значилась  упрямая
складка.
   Разглядывая свое отражение, я приняла решение испугаться и уехать.
   Увы, я совсем не могла говорить. А, впрочем, совсем не увы.  Это  даже  к
лучшему  -  не  придется  никому  ничего  объяснять.  Не  придется  врать  и
выкручиваться, что само по себе - большое человеческое счастье.
   Поразмыслив, я восприняла потерю голоса как должное, то есть как расплату
за всю ту ложь, которую успела  нагородить,  руководствуясь  сплошь  благими
намерениями.
   В немоте, естественно, были и свои неудобства.  Взяв  в  руки  блокнот  и
карандаш, я свела эти неудобства к минимуму.
   По моей просьбе Нюся завернула Сем Семыча в тюк  с  постельным  бельем  и
таким образом переправила его в прачечную, к Наткиной бабушке.
   Тем временем мы с Гретой похоронили отчужденное от кота  достоинство  под
старой рябиной.
   Красивый был хвост - персидский. Вечная ему память.
   Тетя позвонила в милицию, окончательно смирившуюся с  моим  алиби,  и  та
дала добро на мой отъезд  в  Москву.  Я  спешно  распрощалась  с  огорченным
семейством, поставила на заднее сидение "нивы" коробку, набитую хламом, и на
большой скорости выехала из города. В темпе  миновала  луг  и  углубилась  в
сосновый бор. Под колесами  весело  запрыгал  гравий,  извещая  о  том,  что
асфальтовое покрытые закончилось. Доехала до лесной развилки и остановилась.
Не прошло и двух минут, как с другой  стороны  появился  старый  потрепанный
"форд". Мы с Кшысем обменялись машинами: он на "ниве" отправился  дальше,  в
Тверь, где намеревался оставить машину в гараже своего старшего брата,  а  я
на "форде" вернулась в город, но не к Приваловым, а к Наткиной бабушке,  где
воссоединилась с Сем Семычем.
   Через два часа в  доме  бабы  Дуни  собрался  военный  совет.  С  большим
опозданием, но таковы обстоятельства. Пришли Николаша (в камуфляже),  Кшысь,
Натка и  ее  учитель  (без  камуфляжа,  но  с  воинственными  физиономиями).
Последний, честно скажу, не произвел на меня должного  впечатления:  он  был
невысок ростом, коренаст, упитан выше среднего, с унылыми глазами  и  ранней
сединой на висках. Звали его Виссарионом Иннокентьевичем Былинским.  Фу  ты,
язык сломаешь. В общем, он уступал Николаше по всем параметрам.
   Предупреждаю: я - за Николашу. Или  против  всех  кандидатов  и  ныряю  в
глубокую оппозицию.
   Былинскому я дала бы не больше двадцати восьми лет от роду.  Увольте,  не
понимаю, чему хорошему может научиться женщина в самом расцвете  всего,  что
способно цвести,  от  мужчины,  который  младше.  Знаем  мы  этих  учителей,
плавали. Ничего интересного. Ну да ладно, в конце концов, это ее дело.  Нет,
- не смогла успокоиться я, - Но куда смотрит Николаша?..
   Пока мы с Кшысем осуществляли маневры на  проселочных  дорогах,  Николаша
следовал  за  "почтальоном".  Маршрут  оказался  непростым,  но  коротким  и
закончился на дне пересохшей сточной канавы, где Николаша  опознал  личность
слесаря-сантехника,  пьяного  практически  в  зюзю.  Безобидный   мужичонка,
беззлобный, но дай ему понюхать пробку от беленькой, и он  твой  навеки,  то
есть пока не проспится. А проспится - и ничего не помнит. Короче  говоря,  с
почтальоном нам крупно не повезло. Обрыв связи.
   Рядом со мной в корзинке посапывал живой Сем Семыч, и это  обстоятельство
немного примиряло меня с жестоким и несправедливым окружающим миром.
