ли не всюду.
     Только Джозеф-Мария  вернулся  от  Фауны,  в  лавку  вошла  Сюзи...
Конечно, Джозеф-Мария не лучший образчик славного творения Господня,  но
где нужно навскидку оценить женщину -  тут  ему  равных  нет.  Если  его
собственное сердце не затронуто, мнение его окажется верным на  все  сто
процентов... Сюзи разменяла деньги, опустила монету в автомат, нажала на
кнопку "Счастливые",-за этот короткий срок и она, и Джозеф-Мария  успели
переглянуться и оценить друг друга.
     Сюзи: "Хитрый, скользкий, злой. Улыбается,  а  глаза  как  у  змеи.
Будет  что-нибудь  предлагать  -  не  бери;  у  него  во  всем   расчет.
Когда-нибудь сам споткнется о собственную хитрость..."
     Патрон: "Совершенно не годится  для  заведения.  С  характером.  Не
станет соблюдать правила игры. Может забить мяч в свои ворота. Ко всем с
душой. Втюрится в какого-нибудь парня - про все на свете забудет".
     Будь его воля, Патрон не  мешкая  бы  уволил  Сюзи  из  "Медвежьего
стяга". По опыту он знал, что  только  себялюбцы  не  опасны.  Их  легко
приручить: они играют по правилам, все их поступки  можно  вычислить.  А
вот если у человека теплится в душе любовь к ближнему, так и жди от него
неприятных неожиданностей... Да, сглупила Фауна, ничего не скажешь...
     Джозеф-Мария еще раз оценивающе  оглядел  Сюзи  (будто  подержанную
машину  покупал).  Хорошая  фигура.  Красивые  ноги.  Задница,   правда,
маловата, и грудь слишком полная. Дурной знак:  у  хорошей  шлюхи  грудь
обычно плоская. Лицо у Сюзи довольно симпатичное - если она, конечно,  в
настроении. Все чувства сразу проступают на лице;  если  ей  хорошо,  то
лицо светлое... У шлюхи должна быть маска на все  случаи  жизни;  личико
смазливое, но не примечательное - наутро не вспомнить. А  вот  Сюзи  так
легко не забудешь! И что самое в ней плохое - для нее
 середины  не существует: все у нее или "да", или "нет".
 Одним  словом, славный себе сделала Фауна подарочек!
     Какахуэте, племянник Патрона, стирал  пыль  с  полок.  Он  дружески
улыбнулся Сюзи, сверкнул золотым зубом.
     Сюзи  просияла  и  улыбнулась  в  ответ,  улыбнулась   по   своему,
по-особенному. Дрогнули, поползли в стороны полные  губы;  глаза  словно
распахнулись, и что-то теплое и вместе  робкое  проглянуло  оттуда.  Да,
тяжелый случай, еще раз подумал Патрон. Прикрывается она бойкостью, но и
бойкость-то у нее не та, что нужно - не жалкая, не заученная. Отчаянная,
простая душа. Пойдет за парнем, в карман к нему не посмотрит. От  таких,
как  она,  мужчине  больше  неудобств,  чем  удовольствия.  И  чем-то  -
непонятно чем - она здорово напоминает Дока. Нужно еще раз  предупредить
Фауну: с этой девчонкой хлопот не оберешься.  Гнать  ее  в  три  шеи  из
"Медвежьего стяга"! Таково было окончательное, квалифицированное  мнение
Патрона.  (С  врачом  советуются  о  болезнях,  с  Джозефом-Марией  -  о
женщинах; правда, ни тот, ни другой от ошибок не застрахованы.)
     Джозеф-Мария  успел  обдумать  и  вынести  приговор   за   какие-то
мгновения, пока Сюзи распечатывала сигареты и закуривала.
     - Как дела? - спросил Джозеф-Мария.
     -  Нормально,-  сказала  Сюзи.-  Фауна  просила  блокнот.  И   пару
карандашей - мягких.
