оить.  Пока  дошел...  В  общем  упал  на
крыльце и не мог подняться. Никогда не чувствовал себя таким беспомощным,  -
с досады он громко скрипнул зубами. Это хорошо, значит, есть, чем скрипеть.
   В дверь позвонили. Нюся пошла открывать и вернулась с доктором, немолодым
мужчиной в круглых очках, перетянутых на переносице скотчем, и с потрепанным
чемоданчиком в руках.
   Добрый доктор Айболит.
   - Где больной?.. Что ж, первая помощь оказана  грамотно,  -  одобрил  он,
осмотрев Андрея, - Молодой человек, идти сможете или позвать санитаров?
   - Доктор, не надо в больницу, - жалобно попросил Андрей.
   - Надо, дорогуша, надо, - заворковал врач,  помогая  соседу  подняться  с
дивана, - Мы тебя обследуем, подлатаем, и  будешь  совсем  как  новенький...
Голова кружится? Нет? Ну и замечательно. В ушах звенит?
   Чудненько! Зубы на месте?
   Я поспешила за доктором, уводящим "дорогушу";. Грета семенила следом.
   - Возьмите, - протянула я деньги.
   - Ну что вы, - нахмурился он и отвел мою руку в сторону, - Скорая  помощь
у нас пока бесплатная.
   - Нет, доктор, вы перепутали, в нашей мышеловке бесплатным бывает  только
сыр, - я быстро сунула деньги в карман застиранного халата,  -  И  если  что
понадобится...   Грета,   запиши   телефон...   Звоните   без   всяких   там
интеллигентских заморочек. Прошу вас, - смягчилась я, - Присмотрите за ним.
   Само собой разумеется, я попросила ради Греты, которая  дышала  огненными
струями мне в затылок.
   Доктор с достоинством поклонился, поблагодарил,  сказав,  что  купит  для
Андрея лекарства, которых, сами понимаете, в больнице не хватает.
   Спала я в ту  ночь  беспокойно.  Мне  снился  рыдающий  дядя,  присушеный
насмерть Андрей, непонятно чьи похороны,  комья  глины,  летящие  на  крышку
гроба, пегая борода, скачущая мячиком вниз по  улице,  и  прочая  галиматья.
Несколько раз я просыпалась от того, что кто-то тихо  и  без  выражения,  но
довольно отчетливо окликал  меня.  Я  всякий  раз  вскакивала  с  постели  и
спускалась в холл, чтобы открыть дверь. И всякий раз  за  дверью  никого  не
оказывалось. Глюки.
   К шести утра я так измучилась от кошмаров  и  беготни  по  лестнице,  что
решила больше не ложиться.  К  тому  же  вот-вот  проснутся  родственники  и
потребуют предпринять самые что ни на есть решительные действия, чтобы найти
Макса. Тетя вцепится мертвой хваткой. Она считает, что я обязана заменить им
дядю, - это понятно даже ежу. Не случайно сказала, что мы с ним  похожи.  Не
похожи! Я против! Не хочу. Я не готова.
   Мне надо подумать...
   Крадучись, я проникла в гостиную,  отыскала  справочник,  открыла  нужную
страницу, схватила телефон и, вернувшись в спальню, плотно  прикрыла  дверь.
Страшно. Не думать, просто звонить. Городская больница.
   Морг. Не зарегистрирован. Среди неопознанных лица с пегой бородой нет.
   Я впервые в жизни перекрестилась.
   Так, можно смываться. Быстро подобрала наряд,  решительно  отвергнув  все
пестрое,  остановилась  на  широких  трикотажных  брюках,  скрывающих  тугую
повязку на ноге (завтра можно будет снять совсем), и  блузке  с  просторными
рукавами, глухим  воротом  и  вырезом,  оголяющим  спину  на  две  трети.  К
светло-лиловому костюму подошли  черные  сандалеты  без  каблуков  и  черная
шляпка из  итальянской  соломки.  Прекрасная  шляпка  с  большими  полями  и
огромным лиловым бантом на затылке.
