то  погружая себя в гипнотический сон или сообщая способности ясно-
видения и тихо, как заклинание, произнесла:

- Кто же за тобой стоит, Ребров?

Ребров погладил ухоженную лапку Марь Палны  и  проникновенно,  пытаясь
повторить томные,  бахчисарайские интонации секретарши, пообещал, нео-
жиданно для себя перейдя на ты:

- Будешь себя хорошо вести, непременно расскажу!

Марь Пална на миг споткнулась о фамильярность,  но тут же вошла в игру
и сценическим шепотом наделавшей кучу ошибок Офелии парировала:

- Буду ждать!..- Нажала клавишу селектора и,  будто не женщина, только
что сидевшая перед Ребровым и не голосом,  а потоком скрипучих  фонем,
более приличествующих искусственному синтезатору речи, вопросила:

- К вам Ребров. Можно?..

Последовал кивок, бесстрастностью сделавший бы честь и сфинксу. Ребров
переступил порог кабинета предправления.

- Садись! - не здороваясь, приказал Мастодонт.

Удивительный хамский шик,  панибратство,  доведенное до изящества  что
ли. этакие отцы-уравнители, если не в благах, то в хамстве. мол, у ме-
ня чуть больше, у тебя чуть меньше, но. оба мы хамы и это братство не-
расторжимо и вечно.

- С  чем пришел?  - Совмещая в голосе любовь отца,  радение за державу
монарха и решимость палача, осведомился Мастодонт.

Ребров не знал как начать, попробовал так:

- Это не по службе, это.

- По дружбе,- огрел Мастодонт сам,  и помог,  вмиг прикинув:  а вдруг,
нечаянно, загасил порыв доносительства? - Давай. не тушуйся!

Ребров подбирал слова, желая найти нужную смысловую тональность, вызы-
вающую доверие, рождающую желание помочь.

- Видите ли,  Тихон Степаныч.  случилось так.  поймите меня правильно.
всего лишь тягостный эпизод.

- Господи! - Хмыкнул предправления.- До чего ж образование да интелли-
гентность доводят нормального человека.  Косноязычие! Форменное! Длин-
ноты.  Время теряется прорва.  Меня, было дело, один писатель-пьяница,
тупица редкая,  хоть и герой, поучал за стопарем. в нашей богадельне в
Сочи. любую толковую, складную историю надо начинать с однажды. дальше
само покатится. Давай! Помогаю! Однажды.

До чего чудовищный персонаж,  думал Ребров,  нами управляют  мало  что
лентяи,  неучи, казнокрады. еще и пошляки, но поддержкой воспользовал-
ся:  - . Я сидел в кафе с Чугуновым за день до его отлета в Цюрих. го-
ворили ни о чем.  и вдруг,  уже уходя,  он открылся: "если не увидимся
больше.  если начнут шептать про больное сердце. не верьте!" И ушел. И
вот теперь его нет.

Мастодонт терпеливо изучал Реброва,  в глазах банкирского пахана злоба
сменялась недоумением,  а растерянность желанием понять: грозит ли что
лично предправления,  если считать, что Ребров сказал правду? Или Реб-
рова кто заслал, чтобы раскачать Черкащенко, выбить из седла. Вдруг на
откровенность  потянет.  и выболтает лишнее?  Или Ребров,  по дурости,
заключил с кем пари, будто зачнет морочить голову начальнику, а тот не
сообразит и даже подыграет? Вариантов ребровской миссии, даже при бег-
лом знакомстве,  оказывалось немало.  Мастодонт мог отбрить враз, сре-
зать,  как одуванчик косой,  но.  какой прок? Замкнется ходок, и потом
молотом не вышибешь,  с какой нуждой заглянул к начальнику. на огонек.
Раз пришел,  значит припекло,  ему ли не знать, без повода не только в
кабинет,  на глаза почитают за благо лишний раз не показываться.  Зна-
чит, не стоит спешить, надо, медленно выбирая леску, подтягивать к бе-
регу, чтоб крючок залезал в мякоть глубже и глубже.

- Ишь ты.,- медленно отыграв первый такт  кабинетной  симфонии  Масто-
донт, перешел ко второму,- дела.- и тут же к третьему, важному для ме-
лодии.- Ты сам-то что об этом всем думаешь? - Здесь композитор мог пе-
редохнуть,  перегруппировать инструменты,  а заодно насладиться муками
творчества начинающего творца.

Ребров отогрелся вроде бы человеческим участием слушателя, приободрил-
ся:

- Думаю, что если человек такое говорит, а через день умирает. причем,
именно от сердца. думаю такой человек знает что говорит.

