать не любил - и кто любит? Но умел. Канючить не стал. Вяло махнул таксисту, да поздно, машина исчезла за ближайшим поворо- том. Настурция юркнула в подъезд. Пусто, уныло. Шпындро зашагал по те- ряющимся в темноте улицам, проклиная Мордасова, Притыку, умершую баб- ку, недужного Филина, всю эту шатию-братию. Что наплести жене, заявив- шись среди ночи? Не хотел волновать ее?.. Не поверит. Можно и не оп- равдываться, молча бухнуться в постель и все, но накалять страсти сей- час в решающие дни, никак некстати. Час Шпындро ловил машину, полчаса колесил, вошел в дом около трех но- чи. Снял ботинки, в носках прокрался на кухню, не включая свет выпил бутылку боржома из холодильника, лакал из горлышка, направился в туа- лет; перемещаясь тихо, как тень, радуясь сноровке и беззвучию в квар- тире, может удастся соврать, что вернулся чуть позже одиннадцати. Раз- делся в гостиной, повесив одежду на спинку кресла, погладил матово мерцающего в ночи фарфорового пастушка, направился в спальню и только в кровати обнаружил - дома никого. Шпындро включил ночник: половина жены пуста, на пуфе ночная рубашка, на тумбочке крем. Шпындро разглядел себя в трюмо - краснодеревная гордость Аркадьевой. Что ж приключилось? Воспользовалась его отлучкой? Не боясь, что позво- нит, проверит или сообразив, что из-за города особенно не раззвонишь- ся? И раньше ее художества замечал, но, чтоб не ночевать. и еще выход- ка Настурции, вызывающе принебрегшей им, давила. Дура! Шпындро подско- чил. Если поеду?.. Поеду, чтоб вам всем. Дурища! Лишила себя. он пе- ребрал флаконы на тумбочке жены, выгреб из ящиков дорогие нераспеча- танные упаковки духов - для себя, для презентов, бог знает для чего. Шпындро холодно перебирал, с кем бы могла загулять жена. Бессмысленно, не угадаешь. И все же Наталью отличало врожденное умение грешить с ог- лядкой, редкая способность балансировать на грани, не срываясь. Шпынд- ро, кутаясь в халат, побрел на кухню. Вдруг что случилось! Не интрижка - черт с ней, а настоящее, непоправи- мое, вдруг Наталья лежит сейчас в синеватом свете ламп, в операцион- ной, над изуродованным телом склонились перебрасывающиеся односложно люди в шапочках и марлевых повязках, скрывающих нижнюю половину лица, плоть Наташи кромсают скальпели, рвут зажимы, терзают крючья?.. Игорь Иванович покрылся испариной, представил себя вдовцом, страшно: пору- шится раз и навсегда заведенный порядок. но и облегчение подмигивало: вдовец. Овдоветь не пагубно, наоборот, все пожалеют, может и одного отправят в забугорье, пусть утешится, а если без новой жены побоятся, тогда поиск, смотрины, компании и вдруг молодая женщина рядом и ни единого косого взгляда в спину. Вдовец! Взятки гладки, кодекс чести - не нарушен. А если выживет калекой, потухшей, вздорной, с выкачанной недугом волей к жизни, повиснет мертвым грузом на шее Шпындро, тогда попробуй уйди, брось, откажись - сгноят! К телефону?! Трезвонить?! Добиваться?! Умолять неведомых людей на дру- гом конце провода?! Шпындро потащился к аппарату. Никогда еще не зво- нил по надобностям, покрывающим кожу мурашками. Наконец пробился: от- ветили ни да, ни нет, пусть перезвонит через час. Шпындро улегся, нак- рылся одеялом с головой, как малолетка, преграждая путь бедам, и затих в тяжком, не приносящем облегчения сне. Проснулся от резей в животе, отодрал голову от подушки, не разлепляя глаз, на ощупь воткнулся в тапки, ссутулившийся, с мешками под глазами выбрался в коридор, в коридоре ходики на цепях - ампир, из дворца в Клагенфурте, находка Крупнякова - отбили половину седьмого утра, когда отворилась входная дверь. С