   Наспех набросав записку, я на цыпочках выскользнула во двор,  свернула  в
сад, где уселась  под  старой  раскидистой  грушей.  Отсюда  я  могла  вести
наблюдение,  оставаясь  незамеченной.  Самурай  в   засаде,   нет,   пардон,
самурайка.
   Мой наблюдательный пункт был хорош тем,  что  с  него  просматривались  и
крыльцо, и калитка. А тропинка, ведущая от дырки в заборе к дому, по которой
меня вел Андрей, огибала грушу с правой стороны.
   Стало быть, мимо не пройдешь.
   Ожидание было тягостным - ничего значительного не происходило. Постепенно
я начала изводиться.
   Не знаю, чего я ждала. Чего-то. Что-то обязательно должно было произойти.
Конечно,  хотелось  увидеть  возвращение  Макса,  но  на  это   я   уже   не
рассчитывала. Пока я упрямо ждала неизвестно чего, в  голове  прокручивались
события последних дней - сначала  медленно,  со  скрипом,  потом  быстрее  и
быстрее.
   Силы небесные...
   О чем я думала раньше? Ах да, я не думала - мне мешали. Мозг что-то такое
фиксировал и даже подавал тревожные сигналы, но на этом дело стопорилось.
   Тетя утверждает, что дядя вокруг нас.  Я  бы  не  отказалась  задать  ему
несколько вопросов и получить ответы, но не через посредников,  а  напрямую.
"Дядя,"; - обратилась я мысленно, - "Дай знать, права ли я";. А  в  ответ  -
тишина. Только  маленькая  тучка  набежала  на  раскочегарившееся  солнце  и
прыснула мелким теплым дождиком. Через две минуты  все  было  кончено.  Х-м,
дядя, это да или нет?..
   Тишина.
   Ну и не надо. Обойдусь сама. Значит так: все началось как обычно, то есть
с дяди. Я говорю "как обычно", потому что без него  не  обходилось  ни  одно
сколь-нибудь  значительное  событие.  Все  и  всегда  крутилось  вокруг  его
низкорослой, тучной фигуры. Так было при его жизни. И так  остается  по  сей
день, несмотря на то, что от фигуры остался один пепел. Вот с  этого  все  и
началось. Сначала умер дядя, потом отравили Павлика, после чего пропал Макс,
и в конце хулиганы избили Греткиного жениха. Что это - случайные совпадения?
Х-м...
   К своему удивлению, я обнаружила засаду. С  расстояния  десяти  шагов  за
мной следил Сем Семыч, прячась в  высокой  траве.  Ага,  еще  один  самурай.
Хитрюга понял, что явка провалена,  и  стал  приближаться,  подпрыгивая  над
высокой травой, только хвост мелькал.
   - Ау!
   Я те дам ау!
   - Кыш! - замахала я руками.  Не  хватало,  чтобы  кот  привлек  внимание.
Проваливай!
   Сем Семыч замер, склонив голову на бок. Мол, чего  это  ты,  хозяйка,  на
солнце перегрелась? Чертяка.
   Ладно, иди ко мне, - с нежностью подумала я. Только тс-с-с, не  шуми.  Он
понял. Чинно сел рядом,  положив  кончик  чудесного  персидского  хвоста  на
передние лапки, и замер.
   Краем глаза я засекла Нюсю. Она вышла из дома, потопталась  у  калитки  и
побрела вниз по улице. За ней выскочила Грета и умчалась, хлопнув  калиткой.
Пошли искать Макса, а тетю оставили за диспетчера.
   Соображают, - одобрила я.
   Среди внезапно  поднявшегося  птичьего  гвалта  я  различила  посторонний
щелчок и увидела небольшой  белый  прямоугольник,  опустившийся  в  почтовый
ящик. Дядя любил  маленькие  удобства,  поэтому  на  тыльной  стороне  ящика
имелось прозрачное оконце. Молодец, дядя, хорошо придумал.
