ив, я решила не отказываться от своего первоначального  плана  и
все-таки навестить тетину Ванду.  Пока  суть  да  дело  -  как  раз  истекут
отпущенные Андрею сутки. И тогда... Я  пока  не  придумала,  что  тогда,  но
Андрей трижды пожалеет, ручаюсь! А такие вещи лучше делать  импровизационно,
повинуясь внезапному порыву: снять тормоза и...
   Я позвонила Натке, чтобы сообщить, что  не  смогу  отзвониться  в  десять
тридцать шесть, потому что в это время буду в гостях  у  ее  конкурентки  по
оккультному цеху.
   - У кого это? - ревниво спросила подруга.
   - У Ванды.
   В трубке повисло молчание. Было слышно, как гудит и щелкает линия.
   - Ты ее знаешь? - осторожно поинтересовалась я.
   - Не ходи, я прошу тебя, не ходи! - неожиданно взвыла подруга.
   Странная реакция. Я предложила ей объяснить.
   - Она опасная мошенница, рецидивистка - пробу ставить негде.
   Никто не любит конкурентов, ясное дело. Или?..
   - А подробнее? - попросила я, но в ответ услышала:
   - По телефону не могу, давай встретимся.
   Времени оставалось  не  так  много,  а  мне  надо  успеть  переодеться  и
перекусить, чем Нюся пошлет.
   Поэтому я предложила Натке встретиться на следующий день и обсудить,  как
прошел мой визит и  почему  не  следовало  его  наносить.  В  трубке  что-то
возмущенно булькнуло, и связь прервалась.
   - На кладбище я встретила девушку, - рассказывала  я  Нюсе,  поглощая  на
десерт румяную ватрушку с домашним творогом и запивая ее подогретым молоком,
- Необыкновенной красоты, - я подула на молоко, отгоняя  от  края  противную
пенку, - Но чудная - сил нет. В ночной сорочке!
   - Так это Паша, - догадалась Нюся, -  Внучка  кладбищенского  смотрителя.
Она божий человек.
   - То есть как?
   - Она не в себе маленько, - пояснила старушка, - С детства такая. Смотри,
- спохватилась домработница, - Ее обижать нельзя - грех.
   - Ладно тебе, я не кусаюсь, - добродушно отозвалась  я  и  потянулась  за
третьей по счету ватрушкой, - Как обидно, такая красота - и не в себе.
   - Зато ее грязь не касается, - Нюся подлила молока в кружку и сообщила, -
Заходил какой-то парень, тебя спрашивал.
   Молокосос!
   - Надеюсь, ты сказала ему, что я вымерла как мамонты?
   - Типун тебе  на  язык!  Сплюнь  сейчас  же!  -  она  дождалась,  пока  я
троекратно сплюну и постучу по  дереву,  и  только  тогда  продолжила,  -  Я
сказала, что ты пошла к подруге.
   - Ну и славненько. Слушай... а Макс не звонил?
   -  Нет.  Ты  думаешь,  он  позвонит?  -  с  затаенной  надеждой  спросила
домработница. В глубине сорочьих глаз всполыхнула тревога.
   Я ответила, что конечно, и быстренько смылась. По  моим  расчетам,  кузен
должен был вернуться домой еще утром, в  крайнем  случае  -  днем.  Вряд  ли
Андрей увез его далеко, держит где-нибудь рядом,  в  пределах  досягаемости.
Однако Макс не вернулся. Значит, я просчиталась. Меня затрясло  от  тревоги.
Чтобы смыть липкий страх, я прямым ходом направилась  в  ванную.  Разделась,
отклеила спицу, набрала в таз холодной воды,  забралась  в  ванну  и,  резко
выдохнув, обрушила содержимое таза на макушку. Вау!
   Ек-сель-моксель. Мамочка. Ужас какой.  Жалобно  повизгивая,  я  окатилась
горячей водой и быстро растерлась махровым полотенцем. Трясти перестало.  По
всей видимости, орган, отвечающий за страх, отмерз. Ну и ладно. Туда  ему  и
дорога.
