нность.  Немного  скандальной  известности  ему
пойдет только на пользу.
   - Значит, я для тебя теперь имею ценность только как реклама?
   - Именно, - сказал он. - Именно так.
   - А как насчет моего мотива? - спросила она с  таким  глубоким  серьезным
презрением, что он этого даже не понял.
   - Не знаю, - сказал он. - Меня  это  не  волнует.  У  вас  были  какие-то
делишки. Эдди следил за тобой до улицы на Банкер-хилл, где ты встретилась  с
каким-то белесым типом в коричневом костюме. Ты передала  ему  что-то.  Эдди
бросил тебя и проследил паренька до его  дома  поблизости.  Он  пытался  еще
повисеть на нем, но ему показалось, что тот заметил хвост, - Эдди отстал. Но
одно тем не менее я знаю точно. В том доме вчера был убит паренек  по  имени
Филлипс. Ты знаешь что-нибудь об этом, золотко?
   - Я ничего не знаю об этом, - сказала блондинка. - Я не  знаю  никого  по
имени Филлипс и, как это ни странно, не бегаю и не палю из пистолета в  кого
попало просто для нехитрой девичьей радости.
   - Но ты застрелила Ваньера, дорогуша, - ласково напомнил Морни.
   - О да, - протянула она. - Конечно.  Мы  как  раз  остановились  на  моем
мотиве. Ты уже придумал что-нибудь?
   - Это неважно, когда речь идет  о  любовниках,  -  отрезал  он.  -  Сцена
ревности, ссора. Можно назвать это как угодно.
   - Может быть, - сказала она, - когда  он  был  сильно  пьян,  он  начинал
немножко походить на тебя. Может быть, это и был мотив. Он сказал:
   - Ах... - и задохнулся.
   - Красивей, -  продолжила  она,  -  моложе,  без  живота,  но  с  той  же
самодовольной мерзкой ухмылочкой.
   - Ах... - сказал Морни - и он страдал.
   - Это пойдет? - мягко поинтересовалась она.
   Он шагнул к ней и выбросил вперед кулак. Удар пришелся ей в  лицо  сбоку;
она покачнулась, села на пол, вытянув длинную ногу, схватилась рукой за щеку
и подняла на него очень синие глаза.
   - Может быть, тебе не стоило этого делать, - сказала она. -Может быть,  я
не пройду с этим теперь?
   - Пройдешь, не волнуйся. У тебя нет выбора. Отделаешься  довольно  легко.
Господи, я уверен в этом. С твоей-то внешностью! Но ты пройдешь, ангел  мой.
На пистолете твои отпечатки.
   Она медленно поднялась на ноги, все еще держась рукой за щеку.
   Потом она улыбнулась:
   - Я знала, что он мертв. В двери торчит мой ключ. Я почти хочу поехать  в
город и сказать, что это я застрелила  его.  Только  не  прикасайся  ко  мне
больше своей скользкой белой лапой -  если  хочешь,  чтобы  я  призналась  в
убийстве. Да, я почти хочу в полицию. Среди полицейских я  буду  чувствовать
себя в большей безопасности, чем с тобой. Морни повернулся, и я  увидел  его
искаженное белое лицо с дергающимся  шрамом-ямочкой.  Он  прошел  к  выходу;
дверь снова открылась. Несколько мгновений  блондинка  стояла  неподвижно  и
затем исчезла вслед за мужем из поля моего зрения.
   Дверь закрылась. Шаги  по  дорожке.  Хлопанье  дверец  машины.  Заработал
мотор, и машина уехала.

Глава 31

   Спустя довольно продолжительное время я вышел из своего укрытия и еще раз
внимательно огляделся. Я прошел к креслу, поднял револьвер, тщательно протер
его и положил на место. Затем вытащил из пепельницы три  испачканных  губной
помадой окурка, отнес их в туалет и спустил  в  унитаз.  Потом  огляделся  в
поисках второго стакана - но его не  было  в  комнате.  Стакан  с  недопитым
выдохшимся  коктейлем  я  отнес  на  кухню,  ополоснул  и   вытер   кухонным
полотенцем.