   Подлетев к калитке, первым делом я рванула ее на себя и  высунула  голову
наружу. Длинная и прямая улица, уходящая вниз, под гору, была пуста, если не
считать кур, купающихся у дороги в песке. Глюки. Не куры же опустили письмо.
И не почтальон. Во-первых, для него поздновато. Во-вторых, опуская почту, он
обычно  тренькает  велосипедным  звонком,  чтобы  хозяева  знали,   что   им
привалило. Если я слышала, как щелкнул клапан почтового ящика,  то  услышала
бы и более громкие звуки. Уверена: никто не  тренькал.  Да  и  не  успел  бы
почтальон доехать на своем велосипеде до перекрестка и скрыться за углом.
   Ба! Давно не виделись. У моих ног сидел Сем Семыч, вытянув шею и  высунув
голову на улицу.
   Обозрев пустую дорогу продолжительным взглядом, демонстративно  игнорируя
бестолковых кур, которые,  завидев  его,  всполошились  и  закудахтали,  кот
поднял умную мордашку и недоуменно посмотрел на меня. Что  скажешь,  дружок?
Опять глюки?
   - Ау!
   - Я тоже так думаю.
   Я полезла в ящик, на дне которого оказалась  почтовая  открытка.  Так,  в
моем положении лучше перестраховаться.  Я  осторожно  выудила  ее,  подцепив
ногтями за уголок.
   "Привет, любимые. Неволнуйтесь..."; - я налетела на слово и остановилась.
Не  может  быть.  Медленно  перечитала,  -  "Неволнуйтесь,  со  мной  ничего
неслучилось. Я решил устроиться на работу и начать жизнь с белого листа. Как
только сниму постоянную квартиру и обустроюсь, сразу позваню.
   Устроим новоселье. Целую. P.S. Ника, мне жаль, но мы вряд ли увидимся  до
твоего отъезда. Знай, сестренка, я тебя люблю и с теплатой вспоминаю, как мы
играли в казаков-разбойников и буриме и ездили в Симферополь. Ваш М.";
   Бред.
   Почерк Макса, но не его безграмотность. Когда  Макс  волновался,  бывало,
говорил нескладно, а писал всегда хорошо. Это у него от  дяди.  Но  открытка
написана коряво и с ошибками. С чего бы вдруг? И ни в какой  Симферополь  мы
вместе не ездили. Он перепутал - мы ездили в Севастополь, к морю!
   Я перевернула открытку. Все как надо: адрес - Зеленый тупик, 13, почтовая
марка, вместо обратного адреса - знакомая размашистая  подпись.  Отсутствует
малость - почтовый штемпель.
   Если я  правильно  поняла  Макса,  Симферополь  и  буриме  должны  что-то
значить. Должны о чем-то говорить, причем не кому-нибудь, а именно мне.  Но,
будь я проклята, если говорят. С казаками-разбойниками проще. Это я  поняла.
Вот тебе и случайные совпадения...
   Я направилась к дому. Буду надеяться, что на  радостях  тетя  не  заметит
того, что заметила я. Если она поймет, то поднимет крик и пустится в  слезы.
И придется мне заниматься успокоением тетушки вместо поисков Макса.
   Обложившись подушками в своей спальне, тетя методично глушила валерьянку.
Я сунула ей в руки открытку, предварительно упакованную в прозрачный  пакет.
Пока она читала и перечитывала, я поглощала бутерброды с  яйцом  и  огурцом.
Когда-то еще  придется  поесть.  Бутерброды  быстро  кончились.  Я  отобрала
открытку, пояснив тете:
   - Хочу сохранить ее для себя. Макс упоминает о наших  детских  забавах...
Так мило с его стороны. Пусть останется на долгую память... Все,  мне  нужно
бежать, дорогая. Прошу тебя, закройся и никому не открывай -  я  слышала,  в
городе объявился маньяк.
   Сунув открытку в сумку, я наклонилась и чмокнула тетушку в щеку:
   - Пока.
