ижских  квартир,  где  арендная плата  контролируется городом. Такие
квартиры,  словно в  поощрение тем, кто не переезжает,  существуют и теперь,
даже  в  районах,  где  обычная плата неимоверно высока. Ходили слухи, что в
этом здании жила сама Лесли Карон, хотя на самом деле никто ее не видел.
     Рус  остался  таким  же,  как  всегда.  Огромный добродушный  мужчина с
большими маслянистыми глазами  цвета жженого сахара. Он горбился  над  своей
чертежной  доской   в  углу  гостиной,   весь  день  рисуя   карикатуры  под
аккомпанемент джазового шепота из своего приемника. Он встал, приветствуя  |
меня, и заключил в  жаркое  объятие, каким  обмениваются изгнанники,  жившие
когда-то на Ибице.
     Мы сели и за парой кружек пива "Стелла д'Артуа" обсудили старые и новые
времена. Рус  был  средоточием  новостей и сведений  об Ибице  и  ее  далеко
разлетевшихся  изгнанниках.  Рус  и  Розмари  каждое воскресенье  устраивали
открытый дом, французы это называют "приход на одну порцию". А Рус, ловкий и
изобретательный повар, прославился своей миниатюрной мексиканской  пиццей  и
поросячьими ребрышками.
     Рус  и я знали Алекса в былые дни на  Ибице. В то время  он был молодым
адвокатом, решившим на время забросить карьеру,  почувствовав вкус к "дольче
вита"   в  стиле Ибицы. Немного позже он вернулся  к
своей  практике в Вашингтоне, округ Колумбия. Это последняя новость, какую я
о нем слышал.
     От Ракель я узнал, что в недавнее время Алекс работал в "Селунн Групп",
компании,  занимающейся  созданием всевозможных фондов для  различных целей.
Некоторые из этих фондов были законные. В  этот период Алекс и  встретился с
Ракель. Они  планировали вместе поехать в Европу, Алекс отправился первым. С
группой  "Проклятые монстры"  он играл в Париже.  Для него  это было  что-то
вроде хобби. Алекс  любил парижскую дешевую музыкальную  сцену. Вскоре после
приезда он исчез.
     Рус давно уже  ничего не слышал  об  Алексе, и тот  не выходил на  Руса
после того, как снова появился в Париже.
     Начинать поиски придется с музыкального ансамбля Они играли в кафе "Эль
Манго  Энкантадо", на  рю  Грегори  Ланжевен,  недалеко от  Центра  Помпиду.
Розмари, у которой французский гораздо лучше  моего,  заказала мне комнату в
одном из моих любимейших маленьких отелей, в "Синь", на рю дю Синь, рядом  с
Бебором. А для  Ракель  мы  заказали отдельный номер в "Крийоне", знаменитом
шикарном  отеле.  Несмотря на ограниченность  в  средствах, она  делала  все
правильно. Ведь первый приезд в Париж надо провести с роскошью. Отель близко
к  Лувру, пояснила она мне. Там она собиралась коротать время,  пока я  буду
искать Алекса.

        "12. "ЭЛЬ МАНГО ЭНКАНТАДО""

     Ракель и я  идем на восток  по бульвару  Сен-Жермен, потом на север  по
бульвару Сен-Мишель, переходим Сену по  мосту Сен-Мишель и пересекаем остров
Сите,  на минутку останавливаемся,  чтобы  посмотреть  на Нотр-Дам, и  затем
попадаем на Севастопольский бульвар на правом берегу Сены.
     "Эль  Манго  Энкантадо"  -- один из  южноамериканских  кафе-ресторанов,
недавно открытых,  чтобы обслуживать бесчисленное множество южноамериканских
студентов  и  беженцев, которые  стали частью  образа  современного  Парижа.
Маленькое, тускло освещенное помещение, где можно со стаканом вина просидеть
весь день. Рядом Бебор, величайший музей искусства, и библиотека, основанная
Помпиду   .   Это  очень
смешанный  район,  соединение  древности  и  модерна,  или,  говоря  словами
Бодрийяра, гипермодерн.
     Музыкальный ансамбль как раз устраивался на сцене. Лидер, Марчелло, мне
его показали, курчавый уругваец, играет  на  фортепиано. Я спросил, можно ли
угостить его.
     За бокалом чинзано Марчелло сказал, что Алекс  обычно  останавливался в
квартире на бульваре Огюст-Бланки в тринадцатом округе.
