ы спишь?
     И слышим желанный ответ:
     - Нет.

        "ГЛАВА 33"

     Наконец-то наступила  пора покинуть Нью-Йорк. Хоб  и Аврора  сидели  на
заднем сиденье лимузина, а Келли -- на переднем, за рулем. Маленькие часы на
приборном щитке показывали 5.45 утра. Машин на дороге было немного. По земле
стлался легкий туман, наползающий с Атлантического океана.
     Хоб  мысленно  пребывал  далеко-далеко, на  Ибице.  Его разум  полнился
обрывочными  видениями  тамошних  людей   и  мест:   вид  моря  со  скалы  в
Са-Коместилья, хмуро-радостное лицо  Гарри Хэма, печальная  красота Марии, с
вклинивающимися в эти  видения образами ярко разодетых хиппи на еженедельном
базаре в  Пунта-Араби.  Красной нитью через  все  это  проходило натуральное
видение Авроры, молча сидящей рядом, а ее  точеный  профиль время от времени
очерчивался мерцающими огнями  панорамы города, открывающейся со скоростного
шоссе Ван-Вик.
     А поверх всего  этого голос Келли,  повествующий о том, как славно было
жить  в  Манхэттене  до   комиссии  Кнаппа,  в  чьих  предубежденных  глазах
общепринятая  полицейская   практика  вдруг  обратилась   в  акты  вопиющего
злодейства, и  весь личный состав полиции  должен был пройти переаттестацию,
отрицая то, что делал так долго. Конечно,  кто-то должен был погореть за эти
делишки,  и козлом  отпущения выбрали Келли,  человека  прямого и  цельного,
никогда не стучавшего на товарищей,  даже ради  спасения  собственной шкуры,
Келли, чьи  годы на боевом посту вылетели  в трубу, когда крючкотворы Кнаппа
выперли его с работы в жестокий мир и пришлось искать новую  синекуру взамен
старой.  Рассказ  Келли  был  сдобрен  вереницей  апелляций  к  человеческим
чувствам  вроде  -  "Разумеете, о  чем я?",  "Слышали, чего  я говорю?",  "В
смысле, что мне еще оставалось"?" и тому подобных
     Аврора  оделась в чудесно скроенный  синий  дорожный костюм,  туфли  на
среднем каблуке  и  прихватила  большую  сумку через плечо  из патентованной
кожи.  На Хобе были его обычные  джинсы, теннисные туфли,  желтая футболка с
выписанной черными буквами Буддагосой, а поверх -- темно-коричневый твидовый
пиджак с кожаными заплатами на локтях, призванными продемонстрировать  всему
миру то общее, что объединяет писателей планеты Земля.
     У международной  секции  аэропорта Кеннеди Келли припарковался  рядом с
вереницей машин, стоящих у обочины, и понес чемоданы в  здание Сонный  клерк
за стойкой "Эр Франс" проштамповал их билеты, бросил взгляд в паспорта и дал
входные талоны
     --  До  свиданьица,  --  сказал  Келли,  покидая   их  у  рентгеновских
аппаратов. Аппараты они прошли без инцидентов и проследовали через остальные
системы безопасности в зал  вылета. Здесь  Хоб едва  успел пробежать глазами
первую  полосу  "Нью-Йорк  Тайме",  пока  Аврора  обдумывала  седьмую  главу
джебрановского "Пророка" , как  объявили
посадку. Они пристегнули ремни, и вскоре самолет взмыл в воздух.
     В   вынужденной  близости  самолета,   под  тусклыми   лампочками,  под
вкрадчивые   голоса   стюардесс,  разносящих  напитки,  под  трепетный  гул,
прошивающий тебя насквозь, становящийся частью тебя и заставляющий поверить,
что ты пребываешь во времени,  отстоящем  от остальных  времен, вневременном
времени, вневременной атмосфере близости, Хоб  и Аврора неминуемо вступили в
беседу, становившуюся  все непринужденнее благодаря  вспыхнувшей между  ними
симпатии, неосознанной и оттого еще более сильной.
     Аврора первая рассказала о своей  жизни, как она родилась  и выросла на
острове  Сан-Исидро у Атлантического побережья Южной Америки, неподалеку  от
Арубы и Кюрасао.
     -- Это маленький  тропический остров, очень милый,  очень дружелюбный и
-- как бы получше выразиться? -- очень безнадежный.
     Ее мать  Фаэнс  была  учительницей начальной школы и возлагала  большие
надежды на  детей  -- очаровательную  малышку  Аврору  и аккуратиста Калеба,
родившегося  на  четыре  года  раньше сестры.  Аврора выросла  на острове, в
обстановке  пасторальной бедности, одинаковой  по всему миру, без отца -- то
ли сбежавшего,  то ли безвестно умершего, никто толком не знает,  --  но под
заботливой опекой многочисленных тетушек и дядюшек. Скоро она стала высокой,
стройной, миловидной, светлокожей девушкой, в четырнадцать  лет  снимавшейся
для островной газеты, а  в шестнадцать победившей  на конкурсе красоты Малых
Антильских островов и получившей бесплатную поездку в Майами
     Там  она  без  особого  труда  нашла работу  фотомодели.  Но обстановка
пришлась ей не по нраву. Переняв американский идеал, она стала сама выбирать
друзей, отсеивая  тех, кто ей  не нравился.  Тянулась к культуре,  о которой
читала   в   школе.  В  Майами   культура   сводилась  к  латиноамериканским
танцевальным   ансамблям   и  центральноамериканским  поэтам.  Музыка   была
великолепна,  но поэты  оказались не  на высоте.  В  итоге любовной  истории
отправилась в Нью-Йорк.
     -- Нашла работу.  Познакомилась  кое с какими людьми. Встретила  Макса.
Это произошло года два назад. И вот я здесь.
     Теперь подошла очередь жизнеописания Хоба, и он вкратце осветил узловые
события. Вырос в небольшом поселке в Нью-Джерси. Отец был страховым агентом,
мать  --  библиотекаршей.  Окончил  высшую  школу,  служил  в  Корее,  после
демобилизации поступил в Нью-Йоркский университет.  Вскоре после окончания с
расплывчатым  дипломом   неоперившегося   юнца,   не  знающего,   чем  хочет
заниматься,  отправился  в  Европу.  Но  когда  ступил   на  Ибицу,  картина
прояснилась.  Край  его  мечтаний.  Следующие  пятнадцать  лет  провел там и
мотался по Европе.
     И,  конечно,  фазенда.  На  этом предмете  он задержался,  рассказал  о
проблемах с платежом, расписал ее многочисленные достоинства.
     -- Должно быть, чудесно так любить хоть что-то, -- заметила Аврора.
     -- О, это не совсем любовь, -- возразил Хоб и тут же подвергся жесткому
нажиму с требованием объясниться.  --  Ну, я имел в  виду, да, я  люблю  это
место,  но не  потому,  что оно  так притягательно, а потому,  что  это дом,
родина.
     -- Мы в чем-то похожи, -- промолвила Аврора.  -- Вы избрали собственную
родину. А я свою еще не нашла.
     На  этой высокой  ноте они  перешли на  "ты" и  обменялись  адресами  и
номерами парижских  телефонов.  Потом  было кино, потом  завтрак,  потом еще
кино, потом тихий час, а потом объявили:
     --   Пожалуйста,   пристегните  ремни.  Через  десять   минут   самолет
приземляется в аэропорту де Голля.

        "ГЛАВА 34"

     Они  сонно  проковыляли  в  аэропорт -- было  уже  22.34  по парижскому
времени, -- прошли через  иммиграционную службу, затем таможенник махнул им,
чтобы не задерживались. В просторном зале за таможней толпились встречающие.
     -- В том числе люди с табличками.  Одна из них гласила:  "Хоб Дракониан
-- Аврора Санчес". Они подошли к человеку с табличкой. На нем была шоферская
фуражка,  но  вместо  традиционного  темно-синего  костюма  профессиональных
водителей -- бежевый.  Чуть  за двадцать,  черные курчавые  волосы, на щеках
густая  щетина, усы торчком. На щеке большая родинка, да вдобавок с  верхней
губой  JLJO-TO  не в порядке --  похоже, скверно сшитая  заячья  губа. То ли
араб, то ли уличный апаш откуда-то из южной Европы.
     -- А где мистер Розен? -- спросила Аврора, озираясь.
     -- У себя в отеле.
     -- Почему он не приехал встретить нас? -- не унималась Аврора.
     -- Про это я ничего не знаю. -- В голосе шофера сквозил арабский акцент
Магриба. --  Они  в  агентстве  просто велели мне  вас  забрать.  --  И куда
отвезти?
     -- В отель мистера Розена. Или куда  вы  сами  захотите. --  Это в духе
Макса,  -- заметила  Аврора.  -- Сам  не  показывается. Зато  всегда  машину
присылает,  и то ладно.  Вслед за  шофером  они вышли из  центральных дверей
аэропорта. Автомобиль -- довольно потрепанный "Мерседес" не первой молодости
--  стоял  у  тротуара. Хоб  вспомнил, как Келли  встречал  его  в  Портовой
администрации. Похоже,  профессиональные водители могут  припарковать машину
где только пожелают.
     На переднем пассажирском  сиденье находился еще один  человек, помоложе
шофера, смуглый, усатый, облаченный в темный бесформенный костюм.
     -- Это мой кузен Али, -- пояснил шофер. -- А я Халил. Энергично кивнув,
Али  выбрался из лимузина,  подхватил чемоданы и уложил их в багажник. Потом
что-то быстро, заискивающе проговорил по-арабски.
     --  Он надеется, что вы будете  не против, если он  останется здесь, --
пояснил Халил.  -- Он  любит слушать радио.  Он только  что  приехал сюда из
Таманрассета. -- Халил закатил глаза, чтобы показать, что Али  то ли темный,
то ли слабоумный, то  ли, как порой бывает, и то и другое сразу. Все четверо
уселись в "Мерседес" и скоро уже мчались по шоссе в сторону Парижа.

        "ГЛАВА 35"

     Недавно  пробило  одиннадцать.  Хоб  следил,  как  наплывают   знакомые
дорожные знаки, указывающие  направление  на  различные  пункты  назначения,
среди  которых Париж  -- самый видный. На шоссе царило оживленное  движение,
изрядную часть транспортного потока составляли грузовики дальнего следования
из  Бельгии  и  Голландии.  Сидевшие  впереди  Халил и Али хранили молчание,
наблюдая за дорогой.  Из приемника шелестела арабская музыка. Откинув голову
на  спинку сиденья, Аврора  прикрыла  глаза. Машина гипнотически скользила в
коконе  быстрого  потока  дорожного  движения.   Успокоительное  покачивание
убаюкало  Хоба,  и внезапный  стремительный  рывок  "Мерседеса" вперед  стал
полнейшей неожиданностью.
     Хоба вдавило в сиденье. Не без труда сев прямо, он спросил:
     -- В чем дело?
     Аврора   охнула.    Али,   обернувшись    с   пассажирского    сиденья,
продемонстрировал небольшой вороненый  автомат, нацеленный не совсем на них,
но  и  не  совсем  в  сторону.  Они  будто  стали  участниками  театрального
представления,  ситуация  двусмысленная  и,  судя по  всему,  склоняющаяся в
зловещую сторону.
     --  Спокойно, --  с акцентом  по-английски  выговорил Али. --  Мы имеем
компания.
     Заметив уголком  глаза что-то цветное, Хоб обернулся и  увидел ярдах  в
тридцати позади красно-синюю мигалку полицейской машины. Секунду-другую  его
рассудок просто отказывался принять вытекающие отсюда выводы.
     -- Притормозите, -- раздраженно бросил Хоб.
     Халил  продолжал  разгоняться,  затем  резко  вывернул баранку  вправо.
Машина метнулась по выездной эстакаде, ведущей на бульвар Обервильер. Шедший
позади  полицейский автомобиль резко  затормозил  и, грохнувшись  о  бордюр,
ухитрился последовать за ними на эстакаду, завывая сиреной.
     "Мерседес" на  всем  ходу вылетел  на  бульвар, пронзительным  сигналом
требуя  уступить  дорогу, чем  заставил  проезжающие  машины резко  брать  в
сторону. Впереди стеной стояла дорожная пробка, однако Халил сумел выскочить
на  противоположную полосу, виляя между  встречными  автомобилями, Как между
стоячими  вешками,  и на квартал  опередив полицейских.  Затем  он  с визгом
повернул направо, потом еще раз. Вой сирены затих вдали. Сбросив скорость до
неприметного в городе уровня, Халил повел машину дальше.
     -- Что происходит? -- поинтересовалась Аврора у Хоба.
     -- Не знаю, -- признался он, -- но в данный момент ситуация выглядит не
очень благоприятно.
     -- Пожалуйста,  --  Али помахал с  переднего  сиденья пистолетом, -- не
говорить.
     Они  молча  смотрели, как  Халил петляет по переулкам.  В  конце концов
автомобиль выехал  на  бульвар де Бельвиль и докатил мимо  североафриканских
ресторанов, подающих кускус и восхитительный таджин, мимо мерцающих неоновых
вывесок  ресторанов   расцветающего  Китайского  квартала,  затем  в  темный
переулок, а  там в еще один  -- тесный, с мелькающими с обеих сторон домами,
-- потом быстро налево и снова направо, в совсем узкие проулки -- пустынные,
без тротуаров и без прохожих, нуждающихся в таковых.
     В одном из подобных кварталов Халил остановил машину.
     --  Больше  не станем  вас  задерживать, -- поведал  он, тоже  извлекая
автомат,  и  что-то  быстро  проговорил  по-арабски  своему  напарнику.  Али
выбрался из машины и открыл пассажирскую  дверцу. Подошел к багажнику, отпер
его, извлек багаж и грудой свалил его на обочине.
     -- Открывай, -- велел Халил Хобу.
     -- Не заперто, -- ответил тот.
     Отщелкнув замки, Халил открыл чемодан Хоба. Пошарив внутри секунд пять,
он вытащил что-то завернутое в коричневую бумагу. Сорвал ее и достал круглый
джутовый мешочек размером с  батон хлеба,  с набитой  на боку через трафарет
надписью: "Рис басмати. Произведено в Индии".
     -- Ты всегда путешествуешь с рисом? -- осведомился Халил.
     -- Это отличный подарок, -- нашелся Хоб.
     Испустив  нечто среднее между фырканьем и угрюмым смешком,  Халил сунул
автомат в боковой карман пиджака. Нашарил во  внутреннем кармане  перочинный
ножик, открыл "его и аккуратно принялся вспарывать мешочек сверху по шву.
     Распоров примерно на дюйм, он ткнул указательным пальцем  в дыру, и тот
покрылся белым порошком. Лизнув палец, Халил расплылся  в широкой  ухмылке и
сообщил Али:
     -- Да, это он. Дай-ка мне скотч.
     Достав  рулон черной пластиковой  ленты,  Али  вручил  его  Халилу. Тот
оторвал кусок, снова  запечатал мешочек и вернул рулон Али. Затем повернулся
к Хобу и Авроре.
     -- Ладно, можете идти.
     Они двинулись вдоль по улице.
     -- Стойте! --  окликнул Халил. -- А багаж вам не нужен? Вернувшись, Хоб
с Авророй подхватили чемоданы.