     Патрон выложил товар на прилавок.
     - За месяцы - шестой блокнот! И что это она все пишет?
     - Гороскопы.
     - Ну и как ты думаешь, есть от них польза?
     - Вряд ли. Зато и вреда нет.
     - Один мой знакомый  на  гороскопах  неплохо  зарабатывал,-  сказал
Патрон.
     - Фауна денег не берет.
     - Знаю.- Только вот почему не берет? Вроде бы женщина неглупая...
     - Да уж не глупее некоторых,- сказала Сюзи.
     Тут вошел Док с двумя пустыми пивными бутылками.
     - Будь добр, со льда еще парочку,- попросил он.
     Сюзи глянула на Дока: интересно, что он такое? - и  тут  же  отвела
глаза, смущенная видом его лохматой бороды: она никогда не  пялилась  на
человека, если у него что-нибудь не так.
     - Отчего ты сам не держишь лед? - спросил Патрон.- Брал бы тогда по
целому ящику пива...
     - Нет уж, держи ты. Так рациональнее,- отвечал Док.
     - Ты знаком с Сюзи? Она новенькая в "Медвежьем стяге".
     - Здравствуйте, рад познакомиться,- сказал Док.
     - Здравствуйте,- произнесла Сюзи, выговаривая все слоги (обычно она
бросала скороговоркой "здрасте").
     Когда Док ушел, Патрон сказал:
     - Видала? Это у нас человек особенный!
     - Чувствуется...
     - Он такие штуки знает, что мы с тобой и не слыхивали!- Как  всякий
житель Консервного Ряда, Патрон бросился защищать Дока.
     - Он что, немного с приветом?
     - Сама ты с приветом.  Просто  он  так  разговаривает  -  не  умеет
по-другому.
     - Чувствуется...- опять сказала Сюзи.
     - Знаешь, чем  он  занимается?  Ловит  медуз  и  головастиков  -  и
продает!
     - Да кому же они нужны?
     - Не волнуйся, на всякий товар покупатель найдется.
     - Ну-ну. А другие почему не додумались медуз продавать?
     - Ты думаешь, все так просто?  Надо  знать,  кого  ловить,  да  как
обрабатывать.
     - А зачем ему эта борода? У меня был знакомый  борец,  тоже  бороду
носил.
     - Не знаю. А борцу зачем борода?
     - Чтоб грознее казаться.
     - Может, и Док тоже?.. Хотя нет, зачем ему грозность напускать... У
нас в армии,- вспомнил вдруг Патрон,- бороду носить не разрешали. Будешь
выделяться - не уживешься в казарме.
     - То-то и оно,- сказала Сюзи.- Я не против, чтоб мужчина выделялся.
Только чтобы не очень.
     -   Женщина   должна   приспосабливаться!-   наставительно   сказал
Патрон.Что-то я совсем с тобой заболтался. Работа стоит.
     - Ты мексиканец? -спросила Сюзи.
     - Американец. Папаша, тот был мексиканец.
     - А разговаривать по-ихнему умеешь?
     - Ну, умею.
     - Вулли ву?
     - Нет, это не по-нашему.
     -  Ладно,  пока,-  сказала  Сюзи.   Дверь   с   жалюзийной   сеткой
захлопнулась за ней.
     "А она ничего,- подумал Патрон.-  Хотя  будь  моя  воля,  я  6м  ее
выставил из "Медвежьего стяга".
     Сюзи прошла пустынной улицей к парадному входу "Медвежьего  стяга",
поднялась на крыльцо. Тут она обернулась, ей почудилось - кто-то на  нее
смотрит. Она не видела, что  Док  наблюдает  за  ней  из  окна  Западной
биологической.


