вь от его крови. В этом, собственно, и заключается суть дела.
- Она посмотрела  на  меня  в  зеркало  глубокими,  ничего  не  видящими
глазами. - Не хотелось бы  мне,  чтобы  в  минуты  смерти  он  проклинал
собственную кровь. Это всегда была дикая кровь, но не безумная.
   - А сейчас?
   - Думаю, вы считаете нашу самью аморальной.
   - Но не вас. Вы только играете определенную роль во всем этом.
   Она опустила глаза. Я выпил кофе и прикурил две сигареты.
   - Итак, вы застрелили несколько  человек,  -  сказала  она  спокойно.
-Значит, вы убийца.
   - Я? С какой стати?
   - Газеты и полиция все это красиво изобразили, но я ничуть не верю  в
то, что прочитала.
   - Ага, вы думаете, что надо записать на мой счет Гейгера...
   Или Броуди...
   Или обоих.
   Она не ответила.
   - Мне это было ни к чему, - сказал я. - Возможно даже, я так и сделал
бы и, наверное, не отвечал бы за это. Любой  из  них,  не  колеблясь  ни
минуты, нафаршировал бы мой живот свинцом.
   - То есть в глубине души вы убийца, как и всякий коп.
   - Не говорите глупостей!
   - Вы один из тех  ужасных  хладнокровных  типов,  которые  испытывают
столько же жалости к другим, сколько мясник к свинье, которую  режет.  Я
поняла это сразу, как только увидела вас.
   - У вас достаточно подозрительных друзей, чтобы знать,  что  для  них
типично.
   - По сравнению с вами все они - ангелы.
   - Спасибо, мадам. Вы тоже не мед.
   - Давайте уедем из этого паршивого городка?
   Я заплатил, сунул  в  карман  плаща  бутылку  "ржаной"  и  мы  вышли.
Аптекарь следил за мной злым взглядом.
   Мы выехали из Лас-Олиндес.  По  пути  мы  проезжали  мимо  отсыревших
приморских поселков. Кое-где светили желтые окна домов,  но  по  большей
части было темно. От моря даже сквозь туман доносился запах  водорослей.
Шины мелодично посвистывали на мокром асфальте бульваров. Весь  мир  был
промокшей пустыней.
   Мы уже подъезжали к Дель-Рей, когда она впервые заговорила со мной  с
тех пор как мы покинули аптеку. Голос ее звучал приглушенно,  как  будто
что-то глубоко волновало ее.
   - Сверните вниз к курортному клубк в Дель-Рей. Мне  хотелось  бы  еще
раз взглянуть на море. Это недалеко отсюда, первая улица налево.
   На перекрестке пульсировал желтый свет. Я свернул и стал съезжать  по
дороге с крутой насыпью с одной и трамвайными путями с  другой  стороны.
Где-то чуть ниже маячили разбросанные огни пригородной железной  дороги,
а еще дальше просвечивали на  фоне  туманного  неба  прибрежные  фонари.
Туман явно поднимался. Мы проехали через рельсы, исчезавшие  где-то  под
обрывом. Потом доехали, наконец, до  неогражденной  и  неблагоустроенной
части пляжа. По обе стороны стояли припаркованные автомобили, повернутые
к морю и не освещенные. Огни клуба были удалены на пару сот метров.
   Притормозив у тротуара, я остановился, погасил свет и  застыл,  молча
держа  руки  на  баранке.  За  поредевшим  туманом  море  волновалось  и
пенилось, почти не издавая шума, как мысль, пытающаяся облечься в слова.
   - Придвиньтесь, - хрипло сказала она.
   Я подвинулся на середину сиденья. Она легонько склонилась ко мне, как
будто хотела выглянуть в окно. Потом упала прямо в мои объятия, не издав
ни звука и чуть не ударившись  головой  о  баранку.  Глаза  у  нее  были
закрыты, а лицо изменилось.  Спустя  минуту  я  увидел,  что  эти  глаза
открыты и блестят в темноте.