   Ужасно неприятно, что мы оказались в  должниках  у  преступника,  который
похитил нашего Макса.
   Нет, так дело не пойдет.  Перед  тем,  как  окончательно  расквитаться  с
"благодетелем", необходимо вернуть ему долг.
   Высушив волосы, я стянула их резинкой. Нанесла на лицо  крем,  подождала,
пока он впитается,  а  остатки  промакнула  салфеткой.  Подошла  к  зеркалу,
примерилась  и  нанесла  боевую  раскраску  -  сначала   двумя   выверенными
движениями нарисовала хищные стрелки,  потом  воспользовалась  карандашом  и
подправила брови,  нанесла  на  губы  светлый  контур,  от  чего  они  стали
выглядеть тонкими и злыми, достала помаду  "смерть  сутенерам"  и  покрасила
губы в непобедимо-красный цвет. Присмотрелась - стерва. Значит, так  тому  и
быть.
   Спустившись вниз, я встретила тетю Лизу.  На  ловца,  известное  дело,  и
зверь бежит.
   - Ты выглядишь как-то необычно, - задумчиво сказала она, присматриваясь к
моему лицу, - Все вроде бы твое, деточка, - глаза, нос, подбородок...  Но  в
целом это не ты.
   - Это мой дух.
   - А-а... - растерянно отозвалась тетушка.
   Я оттеснила ее в темный угол и прижала к Бену.
   - Сходи, пожалуйста, к Андрею и отдай ему деньги, - я вложила купюры в ее
податливую ладонь, - Объяснишь - за поминки... Он думает, наверное,  что  мы
нуждаемся. А ты, со свойственной тебе деликатностью, объяснишь ему в  мягкой
манере, что мы люди гордые и привыкли платить по счетам.
   Тетушка надменно вскинула голову.
   - Неужели он правда думает, что мы нуждаемся?
   - Иди, - я  легонько  подтолкнула  ее.  И  тетя,  обуреваемая  непомерным
фамильным  достоинством,  величественно  прошествовала  за  дверь,   позабыв
переодеть тапочки.
   Склеротичка! - вспомнила я о спице.  Вернулась  к  себе,  вооружилась  и,
взглянув на часы, отправилась на свидание к Ванде.
   Только я подошла к двери, как она распахнулась и впечаталась  в  стену  -
бах! Застекленная рамка с траурным фото  дяди  подпрыгнула,  соскользнула  с
гвоздя  и  упала  на  пол  -  дзинь!  Ой!  В  проеме,  поигрывая   рельефной
мускулатурой, выдувая клубы пара из хищных ноздрей, извергая зеленые  молнии
из солнечно-карих недр, стоял суровый и беспощадный охотник на буйволов.  Мы
обменялись предупреждающими взглядами. Андрей вошел внутрь, захлопнул пинком
дверь и застыл как гранитный утес, как ледник Антарктиды и как декабристы на
Сенатской площади. Позер каких мало. Ничего, красавчик, берегись, вот только
взгляну на Ванду, и ты у меня пожалеешь...
   - Где Макс?
   Он посмотрел так, как будто хотел выдрать сердце из моей груди и скормить
его свиньям, но промолчал.
   - Осталось два часа и семь минут, - напомнила я.
   Не отдаст он Макса добровольно. Не отдаст. Придеться отнимать силой.
 
*** 
 
   Вечером в Озерске всего две напасти -  озверевшее  комарье  да  кромешная
темень.
