ваться, чтобы
узнавать, когда и куда они выходят? Он сближался с ними, поил их, вывозил  в
свет, а затем ускользал на мгновенье к телефону и  рассказывал  соучастникам
где действовать. Вот и вся моя версия.
   - Вот, оказывается, как, - осторожно сказал  Амтор,  -  вы  представляете
Мэрриота в тесной связи со мной. Я чувствую  небольшое  отвращение  к  такой
версии, Я подался вперед, и мое лицо теперь было на расстоянии фута  от  его
лица.
   - Вы - шантажист. Как бы вы не выкручивались - это шантаж. И  дело  не  в
визитке, Амтор. Как вы говорите, у любого они могут  быть.  Не  в  марихуане
даже - вы не будете заниматься такой дешевкой с вашими возможностями. Но  на
обратной стороне каждой визитки ничего  не  написано,  чистое  место.  А  на
чистых местах, иногда бывает и на исписанных, проявляются какие-то невидимые
надписи.
   Он сурово улыбнулся, но я едва ли заметил  это.  Его  руки  двигались  по
белому шару.
   Свет погас. Стало темно, хоть глаз выколи.

Глава 22

   Я вскочил, отбросил стул ногой и вытащил пистолет из кобуры.  Пиджак  был
застегнут, и я малость промедлил. Ощутил всем телом волну воздуха, а  следом
зловоние. В полной тьме индеец ударил меня сзади, прижал мои руки к бокам  и
стал меня поднимать. Я бы мог пострелять вслепую, но особого толку  не  было
бы. И друзья далеко.
   Я отпустил пистолет и схватил индейца за запястья. Они были  сальными,  и
мои руки соскользнули. Индеец поставил меня  на  место  сильнейшим  толчком,
голова чуть не отлетела. Теперь он схватил меня за запястья. И вывернул  мне
руки. Уперся коленом в спину и согнул меня.
   Я пытался неизвестно зачем закричать. Ловил ртом воздух и не мог поймать.
Индеец отшвырнул меня, в сторону и, когда я упал, обхватил туловище  ногами.
Его руки добрались до моей шеи. До сих пор я иногда просыпаюсь по  ночам.  Я
чувствую эти руки и вонючий запах индейца. Я чувствую, как дыхание борется и
сдается под натиском потных пальцев. Тогда я встаю, выпиваю глоток  виски  и
включаю радио. Но не могу отмахнуться от воспоминаний, о том,  что  я  почти
потерял  сознание,  когда  увидел,  что   снова   зажегся   свет,   но   уже
кроваво-красный. Так увидели мои  налившиеся  кровью  глаза.  Мимо  проплыло
лицо, и рука мягко притронулась ко мне, хотя другие руки все еще сжимали мне
горло.
   Мягко, словно через вату, прозвучал голос:
   - Пусть немного подышит.
   Пальцы ослабли. Я вывернулся из них, но что-то  сверкнуло,  и  я  получил
жестокий удар по челюсти.
   - Подними его на ноги, - все тот же голос. Индеец поставил меня на ноги и
потянул к стене, держа за вывернутые запястья.
   - Любитель, - печально, как сама смерть,  промурлыкал  голос,  и  твердый
блестящий предмет снова ударил меня. И теплая струйка  потекла  по  лицу.  Я
лизнул ее и почувствовал привкус железа и соли.  Легкая  рука  обшарила  мои
карманы  и  занялась  исследованием  бумажника.  Папироса  исчезла,   словно
растворилась в сизой дымке, которая расстилалась передо мной.
   - Было три папиросы? - учтиво прозвучал  голос,  и  я  опять  получил  по
челюсти чем-то блестящим.
   - Три, - выдавил я.
   - А где, вы сказали, остальные?
   - В моем кабинете, в столе. Снова металлический удар по лицу.
   - Возможно, вы лжете,  но  я  смогу  проверить.  Передо  мной  маленькими
красными огоньками сверкнули ключи.