   - Обними меня крепче, зверь, - сказала она.
   Вначале я ослабил объятия. Ее волосы касались моего лица, но  это  не
доставляло мне удовольствия. Я притянул ее к себе и  медленно  приблизил
лицо к лицу. Ее веки мерно трепетали, словно крылья чайки.
   Я  поцеловал  ее  быстро   и   крепко.   Затем   последовал   долгий,
непрерывающийся поцелуй. Губы ее раскрылись под моими,  тело  дрожало  в
моих объятиях.
   - Убийца, - шепнула она мягко. Ее дыхание сливалось с моим.
   Я прижал ее к себе так, что мне чуть не  передалась  дрожь  ее  тела.
Спустя некоторое время она отклонила голову настолько, чтобы спросить:
   - Где ты живешь?
   - Хобарт Армс, улица Франклина.
   - Я не знаю этого района.
   - Хочешь узнать его?
   - Да, - прошептала она.
   - На каком крючке держит тебя Эдди Марз?
   Тело ее застыло в  моих  объятиях,  дыхание  сделалось  хриплым.  Она
откинула голову и взглянула на меня большими расширившимися глазами.
   - Так значит, это тебе было  нужно,  -  сказала  она  тихим,  угасшим
голосом.
   - Да, мне нужно было это. Можно действительно потерять голову,  целуя
тебя, но твой отец нанял меня не затем, чтобы я спал с тобой.
   - Ты сукин сын, - тихо сказала она, не двигаясь с места.
   Я рассмеялся прямо ей в лицо, потом сказал:
   - Пусть тебе не кажется, что я просто кусок льда. Я не  слепой  и  не
лишен других чувств. В моих жилах течет кровь, так же,  как  и  в  жилах
других мужчин. Слишком легко тебя можно получить,  чертовски  легко.  На
каком крючке держит тебя Эдди Марз?
   - Если спросишь меня еще раз, я начну кричать!
   - Не сдерживайся, ори!
   Резким  движением  она  отодвинулась  от  меня  и   осталась   сидеть
неподвижно возле окна.
   - Бывало, людей убивали за более глупые вещи, Марлоу.
   - Бывало, людей убивали ни за что.  Беседуя  с  вами  первый  раз,  я
сказал,  что  я  детектив.  Обдумай  хорошенько  это  своей   прелестной
головкой! Я работаю детективом, а не играю в детектива!
   Вивиан порылась в сумке,  вынула  платочек  и  отвернулась  от  меня.
Слышно было, как она рвет батист зубами - медленно и размеренно.
   - Почему  вам  кажется,  что  он  держит  меня  на  каком-то  крючке?
-прошептала она наконец голосом, приглушенным платком.
   - Он позволяет вам выиграть кучу денег, после чего посылает  за  вами
наемника с револьвером,  чтобы  отобрать  их.  А  вы  даже  не  особенно
удивлены. Вы даже не говорите мне спасибо за то, что я  спас  вас.  Ведь
этот инцидент был обыкновенной комедией. А если  бы  я  хотел  польстить
себе, то сказал бы, что сыграна она специально для меня.
   - Вы считаете, что он может выигрывать и проигрывать когда захочет?
   - Безусловно. При равномерных ставках четыре раза на пять игр.
   - Должна ли я сказать, что ваша наглость отвратительна, мистер сыщик?
- Вы ничего не должны. Мне уже заплатили.
   Она выбросила в окно порванный на кусочки платок.
   - Вы восхитительно ведете себя с женщинами!
   - Я с большим удовольствием целовал вас.
   - Но при этом  ни  на  мгновение  не  потеряли  головы.  Это  слишком
унизительно. Кого мне за это поблагодарить - вас или отца?
   - Я в самом деле с удовольствием целовал вас.
   Голос Вивиан вдруг зазвучал холодно.
