ром  мирно  посапывал  Сем  Семыч,
обняв  лапами  круглое  пузико,  в  котором  переваривалась  свежая  телячья
печенка, и прикрыв мордочку пушистым хвостом. Кот с испугу подпрыгнул, издав
боевой клич, мягко приземлился,  дернулся  к  окну,  стремительно  перебирая
лапами, проехался попой по отполированному паркету, молниеносно вскарабкался
по портьере и принялся истошно орать, зависнув под самым потолком. Тоже мне,
нашел развлечение. Слезай, негодник!
   Между тем неугомонный Макс перевернул ломберный столик. На пол посыпались
карты, рубашками вниз упали дама,  туз,  валет  и  восьмерка,  беспросветные
трефы.
   О-ей, какой неудачный расклад!
   - Опять мамай прошел,  -  безучастно  констатировала  Нюся.  Она  подняла
мебель, собрала карты с пола и уговорила Сем Семыча  спуститься  на  грешную
землю, наобещав ему с  три  короба  -  судачий  хвост,  куриную  котлетку  и
упитанную мышку. Котлетка с хвостом - понятно, но где она возьмет мышь? Меня
передернуло.
   Сем Семычу надоело орать, он спрыгнул  на  крышку  клавесина  и  замер  в
оборонительной позе, не сводя нагловато-настороженных глаз с мамая.
   Покружив по комнате, кузен вышел,  от  души  шарахнув  дверью.  Кто  его,
бедного,  так  допек?  Ничего,  перевернет  дом  вверх   тормашками,   чуток
успокоится и как миленький выложит все свои неприятности. Его  и  спрашивать
не придется.
   Но сейчас меня интересует не он, а сестрица,  которая  до  такой  степени
ушла в себя, что, казалось, не замечала ни меня, торжественно возлегающую на
диванных подушках, ни истошно вопящего кота, ни мечущегося брата.
   За окном затрещал мотоцикл,  оповещая,  что  Макс  поехал  переворачивать
чужой дом. Ну и ладно.
   Нашему и без кузена досталось.
   Для того, чтобы вызвать на откровение Грету, придется  изрядно  попотеть.
Ни дыба, ни испанский сапожок, ни раскаленные  щипцы  не  помогут  расколоть
скрытную сестрицу. Проверено неоднократно. Тут нужен нетрадиционный подход и
целый вагон, нет, два вагона времени. Мне же  не  терпелось  узнать,  с  кем
Грета хотела встретиться, но, кажется, так и не встретилась.  И  кто  (не  я
ли?) тому виной. Садистское желание, я понимаю, но ничего поделать  с  собой
не могу.
   Встретив осуждающий взгляд голубых глаз, в каждом из которых  плавало  по
гигантскому айсбергу, я осеклась. Ладно,  как-нибудь  потом  узнаю...  Не  к
спеху... Да и вообще не важно...
   В комнату торжественно вплыла тетя Лиза. Она  была  одета  в  приталенное
льняное платье с легкомысленной вышивкой и высокие плетеные сандалии.  В  ее
прическе красовалась садовая ромашка. Хм?..
   Тетушка остановилась на полпути и, вскинув  голову,  замерла  в  ожидании
одобрительных возгласов, но тут заметила мою ногу и кинулась с распросами.
   - Ничего, тетушка, не волнуйся, - бодро ответила  я,  -  Это  всего  лишь
вывих, до свадьбы заживет.
   - До чьей свадьбы? - оживилась тетя, от чего на ее щеках, покрытых  тремя
слоями тонального крема, румянами и пудрой, образовались лукавые ямочки. Как
все дамы ее возраста, тетя обожала бракосочетания, несмотря на  то,  что  ее
собственный опыт в этом  деле  был  крайне  неудачным.  Что  там  у  них  не
заладилось, я не знаю, только отца Греты и Макса мне не довелось увидеть  ни
живьем, ни на фотографии. Но не это главное, правда?  Важно  услышать  вальс
Мендельсона, а потом - хоть трава не расти. Вот она и не растет.