   - Постой! - крикнула она. Я оглянулась с порога, - Ты  уверена,  что  это
писал Макс? - спросила она озабоченно.
   Уничтожить сомнения на корню.
   - Что за фантазии, тетушка! Конечно, это его рука. Разве ты не узнала?
   - Но...
   - Ты не должна волноваться: главное, что Макс жив-здоров,  а  то  что  он
ушел из дома... Помнишь, о  чем  предупреждал...  ну  этот...  дух  дяди?  -
нашлась я и привела аргумент, который,  с  моей  точки  зрения,  должен  был
подействовать  на  нее  успокаивающе,  -   Если   мальчик   захотел   пожить
самостоятельно, это его право, его выбор. Тебе нелегко смириться, я понимаю,
но давай поговорим об этом вечером,  сейчас  я  действительно  очень  спешу.
Все... Не вставай, я закрою тебя сама.
   В общем так: тетю я утешила, как смогла. Кто бы успокоил  меня...  Что-то
не вижу желающих.
   Я завела "ниву"; и вышла на улицу, чтобы открыть ворота. Прошлась,  чутко
прислушиваясь к ощущениям в ноге. Жить можно.
   Откуда ни возьмись появился шварценнегероподобный мужик, который несся со
скоростью   реактивного   самолета.   Траектории   наших   маршрутов    явно
пересекались. Столкновение неизбежно. Что он делает? - успела подумать  я  и
шагнула в сторону. Знаете, на что похоже столкновение маленькой блондинки  с
телесной массой, наглотавшейся стероидов? На столкновение карася с подводной
лодкой. Меня расплющило.
   Соломенная шляпка съехала на правое  ухо,  не  удержалась  и  полетела  в
придорожную грязь. Моя шляпка!
   Сверкнула ослепительная молния. Я испуганно зажмурилась и  стала  оседать
на дорогу. Мой костюм! Сильные руки подхватили меня на лету и  поставили  на
ноги. "Простите", - раздалось над ухом. Я открыла  глаза,  чтобы  разглядеть
мерзавца, и рот, чтобы достойно, как подобает истинной леди,  ответить  ему.
Но не успела  ни  того,  ни  другого.  Мужик  наклонился,  подобрал  шляпку,
нахлобучил ее на мою макушку и был таков.
   Придя в себя, я сделала два открытия. Первое - нога не пострадала. Второе
- шляпка испорчена.
   Современной  женщине,  привыкшей  самостоятельно  заботиться  о  себе   и
рассчитывать исключительно  на  свои  силы,  способны  испортить  настроение
только две вещи - это помятая шляпка и поехавший чулок.
   Если такое случилось с утра пораньше, то весь день пойдет коту под хвост.
Проверено. Дабы еще больше не навредить себе, лучше отложить важные дела  на
более удачный день и вернуться домой. Принять пенную ванну,  выпить  чашечку
кофе  (ни  в  коем  случае  не  растворимого)  и  закрыться  до   вечера   в
перламутровой раковине своего невезения.
   Я села в машину, закинув испорченную шляпку на заднее сидение, и  поехала
на улицу Подбельского, к Фабе. Во  дворе  небольшого  опрятного  домика,  на
идеально ровной и ухоженной грядке с луком  копалась  Вера  -  молодая  жена
Фабы. Моя ровесница, между прочим. А Фаба - не дурак,  совсем  не  дурак.  С
каждым браком его жены становились все моложе и моложе, пока  не  сравнялись
возрастом со старшими детьми. Надеюсь, на этом он остановится. И  до  внуков
дело не дойдет.
   Вера выглядела  изящно.  Удивительно:  ни  резиновые  сапоги,  ни  грубые
перчатки до локтей, ни сильно потертые джинсы не портили общее  впечатление.
Завидую. У меня так не получается. Иной раз разоденусь,  накрашусь,  наверчу
на голове что-нибудь эдакое, встану на шпильки, а выгляжу словно мурзилка  в
глубоком обмороке.