   - Увезите меня отсюда, - процедила она, - будьте любезны. Я мечтаю  о
том, чтобы оказаться дома.
   - Вы не желаете относиться ко мне как сестра к брату?
   - Если бы у меня была бритва, я перерезала бы вам горло...
   Чтобы проверить, что вытечет из раны!
   - Зеленая жидкость, как из гусеницы, миссис Риган.
   Я завел мотор, развернулся и вскоре  мы  пересекли  железную  дорогу,
въехали на автостраду, а затем в город. Вивиан не разговаривала со мной.
Она сидела неподвижно всю дорогу. Наконец я проехал через  ворота  и  по
осевшей подъездной дорожке подъехал к дому. Резким движением она открыла
дверь и выскочила из машины прежде чем я успел как следует  затормозить.
Она по-прежнему молчала. Я смотрел на ее спину, пока она нажимала кнопку
звонка. Дверь открылась и на пороге  показался  Норрис.  Она  разъяренно
протиснулась  возле  него  и  исчезла  внутри  дома.  Дверь  с   треском
захлопнулась, а я сидел и глазел на нее.
   Потом развернулся и поехал домой.

Глава 24

   На  этот  раз  холл  был  пуст.  За  пальмами,  растущими  в  больших
деревянных кадках, меня не ждал ни один  наемник  с  револьвером,  чтобы
отдать мне какие-то  приказы.  Поднявшись  на  лифте  на  свой  этаж,  я
направился в сторону приглушенного дверью голоса, звучавшего  по  радио.
Мне необходимо было  что-нибудь  выпить  и  я  спешил,  чтобы  побыстрее
сделать себе коктейль. Войдя в комнату,  я  не  стал  включать  свет,  а
прошел прямо в маленькую кухоньку, но вдруг почувствовал, что что-то  не
так. В воздухе витал какой-то запах. Занавески на окнах были задернуты и
сквозь них с улицы сочился слабый свет.  Я  остановился,  прислушиваясь.
Запах, витающий в воздухе, был тяжелым дурманящим запахом духов.
   Однако ничего не было слышно, ни малейшего шороха. Наконец мои  глаза
привыкли к темноте и тогда я увидел на полу перед собой что-то, чего там
не должно было быть. Я отступил, нащупал большим пальцем  выключатель  и
зажег свет.
   Кровать-диван была разложена и из нее  доносилось  чье-то  хихиканье.
Светловолосая голова была погружена в мою подушку, виднелись  два  голых
плеча, а две  принадлежавшие  им  руки,  сплелись  под  головой.  Кармен
Стернвуд лежала в моей собственной кровати  и  смеялась.  Волна  светлых
волос покоилась на подушке, как будто специально уложенная с этой  целью
опытными руками. Серо-голубые глаза глядели на меня со  свойственным  им
выражением -были пусты как два темных  отверстия  револьверных  стволов.
Она смеялась. Ее маленькие острые зубы блестели.
   - Правда, я красивая?
   - Как пьяный негр в воскресную ночь, - жестко ответил я.
   Я подошел к торшеру, зажег его и погасил верхний свет. Затем вернулся
назад и склонился над шахматной доской, стоявшей на  маленьком  столике.
Это была задача "мат в шесть ходов". Я не мог решить ее, как, впрочем, и
много других своих проблем. Взяв офицера, я  передвинул  его  на  другое
поле, затем снял шляпу и пальто и бросил их, не глядя куда.
   С кровати до меня доносилось тихое хихиканье, похожее на попискивание
крыс за деревянными панелями старого дома.
   - Держу пари ты не угадаешь, как я сюда вошла.
   - Держу пари, что угадаю. - Я взял сигарету и хмуро взглянул на  нее.
- Ты проникла в замочную скважину, как святой Петр.
   - А кто это такой?
   - Малый, с которым я играл однажды в биллиард.