- Знал,- не без участия поправил Мастодонт.- Если  бы  его  спросить.-
замолчал,  спохватился, что вступил хоть и осторожно, но раньше време-
ни,  не получив еще в достатке предварительных  соображений  зачинщика
разговора.  Вдруг мелькнуло. все проще простого, как чаще всего случа-
ется в жизни.  ляпнул Чугунов случайно,  ни о чем таком не думая и по-
пал, пришла беда, а тут ломай теперь голову!.. и, не удержавшись, Мас-
тодонт проиграл слушателю последнюю мысль.

- Вдруг все проще простого. в жизни так сплошь и рядом. сказанул чело-
век,  ничего не имея ввиду, так просто. и попал в точку, а тут беда. и
все начинают искать тайный смысл в его словах.  А смысла тайного  нет!
Умер Чугунов. скажи спасибо, в роскошном номере не последнего в Европе
отеля, а не в больнице No.3724/5бис. шампанское, сказывали, пил, смот-
рел  на  красивую мебель,  посуду,  а не пялился в подол замухрыченной
няньки, что судно тащит, расплескивая по сторонам. не на развалюхе ни-
келированной в палате на шестидесятерых почил. я бы сам так желал, ес-
ли б выбор представился.

Ребров выслушал внимательно:  Мастодонт мог и сплести  собственноручно
эту  сеть  для Чугунова,  а мог и не знать ничегошеньки.  а мог сам не
плести,  но быть в курсе и молчать, немо пособничая. Чего я добиваюсь?
Реброва будто подслушал Мастодонт, спросил ласково:

- А ты чего, собственно, хочешь?

- Просто хотел рассказать.  не для чего-то именно. вдруг вам пригодит-
ся, и потом, жалко человека.

- Молодец,  что пришел,- ободрил Мастодонт, ювелирно приучая к доноси-
тельству,  и, как опытный дрессировщик, тут же извлек из рукава "кусок
сахара".- Надо послать тебя на выезд. язык у тебя есть. анкета, вроде,
подходящая.  говорят,- усмехнулся,- правдолюбством увлекаешься, но это
проходит к зрелым годам, как тяга к танцам или.- подумал,- к пению под
гитару. Иди! Мне работать надо. Машку!..- Осекся,- Марь Палну пришли!



В офисе совбанка Пашка Цулко приблизился к аккуратной девушке у компь-
ютера, постоял, любуясь буковками, бегущими по зеленоватому экрану мо-
нитора, похвалил белозубо:

- Гут!

Швейцарка улыбнулась.

Пашка завалился в кабинет Холина, без спроса взял бутылку, налил себе,
спросил:

- Будешь?

Холин кивнул, в последнее время он кивал все чаще, и Цулко, как каждый
крепко пьющий,  вольно или невольно стремился сбить трезвенника с пути
истинного и тем показать себе, что собственный порок вовсе не порок, а
так. человеческая слабость. Мужчины выпили.

- Что он тебе сказал?

- Чтоб через три дня дал ответ.- Холин машинально возил стакан, разма-
зывая влажную тропку по столу.

- Значит,  сорок процентов на двоих? - Цулко похоже прикидывал, во что
же выльется такая цифра. Холин кивнул. Пашка деловито уточнял.- Сколь-
ко ж из этих сорока тебе, сколько мне?

- Мне тридцать Мадзони сразу предложил, я про тебя ввернул, он накинул
еще десять.

- Выходит ты в три раза дороже, чем я, ценишься? - не утерпел Пашка.

- Ладно, наливай,- проявил неожиданное влаголюбие Холин,- мне двадцать
пять, тебе пятнадцать и. забудем.

Пашка удовлетворился,  понял, что возвернул себе законные пять процен-
тов и вдруг припечатал:

- И все это ты предлагаешь мне? - Пашка решил раскрыться.- Офицеру бе-
зопасности?!

- Ты что, тронулся! - Вскипел Холин.

- Я-то нет. а вот вы, бывший товарищ Холин.

- Ты. человека убил,- выдохнул Холин.

- Вот ты-то свихнулся точно! - Расхохотался Пашка.- Наложил полны шта-
ны?  Шучу! Шучу я! Безопасностью сыт не будешь, бабки во! - чиркнул по
глотке,- нужны! Но ты хорош! Человека убил? Ты что, тюха-матюха, како-
го человека? Пью вроде я, а мозги вышибает у тебя. Вроде мы, как сиам-
ские близнецы,  я врежу стакан,  а у тебя в башке мутнеет? Да! - Вдруг
спохватился Пашка.- Итальяшка дал тебе на раздумья три дня, а уж неде-
ля прошла. Накличешь беду, алерки ребята зубастые, особенно, что каса-
ется дензнаков.