   Как-то  само  собой,  без  постороннего  вмешательства,  получилось,  что
озерское уличное освещение накрылось тазом вместе с советской властью. То ли
таз оказался слишком глобальным,  то  ли  освещение  влюбилось  в  советскую
власть и не пожелало с ней расставаться, то ли в  очередной  раз  проявилась
непостижимая загадочность русской души, не к ночи будь помянута, но кривые и
разухабистые улочки Озерска, по которым и днем-то ходить небезопасно - можно
легко вывихнуть ногу, или сломать каблук, или свернуть шею, в  темное  время
суток освещаются разве что луной, звездами и фарами проезжающих машин.
   Очень романтично, знаете ли. Но при плохой погоде и  в  отсутствии  машин
усталому путнику приходится полагаться исключительно на ощупь ноги,  которая
иногда подводит. Поэтому летним вечером да при  открытых  окнах  то  и  дело
слышно, с каким энтузиазмом поминают прохожие чью-то мать.
   Словом, позвони родителям.
   Раньше  мне  в  голову  не  приходило,  что  штыри  фонарей  могут   быть
востребованы только собаками и расклейщиками предвыборных  плакатов.  С  тех
пор я изрядно поумнела и знаю, что могут.
   А что касается комаров... У меня и на этот счет есть своя теория.  Я  так
считаю: наших кровных среднерусских комаров  давно  скрестили  с  пираньями.
Получилось новое биологическое оружие массового поражения  -  эффективное  и
малозатратное.  Обычные  боеголовки  надо  не  только  отлить   и   начинить
смертельной пакостью, но еще и содержать  в  приличных  условиях,  а  потом,
когда выйдет срок безопасности, - утилизировать. У военных  нет  на  это  ни
средств, ни желания.
   Приличные условия - это ж надо такое выдумать! У нас и люди-то живут  абы
как, без оглядки на условия. Где упал - там и отжался. Но это так, к  слову.
С комарами тоже возиться не надо: выпустил в  ближайший  лесок  -  и  аминь.
Плодитесь, твари, и размножайтесь.
   Думаю, сейчас кровожадные мутанты апробируются на местном населении: если
население выживет,  значит  плохо  скрещивали,  и  несколько  высоких  чинов
отправятся на заслуженный отдых. Если  население  не  выживет,  другие  чины
получат по  Звезде  Героя  капиталистического  труда  с  пожизненным  правом
бесплатного проезда на  общественном  транспорте,  который  к  тому  времени
отменят за ненадобностью.
   Я прошла мимо темного здания школы и остановилась перед домом под номером
двадцать один. Дом как дом. С виду - ничего  мистического.  Даже  обидно.  Я
шагнула вперед. Но тут  чья-то  сильная  рука  схватила  меня  за  шкирку  и
потянула в кусты. Сердце ухнуло в пятки. Я  задергалась  в  тщетной  попытке
освободиться и открыла рот, чтобы включить сирену. И  в  этот  ответственный
момент железная рука, больно саданув по носу, впечаталась в мои челюсти. Что
есть силы я стиснула зубы. В пылу борьбы, между прочим, я совсем забыла  про
спицу. А когда вспомнила, было поздно.
   - С-с! Ты чего кусаешься? - раздался трагический шепот. И я узнала  голос
Натки.
   - Ты? А я думала - маньяк.
   - Разочарована, воинственная ты моя?.. С-с,  надо  же  как  больно...  Ты
прокусила ладонь!
   - Сама виновата, - парировала я, - Нечего  рот  затыкать.  Свобода  слова
священна - проверь по конституции.
   - Из-за твоей конституции мне  придется  делать  прививки  от  бешенства.
Только этого не хватает!
   - Не переживай, - утешила я, - У меня слюна ядовитая. До прививок  ты  не
доживешь.
   - Подруга называется. Утешила называется, - укорила она меня, - Эх ты...
   - Ну извини, в последнее время у меня нервы ни к черту. Лучше скажи,  что
ты здесь делаешь, только в темпе, - кажется, я опаздываю.
   - Говори тише, - прошипела Натка, - Нас могут услышать.
   Я понизила голос и повторила вопрос.