   Поскольку я не могла  полноценно  участвовать  в  разговоре,  приходилось
слушать, что говорят другие.
   Вот другие и решили, что незасвеченный в оккультных кругах Кшысь сядет на
хвост  Ванде,  засвеченный  Николаша  займется  недавно  прибывшим  в  город
Андреем, а Натка с учителем возьмут на себя опеку над моими женщинами. То-то
тетя обрадуется. Главное, чтобы эти тайные умники не знакомили ее с Хароном.
   Остальное я как-нибудь перетерплю.
   Посовещавшись, друзья отвели мне  роль  стороннего  наблюдателя,  который
должен тихонько сидеть взаперти, в обнимку с ночной вазой, поскольку в  доме
Наткиной бабушки все, с позволения сказать, удобства - это дырка во дворе, а
двор противопоказан мне как чирей ящерице, поскольку кишит вандами и прочими
ужасами Стивена Кинга.
   Сидеть и ждать новостей. Ну конечно, только подтяжки бантиком завяжу.
   В письменной форме, предполагающей вежливость, я  поблагодарила  всех  за
участие и попросила Натку заодно глянуть свежим взглядом на библиотеку.  Она
обещала. Если там что-то есть, то она непременно найдет. Натке лучше  знать,
где прячутся призраки.
   Перед уходом Кшысь ласково погладил меня по голове, сказав:
   - Все будет хорошо, ты только держись.
   "Но пасаран", - отсалютовала я. Странное дело, насколько  живы  в  памяти
символы, жесты и  знаки  ушедшей  эпохи.  Было  в  них  что-то  мистическое,
сакральное, что не вытравить ни временем, ни переменами.
   Пионерское детство так и прет изо всех щелей. За чужие щели  ручаться  не
буду - не приучена, а за свои отвечаю честно: прет.
   С трудом дождавшись, когда все уйдут, я принялась за дело.
   Итак, можно и  даже  нужно  подвести  промежуточные  итоги.  Я  вычислила
преступников - Андрея методом последовательного исключения, а Ванду  методом
случайного тыка. С  Вандой  мне  повезло,  отпираться  не  буду,  но  Андрея
вычислила сама - без вопросов.
   Андрей и Ванда. Ванда с Андреем. Нет, все-таки он бабник. А  она...  Нет,
лучше не буду говорить, чтобы не оскорбить ничей слух.
   Дальше. Моя тактика выжидания сработала. Они  занервничали,  поэтому  Сем
Семыч лишился своего шикарного хвоста. Так сказать, для профилактики,  чтобы
мне впредь  неповадно  было.  Что  неповадно?  Зачем,  спрашивается,  мучили
бессловесную животину, если я бродила в потемках без единой улики в кармане?
Затем, что нервы - плохой советчик,  это  я  по  себе  знаю.  Бедный  Семыч,
страдалец, однако благодаря ему я теперь точно знаю,  с  кем  имею  дело.  Я
получила зубодробительное подтверждение. Изверги выдали себя с  головой,  но
не добились, чего хотели.  Покалечив  кота,  они  хотели  меня  запугать,  а
получилось совсем наоборот. Я не боюсь.  Я  ненавижу!  А  друзья  предлагают
сидеть и ждать. Ну нет, не смогу - ненависть не позволит.
   Дело за малым - найти Макса,  вытащить  его,  нейтрализовав  преступников
хотя бы на время, и добыть улики, чтобы сунуть их  под  нос  Хмурому.  Пусть
полюбуется. Нет, я не буду язвить  и  добиваться  признания  моих  заслуг  и
явного  интеллектуального  превосходства,  я  поведу  себя  благородно,  как
настоящий победитель.
   Инсценировав спешный отъезд в Москву, я тем самым  развязала  себе  руки.
Теперь  управлять  ситуацией  будут  не  изверги,  а  я.  Послежу  за  ними,
понаблюдаю, может, они приведут меня туда, где они прячут Макса.