ночи Шпындро от огорчения и перебора запа- мятовал обязательное - набросить цепочку. Аркадьева открыла дверь сво- ими ключами и сейчас супруги смотрели друг другу в глаза. - Привет,- Аркадьева смотрелась смертельно уставшей и старой. - Привет,- Шпындро поежился, резь в животе отпустила, облегчение укре- пило решимость. Лаяться не стану, приказал себе Шпындро, не испытав и крошечного укола ревности. В то утро на работе Шпындро все судачили, что у Филина обширный ин- фаркт и скорее всего начальника отправят на пенсию. После полудня про- яснилась таинственность поведения Кругова. Коллега Шпындро не выдер- жал, треснул. Кругов развелся и как претендент на выезд не котировался и в малой степени, теперь не один год отмываться. Вот отчего Кругов поражал спокойствием, обреченность примирила конкурента с неизбежным поражением. В тот же день к вечеру Шпындро посекретничал в кадрах: вы- яснилось, кроме него и посылать некого, выходило, Филин знал с самого начала, что выезд Шпындро неизбежен и тянул резину по привычке повеле- вать, чтоб подчиненный, не дай бог, не решил, будто так просто все - взял да поехал безо всякой благодарности. Шпындро не гневался, Филин разыгрывал свою партию, как по нотам, никто другой не повел бы себя иначе в их кругах. В среду у ларька "Мороженое" Шпындро отоварился причитающимся даром фирмача и, когда отвозил тяжелую упаковку домой, мелькнуло, что именно этот вечер он уготовил для свидания с Настурцией. теперь ее отвержение ухажера значения не имело. Теперь он ехал! Более ничего не интересовало. Он ехал и ехал вскоре. С женой события недавней ночи не обсуждались. Шпындро уже успел предупредить Наталью, что надо собираться и сборы эти делали ненужными любые перепалки и выяснения: каждый знал, что привалил самый крупный выигрыш, остальное - мелочи, забудется, переме- лется, выветрится из памяти бесследно. Составлялось главное и в среду вечером чета выездных уселась за изыс- канный стол со свечами, отметили выигрыш. Шпындро размяк и хотел по-доброму, не поддевая, выспросить с кем же баловалась жена в ту ночь, но поймал себя на обнадеживающем - неинтересно! Он не прикиды- вался, а на самом деле не испытывал ни малейшего искуса, кто да что. Семечки. В преддверии открывающихся возможностей глупо портить себе кровь несущественным. В четверг телефонно объявилась мать, Игорь Иванович укорил себя в сы- новней черствости: за перипетиями последних дней вовсе выветрилось, что мать одна, болеет и только сын может облегчить ее участь. Шпындро после вести о выезде подобрел, неуловимо стал напоминать Круп- някова, хотя уступал купцу антиквариата габаритами, замечалась медли- тельность и свет покоя в глазах, как у человека с твердым, обеспечен- ным будущим, не подвластным козням судьбы. Состоялось основополагающее. В новом качестве Шпындро будто обретал крылья и воспарял над массами, над знакомцами, прикидывающимися, будто искренне рады и сгорающими на поверку от нутряного пламени зависти. Пусть их! И то сказать - обидно! Особенно тем, кто не различал, в чем же Шпындро превосходит других, какие-такие дарования за ним числятся. И зависть жгла тем глубже, чем очевиднее становилось: дарований ника- ких, разве что подторговывает лояльностью. Всегда верен не тем, кто прав, а тем, кто сверху. Торговец лояльностью. Пусть их, напридумывают всякое-разное лишь бы умерить злобу обделенных. Каждый ближнего-удач- ника норовит в грехе обвалять, как в куриных перьях, прикидываясь, будто вытянувшему выигрышный билет отроду писано грешить, а завидующий - святой. А если со стороны взглянуть?.. Окажется, те чисты, кому и не выпало