     -- Вы знаете  тринадцатый? -- спросил он. -- Там есть  большая торговая
аллея на  площади Италии. Обычно мы встречались с  Алексом  в ресторане,  он
называется "Рочес". Алекс всегда опаздывал. Я  ждал  его,  гулял по торговой
аллее, разглядывал  старых дам с собачками, пил аперитив. Но так получилось,
что я не видел Алекса в последний раз, когда он приехал из  Амстердама. Хотя
с ним был Хуанито.  Эй, Хуанито, можешь  что-нибудь сказать  этому парню  об
Алексе?
     Хуанито,  барабанщик,  маленький,  широкогрудый, с  чертами индейца,  в
очках с тяжелой роговой оправой, был сыном чилийского дипломата до прихода к
власти Пиночета.
     -- Конечно.  Когда он приехал из Амстердама, я встретил его на Северном
вокзале. Мы пошли вместе на ленч в кафе "Транкилите" на рю Симон-ле-Фран. Вы
знаете это место, недалеко от площади Непорочных, где околачиваются торговцы
наркотиками?
     Я знал это место. Студенты, изучающие  искусство в Беборе, часто рисуют
там. И,  конечно,  туристы. Эти улицы закрыты для движения  транспорта, хотя
иногда там  появляются  случайные  машины  и, будто  гиппопотам,  идущий  на
цыпочках среди тюльпанов, прокладывают себе путь в толпе.
     -- По-моему,  Алекс  кого-то ждал,  -- продолжал  Хуанито. -- Он  почти
каждую минуту опускал  газету и смотрел то  вправо, то  влево. Потом  к нему
подошел какой-то парень, я прежде его не видел, что-то прошептал и ушел.
     После этого  Алекс  извинился и сказал, что должен кого-то повидать.  Я
никогда раньше не видел,  чтобы Алекс так себя вел. В тот полдень мне нечего
было делать, и я пошел за ним.
     Он направился к Голденбергу по рю Вей-де-Тампль. Это  такое  место, где
можно  найти  кошерную переваренную говядину с  хреном, как в Нью-Йорке  или
Варшаве. Я  не  хотел, чтобы  Алекс заметил, что я за ним слежу, так  как он
немного помешан на такого рода вещах. В одной  из еврейских лавочек  я купил
фалафель, знаете,  такой сандвич, и стал  ждать. Я  очень  удивлялся, потому
что,  по правде говоря, это место не во вкусе Алекса.  Он чаще всего ходит в
такие  забегаловки,  как салун  "Крейзи  Хорс"  или "Текс-Мекс" на  бульваре
Монпарнас. И он любит пить чай в  кафе "Де Маго" на Сен-Жермен. Это то кафе,
где Сартр  обычно  устраивал  свои  знаменитые  ссоры с  Симоной  де  Бовуар
.
     Замечание  Хуанито   о  "Де  Маго"   напомнило  мне   историю,  которую
рассказывала  одна американская  девушка, о  том, как она встретила Жан-Поля
Сартра.
     Она говорила,  что специально зашла  пить коку в "Де  Маго", потому что
это такое знаменитое место, и узнала Сартра, так как видела его расплывчатый
портрет на обложке одного из американских изданий его книги "Бытие и ничто".
Она говорила,  что он  выглядел как  жаба, одетая  в  черное,  но  все равно
красивый.
     Девушка была из Калифорнии, и подойти к его столу попросить автограф --
для нее привычное дело. Сартр  пригласил ее присоединиться  к нему и мисс де
Бовуар.  Моя приятельница  рассказывала, что ей не хотелось огорчать мисс де
Бовуар, что  безусловно  бы случилось, если бы она подсела к их столику. Она
судила  по мученическому выражению ее  лица, которое  появилось, едва  Сартр
пригласил девушку.  Но какого черта, ведь это 6удет,анекдот мирового класса,
а  мистер Сартр  и  его подруга, вероятно, все  время  сталкиваются с такими
эпизодами.  Она села, Сартр  угостил ее кокой и все спрашивал, весело ли она
проводит  время  в  Париже,  а  сам щупал ее  под  столом. Моя  приятельница
подумала, что  он по-своему милый,  и решила посидеть подольше в этом  кафе,
чтобы повеселить его. А у  нее будет анекдот супермирового  класса. На самом
деле  она  не  была такой крутой,  какой хотела выглядеть. Просто ей  иногда
нравилось пугать себя.
     Ее  история  имела для меня потрясающее значение. Это то, что я называю
человеческой стороной философии.
     Между тем Хуанито продолжал:
     --  Алекс  вышел  от Голденберга  и поймал  такси.  Я  немедленно  взял
следующее. Это был день, созданный для наблюдения  "Следуйте за  тем такси!"