   Но вначале следует изменить внешность подручными средствами да так, чтобы
ни одна  собака  не  узнала.  Эх,  как  бы  сейчас  пригодился  парик  цвета
позапрошлогодней прелой листвы. И накладные  ресницы,  и  ногти,  и  зеленые
контактные линзы, но нету. Весь арсенал,  который  я  обычно  использую  для
поднятия, скажем так, жизненного тонуса остался  в  Москве,  заброшенный  на
самую дальнюю антресоль. Значит, красавицу сделать не получится. И не  надо.
Сделаю что получится.
   Сев перед зеркалом, я принялась по  прядке  отрезать  волосы  маникюрными
ножницами, поскольку других не нашлось. Это моя дань, моя страшная плата  за
поруганную честь и оскорбленное достоинство Сем  Семыча,  который  пострадал
исключительно из-за своей непутевой хозяйки. Ничего,  -  утешала  я  себя  в
процессе стрижки, - Волосы - дело наживное. Волосы - не  ноги:  со  временем
отрастут. Отрезанные пряди я аккуратно перехватила резинкой и спрятала хвост
на дно сумки. Сделаю потом шиньон. Или продам. Словом, по обстоятельствам.
   Жалкие остатки  растительности  взлохматила  и  закрепила  гелем  сильной
фиксации.  Красотень!  Так,  чего  не  хватает?  Решительно  сбрила   брови,
нарисовала  карандашом  две   тонкие   изломанные   линии,   придавая   лицу
глуповато-удивленное выражение, и положила немного  свинцовых  теней  вокруг
глаз.
   Предусмотрительности мне не занимать, поэтому перед поспешным бегством из
дома Приваловых я стащила у Греты невозможно пеструю  юбку  с  запахом.  Для
меня она, правда, длинновата - подол стелется по  полу.  Ерунда,  это  легко
исправить. Не задумываясь о  последствиях,  я  обкорнала  кузинину  юбку  по
своему росту. Влезла в  узкую  майку  и  короткую  джинсовую  жилетку.  И  в
последний раз посмотрелась в зеркало.
   Нет, граждане, я вам так  скажу:  прирожденную  красоту  -  ее  ничем  не
испортишь. Из меня получилась неплохая хиппи, только слишком чистая. Ничего,
и это поправимо - стоит только выйти на улицу.
   Спицу я прикрепила к внутренней стороне бедра и  прошлась  для  пробы  по
комнате. Отлично, даже походка изменилась! Небольшая косолапость придала мне
дополнительный шарм. Я сунула в рот три пластинки жвачки, пожевала и  надула
огромный розовый пузырь. Чпок! Я проворно слизнула розовые ошметки со щек  и
подбородка. Прекрасно.
   И последний штрих - надо решить проблему с сумкой. Боюсь, моя  намозолила
глаза. Однажды я прочитала на свою голову, что леди  может  быть  одета  как
угодно, но - но! - сумка, перчатки и обувь  -  это  святое.  Во-первых,  они
должны сочетаться, а во-вторых, обязаны быть того непревзойденного качества,
которое не вызовет кривую ухмылку у самого заскорузлого сноба. С тех  пор  я
одеваюсь действительно как угодно,  поскольку  изумительная  кожаная  сумка,
перчатки и несколько пар обуви существенно подорвали мой скромный  бюджет  -
пришлось влезть в долги. Понятно, что денег  на  соответствующую  одежду  не
хватило.
   Здесь, в Озерске, моя невозможно дорогая сумка слишком бросается в глаза.
Да и к имиджу  хиппи  она  не  больно  подходит.  Но  без  записной  книжки,
визитницы, кошелька, ключей, помады, пудреницы (далее - по списку) я не могу
и шагу ступить. Об этом и  думать  нечего.  Стало  быть,  надо  выходить  из
положения другим способом.