   - Души его, - продолжал голос. Железные пальцы впились  в  мое  горло.  Я
схватился за один из них и попытался вывернуть.
   - Прекрасно. Он учится, - комментировал все тот же мягкий голос.
   Снова что-то тяжелое со свистом сверкнуло в  воздухе  и  двинуло  меня  в
челюсть, точнее, в ту штуку, которая еще сегодня днем была моей челюстью.
   - Отпусти его. Он приручен, - тихо сказал  голос.  Тяжелые  сильные  руки
исчезли, я рванулся вверх  и  попытался  стоять  ровно,  не  качаясь.  Амтор
мечтательно улыбался. Он держал мой пистолет в своей изящной руке,  направив
прямо мне в грудь.
   - Я бы мог проучить вас,  но  для  чего?  Грязный,  ничтожный  человек  в
грязном ничтожном мире, не так ли? - он улыбнулся очень красиво.
   Я, собрав остатки сил, ударил в эту улыбку  кулаком.  Удар  получился  не
таким уж плохим. Он отшатнулся.
   Кровь потекла из обеих ноздрей, он  удержался  на  ногах,  распрямился  и
снова поднял пистолет.
   - Сядьте, дитя мое, -  любезно  предложил  он.  -  Скоро  ко  мне  придут
посетители. Я так рад, что вы ударили меня. Такая встряска очень помогает.
   Я нащупал табуретку, сел на нее и опустил отяжелевшую голову,  коснувшись
щекой столика с белым шаром. Шар снова мягко сиял. Свет его очаровывал меня.
Прекрасный свет и обволакивающая тишина.
   Похоже, я засыпал с  окровавленным  лицом  на  белом  столе,  а  стройный
красивый дьявол с пистолетом смотрел на меня и улыбался.

Глава 23

   - Все в порядке, - прогромыхал кто-то. - Хватит тянуть резину,  Я  открыл
глаза и сел.
   - Пошли в другую комнату, приятель!
   Я встал, как во сне. Пришли в приемную с окнами на всех стенах. За окнами
- ночная темень.
   За столом сидела женщина с многочисленными кольцами на  пальцах.  Плотный
коротышка удобно устроился в кресле возле нее. Меня легонько подтолкнули.
   - Садись здесь, приятель.
   Стул был ровный, удобный, но у  меня  не  было  настроения  рассиживаться
здесь. Женщина за столом громко читала книгу.  Короткий  пожилой  человек  с
усиками слушал ее с отсутствующим выражением лица.
   Амтор стоял у окна, всматриваясь вдаль, где, должно быть, спокойно  дышал
океан, где был иной, манящий, таинственный мир. Он  смотрел  на  океан  так,
будто любил его. Повернув голову, Амтор бегло глянул на меня. Я заметил, что
кровь с лица он смыл, но нос увеличился раза в два. Я невольно улыбнулся, но
тут же сморщился от боли, губы растрескались.
   - Ты повеселился, приятель? - голос того, кто уже помог мне прийти  сюда.
- Вижу, повеселился, - сказав это, он стал передо  мной.  Не  трепещущий  по
ветру цветок, а за двести фунтов весом детина с гнилыми,  в  черных  точках,
зубами и голосом циркового зазывалы. Быстр в движениях, крепок,  словно  всю
жизнь питался сырым мясом.
   Сам себе командир. Есть такие полицейские, которым наплевать на  дубинку,
с ним она или нет. Но в глазах его гнездился юмор. Широко расставив ноги, он
держал мой бумажник и царапал его ногтем  большого  пальца,  как  будто  ему
доставляло огромное удовольствие портить вещи.
   - Частный детектив, а, приятель? Из большого грязного города, а?  Дело  о
вымогательстве, а?
   Шляпа на затылке, видны пыльные каштановые волосы,  потные  и  темные  на
лбу. Смешливые глаза в красных жилках.
   Я потрогал свое горло. Глотка болит, как будто  побывала  под  катком.  У
этого индейца пальцы из закаленной стали.