- Потерпит,-  сквалыжно прогнусавил Холин и сам поразился своему голо-
су.



В офисе Мадзони заклеил конверт,  протянул одному из двух  молчаливых,
худощавых молодых людей сжимающих мотоциклетные шлемы. Мадзони посмот-
рел в окно и выругался:

- Sungue della maruzza1.

Оба молодых человека не шелохнулись.  Мадзони сделал знак рукой. Юноши
сбежали  по  лестнице,  оседлали  два мотоцикла и с ревом выскочили на
улицу, мотоциклы неслись, мелькая меж машин. Один серебряный "Судзуки"
чуть вырвался вперед, взял вправо, мотоциклист в шлеме швырнул конверт
на ступени, ведущие в полицию. Шантажистов никто не видел. Через мину-
ту из здания полиции вышел человек в штатском,  по виду детектив,  по-
добрал конверт, повертел, будто принюхиваясь и прикидывая, не взорвет-
ся ли и. вернулся в здание полиции.



В комнате,  заставленной  ящиками с картотекой,  инспектор вскрыл кон-
верт,  прочел и передал другому офицеру. Вошел блондин с багровой шеей
и свекольными брылами. Инспектор, размахивая письмом, доложил "любите-
лю пива":

- Новые обстоятельства. тот русский в отеле. сердечный приступ.

"Любитель пива" проворчал:

- Неужели доследование,- кивнул офицеру в форме.- Обоих сюда! Холин. и
второго, последних кто был в номере.

Мадзони поднял трубку, набрал номер:

- Сеньор   Холин!   Прошла  уже  неделя.  Что  случилось?..-  Повторил
по-итальянски.- Сhе соsа? Ничего, вас вскоре вызовут. Куда? Секрет. Вы
медленно соображаете, сеньор Холин! - Трубка брякнулась на рычаг. Бан-
кир Мадзони откупорил бутылку портера, сделал два смачных глотка и за-
пел: que sera sera1. Итальянский банкир пребывал в добром расположении
духа.



Холин и Цулко,  бледные,  замерли перед столом инспектора  швейцарской
полиции.  Стрелки  на часах показали четырнадцать,  затем шестнадцать,
без пяти шесть оба поднялись. Инспектор проводил подозреваемых до две-
рей, учтиво пояснил:

- Все. если понадобится, мы вас снова вызовем. наша точка зрения оста-
ется неизменной - смерть от сердечного приступа. неизменной. пока.

Холин и Цулко долго сидели в неосвещенном салоне. Наконец Пашка "трес-
нул":

- Я говорил. с итальяшками надо держать ухо востро. Как подставил! Это
цветочки! - Пашка не знал о кассете, изобличающей Холина.

Эдгар Николаевич и заместитель заехали в первый же отель, позвонить из
бара. Холин, прикрыл трубку рукой, зашептал:

- Сеньор Мадзони, мы согласны. что же вы?..

Трубка пророкотала:

- Если помните, у меня еще кассета в запасе, насчет полиции не волнуй-
тесь. мои люди охладят их пыл. Заезжайте вечером, обговорим детали.



Мадзони встречал Холина восторженно,  как  лучшего  друга.  Усадил  за
стол, преподнес золотую зажигалку в матовом кожаном футляре и духи же-
не.

- Отлично! - Сыпал Мадзони.- Отлично! Подставную фирму я уже зарегист-
рировал,  причем,  денег моего банка там ни франка. выручили друзья. я
финансирую их проекты.  они мои.  перекрестное опыление! Такие деньги,
сеньор Холин, а вы невеселы.

Холин, играя, щелкал зажигалкой, язычок пламени то вспыхивал, то исче-
зал,  Холин смотрел на огонь с ритуальным обожанием,  будто надеясь  в
огне найти решение проблем.

- Che cosa?2 - Сеньор Мадзони молитвенно сложил руки,  вживаясь в роль
исповедника и благодетеля одновременно.

- У меня проблемы с женой,- Холин тронул пальцем язычок пламени.-  Она
знает. что произошло в отеле "Грин гном".

- О!  -  Мадзони упер лодочкой сложенные руки в подбородок.- Ваша жена
красива?

Холин кивнул: какой муж признается в обратном?

Мадзони также привык верить фактам:

- У вас есть?..- банкир не успел договорить, как Холин разломил бумаж-
ник и протянул фотографию.

- Белла  сеньора!  - Мадзони цокнул языком.- Можно взять?  - И упрятал
фото во внутренний карман.