   Идея!
   Я вытряхнула из полотняного мешка, стоявшего на полу, яблоки и  подвязала
его снизу  и  сверху  замусоленной  бечевкой.  Получился  вполне  приемлемый
рюкзак. Я  свалила  в  него  содержимое  сумки.  Немного  подумав,  выложила
документы и отложила их  в  сторону.  Это  на  случай,  если  меня  поймают.
Перебросила мешок через плечо и прошлась. Годится.
   Всю свою одежду я свалила горкой на раскладушку, накрыв  сверху  махровой
простыней. Пусть все думают, что я уснула.
   Чтобы не беспокоить гостеприимную бабу Дуню, я  тихо  распахнула  оконную
раму,  сбросила  вниз  сланцы  с  мешком  и,  перемахнув  через  подоконник,
спрыгнула в сад.
   Естественно, меня понесло к дому Ванды. Может, там они прячут Макса?
   Вечерело. Но до полной темноты  оставалось  минут  сорок,  поэтому  я  не
спешила. Непривыкший к тридцатиградусной жаре городок постепенно приходил  в
себя. На улицу высыпала гурьбой праздная молодежь.  Зафланировали,  взявшись
за руки, влюбленные парочки. В саду за невысоким голубым забором развернулся
и заиграл баян. А я,  безучастная  ко  всеобщему  оживлению,  брела,  широко
расставляя ноги и шаркая сланцами по  грязному  асфальту.  Счастливчики!  Не
всем так везет, однако.
   На перекрестке Труда и Первой Трехсвятской я нос  к  носу  столкнулась  с
теткой, которая была понятой при обыске, но она не узнала меня. Я бы и  сама
себя не узнала, так что...
   Проходя мимо шляпного магазина, я увидела в его витрине соломенную шляпку
с небольшими полями и кокетливой вуалькой. О такой я мечтала всю  предыдущую
жизнь. Какой шарман! Но время было  позднее,  магазин,  соответственно,  был
закрыт, и мне  оставалось  только  замереть  в  восторженном  исступлении  и
насладиться созерцанием воплощенной мечты. Ровно так я  и  поступила.  Когда
шляпка была изучена до мельчайших подробностей,  я  перестала  захлебываться
обильно выделяющейся слюной и тут почувствовала знакомый холодок  в  области
позвоночника. Нет! Нет! Этого не может быть! Мои приятели  заняты  серьезным
делом, и некому - абсолютно некому - следить за мной.  Все-таки  глюки.  Ух,
как они надоели мне, право слово!
   На всякий случай я оглядела улицу в витринном отражении  и,  опечаленная,
побрела дальше. Решено: пора к  психиатру.  Давно  пора.  Вот  только  найду
Макса...
   Угнетенная плачевным состоянием  собственной  психики,  я  чуть  было  ни
проскочила мимо кафе "Минутка", но в последнюю минуту опомнилась и  свернула
куда надо. Жестами заказала двойной кофе  (вряд  ли  посчастливится  сегодня
прилечь), коньяк (в отдельной посуде) и полдюжины миндальных пирожных, сразу
расплатилась со знакомой улыбчивой  барменшей,  которая  меня  не  признала.
Больше того, она просияла только тогда, когда я полезла в мешок за деньгами.
Видно, видок у меня  был  такой,  что  располагал  исключительно  к  угрюмым
подозрениям.
   Я выпила коньяк, потом кофе. Гадость (коньяк), но воодушевляет.  Подумав,
решила  повторить  для  закрепления  эффекта.  Посидела,  от  нечего  делать
тренируясь в надувании розовых  пузырей,  чем  шокировала  пожилую  семейную
пару, устроившуюся за соседним столиком.  Когда  они,  расплатившись,  ушли,
злобно зыркнув в мою сторону, а барменша полезла за  чем-то  под  стойку,  я
выскочила через служебный выход, который случайно обнаружила несколько  дней
назад, когда от  нетерпения  ломилась  во  все  двери  в  поисках  заветного
туалета, где можно было  бы  уединиться  и  опробовать  смертельное  оружие,
приобретенное в галантерейном магазине. Протиснувшись мимо пустых коробок  и
ящиков, я оказалась в соседнем переулке.