-- сказал  я водителю. "За преследование с  вас  плюс двадцать франков",  --
буркнул таксист,  отъезжая от обочины.  Он решил познакомить меня с местными
правилами. "Идет!" -- согласился я, и мы поехали. Мы держались за Алексом до
кафе "Монпарнас". Там я его потерял. Вот и все, что я могу вам рассказать.
     Я  поблагодарил Хуанито и спросил  Марчелло, не знает ли он кого-нибудь
еще, с кем я мог бы поговорить об Алексе.

     --  Конечно,  --  тут  же  откликнулся Марчелло.  --  Человек,  который
обязательно поддерживает с ним контакт, это Джерард Кловис.
     -- Кто это? -- спросил я.
     -- Кинорежиссер. Вы, конечно, слышали о нем.
     -- Ох, это Жерар Клови, -- понял я.
     -- Правда, за  пределами Франции  он  не так  известен, но здесь у него
большой авторитет.  Как говорят, Кловис пошел  выше там,  где Годар  остановился.
     -- А что у него общего с Алексом?
     -- Я думал, вы знаете. Алекс у него работает.
     -- В качестве кого?
     -- Актера. Алекс и Кловис встретились на вечеринке, и Кловис решил, что
Алекс в совершенстве подходит для его нового фильма.

        "13. АРНЕ"

     Мне не  потребовалось много  времени,  чтобы узнать,  что  Жерар  Клови
работает на  киностудии  "Гомон" в северной  части  Парижа.  Я  позвонил  из
телефонной  будки на углу улицы. Никто  не ответил. Я забыл,  что было время
ленча --  священный  час для Парижа.  Тогда я  решил  поспрашивать  в  залах
Бебора. Это территория Алекса. Город внутри города.
     Я оставил Ракель в кафе недалеко от входа в Бебор, где она могла видеть
пожирателей огня и стекла, дававших представление перед фасадом музея в чуть
опущенном ниже  уровня улицы  и  выложенном плиткой  дворе.  Она планировала
поесть  в кафе, потом  провести несколько часов в  Беборе,  чтобы посмотреть
выставку     Дали     ,  и  затем вернуться в  свой  отель.  Я обещал  ей, что
позвоню туда.
     Приятно гулять по Парижу  в солнечный июньский день  по улицам,  полным
туристов и влюбленных. Я зашел на ленч в "Диск Бле", студенческое кафе на рю
Рамбюто. Луковый  суп сам по себе хорошая еда, а я дополнил его сандвичем --
паштет  из индейки на хрустящем французском  хлебе.  В  заключение  кофе  со
сливками -- и я продолжил свою прогулку.
     Миновал  Ле Эспас Балтар, где строился новый спортивный комплекс, затем
Форум де Алль и так дошагал до фонтана Непорочных, вокруг которого африканцы
в вышитых шапочках продают кожаные барабаны и медные украшения. У этой части
Парижа всегда  карнавальный  вид. Потом я  заметил  мима,  который  работал,
окруженный толпой, понаблюдал за ним с минуту и вспомнил, что знаю его.
     У Арне, мима, классическое набеленное лицо Марселя Марсо ,  черные   линии  от  лба  к  щекам  и  вокруг  глаз,
раскрашенный,  как бутон  розы, рот. Он  использовал простой, но эффективный
прием.  Когда  мимо  проходили  люди,  погруженные   в  разговор,  он  сзади
подстраивался  к  их  шагу   и  повторял  каждое  движение,   подчеркивая  и
преувеличивая его. Делал он это с юмором,  но без злобы. Когда люди, которых
он пародировал, понимали, что он идет сзади, Арне устраивал немой спектакль,
приглашая их  следовать за  ним. Иногда он так собирал  человек пять-десять,
шедших за ним, как в латиноамериканском танце конга, и имитировавших все его
движения. Арне очень хороший  мим,  и, когда он протягивал шляпу, зрители не
скупились. Он умел  делать веселые  представления, этот датчанин. На вид ему
было лет тридцать с небольшим, маленький, просто клубок мышц, он двигался  с
грацией танцора.
     Он заметил меня, подошел и сел за мой столик на тротуаре. Мы обменялись
"ca va", мол, как жизнь. Я заказал чинзано, он попросил лимонад.
     -- Так  ты  снова  приехал, --  сказал  Арне. -- Хоб, ты считаешь,  это
разумно?
     - Брось, -- возразил я. -- Та история случилась  много лет  назад. И не
по моей вине.
     --  Впрочем,  это  не  мое  дело.  --  Арне  пожал  плечами,  привычка,
подхваченная им во Франции. -- Что ты здесь делаешь?
     -- Пытаюсь найти  парня, -- ответил  я. -- Ты  тоже  его  знаешь по тем
временам на Ибице. Алекса Синклера.