   Она хихикнула.
   - Ну ты и чудак.
   Я хотел посоветовать ей, чтобы  она  не  забывала  про  свой  большой
палец, но она меня опередила. Напоминать  ей  это  не  было  нужды.  Она
вытащила из-под головы правую руку и начала сосать палец, глядя на  меня
круглыми бесстыжими глазами.
   - Я совсем голая, - сообщила она, видя, что я кончил курить  и  гляжу
на нее.
   - Боже мой, - сказал я. - Это вертелось у меня на кончике языка.  Еще
чуть-чуть и я сказал бы: "Держу пари, что ты совсем голая. А я в постели
обычно ношу галоши, чтобы не поскользнуться  на  скользком  полу,  когда
проснусь в плохом настроении".
   - Ты хорошенький, - сказала она, игриво вертя головой  как  маленький
котенок. Затем вынула левую руку из-под головы, взялась за край одеяла и
после драматической паузы - откинула его. Действительно, она была в том,
в чем ее мать родила. Она лежала в кровати голая и  в  свете  настольной
лампы поблескивала, как жемчужина. Обе  Стернвудовские  девчонки  многое
приносили мне в жертву.
   Я смахнул крошку табака с нижней губы.
   - Это прекрасно. Жаль только, что я уже видел это однажды. Помнишь? Я
тот парень, с которым ты все время сталкиваешься, когда на  тебе  ничего
нет.
   Она хихикнула и снова прикрылась одеялом.
   - Итак, скажи, пожалуйста, как ты сюда вошла? - спросил я.
   - Меня впустил администратор. Я показала ему  твою  визитку,  которую
стащила у Вивиан. Я сказала ему, что ты меня вызвал и я должна подождать
тебя. Конечно я...
   Я была очень таинственной.
   - Отлично,  -  сказал  я.  -  Администраторы  тоже  проявляют  иногда
мягкость. А теперь, раз уж я знаю, как ты вошла, может, скажешь мне  еще
и то, как собираешься выйти отсюда?
   Она засмеялась.
   - О, пока  еще  не  собираюсь.  Еще  долго  нет...  Мне  здесь  очень
гравится, да и ты хорошенький...
   - Послушай, - я наставил на нее сигарету. - Не заставляй меня еще раз
одевать тебя. Я устал. Конечно, я ценю  все,  что  ты  мне  предлагаешь.
Однако это больше, чем я могу принять. Догхауз Рэйли никогда не смог  бы
так использовать своего друга. А я твой друг и не могу использовать тебя
даже вопреки себе самому. Мы должны остаться друзьями, а  этот  путь  не
ведет к дружбе. Теперь ты могла  бы  одеться,  как  маленькая  послушная
девочка?
   Она отрицательно завертела головой.
   - Послушай, - продолжал я, - ты же совсем  ничего  не  чувствуешь  ко
мне. Просто хочешь показать, какой непослушной ты можешь быть.  Но  тебе
не нужно доказывать мне. Я давно знаю это. Ведь я же тот парень, который
нашел тебя...
   - Погаси свет, - засмеялась она.
   Я бросил сигарету на пол и затоптал ее. Потом вынул из кармана платок
и вытер потные ладони. И сделал еще одну попытку.
   - Поверь, это не из-за соседей, - сказал я. - Им нет до этого дела. В
таких домах, как этот, всегда можно встретить ветренных женщин...  Одной
больше, одной меньше - какая разница. Дом от этого  не  рухнет.  Но  для
меня  это  дело  профессиональной   чести.   Ты   знаешь,   что   значит
профессиональная честь? Я работаю на  твоего  отца.  Это  очень  больной
человек, очень слабый  и  нуждающийся  в  помощи.  И  он  мне  полностью
доверяет, без всяких оговорок. Кармен, очень прошу тебя, оденься!
   - Тебя зовут не Догхауз Рэйли, - заявила она.  -  Тебя  зовут  Филипп
Марлоу. Ты меня не обманешь.