     -- В конце квартала сверните  направо  и пройдите два квартала. Выйдете
на бульвар де Бельвиль. Поймать такси будет нетрудно.
     -- Спасибо, -- вымолвил Хоб.
     --  Не стоит благодарности,  -- Халил нажал на газ, и "Мерседес" унесся
прочь.

        "ГЛАВА 36"

     Макс, одетый в  цветастый халат, стоял на пороге своего  номера, широко
улыбаясь.
     -- Хоб! Аврора, деточка! Как дела?
     Поджав  губы, Аврора скользнула мимо. Сердитый Хоб проследовал за  ней,
волоча оба чемодана, совершенно оттянувшие ему руки. Он позволил заботливому
Максу довести себя до мягкого кресла и устало рухнул в него.
     Бесстрастно оглядевшись, Аврора осведомилась:
     -- Где мой номер?

     --  Чуть  дальше  по  коридору, -- сообщил Макс.  --  Но сперва позволь
угостить тебя глоточком спиртного. Тяжелый выдался полет?
     -- Хоб тебе все расскажет. -- Аврора подхватила свой чемодан и скрылась
в коридоре.
     -- Что это с ней? -- поинтересовался Макс у Хоба. Макс снял апартаменты
в старинном отеле "Синь"  на бульваре Монпарнас.  Хотя прожил  он тут  всего
пару  дней,  Макса уже  окружали  визуальные памятки  великого  театрального
прошлого  Парижа:  старые  афиши  Жан-Пьера Омона в  Светловолосом  моряке",
плакаты Пиаф и прочие имена и прочие плакаты.
     -- Аврора малость на взводе, -- пояснил Хоб. -- Терпеть может, когда ее
грабят.
     -- Шутишь, что ли?
     -- Нет, -- покачал головой Хоб. -- Макс, нас тормознули.
     -- В аэропорту?
     -- Вскоре после. В лимузине, который ты прислал за вами. -- Хоб изложил
недавние события.
     --  Я  не посылал никакого  лимузина, -- заметил Макс.  -- меня пока не
было времени наладить сервис.
     -- Шофер держал табличку с моим именем и с именем Авроры.
     -- Он получил ее не от меня.
     -- Мне показалось, он тебя знает.
     -- Хоб, задумайся на  секунду. Если бы это подстроил я, разве я стал бы
называть собственное имя?
     -- Может, и  нет, -- согласился Хоб.  -- Если  только не  пытался  быть
сверхумным. -- Я не настолько умен, -- возразил Макс.
     -- Охотно верю.
     -- И чего же ты лишился?
     --  Ерунды. Всего лишь маленького пакетика кокаина,  да и то не своего.
Твоего, наверное. Около кило.
     Мясистое  лицо Макса мгновенно осунулось, отвисшая нижняя  губа отвисла
еще больше. Он вмиг состарился лет на десять и сгорбился в кресле.
     Помолчав какое-то время, он наконец  вымолвил:  --  Хоб,  насчет  этого
марафета...
     -- Ты  подначил Аврору или Келли  подкинуть его в мой багаж, -- отрезал
Хоб. -- Это я и сам уже вычислил.
     -- Хоб, я все могу объяснить.
     Невесело  усмехнувшись,  Хоб  устроился  поудобнее  и скрестил руки  на
груди.
     -- Валяй, выкладывай.
     Набрав полную грудь воздуха, Макс медленно выдохнул:
     -- Хоб, гоп-стоп я не подстраивал.
     -- Зато подстроил, чтобы я протащил кокаин через таможню.
     Макс кивнул.
     -- Прежде всего, тут не было ни малейшего риска. Тебя ни в коем разе не
могли подловить.
     -- Раз это было так уж безопасно, что ж ты не провез его сам?
     -- Я  хотел сказать, не  было  риска для тебя. А для меня был. Может, и
для Авроры. Видишь  ли, все было улажено Было запланировано, что эта  партия
пройдет через таможню без осложнений.