   Я кашлянула, привлекая внимание. Увидев меня, Вера приветливо улыбнулась.
Приятная женщина - мягкая, молчаливая. Понятно, почему Фаба не устоял.
   - Добрый день, - поздоровалась я, открывая калитку, - Извините,  что  без
приглашения, но мне срочно нужен Фабий Моисеевич.
   - Конечно,  Ника,  проходи,  -  отозвалась  она,  разгибаясь  и  стягивая
резиновые перчатки, - Мы всегда рады видеть тебя, - она  скинула  на  пороге
сапоги и провела меня в дом, - Нет-нет, что ты, не разувайся, -  возмутилась
она, заметив мое поползновение, - Проходи так... - и крикнула, - Фабушка,  к
тебе гостья!
   Фаба читал книгу, изредка делая карандашные пометки на полях. Он был одет
по-домашнему - в свободные фланелевые брюки и спортивную майку с номером  на
груди.
   - Ве'гоника Васильна, душенька, - искренне обрадовался старик. Он отложил
книгу и поспешил навстречу, по пути накидывая на плечи  домашнюю  куртку,  -
Че'гтовски  `гад.  Позвольте  вашу  `гучку,  милая  ба'гышня...   Ве'гунчик,
сооб'гази нам, солнышко, чайковского, чтобы душа, знаешь ли,  `газве'гнулась
и заиг'гала.
   Или в этот час вы п'гедпочитаете кофе?
   Мне бы в этот час водки - грамм двести, не меньше, чтоб упасть и забыться
сном.
   - Мне бы кофе.
   Вера, мило улыбнувшись, ушла.
   - П'гисаживайтесь, моя до'гогая... Как хо'гошо, что вы п'гишли. Я  и  сам
соби'гался зайти. Но, позвольте, какой ужас, какой кошма'г! Представляю, что
с Елизаветой Ка'гловной. Какой уда'г для нее! Следователь -  болван.  Я  так
ему и сказал: ищите, суда'гь, в д'гугом месте.
   - Он не виноват, - неожиданно  заступилась  я  за  Хмурого,  -  Следствие
обязано отработать все версии, а родственные  разборки  -  это  первое,  что
пришло бы на ум каждому, окажись он на месте следователя... Фабий Моисеевич,
у меня к вам два вопроса, если позволите.
   -  Сп'гашивайте,  голубушка,  сп'гашивайте,  о  чем  `гечь!  -  заливался
соловьем старикан, - Всегда к вашим услугам.
   Я медлила. Зная Фабу, я предполагала, что мои вопросы ему не  понравятся.
Вера, успевшая переодеться в цветастый сарафан, вкатила сервировочный столик
с чашками  и  вазочкой,  наполненной  сдобным  печеньем.  Кофе  был  густой,
ароматный, но, отметила я не без гордости, не такой хороший, как у  Нюси.  С
нашей Нюсей никто не сравнится.
   - Я вам не помешаю? - спросила женщина, кинув вопросительный взгляд в мою
сторону.
   - Конечно, нет, - заверила я ее, смущенно кашлянув, -  Сначала  я  хотела
извиниться за то, что фактически из-за нас вами заинтересовалась милиция.  Я
понимаю, это неприятно и все такое...
   - Но вы же не виноваты, так что и извиняться не за что, - остановила меня
Вера.
   Я поблагодарила за понимание и перешла к делу:
   - Фабий Моисеевич, скажите, насколько богатым был дядя Генрих?
   Прямой вопрос шокировал старика.  Фаба  замер  с  открытым  ртом.  Зря  я
спросила напрямик. Эх, не подумала... Надо было огородами.  Теперь  придется
объяснять.
   - Завещание так и  не  найдено,  Павлик  в  больнице,  Греткиного  жениха
избили, а Макс пропал...
   - Как пропал? - в один голос ахнули  супруги,  и  лица  у  них  одинаково
вытянулись.
   - Ушел из дома  и  не  вернулся.  Сегодня  прислал  письмо,  вот...  -  я
протянула Фабе открытку.