   Я снова  посмотрел  на  шахматную  доску  и  понял,  что  неправильно
поставил коня, и передвинул его на прежнее место.
   Конные рыцари в принципе не входят в расчет в этой игре. Это игра  не
для рыцарей. Я снова  посмотрел  на  Кармен.  Теперь  она  лежала  тихо.
Бледное лицо на фоне подушек, большие  потемневшие  глаза,  пустые,  как
колодцы во время засухи. Одна из ее маленьких рук нервно комкала одеяло.
Я понял, что неопределенный проблеск сомнения  шевельнулся  в  ее  душе.
Полностью она еще не осознавала этого. Это слишком трудно  для  женщины,
особенно  для  очень  хорошенькой,  осознать,  что  ее  тело  не  всегда
прельщает.
   - Пойду в кухню, приготовлю себе коктейль, - сказал я.  -  Может,  ты
тоже выпьешь один?
   - Ага. - Темные, таинственные глаза, полные смятения, глядели на меня
серьезно,  в  них  росло  сомнение,  вползало  неотвратимо,   как   кот,
подкрадывающийся в высокой траве к птенцу.
   - Если оденешься к тому времени, когда я вернусь, получишь стаканчик,
хорошо?
   Сжатые зубы Кармен разошлись и изо рта у нее вырвалось очень странное
шипение. Она ничего не ответила.  Я  прошел  в  кухню,  смешал  виски  с
содовой и налил  в  два  стаканчика.  Увы,  у  меня  не  было  настоящих
возбуждающих напитков,  таких  как  нитроглицерин  или  дистиллированная
слюна  тигра.  Она  не   шевельнулась,   когда   я   вернулся.   Шипение
прекратилось. Глаза ее снова были мертвы,  губы  начали  улыбаться  мне.
Вдруг она вскочила, сбросила с себя одеяло и протянула руку.
   - Дай мне!
   - Когда оденешься, Кармен. Не дам, пока ты не оденешься.
   Я поставил стаканы на шахматный столик, сел и закурил новую сигарету.
- Одевайся, Кармен. Я не буду смотреть.
   Я смотрел в  другую  сторону.  И  вдруг  снова  услышал  то  странное
шипение, резкое и громкое. Это заставило  меня  взглянуть  на  нее.  Она
сидела нагая, упираясь руками в матрац. Рот ее  был  широко  раскрыт,  а
лицо похоже на маску из слоновой кости. Звук, вырывавшийся из ее рта, не
имел ничего общего с этим застывшим лицом. В глубине ее глаз, - хотя они
и были пусты, как всегда, - таилось что-то такое, чего я никогда еще  до
сих пор не видел в женских глазах.
   Наконец ее губы шевельнулись медленно и  осторожно,  как  будто  были
искусственные и приводились в движение с помощью проводков.
   Она грязно обозвала меня.
   Меня это не тронуло. Мне было безразлично, как она меня назовет...
   Или как назовет меня кто угодно другой. Но эта комната  была  местом,
где я жил. Она была тем, во что я мог вложить понятие "мой дом". В  этой
комнате было все, что принадлежало мне, что было как-то связано со мной,
все мое прошлое. Это было не так  уж  много  -  радиоприемник,  шахматы,
несколько  книжек,  картин,  старые  письма  и  разные  прочие  пустяки.
Собственно, ничего особенного. Но с этим были связаны мои воспоминания.
   Дольше я не мог терпеть ее в этой комнате. Грубое ругательство просто
помогло мне осознать это.
   - Даю тебе три минуты, - спокойно сказал я.  -  На  одевание  и  уход
отсюда. Если не уйдешь за это время, я вышвырну тебя силой...  Так,  как
стоишь сейчас, голую. А вслед за тобой пошлю твои вещи. Так что поспеши!