В комнату вошли двое с  мотоциклетными  шлемами.  Мадзони  затараторил
по-итальянски,  похлопывая  парней по плечам,  протянул красивому тща-
тельно перевязанный толстый пакет,  стал подталкивать парней к дверям,
замер,  будто,  что вспомнил. и передал фотографию красавцу с открытым
лицом,  сказав несколько слов.  Красавец мрачно  взглянул  на  Холина,
мрачно улыбнулся, упрятал фото за пазуху и вышел в сопровождении тако-
го же молчаливого друга.

- Brigandi! - По отечески восхитился Мадзони. Взгляды банкира и Холина
одновременно скрестились на духах - подарке жене Эдгара Николаевича.

- О!  Pazzo1.  Подарок, похоже, некстати.- Коснулся красивой коробки.-
Между прочим,  чертовски дорогие.  отменный запах. Жан Пату. Передайте
жене вашего заместителя.



Черная "Волга" с красной мигалкой неслась по Садовому кольцу, съехав с
Крымского моста, повернула направо на Кропоткинскую и нырнула в первый
переулок налево, будто пассажиры "Волги" решили отобедать у Федорова в
знаменитом ресторане "Кропоткинская,  36". К ресторану примыкало заве-
дение  куда  менее веселое - или напротив,  сверх веселое?  - институт
Сербского.

Седой вышел из машины, осмотрел облицованное белосерым мрамором здание
и нырнул в подъезд.

Генерал-полковник Лавров  сидел на койке в казенном одеянии и выглядел
жалким, на подбородке и щеках торчала черная щетина с белыми островка-
ми.  Глаза  генерала блуждали,  будто неумелый кукловод дергал глазные
яблоки изнутри.

Седой вошел в палату в сопровождении врача, жестом отпустил человека в
белом халате, психиатр, уходя, застыл на пороге и успел крикнуть:

- Мы ведем себя хорошо. мы образцово себя ведем!

Седой увидел,  как от лекаревского нестерпимо унизительного "мы", Лав-
ров дернулся, как от удара кнутом. Два раза прозвучало "мы", и два ра-
за судорога искажала лицо генерала.

Седой застыл посреди палаты. Генерал вскочил с койки, как ученик из-за
парты при появлении директора школы.

- Садитесь, генерал.

Лавров покорно опустился.

Седой придвинул стул ближе к кровати,  удобно обосновался в позе роде-
новского мыслителя:

- Как дела, генерал?

- Хорошо,-  Лавров  с трудом разлеплял губы и изгонял подавленность из
глаз.

- Вас малость подкололи? - Седой сменил кулак, подпирающий подбородок.

Генерал кивнул.

- Вы ошиблись тогда, генерал,- сказал Седой то, ради чего пришел.

- Я ошибся тогда,- с покорностью заводной игрушки повторил генерал.

- Крепко ошиблись,- добил Седой.

- Крепко ошибся,- согласился генерал.

- Но мы тоже люди, генерал.- Искренне, сам веря в происходящее, заклю-
чил Седой.  Генерал кивнул, короткие рукава дурацкой куртки дернулись.
Седой посмотрел на убогие тапочки генерала и отвел глаза.

- Скажем,  у вас был нервный срыв. небольшой. и вернем на прежнее мес-
то, в прежнем звании.

На глаза генерала навернулись слезы. Седой отвесил безмолвный полупок-
лон и отбыл. По щекам генерала, продираясь сквозь щетину, катились со-
леные капли.



Лена Шестопалова служила в одном из совучреждений в Цюрихе.  Лена вла-
дела немецким и французским,  чуть итальянским, и только ретороманский
числился ее проколом, но и говорило на праязыке в Швейцарии всего нес-
колько тысяч. У Лены имелись: отменная кланово-родственная поддержка в
Москве,  точеная фигура,  волосы а ля расцвет Голливуда и темперамент,
убедиться в наличии коего мог каждый  мужчина  совколонии,  обладающий
данными  для участии в эксперименте.  и допущенный - Лена предпочитала
глупых красавцев умным уродам - к эксперименту.

Холин - очевидно промежуточный типаж - встречался с Леной уже полгода,
с  трудом представляя,  каков его порядковый номер в списке обожателей
мадам-фрау-сеньоры Шестопаловой.

Последнее время Холину досталось,  и сейчас,  сидя в квартире Лены  на
кухне и уплетая обычный радяньский борщ,  Эдгар Николаевич мучился од-
ним:  сможет ли он после передряг последних недель?  И,  если сможет с
трудом и без блеска, не зря ли наворачивает борщ и не усугубит ли борщ
шаткость его амурного положения?