   Оставалась самая неприятная часть. Я встал на колени и взял  свисающую  с
кресла окостеневшую руку. Отпечатки получатся не особо хорошими, но  все  же
это будут отпечатки, - принадлежать они будут не Лу Морни. У револьвера была
рифленая каучуковая ручка с отбитым уголком. На  ней  ничего  не  останется.
Отпечаток указательного пальца на стволе справа, два - на курке и  отпечаток
большого пальца за казенной частью. Сойдет.
   Я еще раз огляделся. Пригасил до минимума свет - слишком ярко сияло в нем
мертвое желтое лицо. Открыл переднюю дверь, вытащил из  замка  ключ,  протер
его и всунул обратно в замочную скважину. Закрыл дверь, протер ручку и пошел
вниз по улице к машине.
   Я вернулся в Голливуд, поставил машину на свободное место  у  тротуара  и
направился к входу в Бристоль Апартменте.
   В темноте из одной из стоящих у тротуара машин послышался жесткий  шепот.
Кто-то произнес мое имя. Под крышей маленького "паккарда" над рулем  маячило
длинное пустое лицо Эдди Пру. Он был в машине один. Я облокотился на  дверцу
и заглянул внутрь.
   - Как дела, ищейка?
   Я бросил спичку и выпустил дым ему в лицо.
   - Кто уронил тот счет стоматологической компании,  который  вы  дали  мне
вчера ночью? Ваньер или еще кто-то?
   - Ваньер.
   - И что я должен  делать  с  ним?  Узнать  биографию  человека  по  имени
Тиджер?
   - Терпеть не могу дураков. - Зачем ему носить  счет  в  кармане  -  чтобы
легче ронять? А если он и  уронил  его,  почему  ты  просто  не  вернул  ему
бумажку? Другими словами, объясни мне, дураку,  почему  при  виде  счета  за
стоматологический  материал  кто-то  возбуждается  настолько,  что  начинает
бегать и нанимать частных детективов?
   - У Морни есть голова на плечах, - холодно сказал Эдди Пру.
   - О таких, как он, бытует выражение: "Невежествен, как актер".
   -  Хватит.  Ты  что,  не  знаешь,  как  используют  эту   зуботехническую
дребедень?
   - Знаю. Я выяснил. Альбастон используется для изготовления восковых форм.
Он очень твердый, мелкозернистый, и  к  нему  ничего  не  прилипает.  Другой
материал - кристоболит  -  используется  для  изготовления  форм  с  помощью
восковых заготовок; выдерживает очень высокую температуру... Скажешь, ты  не
понимаешь, о чем я говорю?
   - Ты, наверное, знаешь, как делаются золотые пломбы, - сказал Эдди Пру. -
Наверное, знаешь, а?
   - Я потратил сегодня два часа на изучение этого вопроса. Теперь я  тонкий
знаток - и что дальше?
   Он помолчал немного и сказал:
   - Ты газеты читаешь когда-нибудь?
   - Изредка.
   - Ты случайно не читал, что в Белфонт-Билдинг на Девятой укокошили одного
старика по имени Морнингстар - двумя  этажами  выше  офиса  Х.Р.Тиджера?  Не
читал, а?
   Я не ответил. Он еще некоторое время смотрел на меня, потом протянул руку
к приборной доске и выключил зажигание.
   - Никто не повел бы себя так глупо, как ты, -  мягко  сказал  он.  Никто.
Спокойной ночи.
   Машина отъехала  от  тротуара  и  двинулась  вниз  по  склону  в  сторону
Франклина. Я ухмылялся ей вслед, пока она не скрылась с глаз.
   Я поднялся наверх, отпер дверь квартиры, приоткрыл ее на несколько дюймов
и потом осторожно постучал. В комнате послышались  шаги,  и  цветущего  вида
девушка в белой форме и белой шапочке с черной полоской распахнула дверь.
   - Я Марлоу. Я здесь живу.
   - Проходите, пожалуйста, мистер Марлоу. Доктор Мосс меня предупредил.
   Я тихо прикрыл дверь.
   - Как она?
   - Спит. Она уже дремала, когда  я  пришла.  Меня  зовут  мисс  Лимингтон.
Ничего особенного я о ней сказать не могу, кроме  того,  что  температура  в
норме, а пульс учащенный, но успокаивается. Душевное потрясение, я полагаю.
   - Она нашла убитого человека, - сказал я. - Страшно испугалась.
   Она не проснется, если я войду в спальню и возьму кое-какие вещи?
   - О, пожалуйста. Если вы не будете шуметь,  она  не  проснется.  В  любом
случае это не страшно.
   Я прошел в гостиную и положил деньги на секретер.
   - На кухне найдете кофе, ветчину, яйца, хлеб, апельсины и  виски,  сказал
я. - Если понадобится еще что-нибудь - позвоните вниз.
   - Я уже взглянула на ваши припасы, - улыбнулась сиделка. -  Для  завтрака
вполне достаточно. Она останется тут?
   - Это вопрос к доктору Моссу. Думаю, она  отправится  домой,  как  только
будет в состоянии. Ее дом далеко отсюда, в Вичите.
   - Я всего лишь сиделка, - сказала она. - Но думаю, что ее вполне  исцелит
хороший глубокий сон.
   - Хороший глубокий сон и смена общества, - сказал я, вовсе не имея в виду
мисс Лимингтон.
   Я прошел по коридору и заглянул в спальню. Они нарядили ее в мою  пижаму.
Она лежала на спине, выпростав руки из-под одеяла. Рукав  пижамы  завернулся
дюймов на шесть, и торчавшая из рукава рука была  плотно  сжата  в  кулачок.
Лицо ее было бледным и изможденным, но казалось вполне спокойным. Я  вытащил
из стенного шкафа саквояж и покидал туда барахло. Когда я тронулся к  двери,
я еще раз взглянул на Мерле. Глаза ее были открыты и устремлены  в  потолок.
Потом она  медленно  перевела  взгляд  пониже,  чтобы  видеть  меня  боковым
зрением, и слабая улыбка тронула уголки ее губ.
   - Привет, - это был слабый дрожащий голосок; голосок, который  знал,  что
его хозяйка лежит в постели, при сиделке и прочем.
   - Привет.
   Я подошел и встал рядом с постелью, со своей самой ослепительной  улыбкой
на своем мужественном лице.
   - Со мной все в порядке, - прошептала она. - Все чудесно, правда?
   - Конечно.
   - Это ваша постель?
   - Все в порядке. Я вас не укушу.
   - Я не боюсь, - сказала она. Ее рука поползла по одеялу  ладошкой  вверх,
ожидая, чтобы ее взяли. Я взял ее. - Я не боюсь  вас.  Ни  одна  женщина  не
может испугаться вас, правда?
   - Из ваших уст, - сказал я, - полагаю, это значит комплимент.
   Ее глаза улыбнулись - и снова посерьезнели.
   - Я обманула вас, - тихо сказала она. - Я... я ни в кого не стреляла.
   - Знаю. Я там был. Забудьте это. Не думайте.
   - Все всегда советуют забыть неприятные вещи. Но их невозможно забыть.  Я
хочу сказать, как-то глупо давать такие советы.
   - О'кей, - я притворился уязвленным. - Я глуп. Как насчет того, чтобы еще
соснуть?
   Она медленно повернула голову и посмотрела  мне  в  глаза.  Я  присел  на
краешек постели, держа ее руку.
   - Полиция придет сюда? - спросила она.
   - Нет. И попытайтесь пережить это разочарование.
   Она нахмурилась:
   - Вы, наверное, считаете меня страшной дурой.
   - Ну... наверно.
   В уголках ее глаз выступили две слезинки и мягко скатились по щекам.
   - Миссис Мердок знает, где я?
   - Еще нет. Я собираюсь сообщить ей.
   - Вы ей расскажете... все?
   - Да. Почему нет?
   Она отвернула голову от меня и тихо сказала:
   - Она поймет. Она знает об одной ужасной вещи, которую я  сделала  восемь
лет назад. Об ужасной, кошмарной вещи.
   - Конечно, - сказал я. - Поэтому она и платила Ваньеру все эти годы.
   - О Боже, - она выпростала из-под одеяла руку, а другую вырвала  из  моей
руки - и судорожно сцепила их. - Я не хотела бы,  чтобы  вы  это  знали.  Не
хотела бы. Никто не знает, кроме миссис Мердок. И родители не знают.
   В дверях появилась сиделка и сурово взглянула на меня:
   - Не думаю, что ей полезно разговаривать в  таком  тоне,  мистер  Марлоу.
Наверное, вам лучше уйти.
   - Послушайте, миссис Лимингтон, я знаю эту девушку целых два  дня,  а  вы
лишь два часа. Уверяю вас, это ей пойдет на пользу.
   - Это может привести к другому... э-э... приступу, - сказала она,  строго
глядя мимо меня.
   - Хорошо, если ей суждено перенести еще один приступ, не лучше ли,  чтобы
это произошло сейчас, пока вы рядом? Пойдите на кухню и выпейте что-нибудь.
   - Я никогда не пью на службе, - холодно сказала она.  -  И,  кроме  того,
кто-нибудь может унюхать запах.
   - Сейчас вы работаете  на  меня.  Все  мои  наемные  рабочие  обязываются
выпивать время от времени. И,  кроме  того,  если  вы  хорошо  пообедаете  и
проглотите пару чашек кофе, никто ничего не унюхает.
   Она быстро улыбнулась и вышла из комнаты. Мерле слушала все это  с  таким
видом, словно это было легкомысленное отступление от  чрезвычайно  серьезной
темы. С довольно раздраженным видом.
   - Я хочу все рассказать вам... - задыхаясь, проговорила она. Я...
   Я потянулся к ней и накрыл своей лапой две ее сцепленные ладошки.
   - Не надо. Я знаю. Марлоу вообще знает все - кроме  того,  как  научиться
прилично зарабатывать. Теперь поспите, а завтра я  отвезу  вас  в  Вичиту  -
навестить родителей. За счет миссис Мердок.
   - О, это так мило  с  ее  стороны!  -  вскричала  она,  широко  раскрывая
засиявшие глаза. - Она всегда была так добра по отношению ко мне!
   Я встал.
   - Она прекрасная женщина, - широко улыбаясь, сказал я. Прекрасная. Я  как
раз сейчас собираюсь заглянуть к ней - и мы в высшей степени мило побеседуем
за чашкой чая. И если вы сейчас же не заснете, я никогда больше  не  разрешу
вам признаваться мне в совершенных убийствах. - Вы ужасны, - сказала она.  -
Вы мне не нравитесь. - Она отвернулась от меня, спрятала руки под  одеяло  и
закрыла глаза.
   Я подошел к двери. На выходе я обернулся и посмотрел назад. Она  смотрела
на меня, приоткрыв один  глаз.  Я  насмешливо  оскалился,  и  глаз  поспешно
закрылся.
   Я вернулся в гостиную, одарил мисс Лимингтон всем, что осталось  от  моих
сияющих улыбок, и вышел.
   Я поехал на Санта-Моника-бульвар. Ломбард был еще закрыт. Старый еврей  в
высокой черной ермолке, казалось, очень удивился  тому,  что  я  так  быстро
вернулся за закладом. Я объяснил ему, что у нас в Голливуде так принято.
   Он достал из сейфа конверт, вскрыл его, извлек оттуда квитанцию и  дублон
и положил его мне на ладонь.
   - Такая это ценность, такая, что отдавать не хочется, - пожаловался он. -
Работа, понимаете ли, работа - превосходная.
   - И золота в ней, верно, на все двадцать долларов, - сказал я.
   Он пожал плечами и улыбнулся. А я сунул монету в  карман  и  пожелал  ему
спокойной ночи.

Глава 32

   Лунный свет стелился по лужайке, как белая простыня, - и лишь под кедром,
как кусок черного бархата, лежала густая тень. В двух нижних окнах  и  одном
наверху горел свет. Я поднялся по кособоким каменным ступенькам и позвонил.
   Я не взглянул на маленького  нарисованного  негритенка  на  стене.  И  не
потрепал его по голове. Шутка несколько устарела.
   Дверь открыла седая румяная женщина, мне еще не знакомая. Я сказал:
   - Я - Филипп Марлоу. Я хотел бы видеть  миссис  Мердок.  Миссис  Элизабет
Брайт Мердок.
   Женщина подозрительно оглядела меня.
   - Думаю, она уже в постели. Вряд ли она сможет вас принять сейчас.
   - Еще только девять.
   - Миссис Мердок рано ложиться спать. - Она начала закрывать дверь.
   Это была милая старушка, и я не хотел наваливаться на дверь грубым плечом
- я просто легонько оперся на нее.
   - Это важно. Вы можете передать ей?
   - Подождите минутку. - Я отступил назад и дал ей закрыть дверь.
   Из листвы темного дерева послышалось пение пересмешников. Машина проехала
по улице слишком быстро  и  взвизгнула  тормозами  на  повороте.  Прозвенели
отдаленные колокольчики девичьего смеха, словно они высыпались из машины  на
крутом повороте.
   Спустя некоторое время дверь открылась, и женщина сказала:
   - Можете пройти.
   Я проследовал  за  ней  через  большую  переднюю  комнату.  Тусклый  свет
единственной лампы едва достигал ее противоположной стены. Слишком тихо было
в этой комнате, и ее  надо  было  срочно  проветрить.  Мы  прошли  до  конца
коридора, поднялись по лестнице с резными перилами и прошли  еще  по  одному
коридору.
   Горничная указала мне  на  раскрытую  дверь  и,  когда  я  вошел  внутрь,
затворила ее за моей спиной. Я оказался в просторной, изобилующей  мебельным
ситцем гостиной с серебряно-голубыми обоями, синим ковром  и  выходящими  на
балкон высокими французскими окнами. Над балконом был навес.
   Миссис  Мердок  сидела  у  карточного   столика   в   мягком   кресле   с
подголовником. На ней  был  стеганый  халат,  и  ее  волосы  были  несколько
растрепаны. Она играла в одиночку. Колоду она держала в левой руке и, прежде
чем поднять на меня глаза, положила одну карту на стол и передвинула другую.
Потом она произнесла:
   - Итак?
   Я подошел к столику и взглянул на карты. Она играла в "конфилд".
   - Мерле сейчас у меня дома, - сказал я. - Она малость чики-бряки.
   - И что же такое  чики-бряки,  мистер  Марлоу?  -  сухо  поинтересовалась
миссис Мердок, не взглянув на меня.
   Она передвинула карту, потом - более быстро - еще две.
   - Приступ  меланхолии,  -  пояснил  я.  -  Когда-нибудь  ловили  себя  на
жульничестве?
   - Когда жульничаешь, играть не интересно, - мрачно сказала она.  И  очень
малоинтересно, когда не  жульничаешь.  Что  там  с  Мерле?  Она  никогда  не
задерживалась допоздна. Я уже начала беспокоиться за нее.
   Я подтащил к столику кресло и уселся напротив нее.
   - Вам нет необходимости беспокоиться, - сказал я. - Я  вызвал  доктора  и
сиделку. Она спит. Она была у Ваньера.
   Миссис Мердок отложила колоду карт, сцепила на краю стола жирные  руки  и
тяжело посмотрела на меня.
   - Мистер  Марлоу,  -  сказала  она.  -  мы  с  вами  должны  окончательно
договориться. Я сделала ошибку, пригласив вас. Я  просто  не  хотела,  чтобы
меня - как бы вы выразились - держала за дурочку такая маленькая злая тварь,
как Линда. Но было бы лучше, если бы я вообще не подымала шуму. Мне  гораздо
легче было бы пережить пропажу монеты, чем ваше присутствие. Даже если б мне
ее никогда не вернули.
   - Но вам ее вернули.
   Она кивнула, пристально глядя на меня:
   - Да, мне ее вернул. И вы знаете как.
   - Я этому не верю.
   - Я тоже, - спокойно сказала она. - Мой дурак сын  просто  взял  на  себя
вину Линды. Я нахожу этот поступок детским.
   Она взяла колоду и потянулась, чтобы положить красную десятку на красного
валета. Потом она потянулась к приземистому столику, на котором стояло вино.
Она отпила немного, опустила стакан и посмотрела на меня тяжелым взглядом:
   - У меня такое чувство, мистер Марлоу,  что  вы  собираетесь  вести  себя
нагло.
   Я потряс головой:
   - Не нагло. Просто искренне. Я не так уж плохо поработал на  вас,  миссис
Мердок. Вы получили дублон обратно. Полицию на вас я не вывел  пока  что.  Я
ничего не сделал для развода, но я нашел Линду - ваш сын все время знал, где
она; и я не думаю, что у вас с ней проблемы.  Она  признает,  что  совершила
ошибку, выйдя замуж за Лесли. Тем не менее, если вы полагаете...
   Она хмыкнула и сыграла  следующей  картой.  В  верхнем  ряду  у  нее  был
бубновый туз.
   - Черт, трефовый туз побит. Не успею убрать его.
   - А вы этак незаметно оттолкните его в сторонку, - посоветовал я, - когда
не смотрите на карты.
   - Не лучше ли вам вернуться к рассказу о Мерле, - спокойно сказала она. -
И не очень-то злорадствуйте, если  вам  удалось  выведать  у  нее  несколько
фамильных секретов. - Я никогда не злорадствую. Вы послали Мерле  к  Ваньеру
сегодня вечером с пятьюстами долларами.
   - И что, если так? - она налила себе еще вина и отпила, не спуская с меня
глаз.
   - Когда он попросил денег?
   - Вчера. Я не могла взять их из банка до  сегодняшнего  утра.  А  в  чем,
собственно, дело?
   - Ваньер шантажировал вас почти восемь лет, не так ли? В  связи  с  одним
происшествием,  имевшим  место  двадцать  шестого  апреля  тысяча  девятьсот
тридцать третьего года.
   В ее глазах как будто мелькнул страх, но еле уловимо и  очень  глубоко  -
так, словно он давно жил там и только сейчас выглянул на мгновение.
   - Кое-что рассказала мне Мерле, - сказал я. - Ваш сын рассказал мне,  как
умер его отец. Я просмотрел сегодня  старые  газеты.  Случайная  смерть.  На
улице под окнами его офиса произошла авария, и все повысовывались  из  окон.
Ваш муж тоже высунулся из  окна,  просто  чересчур  далеко.  Поговаривали  о
самоубийстве, потому что после его смерти семья получила пятьдесят тысяч  по
страховке. Но  следователь  был  очень  мил  и  оставил  это  обстоятельство
незамеченным.
   - И что же? - У нее был холодный резкий голос -  никаких  тебе  хрипов  и
одышки. Холодный, резкий и абсолютно спокойный голос.
   -  Мерле  была  секретаршей  Гораса  Брайта.   Молоденькая   девушка   со
странностями,  чересчур  застенчивая,   простоватая,   совсем   ребенок   по
интеллекту,  любит  драматизировать  события,  очень  старомодна   в   своих
представлениях о мужчинах и то