     -- Да,  он бывал здесь.  Но я не  видел его  несколько  недель,  может,
дольше.
     -- Ты знаешь кинорежиссера по имени Жерар Клови?
     -- Конечно. Люди говорят, он новый Феллини.
     -- Я слышал, что Алекс играет в одном из его фильмов.
     Арне вскинул брови. Еще одна французская  привычка, которую он приобрел
здесь.  Бусинки  пота  бежали по  его белому лицу и скатывались  на  голубую
банданну, узлом завязанную на шее.
     -- Да, -- подтвердил он. -- Алекс снимается у Клови. Возможно, "играет"
-- слишком  сильное определение того,  что  надо  Клови. Он  любит создавать
ситуации и  без подготовки бросать туда людей.  Иногда он  дает определенное
направление и ход  действия одному-двум актерам. Но всем -- никогда. И он не
раскрывает, кто идет по  заданному направлению,  а кто,  как предполагается,
должен свободно импровизировать.
     -- Я никаких подробностей о нем не слышал, -- признался я.
     --  Здесь,  во Франции, он считается  Эриком Сати  кинематографии.
     -- Это и правда так хорошо?
     -- Для Франции действительно очень хорошо.
     -- Симпатичный парень?
     -- По-своему.  Саркастичный, непредсказуемый  и  любит  сюрпризы. Вроде
Феллини выходит на улицы с камерами и своей командой. Делает "Синема Веритэ"
. Сюжет
фальшивый, но лица реальные.
     -- Не знаешь, о чем это кино?
     -- Никто не знает, даже Клови. Он любит работать свободно. Не планируя,
не продумывая, спонтанно. Для Клови самое большое  очарование в экспромте. С
самого  начала  он   выступал  против   культа  актера  и   против   системы
Станиславского. Фактически  он  полностью  против  создания  актером образа,
против любого идеала. Ему  нужно кино ансамбля, коллаж  из лиц,  движений  и
последовательности сцен.
     -- Когда он начинает снимать?
     -- Наверно, через неделю. Ты хотел бы встретиться с ним? Приходи завтра
на репетицию, я представлю тебя. Клови любит иностранцев.
     Мы  договорились о времени встречи  в кафе "Непорочных". Я  заплатил за
выпивку и вернулся в отель.
     Я заметил, что частные  детективы  в романах склонны к гораздо  большей
активности, чем  их коллеги в реальной  жизни.  Полагаю, что  в тот  день  я
должен был бы провести еще несколько расследований. Но  откровенно говоря, я
устал и лег спать.

        "14. ТОНИ РОМАНЬЯ"

     В тот  вечер, когда я вышел из  отеля, чтобы  встретиться  с Ракель,  я
увидел  его   снова.  В  этом   просто  не  могло  быть   сомнений.  Та   же
представительность,  темно-синий  костюм,  ярко-красная  гардения  в петлице
пиджака, круглое загорелое добродушное  лицо. Тот же человек,  что следил за
мной в Снаффс-Лендинге, был теперь здесь, в Париже.
     Парень остановился недалеко от входа в магазин и доставал сигару.
     -- Ну-ну, какой маленький мир, не правда ли? -- спросил я его.
     Он  намеренно  долго  раскуривал  сигару,  потом  окинул меня  холодным
взглядом.
     --  Мы,  прежде встречались?  --  спросил он  на  хорошем  английском с
выговором жителя Нью-Джерси.
     -- Скорей всего нет, -- ответил я. -- Но, уверен, вы меня знаете.
     -- Почему? -- Он выглядел удивленным
     -- Потому что вы следили за мной в Штатах и следите за мной здесь.
     -- Совпадение, -- проговорил он, глядя  прямо на  меня и усмехаясь.  Он
словно сообщал мне всем своим видом: "Разумеется,  я слежу за вами, и что вы
собираетесь с этим делать?"
     -- Всего лишь  облегчить вам работу, -- ответил  я на немой вопрос.  --
Меня зовут Хобарт Дракониан, и я остановился здесь недалеко, в отеле  "Синь"
на рю дю Синь. Вероятно,  вы уже это знаете, но я  решил подтвердить, что вы
на правильном пути.
     --  Очень любезно с вашей стороны, мистер Дракониан. Я Тони Романья. --
Он продолжал улыбаться.
     -- Чем вы занимаетесь, Тони? -- спросил я.
     -- Я инвестор.
     -- Могу я узнать, инвестор чего и куда?