прикоснуться к желанной грязишке, а то б еще почище Шпындро вы- кобенивали. Под вечер сын навестил мать, проведал подарившую жизнь. Жалкая комму- налка с порога обдала стиркой, мебелью-рухлядью, прогорклым кухонным букетом, клопиным мором. Мать с трудом растворила толстенную в филен- ках створку - маленькая, седая, с просвечивающей кожей, в профиль на- поминающая засушенный листок. Провела сына в комнату, усадила: посреди стола на скатерти блюдо с его любимыми пирожками. Мать всегда прощает! Шпындро откусил пирожок, просыпал на пол начинку, виновато улыбнулся. Мать еще не знает, что он выиграл, не знает, что сын - предмет зависти многих, обошел, обскакал, вырвался вперед - не остановишь. На стенах комнаты, на тумбочках, за стеклами книжных шкафов пестрели заморские дары сына, дешевые, безвкусные, надерганные из фонда подар- ков для самых неприхотливых и ничего не решающих, а для матери и вовсе никчемных; штопор с затейливой ручкой, барометр в кожаном чехле, гро- шевый телефон-трубка. Когда дарил, не удержался, расшифровал: на рынке сто рублей! Мать всполошилась, прижала руки к груди - чур меня чур! зачем подношения дорогущие? Зачем напрягать бюджет сыновний, человека семейного в расцвете лет? Шпындро величаво млел: знай наших, щедрость и ему знакома. Мать налила чаю, заварив из восьмиугольной опять-таки издалека выве- зенной коробки. - Хорош чаек? - Не утерпел сын. Мать погладила чадо по голове, рука ничего не весила. Жилье матери угнетало Шпындро: не зря жена не жаловала навещать свек- ровь, портилось настроение, неуспех прилипчив, предостерегала Аркадь- ева и муж соглашался, так и есть, кто ж сомневается. Визиты к матери тяготили, сын испытывал облегчение только покинув старый дом в центре города, выскочив из подъезда, откуда мальчиком-толстяком выкатывался годы и годы назад. За поспешной трапезой Шпындро не утерпел, признался, что скоро уедет, что нервы ему трепали изрядно, что выезд всего лишь воздаяние за тяго- ты службы и даже зачем-то - по привычке отпираться - приплел про ми- зерные оклады в их системе; говорил будто оправдывался, будто и сам понимал как чудовищно нелепо соотносятся миры коммуналок и шумных меж- дународных аэропортов. Радовался выезду неприкрыто, мысленно уличал мать в непонимании; трудно давалось осознание разности восприятия жиз- ни им - мужчиной в соку - накануне выезда и ею - на склоне лет, остав- шейся в одиночестве при сварливых соседях. Мать радовалась, глядя на сына, сметающего с блюда, Шпындро в паузах меж беседами уминал пироги, не забывая стряхивать крошки с брюк на пол. Сытность проросла уверенностью, подстегнула желание удалиться, Шпындро поднялся, подошвы ботинок растирали по паркетинам начинку - яичный желток и листики капусты. - Мама, я плохой сын.- хотелось обнять мать, прижать, выкрикнуть: я плохой сын, но я привезу тебе то, и то. смолчал, поняв, что матери в отличие от многих, как раз ничего не нужно и вещецентрическая завер- шенность рушилась, таяла привычная уверенность в необоримой ценности даров, приходило непрощенное прозрение: матери все эти годы нужен был он сам, а не его привозы. Скомканно попрощались, мать, забегая вперед, проводила до площадки, неловко облобызала; Шпындро молол про прелести страны назначения, про открывающиеся горизонты благополучия, про новую страницу и следующую ступень, не чая, как скорее скатиться по лестни- це. Мать отступала к облаку коммунальных запахов, вырывающихся за по- рог квартиры, над седым узлом волос краснели, белели, чернели кнопки разнящихся числом нажатий звонков и Шпындро обостренным слухом, натре- нированным на службе