     --  Это не  снимает  вопроса,  -- стоял на своем Хоб. -- Почему  ты  не
пронес его сам?
     -- Боялся ножа в спину. Ты знаешь Эмилио, дружка Авроры?
     -- Вообще-то мы не сталкивались.
     -- Он переодетый агент по борьбе с наркотиками.
     -- Замечательно.
     --  Благодаря этому  все и сработало.  Он хотел,  чтобы я доставил  эту
партию во Францию. Я  должен был организовать продажу,  затем он  бы  накрыл
покупателя и пожал лавры за разоблачение большой международной сети.
     - А ты?
     -- А мне бы сошло с рук.
     -- Значит, все подстроено. Тем более ты мог провезти его сам.
     -- Если бы не  одно осложнение. Эмилио жутко ревнует Аврору ко мне, так
что я боялся, что он заложит  меня и я угожу  за решетку.  Он  потеряет свое
большое дело, зато уберет меня со сцены, касающейся Авроры.
     -- Тогда почему ты не дал провезти его Авроре?
     -- Эмилио  настолько не в  своем уме, что ведет себя непредсказуемо. Он
мог просто из чистой мстительности загубить ее. Разве  угадаешь,  что  может
учудить влюбленный псих?
     -- Он мог загубить и меня.
     -- Маловероятно.  Против тебя  он ничего не имеет и знает, что  ты  тут
вовсе ни  при  чем.  С  товаром  в багаже у  тебя  или у кого-нибудь еще все
превращалось в обычное деловое предприятие.
     --  Думаю, мне незачем утруждать  себя, растолковывая, что  ты  не имел
права так поступать.
     Макс потерянно развел руками.
     --  Да знаю  я, знаю! Что ж я  еще могу сказать?  Мне  казалось, десять
тысяч долларов как-то сгладят ситуацию.
     -- Давай их сюда, и тогда я погляжу, как буду себя чувствовать.
     Макс посмотрел на него еще потеряннее.
     --  Хоб, я бы дал, если б мог. Но  беда в том, что деньги должны прийти
ко мне в руки после продажи кокаина.
     -- Макс, что ты хочешь этим сказать?
     -- Я банкрот, Хоб, вот что я пытаюсь сказать.
     -- А этот номер? -- огляделся Хоб.
     -- В  кредит. Я рассчитывал,  что сделка  поправит мои дела. Подожди-ка
минутку.  --  Макс  встал  и  вышел  в  соседнюю  комнату.  Возвратившись  с
бумажником, открыл его и  вынул оттуда четыре  похрустывающих  стодолларовых
купюры, пятьдесят и две десятки.  И отдал Хобу две сотни и пятьдесят. -- Это
все,  что  у меня  есть, Хоб, и я  отдаю это  тебе. Я все еще должен  десять
тысяч. А теперь хочу задать тебе один важный вопрос. Кто-нибудь знал, что ты
работаешь на меня?
     -- Это не было таким уж секретом. Мои компаньоны, и все. А что?
     --  Я  пытаюсь  ВЫЧИСЛИТЬ, кто  нас грабанул. Этот гоп-стоп явно затеял
человек, знающий, что он ищет
     -- Скорее уж это кто-то из твоих компаньонов.
     -- Знаю Просто  пытаюсь охватить все возможности  Слушай, Хоб,  а ты не
мог бы чуток поспрошать народ?
     -- Ты хочешь, чтобы я выяснил, кто меня грабанул?
     --  Разумеется.  Ты ведь  частный детектив. Обращаться  к  полиции  мне
как-то не с руки. А когда мы вернем товар, я заплачу тебе твои десять тысяч
     -- Кто тебя ограбил -- не моя забота.
     -- Да, но я прощу, чтобы  она стала твоей. Если вернешь товар, получишь
еще пять сверху.
     Хоб  обдумал  предложение,  подавив естест