        8. ВЕЛИКАЯ КРОКЕТНАЯ ВОЙНА

     У  залива  на  высоком  взморье  расположились  бок   о   бок   два
города-Монтерей и Пасифик-Гров. Похожего в них только и есть, что  стоят
они в одной местности. Монтерей основали в незапамятные времена чужаки -
индейцы да испанцы. Рос город нечинно, самотеком, дома в нем и те торчат
как попало. Иное дело Пасифик-Гров -  город-убежище  суровых  духомыслов
Моисеевых. Возник он хоть недавно, в 80-е годы прошлого века, зато сразу
отлился в  готовую  форму,  со  всеми  законами,  моральными  нормами  и
обычаями. Один из городских законов  запрещает  сделки,  предметом  коих
служат крепкие напитки. Оттого в аптеках нарасхват тонизирующие средства
на спирту. Другим законом предписывается  опускать  шторы  после  захода
солнца, а раньше не полагается. Не дозволяется гонять на велосипедах.  В
запрете воскресные походы на пляж и  лодочные  катанья.  Есть  еще  одно
преступление:  для  него  не  существует  статьи,  но   почитается   оно
серьезным,- это буйные пирушки. Надо, впрочем, признать, что большинство
законов  блюдется  теперь  не  столь  усердно.   Прежней   стены   между
городом-убежищем и миром нет.
     Раз за свою историю Пасифик-Грову случилось попасть  в  беду,  беду
нешуточную.  События  таковы.  Среди  первого  населения  города-убежища
оказалось немало стариков. Бежать им было не от кого и  не  от  чего,  а
просто вот захотелось поселиться на старости лет именно  здесь.  Старики
были ворчуны, от  безделья  совали  всюду  нос  и  скоро  порядком  всем
надоели. Чтоб занять их,  городской  филантроп  по  имени  Диме  подарил
городу две площадки для игры в рок.
     Рок -  сложный  вид  крокета.  Воротца  в  нем  узкие,  молотки  на
укороченной ручке; а играют из-за боковых линий, на манер бильярда. Игра
весьма трудна и, как говорят, воспитывает бойцовские качества характера.
     Малый спорт, подобно большому, немыслим без соперничества и наград.
Каждый год в Пасифик-Грове разыгрывался кубок. Казалось бы, какие  могут
быть особенные страсти  вокруг  крокета?  К  тому  же  если  большинству
игроков перевалило за семьдесят... Ан нет!
     В городе были две команды. Спортивный костюм  стариков  состоял  из
ермолки и полосатой куртки, цвет которых в одной команде  голубой,  а  в
другой зеленый. Так они и назывались: голубые и зеленые.
     За каких-нибудь два года  жизнь  в  городе  совершенно  исказилась.
Началось все с того, что соперники, упражнявшиеся бок о  бок,  перестали
друг  с  другом  разговаривать.  Их  неприязни   последовали   домашние:
домочадцы голубых не водились отныне с домочадцами зеленых.  Но  семьями
игроков дело не ограничилось, очень скоро весь  город  являл  собой  два
враждебных лагеря. И вот  уже  мамаши  зеленых  барышень  изо  всех  сил
старались отвадить голубых женихов;  тем  же  отвечали  голубые.  Спустя
немного времени, вражда проникла и в область политики: голубому  во  сне
бы не приснилось проголосовать за зеленого. Потом и церковь раскололась:
во время службы голубые и зеленые сидели по разные стороны  от  прохода;
собирались даже строить две отдельные церкви.
     Понятно, что пуще всего вражда разгоралась в пору кубковых  матчей.
Для стычки было довольно косого взгляда. Тон задавали  сами  престарелые
спортсмены. Случалось,  после  игры  двое  восьмидесятилетних  старичков
углублялись в лес и дрались там  смертно...  Изобрели  даже  специальные
тайные языки, чтобы враг не понимал разговоров...
     Такой жгучей была эта распря, что забеспокоились  окружные  власти.
Еще бы. Одному голубому спалили  дом.  Вскоре  в  лесу  нашли  зеленого,
насмерть забитого крокетными молотками. Молоток для игры в рок  невелик,
да увесист - оружие хоть куда. Старики привешивали  молотки  на  кожаном
ремешке к запястью, как боевые топоры, и нигде с ними  не  расставались.