   - Караулю кусачую кретинку. На,  возьми,  -  она  вложила  в  мою  ладонь
небольшой предмет, гладкий на ощупь, - Это от моего учителя.
   - Черт, темнотища - ничего не вижу. Что это? И что ты хотела рассказать о
Ванде? Только быстро.
   - О Ванде быстро не расскажешь, так что потом, а это - оберег. Надень его
под платье. И запомни: спать в гостях  неприлично.  Повтори!  -  потребовала
она.
   - Не морочь голову, это я и без тебя знаю. Слушай, мне пора, я побежала.
   - Повтори! - настырно потребовала подруга, удерживая меня за руку.
   - Спать в гостях неприлично, - повторила я, чтобы отвязаться, - Это все?
   - На всякий случай имей в виду, что мы с Николашей ждем тебя здесь.  Чуть
что - кричи погромче.
   Я фыркнула. Скажет тоже.
 
*** 
 
   - Вы опаздываете, - вместо приветствия  проскрипел  голос,  принадлежащий
типу со скошенной нижней челюстью, тонкими малокровными  губами,  маленькими
глазками-буравчиками и тусклыми волосами, собранными сзади в чахлый крысиный
хвост. На нем было длинное серое рубище, доходящее до волосатых щиколоток  и
подпоясанное шнурком. Странный наряд для мужчины. И абсолютно не  идет  ему.
Однако я не затем пришла, чтобы спорить о вкусах.
   - Вас уже ждут.
   Я решила не оправдываться перед  бесвкусным  типом  и  молча  перешагнула
через порог. Мистер Крыс, как я его тут же  окрестила  про  себя,  распахнул
следующую дверь:
   - Прошу, - и быстро захлопнул ее за моей спиной, как будто боялся, что  я
передумаю и сбегу. Ну и нравы.
   Я оказалась в тесном окружении стен, от пола до  потолка  задрапированных
черной материей. Ни  одного  окна.  Душно.  Под  ногами  -  черное  ковровое
покрытие. Единственный источник света  -  прожектор,  разрезающий  сумрачное
пространство строго по диагонали. И голова с обрубком шеи.
   Мама.
   С противоположной  стены  пустыми  глазницами  таращилось  матово-бледное
лицо, застывшее в немом отчаянном крике. Ужас. Я  содрогнулась  и  собралась
было озвучить чужой крик, но уткнулась взглядом в другую голову.  Сбоку,  из
складки черной материи, щерился ехидный оскал.
   Постойте, - дошло до меня, - так они ненастоящие! Я осмелела, шагнула  на
середину комнаты и оглядела стены. Зрелище было не из приятных. Кроме  ужаса
и злорадства, я  также  обнаружила  удивление,  злость,  зависть,  отчаяние,
печаль и смех. Скульптор, сваявший головы, должно быть, хорошо разбирался  в
человеческой натуре и верно передал неживому гипсу живую  суть.  Но  я-то!..
Надо же, купилась, лоханка. Даже обидно.
   Понятно, в этой комнате Ванда маринует слабонервных  посетителей  с  тем,
чтобы они дозрели до уровня ее сокровенного знания.
   Я не удержалась и показала ужасу язык. Что, съел?
   От черной стены отодвинулась черная панель.  В  проем  хлынул  нестерпимо
яркий, слепящий свет.
   - Прошу, - прохрипел невидимый динамик.
   Я зажмурилась и вошла в поток света словно в холодную воду - на  глубоком
выдохе.
   - Благие духи приветствуют вас, - произнес невыразительный женский голос,
и я разлепила веки. На жесткой кушетке,  в  окружении  двух  высоких  ваз  с
пурпурными розами, источающими необычайный аромат, которым  так  и  хотелось
пропитаться, сидел, скрестив ноги, экспонат мадам Тюссо, одетый в просторный
голубой балахон. Женщина выглядела почти как живая. Да, как  живая  женщина,
из которой откачали пять литров крови. Тонкие черты лица, полностью лишенные
мимики, матовая кожа, голубоватые, в цвет облачения, губы, высокий  восковой
лоб.