Зубы ее стучали, а шипение становилось все более  громким  и  все  более
звериным. Она спустила ноги на пол и взяла  одежду,  лежавшую  на  стуле
рядом с кроватью. Она одевалась, а  я  смотрел  на  нее.  Одевалась  она
неловкими, -для женщины, - негнущимися  пальцами,  но  несмотря  на  это
быстро. Через две минуты она уже была готова. Я следил за временем.
   Она стояла рядом с кроватью, прижимая к  шубке  зеленую  сумочку.  На
голове у нее была красивая зеленая шляпа, сдвинутая на одну сторону. Она
стояла так еще некоторое время по-прежнему шипя на меня, все  с  тем  же
лицом похожим на маску из слоновой кости, с глазами, все еще пустыми, со
все еще таившимся в их глубине безумием. Наконец она  подошла  к  двери,
открыла ее и вышла, не произнеся ни слова и не оглянувшись.
   Было слышно, как лифт пришел в движение и опускался вниз.
   Я подошел к окну, отдернул занавески и открыл его настежь. В  комнату
поплыл вечерний воздух,  приторно-сладковатый,  перенасыщенный  уличными
запахами большого города и выхлопными газами. Я  взял  коктейль  и  стал
медленно  пить.  Внизу  хлопнула  входная  дверь,  по  пустому  тротуару
застучали каблуки. Где-то неподалеку взревел  мотор,  и  машина,  быстро
набирая скорость, унеслась в ночь.
   Я повернулся и взглянул на кровать. Подушка еще  сохраняла  форму  ее
маленькой головы,  а  на  простыне  виднелся  отпечаток  ее  деликатного
развращенного тела.
   Я поставил стакан и яростно расшвырял постель.

Глава 25

   В это утро снова шел дождь -  мелкий  касой  дождь,  создававший  над
городом хрустальную завесу. Чувствуя себя разбитым и уставшим, я  встал,
подошел к окну и выглянул в него. Глубокое отвращение к семье Стернвудов
овладело мной. Я прошел на кухню и выпил там  две  чашки  черного  кофе.
Голова у человека может трещать не только с похмелья. У меня она трещала
от женщин. Меня тошнило от них.
   Я побрился, причесался, оделся, сошел вниз и выглянул  на  улицу.  По
другую  сторону  дороги  в  каких-нибудь  двухстах  метрах  стоял  серый
"плимут". Тот самый, который следовал  вчера  за  мной  и  о  котором  я
спрашивал у Эдди Марза. Возможно, в нем сидел какой-нибудь  полицейский,
который как  раз  располагал  свободным  временем  и  хотел  развлечься,
выслеживая мою персону. Возможно,  это  был  какой-то  коллега-детектив,
получивший указание сунуть нос не в свое дело и обещание, что ему за это
кое-что перепадет. Или это  был,  -  возможно,  -  священник  с  Бермуд,
которому не понравилась моя ночная жизнь.
   Я отступил назад, спустился на лифте в гараж, сел в машину и  проехал
мимо серого "плимута". В нем сидел одинокий невзрачный человек. Он нажал
на стартер в ту минуту, когда я проезжал мимо. Все указывало на то,  что
ему легче работается в дождь. На этот раз он буквально висел у  меня  на
заднем бампере, но ни разу не подъехал настолько  близко,  чтобы  я  мог
перекрыть ему дорогу. Я проехал вдоль бульвара и остановился  неподалеку
от моей конторы. Вышел из машины и направился к входным воротам,  высоко
подняв воротник и низко надвинув шляпу на глаза. Но это не уберегло меня
от дождя. Серый автомобиль остановился напротив, возле пожарного  крана.
Я  подошел  к  перекрестку,  перешел   на   другую   сторону   улицы   и
продефилировал возле автомобиля. "Плимут" не двигался с места и из  него
никто не показывался. Я дернул дверцу.
   Небольшого роста  мужчина  со  сметливыми  глазами