Враги обвиняли друг друга во  всевозможных  преступлениях,  включая  те,
которые им были не под силу по причине преклонных лет. Голубые перестали
ходить в магазины зеленых. Город сделался не город, а черт знает что!
     Общий благодетель, мистер Диме, был славный  старикан.  Прежде,  до
Пасифик-Грова, он покуривал опиум. Оттого весь век был здоров, покоен  и
на старости лет не знал туберкулезов и давлений. Благотворитель, он  был
еще и философ. Увидев, что сотворилось  в  городе  по  его  милости,  он
опечалился,  а  позже  устрашился.  "Теперь  я  понимаю,  что  чувствует
Бог",говорил он друзьям.
     Близилось тридцатое июля, начало очередного кубка.  Обстановка  так
накалилась, что  горожане  ходили  с  револьверами.  Голубая  и  зеленая
ребятня затевала между собой жестокие драки. Раз уж чувствуешь  то,  что
чувствует Бог, рассудил мистер Диме, то и поступать надо под стать Богу.
Слишком много в городе насилия.
     В ночь на тридцатое июля мистер Диме  нанял  бульдозер.  Наутро  на
месте крокетных площадок зияла огромная ямища с неровными краями. Будь у
Димса времени побольше,  он  завершил  бы  дело  потопом  -  устроил  бы
озеро...
     Димсу пришлось бежать из города. Хорошо, что он не попался  в  руки
сограждан,-а то бы его непременно обмазали дегтем и  вываляли  в  птичьх
перьях. Он укрылся от  их  гнева  в  Монтерее:  зажил  там  преспокойно,
покуривая свой опиум...
     Из года в  год  тридцатого  июля  жители  Пасифик-Грова  устраивают
символическое сожжение мистера Димса. Это настоящее праздничное действо.
Снаряжают похожее чучело и долго носят его по улицам, а потом вешают  на
сосне. И, наконец, сжигают; люди шествуют под ним с факелами;  и  каждый
год бедный мистер Диме уходит в дым-с...
     "Сказки!"-скажете вы. Сказка-ложь, да в ней намек...


        9. ДУРАКОМ РОДИЛСЯ...
                          ПРЕЗИДЕНТОМ ПОМРЕШЬ

     Поверхностному наблюдателю могло  показаться,  что  Консервный  Ряд
состоит из обособленных мирков, существующих независимо друг  от  друга.
Кафе "Ла Ида", лавка Джозефа-Марии  (все  еще  известная  как  лавка  Ли
Чонга), "Медвежий стяг", Королевская  ночлежка,  Западная  биологическая
лаборатория,- казалось бы, какая между ними  связь?  На  самом  деле  их
связывает множество незримых уз,- тронь одного - ополчатся все. И если у
кого-то горе, то слезы льются тоже у всех...
     Самым уважаемым, самым любимым человеком в Консервном Ряду был Док.
Он умел врачевать не только телесные, но и душевные раны. Ради друзей он
готов  был  поступиться  своей  порядочностью   и   нередко   оказывался
пособником мелких правонарушений. Наконец, он всегда позволял выманить у
себя доллар-другой. Стоит ли удивляться, что докову беду все  восприняли
как свою собственную?