   Смуглая женщина перестала читать  и  закрыла  книгу.  Пожилой  человек  с
седыми усами кивнул и подошел к типу, который со мной разговаривал.
   - Фараоны? - спросил я, потирая подбородок.
   - А ты как думал, приятель?
   Полицейский юмор. У усатого коротышки один глаз немного косил и  выглядел
подслеповато.
   - Не из Лос-Анджелеса, - сказал я, глядя на усатого. За этот глаз его  бы
в Лос-Анджелесе уволили.
   Верзила полицейский вернул мне бумажник.  Я  просмотрел  его  содержимое.
Деньги на месте. Визитки тоже. Все осталось без изменения. Я удивился.
   - Скажи что-нибудь,  приятель,  -  сказал  здоровяк.  -  Что-нибудь,  что
заставит нас полюбить тебя.
   - Верните мой пистолет.
   Он задумался. Я видел, как он думал. Было впечатление, что ему  наступили
на мозоль.
   - О, ты хочешь получить свой пистолет, приятель? - Он искоса посмотрел на
усатого. - Он хочет пистолет, - объявил крепыш коротышке и  снова  посмотрел
на меня.
   - А для чего тебе пистолет, приятель?
   - Я хочу застрелить индейца.
   - О, ты хочешь застрелить индейца, приятель.
   - Да, всего-то одного индейца.
   Он посмотрел на усатого и громогласно поведал ему:
   - Этот парень очень крут. Он хочет застрелить индейца.
   - Послушай, Хемингуэй , не повторяй за мной, - попросил я.
   - Я думаю, парень свихнулся, - сказал здоровяк, - он  только  что  назвал
меня Хемингуэем. Как полагаешь, у него все дома?
   Усатый кусал сигару и молчал. Высокий красавчик Амтор медленно отвернулся
от окна и мягко произнес:
   - Возможно, он просто немного расстроился.
   - Я просто не  вижу  причины,  зачем  ему  называть  меня  Хемингуэем,  -
волновался большой полицейский. - Меня зовут не Хемингуэй.
   Тот, что постарше, сказал:
   - Я не видел пистолета.
   Оба они посмотрели на Амтора. Амтор сказал:
   - Он у меня. Я отдам его вам, мистер Блейн. Гнилозубый  здоровяк  немного
присел и склонился, дыша мне в лицо:
   - Зачем ты назвал меня Хемингуэем, приятель?
   - Не при дамах же об этом... - ответил я.
   Он выпрямился и посмотрел на усатого.  Тот  кивнул,  повернулся  и  вышел
через открывшуюся в стене дверь. Амтор последовал за ним.
   Наступила тишина. Женщина смотрела на крышку стола и хмурилась.
   Большой полицейский смотрел на мою правую бровь и удивленно качал головой
из стороны в сторону. Дверь снова открылась, и усатый вернулся с моей шляпой
в руке. Молча отдал ее мне. Также без слов вытащил  из  кармана  и  протянул
мне. По весу "кольта" я понял, что он без патронов. Я воткнул его под  мышку
и встал. Гнилозубый сказал:
   - Поехали отсюда, приятель. Может быть, ветерок подбодрит тебя.
   - О'кей, Хемингуэй.
   - Опять он за старое, -  печально  вздохнул  здоровяк.  -  Называет  меня
Хемингуэем, потому что, видите ли, дамы присутствуют.
   Наконец-то прорезался голос и у усатого:
   - Поторопись!
   Здоровяк взял меня под руку, и мы подошли к маленькому лифту.

Глава 24

   Пройдя по узкому коридору вниз к черной двери,  мы  оказались  на  улице.
Воздух был чист и свеж, туманные испарения океана  не  забирались  на  такую
высоту. Я глубоко дышал.