   Иес! Но  на  этом  мои  познания  о  том,  как  отделываться  от  слежки,
почерпнутые исключительно из беллетристики, иссякли.
   Я понимала, что сбежать от собственных глюков не удастся, но когда имеешь
дело с Наткой... Короче, кого-кого, а ее недооценивать  нельзя.  Ни  в  коем
случае! Подруга  запросто  могла  подключить  к  делу  кого-нибудь  еще,  не
поставив меня в известность потому, что так  сегодня  легли  карты.  Или  ей
приснилось что-нибудь не то. Или причудилось. Одна петрушка.
   К дому Ванды я подошла, когда совсем стемнело. Интересно, за каким кустом
прячется Кшысь?
   Однако, несмотря  на  искреннюю  симпатию  и  непритворное  расположение,
которые я питала к подставному жениху, встреча с ним была  для  меня,  мягко
говоря, нежелательна. И вот почему.
   Не думаю, что Кшысь или все та же Натка одобрят мою вылазку. Подруга - та
просто распнет на ближайшей осине. Все они считают,  что  надо  затаиться  и
наблюдать - авось на наше счастье что-нибудь  когда-нибудь  да  всплывет.  С
учеником - не всплыло. С зажиточными бабулями - всплыло, но без улик. И  где
те бабули?.. Где ученик? А Макс? Сколько еще он продержится? День? Час? Нет,
я достаточно ждала. Пришла пора действовать.
   Кшысь караулит Ванду, поэтому сидит где-то рядом и  не  спускает  глаз  с
фасада здания. Выходит, мне здесь делать нечего. Не останавливаясь, я прошла
вдоль частокола, миновала калитку и метров через сто свернула  за  угол,  на
улицу Крупской или как там ее сейчас называют. С Крупской свернула на  Малые
Горки (их вроде бы ни к чему переименовывать, но в наше  время  нельзя  быть
уверенной ни в чем) и остановилась перед третьим по счету забором  с  правой
стороны. Хотя в такой темнотище легко ошибиться. Хороша же я буду!
   Честно скажу, не люблю я это дело. Но меня давно никто не спрашивает, что
люблю, а что нет. Такова планида.
   Хорошо, что кругом темно.
   В общем, кое-как забралась на забор, предварительно сняв сланцы  и  сунув
их в мешок. Юбка с разрезом до пупа почти не мешала. Мешала чертова спица. И
чертов мешок. Оседлав ограду, я позволила себе три глубоких вдоха  праны  на
отдых. Давно не лазала. Навык потерян. Спрыгнуть не рискнула - мало  ли  что
там внизу, может, битое стекло или помои. Сползла  по  забору,  повиснув  на
руках. В жизни, конечно, всегда есть  место  подвигу,  но  не  до  такой  же
степени! Как только ноги коснулись земли, ко мне с  громким  лаем  подлетела
собака Баскервилей - то ли крупный дог, то ли средний  лось,  в  темноте  не
разберешь. Собака скалила зубы,  но  без  злобы,  а  по  привычке.  Это  она
выслуживается.
   - Дуська, заткнись! - раздался яростный окрик.  Я  аж  присела.  Из  всех
живых существ больше всего стоит опасаться себе подобных. Не собак, а, стало
быть, их хозяев. Прислушалась: нет, кажется, пронесло. Сам Баскервиль  занят
чем-то на веранде, очевидно, прилип к телевизору. Не буду  отрывать  его  от
столь почтенного занятия.