     Что это была за беда, Док и сам не ведал. Он лишь  чувствовал,  что
глубоко несчастлив. Выстроив в  ряд  карандаши,  часами  просиживал  над
желтым блокнотом. В иные дни писал -  и  зачеркивал,  и  опять  писал  -
стремительно наполнялась мусорная корзинка; в другие дни не  мог  выжать
из себя ни строчки. Подходил к аквариуму, смотрел в прозрачную  воду.  И
снова напускались на него голоса. "Пиши  -  яростно  приказывал  верхний
голос; "Ищи!"громко пел средний; а нижний жалобно вздыхал:  "Одинок  ты1
Одинок!" Док не хотел сдаваться без борьбы: воскресил все старые  ^муры;
купался в волнах музыки; читал  "Страдания  молодого  Вертера",  но  все
напрасно - голоса  не  смолкали.  Желтые  страницы,  окликавшие  взгляд,
сделались  алыми  недругами...  Один  за  другим  умирали  в   аквариуме
осьминоги... Все трудней становилось  обманывать  себя  отговоркой,  что
нет-де хорошего  микроскопа  Когда  скончался  последний  осьминог,  Док
ухватился за новую отговорку. "Понимаете,- объяснил  он  друзьям,  я  не
могу работать без подопытных организмов. А где их взять раньше  весенних
приливов?  Вот  будет  с  чем  работать,  да  новый  микроскоп  -  тогда
монография сразу сдвинется с места..."
     Друзья чуяли его  боль,  проникались  ею.  Друзья  понимали:  скоро
настанет время, когда нужно будет что-то предпринять.
     И вот в Королевской ночлежке случилось маленькое собрание -  именно
случилось, потому что никто его не созывал и не говорил речей.
     Посреди комнаты необъятно восседала Могучая  Ида.  "Медвежий  стяг"
представляли Агнесса, Мейбл и Бекки. Присутствовали все ребята во  главе
с Маком... Разговор - как всякий серьезный разговор - повелся издалека.
     - Вчера,- сообщил Элен,- Ида вышвырнула пьяного из кафе.  Растянула
себе плечо.
     - Да, старость не радость,- мрачно отозвалась Ида.
     - Он на нее первый напал. Зато потом летел - через тротуар прямо на
мостовую. Вот бы устроить чемпионат по самообороне.  Наша  Ида  всех  бы
победила!
     - До сих пор плечо болит,- пожаловалась Ида.
     Друзья пока что избегали главного.
     - Как там Фауна поживает? - спросил Мак.
     - Хорошо,- ответила Агнесса.- Чудит помаленьку.
     - Да уж, чудить она любит,- подтвердила Бекки, осторожно  счищавшая
лак с ногтей.- Учит нас столовому этикету. Вынет сорок разных  вилок,  и
давай спрашивать, для чего они нужны...
     - Как для чего? Для еды! - сказал Элен.
     - Эх ты, невежда,- сказала Бекки.- Тебе что  десертная  вилка,  что
навозные вилы...
     - А предохранительная вилка, знаешь для чего? - воинственно спросил
Элен.
     - Для чего?
     - Дерни, тогда узнаешь! Тоже мне, умная нашлась...
     - У Дока все по-старому?- спросила Могучая Ида.
     - Ага,- вздохнул Мак.- Был я вчера у него... Давайте подумаем,  как
ему помочь.
     Все задумались... Да, трудно Доку- трудно и верным его друзьям. Еще
бы, пошатнулся их кумир. Прежде все удавалось Доку легко - не оттого ли,
что не замахивался он ни на  что  большое?  И  хотя  по-прежнему  сильна
любовь друзей, примешивается к ней легкое презрение.  Великим  слабостей
не прощают! Люди, боготворившие Дока, возвысились в собственных  глазах,
потому что бог оказался обычным человеком...
     - С какой стороны подступиться, ума не приложу, сказал Мак.
     -  А  пускай  Фауна  ему  по  звездам  погадает,-  предложил  вдруг
Элен.Сейчас она мне гадает.
     - Тебе?- удивился Мак.- Как же можно гадать человеку, для  которого
не существует будущего?
     - Почему это - не существует? - обиделся Элен. Нет, правда, давайте
Фауну позовем на подмогу.
     - Давайте,- сказал  Мак,  слегка  оживившись.-  Это  хоть  какая-то
надежда. Эдди, раскопай-ка бочонок  из  военных  запасов.  А  ты,  Элен,
позови Фауну к нашему столу. И пускай захватит свою астрологию...
     - Может, она мне уже погадала...- сказал Элен.
     Фауна, к немалому своему огорчению, сама  не  слишком  верила,  что
звездам есть до нас дело; однако утешалась тем, что в это верят  другие.
Астрология давала ей отличную возможность подсказывать людям, как  жить,
а уж как кому жить - лучше Фауны не знал никто.
     Впрочем, иногда Фауне - несмотря на скрытый  скептицизм-становилось
не по себе от какого-нибудь гороскопа. Гороскоп Элена поверг ее в ужас и
изумление. Может, лучше сжечь эти бумажки и никому не рассказывать?
     Фауна с Эленом проследовала в Ночлежку. Мак налил Фауне из  бочонка
- гостья выпила залпом, не выходя из задумчивости...
     - Ну как, ты мне погадала? - с волнением спросил Элен.
     Фауна взглянула на него скорбно;
     - Лучше не спрашивай...
     - Почему? Там что-нибудь плохое?
     - Не то слово.
     - Ладно, говори, я ничего не боюсь.
     -  Я  уж  и  так,  и  этак  проверяла...-Фауна  вздохнула.-Ты  день
рождения, случайно, не перепутал?
     - Нет, не перепутал.
     - Тогда никакой ошибки.-  Фауна  устало  оглядел  собравшихся.-  По
звездам выходит, что Элен станет президентом Соединенных Штатов.
     Наступило потрясенное молчание. , - Не верю! - сказал наконец Мак.
     - Не хочу быть президентом!- молвил Элен со всей искренностью.
     - Хоти не  хоти,  а  звездам  виднее,-  сказала  Фауна.  Поедешь  в
Вашингтон.
     - Не хочу, я там никого не знаю!
     - Давайте тогда и мы куда-нибудь  поедем,-  предложил  Уайти  II.-Я
знаю островки в Тихом океане - заглядение. Может, туда и махнем? Кстати,
это подмандатная территория Штатов! Слышь, Элен, твои острова-то!
     - Не надо мне никаких островов!
     - Может, лучше его убить? - спросил Мак.
     - Нельзя,- сказала Фауна.- В гороскопе этого нет.  Он  проживет  до
семидесяти восьми лет и помрет от тухлой устрицы.
     - Не люблю устриц!
     - Ничего, в Вашингтоне полюбишь.
     - А может, это все-таки ошибка? -спросил Мак.
     - Если бы. Знаешь, сколько раз я  проверяла!  Нет,  ничего  тут  не
попишешь, быть Элену президентом.
     - А может, оно и ничего? -раздался одинокий голос  Эдди.-  Мы  ведь
еще и не таких президентов видели...
     - А нельзя мне пойти отказаться? - Элен был  в  отчаянии.-  Нельзя?
Тогда я спрячусь!
     - Бесполезно,- мрачно покачала головой Фауна. Хочешь, проверим  еще
раз, но надежды никакой. Сколько у тебя на ногах пальцев? Ведь девять?
     - Не знаю.
     - Посчитай!
     Элен снял ботинки, зашевелил губами. Потом объявил горько:
     - Ага, девять.
     - Вот видишь, и в гороскопе так написано. Так что  остается  молить
бога, чтобы все хорошо обошлось.
     - Тут уж моли не моли, хорошего не  дождешься,сказал  Уайти  II.-Ну
Фауна, ну астрология! Сделала из придурка президента. Лучше  бы  помогла
Доку книжку написать...
     - Это кто придурок? - грозно спросил Элен.
     - Уильям Генри Гаррисон, девятый президент.
     - А...- сказал Элен.- Тогда ладно.
     - Что же нам делать с Доком? Он стал совсем на  себя  не  похожий!-
заверещала Агнесса своим хриплым сопрано.- Я принесла ему  пинту  виски,
он ни разу и не приложился. Сидит, смотрит на  свои  желтые  бумажки.  А
знаете, что он на них нарисов