- Я сегодня болею.- С откровенностью, сравнительно недавно шагнувшей к
совковым дамам с запада, предупредила Лена.

У Холина  едва  ложка не выскочила от восторга,  но пробурчал он нечто
вроде:

- Ну, вот. Я так скучал. сплошное невезение.

Вместо объятий,  неосуществимых по техническим причинам и,  видимо,  в
погашение  усилий и средств,  затраченных на борщ,  Лена потребовала у
Холина повозить ее по магазинам.  Холин не знал,  что Цулко следит  за
ним. Пашке запало холинское, полудетское "она меня любит", и Цулко ре-
шил,  что Ольга Холина обязана знать,  что ее любят меньше,  чем любит
она.  Менее всего Пашка желал банальной семейной свары,  Цулко боролся
за себя - а это священная борьба.  Пашка хотел разрыва супругов  Холи-
ных, ожесточения, взаимной ненависти, а после. расправа с женой станет
лишь вопросом времени.

Для разжигания ненависти, Пашка сфотографировал Холина и Шестопалову в
кафе, на верхних этажах магазинов, целующимися у подъездов, выходящими
из машины. отпечатанные фотографии, после ухода Холина на работу, заб-
росил в холинский почтовый ящик.

Фотографии попали жене.

Пашка желал  одного:  скорейшего исчезновения единственного свидетеля;
средства из своего арсенала использовать так часто -  о  Чугунове  еще
говорили - он не мог.  Свой покой, возможность бухать "чекиста за буг-
ром", не омраченность бытия лишней нервотрепкой Цулко оценивал высоко.

Ольга раскладывала фотографии и не верила собственным  глазам:  каждый
знает,  что творится кругом,  но каждый умеет подобрать к себе ключик,
чтобы увериться - меня чаша сия минует.  И когда неминуемое совершает-
ся,  обманутого срывает с тормозов. Сейчас неуправляемость Ольги Холи-
ной становилась очевидной.

Холин вошел в дом,  встретился взглядом с женой и сразу догадался, что
нет такой шкалы, чтобы определить бальность надвигающегося шторма. Ле-
тели тарелки. а может не летели?.. бился фарфор. а может и не бился?..
крушился хрусталь.  а может и не крушился?..  значения не имеет. Фурия
показалась бы жалкой ощипанной птахой в сравнении с обманутой Холиной.
И тогда она решилась на роковой шаг,  со спокойствием, едва не вогнав-
шим в кому, сообщила:

- Я все расскажу. про тебя и про твоего ублюдка-зама!

Худшие опасения Пашки подтверждались,  и способность Цулко к прозрению
будущего в данном случае утешала слабо.  Холин позвонил Мадзони домой,
несмотря на поздний час, выдавил всего лишь:

- Вы обещали.  помочь.- И распрощался. В коридоре скользнул мимо жены,
как мимо бесконечно чужого и очевидно враждебного существа.



На следующий  день Холина вышла из магазина в метрах четырестах от до-
ма,  груженая пакетами с провизией.  Рядом с магазином краснела  лаком
низкая спортивная машина с красивым черноволосым мужчиной за рулем. На
заднем сидении валялся мотоциклетный шлем. Мужчина видел: многочислен-
ные пакеты вот-вот повалятся на землю,  выскочил из машины, переступил
путь женщине и,  улыбаясь неотразимо,  так как умеют улыбаться  только
обольстительные  жиголо под небом теплых городков на Лигурийском побе-
режье предложил:

- Вам помочь? Вот моя машина.

Холина растерялась,  с ней давно не заговаривали мужчины, красивые тем
более, на улице в особенности:

- Я живу. здесь. Вот. всего только несколько десятков метров.

Улыбчивый, с матово гладкой кожей и тугими черными кольцами волос, по-
мощник подхватил большую часть пакетов и зашагал рядом с Холиной. Оль-
га понимала далеко не все из того,  что говорил нежданный паж:  озера.
солнце. альпийские домики на склонах. форель в горных реках. рододенд-
роны в скальных распадках. стрельба из арбалета на лужайках, уложенных
бархатным дерном.  Подошли к дому.  Холина поблагодарила: не хотелось,
чтобы  этот располагающий человек ушел и.  пропал навсегда.  Холина не
знала,  что сказать,  как подержать разговор и.  не уходила:  смущение
женщины, очевидное и ненапускное, придавало ей изящество естества.

Похоже, итальянец предложил отобедать,  и Холина согласилась сразу, не
раздумывая, спросив лишь:

- Днем?..

- Я заеду за вами в двенадцать.

До вечера Холина ощущала странное волнение,  а когда явился муж волне-
ние смен