   У дома стояла машина, обычный "седан" с частным номером. Здоровяк все еще
держал мою руку. Открыв переднюю дверцу, он пожаловался:
   - Это, конечно, не высший класс, приятель, но  ветерок  приведет  тебя  в
порядок. Тебя пока все устраивает? Мне не хотелось бы делать то, что тебе не
нравится, приятель.
   - Где индеец?
   Он покачал головой и впихнул меня в машину.
   - О, да, индеец, - сказал он. - Тебе надо  убить  его  стрелой  из  лука.
Таков закон. А индеец на заднем сиденье. Я оглянулся. Никого там не было.
   - Черт, его здесь нет. Его, наверное, выкрали, -  зубоскалил  здоровяк  и
вполне искренне возмущался, - Ну ничего нельзя оставить в незапертой машине!
   - Поторопись, - подал голос усатый и  сел  на  заднее  сиденье.  Здоровяк
Хемингуэй обошел машину, втиснул  свой  живот  между  рулем  и  сиденьем,  и
"седан" тронулся с  места.  Мы  развернулись  и  поехали  вниз  по  бетонке,
окаймленной кустами герани. Холодный ветер  поднимался  с  океана.  Издалека
мигали звезды, но они были очень высоко и ни о чем не говорили.
   Мы доехали до поворота и без спешки покатили по бетонной горной дороге.
   - Как ты добрался сюда без машины, приятель?
   - Амтор за мной ее прислал.
   - Для чего, приятель?
   - Должно быть, он хотел меня видеть.
   - Хороший парень, - констатировал Хемингуэй. - Все отлично понимает.
   Он сплюнул  через  плечо  и,  крутанув  баранкой,  прекрасно  вписался  в
очередной поворот.
   - Он говорил, что ты звонил ему по телефону, пытался забросить удочку. Но
он считает, что лучше заранее познакомиться с парнем,  с  которым  предстоит
иметь дело. Поэтому он и послал свою машину.
   - Конечно, если он собирался вызвать знакомых фараонов. И  мне  точно  не
понадобилась моя машина. - сказал я. - О'кей, Хемингуэй.
   - Ага, опять? О'кей! У Амтора под столом микрофон, секретарша  записывает
весь разговор. И когда мы пришли, она прочитала его мистеру Блейну.
   Я повернулся и посмотрел на мистера Блейна. Он мирно курил  сигару  и  не
взглянул на меня.
   - Черта с два она записала наш разговор, - сказал я. -  Скорее  всего,  у
них наготове лежат эти записи, которые они заранее делают для таких случаев.
   - Может быть, ты бы рассказал нам, зачем  хотел  видеть  этого  парня,  -
вежливо предложил Хемингуэй.
   - Вас не устраивает уцелевшая половина моего лица?
   - Ах, нет. Мы не такие ребята, - сказал он с широкой улыбкой.
   - Вы довольно хорошо знаете Амтора, не так ли, Хемингуэй?
   - Мистер Блейн знает. Я только подчиняюсь приказам.
   - Кто такой мистер Блейн?
   - Это джентльмен, сидящий на заднем сиденье.
   -  А  кроме  того,  что  он  на  заднем  сиденье,  что-нибудь   из   себя
представляет?
   - А как же, конечно. Все знают мистера Блейна.
   - Хорошо, - сказал я, внезапно почувствовав  усталость.  Потом  было  еще
больше поворотов, больше тишины, больше  темноты,  больше  бетона  и  больше
боли.
   Хемингуэй, сказал:
   - Сейчас мы среди парней, женщин  нет,  о  твоей  поездке  к  Амтору  уже
надоело трепаться, но одно еще меня  беспокоит.  Что  же  значит  этот  твой
Хемингуэй?
   - Шутка, - сказал я. - Старая, старая шутка.
   - А кто такой Хемингуэй?
   - Парень, который все время говорит об одном и том же, пока ты,  наконец,
не начинаешь верить в то, что он абсолютно прав.
   - На это уходит чертовски много времени, - сказал здоровяк. - Для  сыщика
у тебя слишком сложные мозги. Ты ходишь со своими зубами?