распознавать едва шелестящие шепоты, различил явственно в материнском вздохе: - Они. украли у меня сына. Шпындро опасался рыданий матери, глаза пожилой женщины остались сухи, под грохот запоров массивной двери бывший жилец ринулся вниз. Обезглавленный пионер Гриша понуро мок под дождем. К середине дня при- были милиционеры на мотоцикле с коляской и пытались накинуть на Гришу мешок, полагая, что белый скол гипса с рваными краями особенно травми- рует чутких сограждан. Мордасов из комиссионного взирал на манипуляции стражей порядка. Со станции добровольцы из вечно ошивающихся в припутейных пространствах приволокли приставную лестницу, неловко приткнули к постаменту и сер- жант с серым, пыльным, будто вырубленным из плоти площади лицом, полез вверх. Предполагалось упаковать казненного Стручком пионера в мешок целиком, однако зев мешка оказался узок и вознесенная к небесам Гриши- на рука с горном положительно отказывалась прятаться в распяленную горловину. Милиционеры посовещались, даже ушлотерый Мордасов не предс- тавлял предмет обсуждения. Настурция Робертовна Притыка на глазах сдатчиков мазала ногти лаком, растопыривала пальцы, дула на яркую малиновую поверхность, вытягивая губы в трубочку. На пороге ресторана возник Боржомчик, припал к обмотанной тряпицей ручке входной двери и с выражением непроницаемости и отстраненным, на- поминающим миг подачи счета клиентуры, изучал попытки милиции упрятать Гришу в мешок. Приставная лестница гуляла под тяжестью раскормленного милиционера, мешок проглатывал шею пионера, ложился жирными складками на плечи, а дальше не спускался - рука с горном портила замысел. Мордасов заметил, как милиционер боязливо тронул руку с горном, будто проверяя, накрепко ли та сшита с телом, нельзя ли отломить ее и тогда скрыть останки монумента в мешке целиком. По качанию головы милиционе- ра, по зло поджатым губам Мордасов сделал вывод, что руку так запросто не отломить, а добивать Гришу средь бела дня на глазах честного народа никто не рискнет. Наконец, представители власти успокоились, накрыв шею и плечи злос- частного предводителя из страны счастливого детства. Бравое тело с мешком вместо головы продолжало трубить, напоминая закутанного с голо- вой в капюшон средневекового монаха или палача при исполнении. На меш- ковине обляпанной масляным суриком читалось КООП, но по странным при- чудам случая первая буква и последняя стерлись от времени и краснели только две буквы О, напоминая два нуля туалетных обителей. Мордасов сквозь стекло встретился взглядом со Стручком, крадущимся от галантереи по направлению к квасной бочке Рыжухи с определенным наме- рением залить квасом жар, испепеляющий внутренности, а может и раз- житься у толстенной квасницы глотком самогона: та бутыли не продавала на вынос, а держала под юбкой, давая хлебнуть втихаря, один хлебок це- нился не много не мало рубль. Судя по блеску глаз, Стручок рублишко в загашнике припрятал. Мордасов вернулся к квитанциям. Мотоцикл затарахтел, переваливаясь по-утиному, запрыгал по колдобинам, обдавая пылью торговок зеленью, те чертыхнулись и тут же принялись окунать посеревший товар в банки с во- дой. До перерыва оставалось полчаса. Мордасов гневно воззрился на очередь, сдатчики опустили глаза, привычные к голосу-кнуту выслушали мордасовс- кое: закругляемся, граждане! бланки „к, не на чем писать, подвезут после перерыва. Ложь, обоюдно очевидная, служила верно, спорить с Мор- дасовым, тем более потрясенным горем недавней утраты, никто не риск- нул. Мордасов в гневе мог огулять таким матом, чт

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору