Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
давит такая машина, это
особенно жутко.
-- "Порш" его не задавил, -- заметила Фабиола.
-- Зато ведь как старался! Но ты права, "Порш" его не задавил. Тот
человек вышел из кафе "Аржан" на площади Сен-Габриэль, и тут-то на него и
налетели эти машины. Он нырнул в канаву. Должно быть, плечо ушиб, потому что
упал с размаху на булыжники, зато жизнь спас. Правда, ненадолго. Он наверно
просто не успел подумать, что могут быть еще машины.
-- Она примчалась с противоположной стороны, -- сказала Фабиола. --
Большая такая.
-- По-моему, триста пятидесятый "Мерседес", -- сказал Бене. --
Водитель, наверно, видел, как тот человек нырнул под стоящий автомобиль, и
поэтому направил свой "Мерседес" прямо туда. Он ехал, наверно, со скоростью
километров сорок, и врезался в стоящий автомобиль. Не помню, какой марки --
"Опель", по-моему. "Опель" от удара вылетел на тротуар, а человек в
соломенной шляпе остался лежать на мостовой, точно черепаха, с которой
содрали панцирь. Кстати, шляпа с него уже слетела. Когда он под машину
прятался.
-- Белокурый, в кожаной куртке -- похоже, довольно дорогой, -- вставила
Фабиола.
-- Несколько секунд он лежал, приходил в себя. Потом, наверно, увидел,
как первая машина, "Порш", развернулась, потому что вскочил на ноги и
бросился бежать. И все бросились бежать. Там было человек десять. Кое-кто
вышел из кафе, посмотреть, в чем дело. Эти две машины погнались за ними. А
потом, не помню уже как, машины оказались на площади Сен-Габриэль.
-- Они выехали на тротуар, когда преследовали того, белокурого, --
сказала Фабиола.
-- Вы ведь знаете эту площадь, инспектор? Там еще посредине кафе, а
рядом газетный киоск. Так вот, машины принялись кружить по площади, а на
самой площади находится скверик со скамеечками. Так себе скверик, всего
несколько платанов. И автобусная остановка. Тот человек туда и забежал. На
площади были еще люди, но машины не обратили на них никакого внимания. Они
попросту сбивали их с ног, потому что старались добраться до того,
белокурого. Прямо как ковбои, пытающиеся отделить одну корову от стада!
Знаете, как в кино показывают. Они гонялись за ним, а он убегал, петляя
между скамейками. А они неслись напролом и здорово покорежили машины. Но
белокурый не терял мужества. Он попетлял между скамейками, а потом улучил
минуту и попытался удрать через бульвар. Тут-то они его и достали!
В это время подошел жандарм, отдал честь инспектору и сказал:
-- Вот, сэр. Я нашел эту штукуя кармане куртки убитого. И передал
Фошону записную книжечку в кожаном переплете.
-- Пригодится, -- кивнул Фошон, убирая книжечку в карман.
-- И вот это, -- продолжал жандарм. -- Убитый держал ее в руке.
Он протянул Фошону маленькую зеленую бутылочку из чего-то, похожего на
нефрит.
"ГЛАВА 4"
-- А, Хоб! Рад вас видеть.
Фошон, как всегда, был одет безупречно и старомодно. Круглое лицо
инспектора выражало абсолютную серьезность. Тонкая нижняя губа говорила о
сдержанности, полная нижняя -- о страстности, а может, о пристрастии к
обжорству. Маленькие карие глаза были проницательными и, казалось, светились
изнутри.
-- Не могли бы вы опознать одного человека? -- спросил инспектор.
-- А почему я?
-- Потому что он иностранец и, похоже, живет на Ибице.
-- С чего вы взяли?
-- Что он иностранец? У нас есть его паспорт. Он англичанин. А что до
Ибицы -- у него с собой была соломенная сумка с вышитой надписью "ИБИЦА". А
на шее у него был платок -- похоже, испанский. И рубашка тоже испанская.
-- Между прочим, на Ибицу каждый год приезжает не меньше миллиона
туристов.
-- Возможно, он постоянный тамошний житель, как и вы.
-- Там тысячи жителей, инспектор, и большую часть из них я не имею
удовольствия знать. Ладно, если хотите, могу взглянуть.
-- Был бы вам очень признателен.
-- Что у вас тут, дорожное происшествие? -- спросил Хоб, только теперь
заметив поспешно устанавливаемое полицейское заграждение. -- Послушайте,
если это не особенно важно -- можно, я не буду на это смотреть? Сегодня
вечером мне полагалось готовить чили, а если я правильно понимаю, то, что
находится в этой "Скорой", совершенно испортит мне аппетит!
-- Я думаю, Хоб, что для частного детектива вы слишком брезгливо
относитесь к крови, -- заметил Фошон. Инспектор говорил по-английски очень
правильно, без малейшего акцента и весьма образно, но все-таки сразу было
заметно, что он иностранец.
-- Может, вам покажется странным, -- ответил Хоб, -- однако даже
американским частным детективам не слишком-то нравится бродить по колено в
крови.
-- "По колено в крови"... -- задумчиво повторил Фошон. -- Красиво
сказано! Словно у Шекспира. Ладно, все равно. Идемте, Хоб. Это действительно
важно.
Труп перенесли на тротуар и накрыли зеленым брезентом. Рядом стояли
двое полицейских с дубинками на поясе. Начинало накрапывать. На брезенте
бисером блестели капельки влаги. В воздухе висела вонь солярки и бензина.
Сгущался туман, дождь с каждой минутой становился сильнее. Фошон постоял,
раскачиваясь на каблуках, потом наклонился и выверенным жестом отвернул
брезент.
Труп принадлежал белокурому мужчине лет тридцати пяти -- сорока Белая
рубашка без галстука, грудь заляпана грязью и кровью. Желтовато-коричневые
брюки, белые кроссовки. На шее -- толстая золотая цепочка. Хоб наклонился,
чтобы получше рассмотреть ее. На цепочке висела золотая монета с дырочкой.
На монете были вычеканены два леопарда, готовящихся к прыжку. Наконец Хоб
перевел взгляд на лицо. Оно было разбито, но узнаваемо.
"ГЛАВА 5"
Кабинет Фошона, маленький и тесный, находился в облицованном камнем
здании, похожем на банк, занимавшем большую часть квартала между рю д'Анфер
и авеню Клебер. В подъезде, между двумя застекленными бронзовыми дверьми,
курили несколько полицейских. Большая часть ночных патрулей Парижа дежурила
в старом полицейском участке рядом с Палатой Депутатов. Отделение Фошона не
занималось обыденными уличными преступлениями -- грабежами, мордобоями,
семейными разборками. Это дело жандармов. Фошон и его люди охотились за
дичью покрупнее. В Сюрте направлялись дела, которые могли иметь международное
значение. Многие из них позднее передавались соответствующим департаментам.
Простыми дорожными происшествиями Фошон не занимался -- тем более дорожными
происшествиями в таком захолустном уголке Парижа, как Сен-Габриэль.
Хоб шагал рядом и чуть позади инспектора. Он был на голову выше Фошона
-- точнее, на полголовы, потому что немного сутулился. Они прошли по
широкому центральному коридору, с кабинетами по обеим сторонам. Свет горел
только в нескольких. Временами люди, сидевшие за столами в одних рубашках,
поднимали головы и кивали инспектору. Фошон не кивал в ответ, а только
бурчал что-то неразборчивое. Подошли к лифту, крошечная кабинка которого
больше походила на шкаф. Он располагался рядом с роскошной двойной мраморной
лестницей. Фошон давно жаловался, что лифт чересчур тесный и медлительный.
Но министерство отвечало, что установить другой не представляется возможным,
если не убрать две, а то и целых три мраморных колонны, украшающих холл
первого этажа. А колонны убрать нельзя, потому что здание объявлено
памятником архитектуры национального значения.
Пока они поднимались на четвертый этаж, Фошон молчал. Мурлыкал что-то
себе под нос, раскачивался на каблуках, глядя в потолок, точно ожидая, что
на нем вдруг проступит физиономия преступника. На четвертом этаже они вышли
и свернули налево. Теперь впереди шел Хоб -- он бывал тут прежде и знал
дорогу. Этаж освещала одна-единственная лампа в конце коридора. Кабинет
Фошона был последним налево. Дверь никогда не запиралась. На столе горела
лампа под зеленым абажуром. Фошон бросил шляпу на полку рядом с зонтиком,
сел за стол и указал Хобу на стул.
-- Давно мы с вами не виделись, Хоб, -- сказал инспектор. -- Как
поживает ваше агентство?
На самом деле Фошон знал о делах детективного агентства "Альтернатива"
-- или об отсутствии таковых -- больше, чем любой из работников этого
агентства, включая его владельца и главного сыщика Хоба Дракониана. И Хоб
знал, что Фошон это знает.
-- В агентстве все в порядке, у меня все в порядке, и вообще все
чудесно, -- ответил Хоб. -- Ближе к делу, пожалуйста.
-- К какому делу? -- осведомился Фошон с самым невинным видом.
-- Черт возьми! -- сказал Хоб. -- Эмиль, бросьте дурачиться. Вы вызвали
меня на Сен-Габриэль, а потом притащили сюда. Пожалуйста, объясните, какого
черта вам нужно, и отпустите меня домой.
-- О, какие мы воинственные! -- хмыкнул Фошон. -- Что, вам так не
терпится вернуться к своей Мариэль?
-- Не то чтобы очень, -- признался Хоб. -- Сегодня я должен был
готовить свое знаменитое чили для толпы издательской публики...
-- Так Мариэль вас ждет? Скажите ей, что вас задержали в полиции по
важному делу. Это избавит вас от скандала.
-- Плохо вы знаете Мариэль, -- возразил Хоб, -- если думаете, что такой
пустяк может служить извинением.
-- Мне бы следовало предупредить вас насчет этой дамы.
-- Так какого ж черта вы меня не предупредили?
-- Не ребячьтесь, -- сказал Фошон. -- Знаете, Хоб, что мне в вас не
нравится? Вы не владеете искусством пустой болтовни. Вы вообще читали
когда-нибудь романы про сыщиков? Коп и частный сыщик должны сперва
побеседовать о всякой всячине. И полисмен вечно гонит пургу, прежде чем
доберется до сути дела.
-- Мне некогда читать романы про сыщиков, -- сказал Хоб. -- Я слишком
занят сыском.
-- А в свободное время?
-- Предпочитаю Пруста.
-- Кто был тот мужик под брезентом?
-- Стенли Бауэр.
Лицо Фошона вытянулось.
-- Хоб, ну что это такое! Вам полагалось сказать, что вы видите его
первый раз в жизни -- но я-то успел заметить, как расширились ваши глаза,
когда вы его увидели, -- потом вы должны были признаться, что, возможно,
встречали его пару раз, и так далее, пока наконец вы не раскололись бы, что
это -- ваш брат, давным-давно пропавший без вести.
-- Инспектор Фошон, кончайте валять дурака! А если уж вам так хочется
подурачиться, отведите меня в ресторан и угостите хорошим обедом.
-- Неужели Мариэль вас не кормит?
-- Мы договорились, что расходы будут пополам. А у меня нет денег.
-- А как же ваш знаменитый чек из Америки?
-- Не пришел пока.
Фошон хмыкнул с насмешливым сочувствием
-- Так что, Мариэль содержит вас обоих?
-- Ну! Это против ее принципов. Содержать молодого мужчину? Никогда в
жизни! Мариэль покупает еду на одного и делает вид, что я питаюсь на свои.
-- А вы что делаете?
-- Жду, пока она уснет. А потом подъедаю, что осталось Пролежавшую три
дня баранину или телятину в застывшем сале. Всегда приятно. А на десерт --
лежалый сыр с зеленой плесенью
-- Дорогой мой, примите мои искренние соболезнования. Способность
женщины унижать мужчину сравнима лишь со способностью мужчины мириться с
унижением.
-- Это кто сказал, Ларошфуко?
-- Да нет, на самом деле мой батюшка. Он, бывало, рассказывал
замечательные истории об арабских танцовщицах, которые приходили к ним в
лагерь под Сиди-Бель-Аббесом.
-- Я бы с удовольствием их послушал, -- сказал Хоб -- Особенно за
стаканчиком белого вина в "Пье дю Кошон".
-- Так вы говорите, Стенли Бауэр?
-- Да. Это имя всплыло у меня в памяти, как только я его увидел. Жаль,
что больше я ничего не помню.
-- А где вы с ним встречались?
-- Из головы вылетело! -- сказал Хоб, постучав себя по лбу. -- Говорят,
от голода человек делается забывчивым.
-- Хоб! -- произнес Фошон. Его голос из шутливого внезапно сделался
угрожающим. -- Не надо со мной играть!
-- Это что, фраза из одного из ваших детективных романов? --
поинтересовался Хоб. -- А почему бы мне с вами и не поиграть? Я хочу жрать,
и мне вовсе не улыбается возвращаться на бульвар Монпарнас и готовить чили.
С чего это вы, французы, взяли, что чили -- деликатес?
-- Мы всегда путаем экзотическое с желанным, -- ответил Фошон -- Это
наш особый дар.
-- О Господи! -- Хоб уронил голову на руки.
-- Как вам плохо! -- сказал Фошон. -- Ладно, не буду вас больше мучить.
Идемте. Быть может, тарелка паштета освежит вашу память.
-- Добавьте к этому утиное филе, -- сказал Хоб, -- и я расскажу вам,
что произошло с судьей Крейтером.
-- Comment? -- спросил Фошон, который вдруг ни с того
ни с сего решил перейти на французский.
В "Пье дю Кошон" они не пошли. Фошон выбрал пивную "Липп" -- ему вдруг
захотелось choucroute garnie . "Липп", собственно, только называлась
пивной, а на самом деле это был знаменитый старый ресторан на бульваре
Сен-Жермен, напротив "Де Маго". Настоящий дворец: старинные потемневшие
зеркала, янтарный свет ламп, хрустальные люстры, официанты в смокингах и
шикарная публика -- правда, ее в последнее время становилось все труднее
отличить от публики, которая только пытается быть шикарной. Ну и, конечно,
неизбежные немецкие туристы, неизбежные английские туристы и прочие туристы,
которые в свою очередь начинали становиться неизбежными -- особенно японцы.
Хоб тоже заказал choucroute. Ему принесли огромную тарелку вкусной и сытной
свинины с гарниром, хорошо сдобренной пряностями. Это, пожалуй, было лучшее,
что подавали в "Липп". Когда и как французы успели возлюбить квашеную
капусту и немецкие сосиски, оставалось загадкой. О таких вещах ни в одном
путеводителе не говорится.
Фошон заказал белое бордо. Хоб возблагодарил Бога за то, что он создал
Францию, где даже полицейские допросы ведутся за стаканчиком вина.
-- Ну, так что там насчет этого Стенли Бауэра? -- осведомился Фошон.
-- Кого-кого? -- переспросил Хоб.
-- Человека, которого вы опознали.
-- Опознал? Я? Слушайте, Эмиль, а вдруг я вообще все это сочинил?
Специально, чтобы попасть в "Липп"?
-- Хоб, это не смешно.
-- Ну, я думал, вам хочется, чтобы я разговаривал более уклончиво, и
почаще отвлекался на посторонние темы, как те частные сыщики в романах. А
кроме циркачей, кто-нибудь еще хоть что-то видел?
-- Свидетелей нет. Конечно, мы допросили народ в кафе "Аржан", где этот
Стенли Бауэр сидел перед тем, как его убили. Поговорили с владельцем,
который их обслуживал.
- Их?
-- Перед самым убийством Бауэр разговаривал с каким-то типом.
-- С каким типом? Как он выглядел?
-- Он сидел в тени. Владелец его не разглядел. Просто мужчина. Он ушел.
Вскоре после него Бауэр тоже вышел. Тут-то и появились машины.
-- А про того, другого, ничего больше не известно? Цвет волос? Рост?
-- Он сидел. И был в шляпе. Владелец даже шляпу описать не смог.
-- Замечательно! -- сказал Хоб. -- И ради этого я пропустил вечеринку?
-- А когда должны прийти гости? -- поинтересовался Фошон.
-- Простите?
-- Ну, гости Мариэль, для которых вы собирались готовить чили.
-- Да вот, наверно, как раз сейчас, -- ответил Хоб, умело обматывая
душистую, пропитанную вином капусту вокруг розового куска свинины перед тем,
как отправить ее в рот, заесть куском хрустящего батона и запить глоточком
вина.
-- Либо вы мне все расскажете, -- заявил Фошон, -- либо я вызову
жандарма, и он под конвоем отведет вас домой. Вы еще успеете приготовить
свое чили.
-- Вы не сделаете этого, инспектор! Ведь правда же, не сделаете?
-- Жестокость французской полиции просто не укладывается в сознании
англосаксов, -- сказал Фошон с самодовольной улыбочкой. Он положил салфетку
на стол и начал подниматься.
Хоб схватил его за руку. Фошон немедленно опустился на место.
-- Шутить вы любите, инспектор, а сами шуток не понимаете!
-- Ну так рассказывайте про Бауэра.
-- Англичанин. Лет сорока. Мой шапочный знакомый. Мы встречались на
Ибице пару лет тому назад. У него там были приятели. Он у кого-то гостил...
Погодите, дайте вспомнить. Ну да, у Элиота Тернера, актера.
-- Вы знаете Тернера? -- перебил Фошон. - Да. А что?
-- Я недавно смотрел ретроспективу фильмов с его участием в киноцентре
на Монпарнасе. Что, он действительно такой сволочной, как его герои?
-- Нет, гораздо хуже.
-- Говорят, он жуткий бабник.
-- Брешут. Отпетый педераст.
-- Что, в самом деле? В фильмах он вечно увивается за чьей-нибудь
женой.
-- В жизни он вечно увивается за чьим-нибудь сыном.
-- Так Стенли Бауэр был его приятелем?
-- Наверно. Как я уже говорил, Бауэр жил на вилле Тернера в Сан-Хосе. В
гостях. Я нечасто видел их вместе, но, полагаю, они либо были приятелями,
либо же Бауэр шантажировал Тернера.
-- Вы не знали, чем этот Бауэр зарабатывал себе на жизнь?
-- Да он вроде бы ничем особо не занимался. Наверно, проживал семейное
состояние. По крайней мере, сам Бауэр на это намекал.
-- Намекал?
-- Ну, если можно так выразиться. Бауэр частенько выставлял народу
выпивку в "Эль Кабальо Негро" и хвастался своими семейными связями и тем,
что его дед был близким другом Эдуарда Седьмого. Или еще какого-то Эдуарда,
не помню. Но это он рассказывал американцам. Когда в кабачке присутствовал
кто-то из Англии, Бауэр больше помалкивал. Не знаю, то ли он просто пускал
пыль в глаза, то ли это был их хваленый английский юмор, такой тонкий, что
того гляди порвется.
-- Вы знали, что Стенли Бауэр торговал наркотиками? Хоб покачал
головой.
-- Тогда хоть понятно, с чего вы им так заинтересовались! Вы уверены,
что эта информация верная?
-- На трупе нашли бутылочку с наркотиком, который он распространял.
Наркотик новый. Недавно был обнаружен в Нью-Йорке. Вы знаете, что такое
"сома"?-- В первый раз слышу.
-- И не вы один. Однако скоро он начнет расползаться. Мне хотелось бы
заняться им прежде, чем это случится. Вы виделись с Бауэром после того, как
он был на Ибице?
- Нет.
-- Даже во время ваших поездок в Лондон?
-- Да говорю же вам, нет! Он мне не нравился. Один из этих высокомерных
типчиков, которые имеют обыкновение заливисто ржать во всю глотку Настоящий
герой Вудхауса . У нас с ним не было ничего общего.
-- Но другие несомненно считали его славным малым?
-- О вкусах не спорят. Особенно с некоторыми.
-- Вот, к примеру, что думает о нем Найджел Уитон?
-- А почему бы вам не спросить самого Найджела? А потом, какая разница?
Вы ведь не собираетесь предъявить Найджелу обвинение в том, что он снабдил
Стенли Бауэра новым наркотиком, а потом пристукнул?
Фошон сделал вид, что не услышал вопросов Хоба. Его взгляд рассеянно
блуждал по ярко освещенному залу ресторана. Это была одна из самых
неприятных привычек инспектора, по крайней мере с точки зрения Хоба.
Привычка отвлекаться, когда речь заходит о чем-то действительно важном Хоб
чувствовал, что за этим стоит тонкий расчет. Одна из многих тщательно
выверенных масок Эмиля Фошона. Настоящего своего лица инспектор не показывал
никому. Да и есть ли оно у него, настоящее лицо?
-- А что поделывает Найджел в последнее время? -- поинтересовался
Фошон. -- Что-то давно его не видно
Хоб с горечью взглянул на инспектора.
-- Боюсь, сейчас мне представился случай предать одного из своих лучших
друзей за миску немец