   Я спокойно позволила Дуське обнюхать себя и сунула  в  открытую  слюнявую
пасть  половинку   вкусного   миндального   пирожного.   Дуська   немедленно
заткнулась. Умная собачка.
   Избавившись от Дуськиного эскорта, я относительно благополучно  пересекла
чужой темный сад, только однажды столкнувшись с деревом. Очевидно, что  небо
ко мне благосклонно. Иес! Я  остановилась  в  задумчивости  перед  очередной
преградой. Но не она беспокоила меня. Меня беспокоили разноцветные фонарики,
освещающие все пространство вокруг дома Ванды, к которому  я  подобралась  с
тыла. Еще вчера здесь было темно, как  и  в  любом  другом  уголке  Озерска.
Никаких фонарей не было. Или были, но не горели.
   Плохо. Однако не так уж и плохо: можно осмотреться. Приникнув  к  щели  в
заборе, я обнаружила следующее. Совершенно обычный дом, разве что чистенький
и аккуратненький, на высоком фундаменте,  окруженный  фигурными  клумбами  и
никакого тебе огорода, один ровный газон. Стрижет она его, что ли?
   Ничего, скоро ей станет не до стрижки.
   Насколько  я  понимаю,  в  дом  можно  проникнуть   четырьмя   различными
способами. Во-первых, позвонить у двери, и тебя впустят. Если сочтут нужным.
Только с чего бы вдруг? Во-вторых, забраться через  вон  то  открытое  окно.
Стена под ним ровная и гладкая, и не за что ухватиться, поэтому  для  начала
придется подпрыгнуть метра на два, а я, как на грех, не захватила  шест  для
прыжков. В-третьих, можно подлететь на вертолете,  спрыгнуть  на  крышу,  по
веревке спуститься до круглого чердачного оконца и вырезать стекло.
   Однако  я  боюсь  высоты.  И  в-четвертых...  Вот   в   четвертых   стоит
попробовать. Не вполне уверена, но кажется, что двойная дверца  люка,  через
который обычно засыпают в подпол картошку, закрыта неплотно. Зачем  ей  люк,
если нечего засыпать?
   Положа руку на сердце, хочу признаться: все слишком смахивает на ловушку.
Вот тебе открытое окно, вот люк, но утешают фонари. Если бы Ванда расставила
ловушку, она не включила бы освещение. Да и на кого ей ставить капкан,  если
я уехала?
   Как же добраться до люка? Придется лезть на рожон.
   Я услышала, как перед домом  остановилась  машина,  хлопнула  дверь,  еще
одна. Затем раздались голоса - два мужских и один женский. Я бы  узнала  его
среди тысяч других.
   - Почему так поздно?
   - Машина сломалась, хрен бы ее побрал.
   - Заноси в дом.
   - Что, я один? - возмутился незнакомец.
   - Послушай, говнюк, - подчеркнуто безразлично обратился  к  нему  женский
голос, - Делай, что говорят, и заткнись.
   Ой как грубо! Фи, мадам, вас плохо воспитали.
   Больше  я  не  медлила.  Вперед,  пока  хозяйка  занята.   Подпрыгнув   и
ухватившись за верхний край  ограды,  я  подтянулась  и  почувствовала,  как
предательски дрожат руки.  Еще  один  забор  не  осилю.  Увольте.  Это  вам,
граждане, не шайки из бани тырить. Извиваясь всем  телом,  перебирая  босыми
ногами и цепляясь пальцами за несуществующие выступы, я полезла вверх, можно
сказать,  на  голом  упрямстве.  Так,  на   ближайшую   неделю   физ-зарядка
отменяется, я свою норму выполнила. Перевалив верхнюю часть  туловища  через
край ограды, я вдохнула  настолько  глубоко,  насколько  позволила  поза,  и
задержала дыхание. Вниз не смотреть. Я перебросила ногу и  сделала  глубокий
медленный  выдох.  Настоящий  йог  не  уп