     -- Вы мне  нравитесь,  -- засмеялся  он. -- По-моему, у нас  с вами все
будет в порядке. Но это неважно. У меня есть интересы в Лас-Вегасе, Майами и
в Атлантик-Сити.  Здесь,  в  Париже,  я  в  небольшом отпуске.  Кроме  того,
присматриваю за интересами друга,
     -- Какого друга? Почему вы следите за мной? Или это Ракель?
     -- Мне нравится ваш  подход к делу, -- заметил Тони. --  Не устраиваете
песен  и  плясок,  мол, вы совсем не испугались.  Сказать  вам  одну вещь? Я
собираюсь дать вам маленький совет.
     -- Я готов, -- живо откликнулся я, ввязываясь во что-то неизвестное.
     -- В  этом городе лучший итальянский ресторан "Дольче Вита" на авеню де
Терн. Скажите там, что вас прислал Тони Романья. Поняли?
     Я  кивнул, удивленный. Тони  подмигнул, повернулся и, налетев на  урну,
чуть  не  потерял  равновесие.  Он оглянулся, еще  раз  кивнул мне,  а потом
зашагал по улице и скрылся из вида. Я посмотрел ему вслед и решил, что самое
время выпить.
     У Романьи я заметил одну  смешную вещь Принято  считать,  что  толстяки
намного  шустрее,  чем  кажутся.  Поэтому  нас  даже  удивляет,   когда  они
действительно  неуклюжи. Народные приметы редко вводят в заблуждение.  Вот и
Романья, если и был неуклюж,  то  не в том смысле,  что  способен грохнуться
вверх  тормашками, чересчур сильно наклонившись  в  одну  сторону.  Нет,  вы
тотчас  же  обращали  внимание,  что  в  его  неуклюжести  не  было   ничего
непродуманного, никаких  нескладных движений.  В  его  осторожной неловкости
чувствовалось мастерство, умысел, внушающий  опасение.  Что-то  жуткое можно
было  прочесть и в его глазах Темные,  сверкающие, зелено-желтые, невероятно
внимательные. Нечеловеческие глаза существа,- которое ничего не выпускает из
рассмотрения. В каждом движении Романьи присутствовал точный расчет. И в его
покачивающейся походке  я  ощутил  мрачную ясность  рассудка, что еще больше
подтверждало мои  опасения, потому что это была явная пародия. Все, вместе с
маленьким подбородком и небольшим крепко сжатым ртом, придавало  ему  скорее
зловещий, чем слабый вид. У Романьи была гладкая  розовая внешность толстого
человека,  но  под внешним слоем  здоровья чувствовалась  трупная бледность,
словно он симулировал само здоровье.
     Теперь  я  понимал, что  Романья, вероятно,  лучший  мим, чем Арне.  Он
изображал  гротескного  мафиози  из Нью-Джерси, чтобы  под шутливым покровом
спрятать свои истинные цели. Если только их он тоже не симулировал.
     Несколько часов  спустя Ракель нашла меня  в "Нью-Йорк Гарри", недалеко
от  "Гранд-Опера"  Бар "Гарри"  -- темное полированное дерево и американские
голоса. Это такого рода заведение, где до  тех  пор терпят вдрабадан пьяных,
пока они не начинают приставать к другим посетителям. Я  был очень спокойным
пьяным  Они,  наверно,  подумали,  что  я сбрендил, когда попросил саке.  Но
японская водка действует на меня как психоделическое снадобье, и я знал, что
трудно   предаваться  тревожным  мыслям,  когда  ты  до  краев   полон  этой
штуковиной.
     -- Вы пьяны, -- сказала Ракель.
     -- Никто не совершенен, -- возразил я.
     -- Вы узнали что-нибудь о том типе, который, как вы говорили, следил за
вами?
     -- Его зовут Тони Романья.
     -- Почему он следит за вами?
     -- Мистер Романья, кажется, не  собирался просветить меня на этот счет.
Мистер Романья  сказал, что он приехал в Париж, чтобы  насладиться  коротким
отпуском и понаблюдать за интересами друга. Что-нибудь из  этого  имеет  для
вас значение?
     -- Это не может иметь отношения ко мне, -- покачала она головой.
     -- А к Алексу?
     -- Откуда мне знать? Этот Романья не сказал, чего ему надо?
     -- Ни звука.
     -- Что мы  должны теперь  делать?  -- спросила  Ракель, нахмурившись  и
нежно закусив нижнюю губку.
     --  Идти обедать, -- сообщил я, -- в "Дольче Вита"  на авеню  де  Терн.
Романья сказал, что это лучшая итальянская еда в Париже
     --  Великая новость, -- фыркнула Ракель. --  Ради Бога, я не для того в
Париже, чтобы есть спагетти.
     -- Это единс