   - До чьей-нибудь, - ответила я туманно, - Я отметилась  дважды.  С  меня,
знаешь ли, хватит. Кто следующий? - повысила я голос, - Есть желающие?
   Мы с тетей многозначительно смотрели на Грету, которая  мучительно  долго
разминала сигаретку. Ее щеки пылали, но на прекрасном  лице  не  дрогнул  ни
один мускул. Ну, что я говорила? Не девка - кремень.
   Гвозди бы делать из этих людей... Далее - по тексту.
   Грета нервно прикурила и вышла из комнаты. Мы проводили ее сочувственными
взглядами.
   - Мне кажется,  у  Греты  появился  кавалер,  -  доверительно  прошептала
тетушка  и  присела  ко  мне  на  диван.  То,  что  Гретка   влипла,   видно
невооруженным  глазом.  Только  у  влюбленной  женщины  может   быть   такой
потерянный вид.
   - Ты не представляешь, как трудно мне приходится с детьми, - пожаловалась
тетя, - После похорон их будто подменили... Мой дорогой  брат  умел  с  ними
управляться. Иногда, каюсь, я думала, что он с ними слишком крут,  что  надо
бы помягче, поласковей. Но вот его не стало - и все пошло  наперекосяк.  Дом
опустел.
   Иногда мне кажется, что наш дом -  живое  существо,  потерявшее  любимого
хозяина... Дети отбились от рук. И я не знаю, где они, с кем и как  проводят
время... Они совсем не разговаривают со мной. Привет и пока - это все, что я
слышу от них. Мне не о ком заботиться, не с  кем  поговорить.  Целыми  днями
слоняюсь по дому и думаю, думаю, думаю... Так с ума  сойти  можно.  Я  бы  и
сошла, если бы не госпожа Ванда.
   - А-а, тетя, - воскликнула я, - Ты еще не рассказала,  как  прошел  сеанс
потусторонней связи. Удалось ли вам установить контакт?
   - О да! - просияла тетя Лиза, -  Конечно!  Ванда  очень  сильный  медиум.
Правда-правда! И мне... - замялась она, - Мне удалось поговорить с Генрихом.
   - Да что ты говоришь? С дядюшкой?
   Ексель-моксель! Только этого не хватало.
   Тетя кивнула и продолжила:
   - Ему там хорошо. Он сказал,  что  мы  все  сделали  правильно.  Кремация
быстро и,  главное,  безболезненно  избавила  душу  от  тела,  и  теперь  он
по-настоящему свободен... Мой дорогой брат  здесь,  вокруг  нас,  -  тетушка
обвела быстрым взглядом комнату, - Он все видит. И, может быть, слушает нас.
   - Э-э...
   - Как я рада, что ты понимаешь меня!
   Рано, тетя, обрадовалась.
   - Э-э-э...
   - Я так боялась, что ты поднимешь меня на смех! - со смущением призналась
она.
   - Видишь ли, тетя... - осторожно начала я, прикидывая на ходу что  и  как
сказать, чтобы не соврать, но и не обидеть. Но закончить я не  успела.  Тетя
не хотела слушать. Тетя хотела говорить.
   - Генрих тоже смеялся. Вы с ним так похожи! Просто поразительно, до  чего
похожи. Генрих не просто любил  тебя,  как  Макса,  Павлика  или  Грету,  он
гордился тобой, деточка. Поначалу, грешным делом,  я  даже  ревновала.  Мне,
конечно, хотелось, чтобы он гордился  моими  детьми,  но  не  случилось.  Не
осуждай свою старую тетку, - попросила она покаянно, - В некотором смысле ты
тоже мой ребенок, потому что выросла на моих глазах.