   - Да, всего несколько пломб.
   - Ты чертовски везуч, приятель. Человек на заднем сиденье произнес:
   - Хорошо. Поверни здесь направо.
   - Понял.
   Хемингуэй повернул "седан" на узкую утрамбованную дорогу, проходившую  по
самому  краю  склона  горы.  Мы  проехали  еще  с  милю.  Казалось,  в  мире
существовал только запах полыни.
   - Здесь, - сказал усатый.
   Хемингуэй остановил машину и включил ручной тормоз. Он  перегнулся  через
меня и открыл дверь.
   - Ну что ж, - Было приятно познакомиться с тобой, приятель. Но, даст бог,
больше не увидимся. Вылезай!
   - Я что, отсюда пешком пойду домой? С заднего сиденья донеслось:
   - Пошевеливайся.
   - Да, ты отсюда пойдешь домой, приятель. Это тебя устраивает?
   - Конечно. У меня будет время кое о чем поразмыслить. К  примеру  о  том,
что вы парни не из Лос-анжелесской полиции. Но один из вас  полицейский,  а,
может быть, и оба. Я бы сказал, что вы фараоны из Бэй Сити.  Мне  интересно,
почему вы работаете не на своей территории.
   - Ты так говоришь, будто уже все это доказал, приятель.
   - Спокойной ночи, Хемингуэй.
   Он не ответил. Они оба молчали. Я начал выбираться из машины  и  поставил
ногу на подножку. Голова кружилась.
   Человек на заднем  сиденье  сделал  резкое  движение,  которое  я  скорее
почувствовал спиной, чем увидел.  Океан  тьмы  разверзся  подо  мной,  очень
глубокий, намного глубже самой черной ночи.
   Я нырнул в него. Дна не было.

Глава 25

   В комнате не продохнуть от дыма.
   Он висел в  воздухе  тонкими  линиями,  как  завеса  из  микроскопических
капелек. В этой комнате я никогда раньше не был. В  ней  всего  два  окна  с
решетками.
   Я был в подавленном состоянии и ни о чем не думал. И чувствовал себя так,
как будто проспал целый год. Но дым беспокоил меня. Я лежал на спине и думал
о нем. Прошло довольно много времени, прежде чем я сделал глубокий вдох,  от
которого заболели легкие.
   Я заорал:
   - Пожар!
   Это меня рассмешило. Не знаю, что  в  этом  было  веселого,  но  я  начал
хохотать. Однако смех мне не понравился, Он звучал, как смех сумасшедшего.
   Нового крика  хватило,  чтобы  где-то  снаружи  раздались  быстрые  шаги.
Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Человек впрыгнул в комнату и  запер  за
собой дверь. Его правая рука потянулась к бедру.
   Человек был мал ростом и неимоверно толст.  Одет  в  белый  халат.  Глаза
черные и какие-то плоские, с серыми выпуклостями вместо век. Странные глаза.
   Я повернул голову на жесткой подушке и зевнул.
   - Не обращай внимания, парень. Вырвалось само, - миролюбиво сказал я,  Он
стоял, зло глядя на меня,  его  правая  рука  нависла  над  бедром.  Зеленое
злобное лицо, черные плоские глаза, кожа на руках в серых пятнах.
   - Может быть,  ты  снова  хочешь  оказаться  в  смирительной  рубашке?  -
прорычал он.
   - Все в порядке, парень. Я очень долго спал, сны видел. Где я?
   - Где надо.
   - Похоже, приятное заведение, - сказал я, - Учтивые люди, хороший воздух.
Я бы поспал еще немного.
   - Так-то будет лучше, - проворчал он и вышел. Дверь захлопнулась. Щелкнул
замок. Шаги затихли.