   - Не может быть... Неве'гоятно! Бедная Лиза... Столько бед  свалилось  на
ее голову - ай-ай-ай... - от сочувствия у него заслезились глаза, - Скажите,
до'гогая, они что... - он деликатно помялся, - Поссо'гились?
   - В том и дело, что нет. Когда я видела Макса в  последний  раз,  он  был
сильно расстроен, но о ссоре не может быть и  речи.  То  есть  он  наверняка
поссорился, то не с нами. Я вам больше скажу, я разговаривала с ним накануне
и могу поручиться, что ни о каком уходе из дома он не помышлял, -  я  нервно
прикурила, - Тетю я кое-как успокоила  -  не  за  чем  волновать  ее  раньше
времени, но... Я боюсь. После дядиной смерти  вокруг  нас  постоянно  что-то
случается, может быть, это и совпадение, а может, и нет, - я сделала  паузу,
давая собеседникам время на то, чтобы они осознали сказанное, - Я думаю, все
началось с дяди. В связи с этим я вспомнила  о  завещании,  так  не  вовремя
пропавшем, что, согласитесь, тоже очень подозрительно.  Короче  говоря,  мне
нужно знать: был ли мой дядя настолько  богат,  что  один  из  родственников
тронулся умом и стал нападать на вероятных наследников. Меня, дорогой  Фабий
Моисеевич, не интересует точная цифра, скажите примерно, я пойму.
   - Скажи, Фабушка, - поддержала меня Вера, - Она все равно  узнает,  когда
найдется завещание. Так какой смысл молчать?
   - Не знаю, что и сказать,  -  развел  руками  осажденный  с  двух  сторон
старикан, - Ген'ги много за'габатывал, но и жил на ши'гокую ногу. Я, как  вы
понимаете, знаю его доходы, но не считал `гасходы, - Фаба отодвинул  столик,
вскочил и забегал по комнате. Туда-сюда, туда-сюда.  Мы  с  Верой  терпеливо
ждали. Старик быстро выдохся и упал на плетеный стул.
   Не дозрел. Поднажму еще.
   - Я  уважаю  вашу  щепетильность  и  деликатность,  особенно  когда  дело
касается финансовых вопросов, но спросить мне больше не у кого. В  последнее
время  тетя  по  уши  погрязла  в   спиритизме,   отгородившись   от   всего
материального. Сколько времени прошло после дядиной кончины, а  она  до  сих
пор не поинтересовалась, на какие шиши они будут жить  дальше.  Да  что  там
дальше! Уже вчера они жили на Нюсины деньги, сегодня - на мои, а про  завтра
я и думать боюсь, - Фаба нетерпеливо заерзал на своем стуле. Я  видела,  что
он хочет что-то сказать, но не смогла остановиться, -  Грета  вообще  не  от
мира сего. Иногда я задаюсь вопросом: как она устроена - что ее радует,  что
беспокоит, о чем она мечтает, - и не нахожу ответа. Так что моя единственная
надежда - это вы. Пожалуйста, я вас очень прошу, скажите порядок цифр.
   Не уйду, пока не скажет. С места не сдвинусь. Если потребуется -  заночую
прямо здесь, на полу.
   - Вы  `гежете  меня  без  ножа...  Не  знаю!  -  разволновался  Фаба.  Он
подскочил,  потом  снова  сел,  -  Вп'гочем,  -  сказал  он,  справившись  с
волнением, - Можно посчитать по ве'гхам. У Ген'ги был  коди'гованый  счет  в
одном из п'гибалтийских банков. Знаете эту систему? Когда счет  отк'гывается
не на паспо'гт, а на па'голь и комбинацию циф'г?.. (Я кивнула.)  ...Не  знаю
ничего, к'гоме того, что он существует  и  что  Ген'ги  пополнял  его  после
выхода каждой книжки. П'го машину и московскую ква'гтигу вы знаете без меня.
Потом мебель. Особое внимание я бы об'г