   Чистая правда. Я росла в этом доме. В раннем детстве я  смешила  взрослых
тем, что Нюсю называла мамой, а дядю - папой. Причем, этому  меня  никто  не
учил. Сама додумалась. Тогда мне казалось естественным иметь двух мам и двух
пап  сразу,  а  потом  громадных  трудов  стоило  разобраться  в   лабиринте
родственных связей.
   - Генрих очень любил тебя, дорогая. Вы часто ругались, я знаю. Когда тебе
было три года, ты уже не давала ему спуску, да и он не делал скидку  на  то,
что ты ребенок. Между вами будто электрический разряд  пробегал  -  сыпались
искры и молнии сверкали. Но это от того, что вы были слишком похожи.  Он  не
оставит тебя, думай о нем  в  трудную  минуту,  и  он  обязательно  поможет,
спрашивай совета, и он подскажет, направит в  нужную  сторону.  Он  будет  с
тобой всегда.
   Одно из двух - либо у меня слуховые галлюцинации,  либо  у  тети  маразм.
Советоваться с духом? Фу ты!
   - Знаешь... - тетя замялась, решая,  стоит  говорить  или  нет.  По  всей
видимости,  она  решила,  что  стоит,  -  Еще  Генрих  сказал,  чтобы  я  не
вмешивалась в жизнь детей, пусть они идут своей дорогой.
   Ага, приехали. Мне проще поверить, что дух дяди Генриха витает над нами и
подслушивает (при жизни-то не брезговал), чем поверить в то, что  он  сказал
такое. Несомненная липа. Настоящий дядюшка всю жизнь  только  и  делал,  что
строчил любовные романы и контролировал всех, кого мог. Даже  меня  пытался.
На расстоянии. Это и пошатнуло его здоровье. Я имею в виду геморрой.
   Поди разбери, зачем понадобилось  Ванде  подсовывать  тете  чужого  духа.
Ненавижу любую ложь. Даже самая невинная не правда  ужасна  для  того,  кому
лгут,  потому  что  не  правда  и  потому  что  имеет   противное   свойство
раскрываться в самый неподходящий момент. Но в  конечном  счете  проигрывает
лгущий. Его подхватывает  стремительное  течение,  несет  утлой  лодочкой  и
швыряет о скалистые берега.
   Возьмем, к примеру, Петренко,  -  подумала  я  и  удивилась,  впервые  за
несколько месяцев не почувствовав обжигающей боли. То ли время сделало  свое
дело, или это не время, а водоворот событий, в который я сама попала, но муж
отвалился от сердца, как короста. Бывший муж. Теперь на самом деле бывший.
   Ту-ту! Провожающих просим отойти от края платформы.
   Так возьмем, к примеру, Петренко. Когда он завел любовницу, то стал врать
также часто, как дышать. И чем чаще он врал, тем  чаще  дышал.  А  чем  чаще
дышал, тем, соответственно, чаще врал. Когда данный  факт  открылся  мне  во
всей своей суровой неприглядности, первым  делом  я  схватилась  за  женские
журналы - что они посоветуют? Оказалось, что ничего страшного не  произошло.
О, мужчины моментально согласятся с  этим  утверждением,  из  чего  я  делаю
вывод, что советы для женщин писал психолог-мужчина, который с точки  зрения
той  же  психологии  естественным  образом  выгораживал  своего   блудливого
собрата, а, значит, в какой-то степени и себя самого.
   Читаю дальше и млею.
   Подумаешь, трагедия - тут изменил, там соврал, а вон там  немного  побил.
Если не изувечил - то и не страшно. Вполне возможно, что это  от  большой  и
чистой любви. А если не от большой и не чистой, то  тоже  не  все  потеряно,
ведь муж продолжает испытывать к жене какой-то  интерес.  Какой-то!  Хорошо,
что не кое-какой. Чем бы утешился этот самый психолог, если бы ему  изменила
жена, - тем, что ничего страшного не произошло? А если бы при этом  она  его
регулярно  обманывала,  придиралась  по  пустякам   и   время   от   времени
поколачивала?
   Далее  предлагалось  несколько  способов,  при   помощи   которых   можно
воскресить угасшие чувства.
   Один совет глупее другого - вроде того, что забудьте о плохом  и  начните
отношения с чистого листа. Э,  психолог,  я  же  не  робот,  которому  какую
программу задашь, такую он и выполнит. Я не умею забывать  насильно.  Ладно,
думаю, попробую, раз психолог советует, - хуже не будет,  хуже-то  не  куда.
Пробую, а сама пристально посматриваю на блудного  муженька,  изучаю  нюансы
его реакций.  И  вдруг  замечаю,  что  мой  благоверный  врет  напропалую  и
вдохновенно. Это чертовски неприятно, но хотя бы объяснимо. Однако  он  врет
не только, чтобы сходить налево, но и просто так, без определенной цели.  Не
знаю,  по  привычке,  что  ли,  или  ради  искусства,  или  для  поддержания
спортивной формы. Короче, что я ни делала,  он  продолжал  врать  и  гулять,
гулять и врать.
   Помыкалась я, воскрешая упертых мертвецов, но добилась только  того,  что
довела  себя  до  исступления.  Чтобы  укрепить  психическую  прану,  Лялька
посоветовала заняться йогой. Что ж, капелька  нирваны  мне  не  помешает,  -
решила я.
   И вот однажды, медленно вдыхая через левую ноздрю и  растягивая  вдох  на
восемь секунд, я достигла первой стадии просветления. Забыв выдохнуть  через
правую, я побежала выбрасывать журналы в мусорку  -  плохие  они  советчики,
вредные у них советы. Чувства - они как  люди:  живут,  стареют  и  умирают.
Нельзя воскресить египетскую мумию, не стоит тревожить покой мертвецов,  они
этого не любят и по своему мстят.
   Живому природой положено тянуться к живому,  если  ему  не  мешать  -  не
сдерживать и не понукать, оно  само  пробьет  себе  новый  путь.  Собрала  я
вещички и, тихо прикрыв за собой дверь, вернулась в свою девичью квартиру.
   Кто подумал, что Петренко обрадовался, освободившись от преевшейся  жены,
или хотя бы вздохнул с облегчением, тот совсем не знает мужчин.  Дело  не  в
воставших из гроба чувствах, дело в том,  что  в  любовном  треугольнике  он
чувствовал себя королем: две женщины отдавали ему две любви,  две  заботы  и
две  ревности,  которые  тешили  его  дурное  тщеславие.  Когда  треугольник
распался, Петренко испытал настоящий шок. Не  потому  что  лишился  меня,  а
потому что уполовинилось его королевство. Караул, ограбили!  После  краткого
шока он принялся отвоевывать потерянные земли. И я с таким  трудом  отбилась
от бывшего муженька, что до сих пор не пойму - жива или мертва осталась. Вот
почему я так остро ненавижу бабников и любую, даже свою собственную, ложь.
   А Ванда врет. Если бы она хотела подбодрить  растерянную  тетю  и  помочь
детям выбраться из паутины зависимостей, почему бы ей прямо ни сказать: так,
мол, и так, Лизонька, твои дети выросли, пусть живут как могут. Вместо этого
она предпочла воспользоваться именем дяди, по сути она солгала.  Значит,  ей
движет некий шкурный интерес. Однозначно. Как бы выяснить - какой?
   Нет, я совсем сошла с ума, одни подозрения на уме.
   Мои размышления прервал телефонный звонок. Звонил обеспокоенный  Фаба,  у
которого успел побывать следователь. Оперативно, -  вскользь  отметила  я  и
спросила, есть ли новости о завещании. Фаба ответил, что пока нет, но он  не
теряет надежды.
   Тетя с удобствами устроилась возле телефона, подложив под спину  подушку,
из чего я сделала вывод, что это  надолго,  и  поковыляла  в  свою  спальню.