   Толстяк не убрал дым. Он все еще висел посреди комнаты, как занавеска. Он
не растворялся, не уплывал, не шевелился.  В  комнату  откуда-то  прорывался
воздух, пригодный для дыхания, я его чувствовал, но дыму было все равно,  Он
висел серой сетью, сплетенной  тысячей  пауков.  -Меня  заинтересовало,  как
пауков заставили работать вместе?
   Фланелевая пижама. Как в больнице округа. На пижаме никаких  деталей,  ни
одного лишнего стежка. Грубый материал, воротник натирает шею,  которая  еще
болит. Я начал вспоминать. В горле пекло,  словно  там  дюжина  ссадин.  "А,
индеец! О'кей, Хемингуэй. Вы хотите стать детективом?  Хорошо  зарабатывать?
Всего девять  простых  уроков!  По  окончании  обеспечиваем  значком",  -  я
рассуждал. Значит, я еще не на том свете.
   Горло  болело,  но  пальцы,  ощупывающие  его,  ничего  не   чувствовали.
Казалось, что вместо пальцев - связка бананов. Посмотрел на руки. Пальцы как
пальцы. Так себе.
   Была ночь. За окнами чернел необъятный мир. Белая  полусфера  светильника
свисала на трех медных цепях в  центре  комнаты.  Вдоль  кромки  светильника
чередовались оранжевые и голубые выступы. Я  уставился  на  них,  одурев  от
дыма. Вдруг эти выступы стали раскрываться, как маленькие картофелины, и  из
них повысовывались головы. Кукольные, крошечные, но живые головы. - На  меня
смотрело личико в капитанской фуражке, пушистая  блондинка  в  разрисованной
шляпке и худой человек с криво висящим галстуком,  похожий  на  официанта  в
пляжном ресторанчике. Он открыл рот и ухмыльнулся:
   - Вы бы хотели бифштекс с кровью или его дожарить, сэр?
   Я закрыл глаза, зажмурился, а когда их снова  открыл,  то  увидел  только
светильник из поддельного фарфора, висящий на трех цепях.
   Но дым все еще неподвижно висел в воздухе. Я взял простыню  за  уголок  и
вытер пот со лба онемевшими пальцами. Сдурел. Совсем сошел с ума.
   Я  сел  на  кровати,  осторожно  опустил  босые  ноги  и  коснулся  пола.
Почувствовалось покалывание иголок и  булавок.  "Галантерея  налево,  мадам.
Исключительно большие булавки направо". Ноги начали твердо чувствовать  пол.
Я встал. Но слишком резко. Ноги подкосились, и я, тяжело дыша, схватился  за
край кровати, а голос, исходивший откуда-то снизу, повторял одно и то же: "У
тебя белая горячка.., у тебя белая горячка.., у тебя белая горячка".
   Я сделал первые шаги. Мотало, как  пьяного.  На  маленьком  эмалированном
столике, расположенном между  двумя  зарешеченными  окнами,  стояла  начатая
бутылка виски. Я пошел к ней. Несмотря ни  на  что,  в  мире  много  хороших
людей. Например, парень, оставивший мне полбутылки виски. У  него  такое  же
большое сердце, как надувной спасательный жилет.
   Я дошел до столика и, положив бесчувственные руки на бутылку,  поднес  ее
ко рту. При этом вспотел так, как будто поднял  один  конец  моста  "Золотые
Ворота".
   Я пил долго с неаккуратной жадностью. Затем осторожно поставил бутылку на
место и обтер ладонью подбородок. У виски  был  необычный  ,  очень  терпкий
вкус.  Пока  я  осознал,  что  у  виски  странный  вкус,  я  успел  заметить
умывальник, втиснутый в угол комнаты. Меня вырвало.
   Время,  однако,  текло.  Агония   рвоты,   шатание,   полубессознательное
состояние, висение на краю раковины и жалкие потуги  издать  крик  о  помощи
остались в прошлом.
   Полегчало. Я доковылял до кровати и повалился на  спину.  И  снова  стал,
тяжело дыша, рассматривать  дым.  Он  теперь  виделся  каким-то  нереальным,
неясным