   Она была  похожа  на  те  гипсовые  изваяния,  с  которыми  мне  довелось
столкнуться в предыдущей комнате. Там явно не  хватало  маски  отрешенности.
Зато здесь она присутствует. Если бы не яркое пятно каштановых волос, гладко
зачесанных назад, если бы не глаза, пылающие лихорадочным огнем,  я  подошла
бы ее потрогать, чтобы исключить очередную мистификацию.
   Женщина не двигалась и, казалось, не дышала. Но ее глаза!.. Вся жизненная
сила, отпущенная человеку, сконцентрировалась в ее необыкновенных глазах. За
четверть секунды они расправились с моей физиономией, фигурой и  одеждой  и,
не задерживаясь, проникли внутрь. Не очень приятно - бр-р-р! - когда  кто-то
шарит взглядом у тебя в печенках. Но нет худа  без  добра:  теперь  я  точно
знала, где обитает тетина душа - в ее печени.
   - Здрасьте, - как можно небрежнее бросила я.
   - Присаживайтесь, - женщина в голубом величественно указала на пол  подле
себя. Издевается. Легко сказать - присаживайтесь. Но как  это  сделать?  Пол
вроде бы чистый, но все же... Хорошо бы сесть на стул, чтобы быть с  ней  не
равных.  Сгодилась  бы  и  простая  табуретка,  но  в  округе   таковых   не
наблюдается. Ладно, на пол - так на пол. Я бы села, как она - скрестив ноги,
но  юбка  классического  покроя,  если  не  подтянуть   ее   к   подбородку,
категорически исключает позу лотоса.
   Она смотрела на меня, как Павлов на свою собаку, - с садистским интересом
естествоиспытателя.
   Какая там отрешенность! Сплошной обман зрения. Фикция.  Натка  права,  та
еще штучка, опасная. Вечно  голодная  хищница,  узревшая  посильную  добычу.
Плотоядный взгляд сверкает, как отточенный клинок  в  натренированной  руке.
Помедлив,  я  опустилась  на  колени  и  возложила  пятую  точку  на  пятки.
Распрямила спину, руки чинно сложила на коленях, а  голову  откинула  назад,
чтобы видеть лицо  собеседницы,  которая  возвышалась  надо  мной  на  своей
кушетке. Ничего страшного, - утешилась я. Настоящий йог и коленопреклоненным
сливается с истиной. О-у-м.
   - Меня зовут, - почти не разжимая губ, без запинки  произнесла  мумия,  -
Мария. (Даже так? - обомлела я.) Просветленная госпожа  Ванда  поручила  мне
поговорить с вами. Если не ошибаюсь, вас зовут Вероника, - она явно спросила
и даже сделала паузу на ответ, но вопроса как такового не  прозвучало  -  ее
монотонная речь была лишена каких бы то ни было интонаций.
   Мария, значит? Ну-ну, - подумала я, а вслух произнесла:
   - Можно просто Ника.
   Из боковой двери появился мистер Крыс и подобострастно изогнулся,  ожидая
распоряжений.
   Странно, она его не вызывала, я бы заметила. Может, у них так принято.
   - Кофе, - коротко распорядилась женщина, не спросив у меня согласия и  не
взглянув на мистера Крыса.
   Обычно, если я намереваюсь ночью спать, а не что-то  там  еще,  то  после
восьми вечера кофе не пью.
   Нынешней ночью я собиралась именно спать: во-первых, безмерно  устала,  а
во-вторых, больше одинокой женщине заняться вроде бы нечем.
   Я поделикатничала и не стала отказываться от  навазанного  кофе.  Сделала
вид, что пью, а сама лишь обмакнула верхнюю губу в глиняную чашку  с  черной
жижей, отметив мимоходом, что у нее неприятный  привкус.  Скорее  всего  это
привкус сильно пережаренных зерен.
   - Итак, - перешла к делу моя собеседница, - Елизавета  Карловна  сказала,
что вы хотите стать членом нашего спиритического кружка.
   Эх, боюсь, опять  придется  выкручиваться,  строить  из  себя  идиотку  и
выезжать на кривой козе. Силы небесные, ну сколько можно!
   - Членом? Можно и членом, - согласилась я, прощупывая взглядом лже-Марию.
Ох и не нравится мне она! Режет взглядом,  как  бритвой.  Натка  обронила  в
телефонном  разговоре,  что  она  рецидивистка.  Со  злости   на   удачливую
конкурентку? Х-м... Меня посетила шальная мысль.
   Надо срочно обмозговать.
   Между  тем  женщина  пошевелилась.  Ее  пальцы  машинально  потянулись  к
медальону, который висел на  уровне  талии,  прицепленный  к  очень  длинной
золотой цепочке. В глубокой задумчивости я тоже верчу  побрякушки,  знакомая
привычка. Поскольку, сверкая и переливаясь, цацка раскачивалась прямо  перед
моими глазами,  я  хорошо  разглядела  ее  -  это  было  крохотное  овальное
зеркальце в тонкой золотой оправе - и поняла, что страшно хочу  точно  такую
же. Просто и оригинально. Здорово. Интересно, сколько такая штучка стоит?..
   Нет, я хотела подумать о другом.
   - Зачем вам это? - спросила женщина, вцепившись своими хищными глазами  в
мои. Но я - особа тренированная. Так смотреть, как Сем Семыч, не моргая и не
отводя взгляд часами, не умеет никто. Я выдерживаю ровно  пятнадцать  минут,
это мое последнее достижение, а  начинала  -  смешно  сказать!  -  с  десяти
секунд. Ну, тетка, держись, отсчет пошел.
   Неожиданно я почувствовала легкое  головокружение.  Это  от  усталости  и
нервного перенапряжения, -  решила  я.  Тут  же  безумно  захотелось  спать.
Свернуться бы сейчас калачиком прямо  здесь,  на  полу,  и  придавить  минут
эдак... Да, я действительно устала. Еще бы! В моем  преклонном  возрасте  ни
нервотрепка, ни понапрасну бессонные ночи  не  проходят  бесследно.  Сегодня
просплю десять часов кряду, и пусть только попробуют разбудить - покусаю, не
взирая на личности.
   Спать хотелось жутко и чем дальше, тем больше. Меня утягивало в бездонную
дремотную трясину. Я не сдержалась и сладко зевнула. Сопротивляться не  было
сил. Глаза смежались сами собой, а голова опускалась все ниже  и  ниже.  Как
неудобно...
   Спать в гостях неприлично, - внезапно  пробились  ко  мне  сквозь  топкое
забытье Наткины слова, - Повтори! - настойчиво требовала подруга.
   Не спать! Щелкнул кнут,  разрывая  сонную  муть  и  отзывясь  невыносимой
болью.  Я  резко  вскинула  голову,  в  испуге  вращая  глазами  в   поисках
кричавшего. Но в комнате, кроме  нас  двоих,  по-прежнему  никого  не  было.
Женщина в голубом изучающе осматривала меня. Неудобно вышло. Кажется, она  о
чем-то спрашивала меня. Ага, о том, зачем я пожаловала.
   - Моя тетя, Елизавета Карловна, - начала я, отчаянно вырываясь из  цепких
объятий Морфея, -  Восторгается  Вандой,  говорит,  что  она  очень  сильный
медиум... Вот я и подумала:  почему  бы  нет?  Признаться,  я  давно  хотела
приобщиться, только опасалась, что нарвусь на шарлатанов.  А  тетя  говорит,
что Ванда - настоящий медиум, без дураков. Это... правда?
   Во взгляде собеседницы появилось новое выражение - то ли удивление, то ли
возмущение, то ли опасе