Быстро прибралась там - хорошо, что вещей у меня немного.
   Задвинула ящики комода, заглянула в сумку и проверила  содержимое  -  все
оказалось на месте, поправила Дали - его-то зачем трогали? Поговорила с  Сем
Семычем, потрепала его по загривку, потом переоделась в длинную широкую юбку
- крупные маки на желтом - и свободную футболку, заколола волосы  шпильками.
И,  между  прочим,  осталась  довольна  неземной  красотой,  отразившейся  в
зеркале.
   Четверка с плюсом. Полбалла украл короста Петренко.
 
*** 
 
   - Ника, мне очень неудобно, - начала Нюся, когда я спустилась на кухню, -
Если бы я могла... Если бы у меня что-то было, то я бы, конечно... Но у меня
ничего нет. И где взять? Ума не приложу.
   - Нюсечка, давай проще. Что случилось?
   - Ну это... - она смутилась.
   - Нюся! - я шутливо погрозила ей пальцем.
   - У меня кончились деньги, - наконец, решилась она.
   - Деньги на хозяйство? - догадалась я. Она кивнула.
   - Последний раз хозяин дал мне месяц назад. Я тянула во всю.  Ты  и  сама
видела - на столе никаких разносолов, не то что в  прежние  времена.  Но  не
могу же я кормить вас одной картошкой! - пылко воскликнула  она,  -  Вот,  -
достала из недр буфета стопку листов бумаги, исписанных мелкими  аккуратными
буквами и передала ее мне.
   - Картошка - пятнадцать кэгэ,  баклажаны,  морковь,  -  начала  читать  я
вслух, - Что это?
   - Список покупок. Я всегда вела его. У меня каждая копейка на  учете,  ты
не думай! - опять воскликнула она, как будто я  могла,  как  будто  я  имела
право упрекнуть или заподозрить ее в чем-либо, -  Каждый  месяц  я  отдавала
список хозяину, - продолжала Нюся, - Он просматривал, говорил, чего  надо  -
овощей там побольше или что, и давал деньги на следующий месяц.
   Я  пробежала  глазами  длинный  список,  заглянула  в  кастрюли  и  опять
уткнулась в список.
   - Ты забыла записать сегодняшнего кролика. Надеюсь, он будет  в  сметане?
И, кстати, где кальмары с форелью?
   Она стояла, глядя в пол, как провинившаяся школьница, и молчала.
   - Ты потратила свои, - огорчилась я.
   - Хозяин дарил на дни рождения и восьмые марта, вот я и... Но мне они  не
нужны, - Нюся подняла на меня преданные глаза, -  Вы  мне  родные.  Было  бы
больше - больше бы отдала, чтобы вы жили, как раньше. Но больше-то нету.
   Я вспомнила, как она кормила меня манной кашей. Наверняка, она кормила  и
чем-то другим, но в памяти осталась только сладкая  размазня,  которую,  как
только мама Нюся отворачивалась, я успевала размазать по груди, по столу, по
Павлику (непременно  и  с  неописуемым  восторгом),  а  остатки  скармливала
хиреющему фикусу. То ли мало скармливала, то ли он  не  любил  манную  кашу,
только фикус захирел окончательно.
   - Не девка, а бусурман растет, - ругалась Нюся, обтирая  громко  ревущего
Павлика полотенцем. Бусурман у нее - самое ругательное слово.  А  произносит
она его мягко, с улыбкой.
   - Возьми пока, - я  вытащила  купюру  из  кармана.  Она  вытерла  руки  о
передник и приняла деньги. Я мягко попросила ее, -  Постарайся,  пожалуйста,
экономить, никаких кроликов больше, никакой семги, лады?
   Она снова кивнула и проворно спрятала деньги на груди.
   - Скажи, как дядя платил тебе?.. Да не жмись ты, говори как есть.
   - Я ела с общего стола, а из одежды мне ничего не надо. Хозяин  переводил
на книжку, говорил, на старость, чтобы я чувствовала себя  уверенно.  Но  от
вас мне ничего не надо!.. Я бы и с книжки-то сняла, только  банк  в  Москве,
как до него добраться?
   - Покажи книжку.
   - Ника...
   - Покажи книжку! - приказала я, вложив в голос металл, и хлопнула ладонью
по столу.
   Когда она вышла из кухни, я поймала себя на мысли, что ожидаю  очередного
осложнения. И оно не замедлило объявиться.
   Ровный столбец цифр, из которых  следовало,  что  дядя  переводил  деньги
каждые три месяца. День в день. Я посмотрела на последнюю дату. Так и  есть:
три месяца истекли на прошлой неделе. Я отдала книжку Нюсе и в  задумчивости
вышла из кухни, прихрамывая на ходу.
   - Ника, - окликнула Нюся.
   - Да?
   - ...Нет, ничего... Я хотела сказать, что обед почти готов.
   В холле я столкнулась с кузиной, которая что-то искала  в  старом  шкафу.
Увидев меня, она, кажется, перепугалась, как воришка, застигнутый  на  месте
преступления, и быстро захлопнула ящик.
   Попалась. Пока не забыла, надо поговорить с ней о тете.
   - Грета, дорогуша, - обратилась я к кузине, - Скажи, пожалуйста, тебе  не
жалко маму? Ночью она общается с духами, днем спит, а вечером ходит по  дому
квелой сомнамбулой. Если ты сама не догадываешься,  то  я  объясню  тебе  на
пальцах, почему такой режим необычайно вреден для здоровья.
   - Ой, а что я могу поделать, ну что,  если  она  ложится  после  трех?  Я
говорила раз двадцать, чтобы ложилась раньше, но она не  слушает.  Скажи  ей
сама, может, тебя послушает.
   - А ты по-прежнему ходишь на тренажеры? Вот и возьми ее  с  собой.  Потом
сходите в сауну с бассейном. Есть в вашей сауне бассейн? Потом - на  массаж,
по магазинам прогуляйтесь. Измотай ее так, чтобы сил не хватило на глупости.
Считай, что это партийное задание, ясно?
   - Ты правда хочешь, чтобы я взяла маму в тренажерный зал?
   - Абсолютно.
   - Тогда нужны деньги.
   Сама напросилась. Однако тетю и правда надо встряхнуть.  На  это  никаких
денег не жалко.
   - Сколько?
   - Двойной абонемент на двадцать посещений стоит полторы тысячи.
   - Долларов? - ужаснулась я.
   - Нет, что ты, рублей.
   - Хорошо, я дам деньги.
   - Но у нее нет трико и резиновой шапочки для бассейна.
   Оказывается, иметь родственников - разорительное удовольствие.
   - Сколько? - обреченно спросила я.
   - Смотря что покупать. Если турецкое, - она брезгливо поморщилась, - Одна
цена, если итальянское, с утягивающими вставками, очень элегантное,  -  цена
совсем другая, ты ж понимаешь.
   - Солнце мое, я не жена  Гейтса,  поэтому  пойдете  и  купите  что-нибудь
попроще. Договорились? Учти, - предупредила я, - С сегодняшнего дня вводится
режим жесточайшей экономии. Вот окручу какого-нибудь  магната  -  сразу  дам
знать.
 
*** 
 
   Мы сидели в гостиной. Грета по-прежнему казалась расстроенной. Ее голубые
глаза потемнели еще больше, а широкие черные брови сдвинулись к  переносице.
Андрей, который вернулся  через  час  после  своего  ухода,  с  любопытством
поглядывал то на меня, то на кузину. Я чувствовала себя третьей лишней. Я бы
ушла, да желудок против - очень, знаете ли, хочется кушать.
   Нюся подала салат из кальм