кой тушеной капусты, съеденную посреди парижского шика.
Сработать  "подсадной  уткой",  как  это, видимо, называется в ваших любимых
романах.  Что ж,  рад вам служить. Найджел занимается тем же, чем  и обычно:
торгует наркотиками  в  Гонконге, грабит банки  в Вальпараисо... Полагаю, он
также приложил руку к политическому  убийству,  произошедшему  месяц назад в
Монпелье.
     Вы  же знаете Найджела  -- он  парень предприимчивый, на  месте  ему не
сидится.
     -- Ваш юмор неуместен, но я его ценю, -- сказал Фошон.
     -- Спасибо. Это я так, для поддержания разговора.
     --  Хотите  чего-нибудь  выпить,  прежде чем мы  станем  обсуждать  это
дальше? Кофе эспрессо. Может, вам двойной?
     --  Ну вот, а теперь вы разговариваете, точно призрак Марли, -- заметил
Хоб.
     Фошон призадумался
     -- Да,  это вполне уместно.  Я  показал вам Прошедшее Рождество в трупе
вашего покойного друга Стенли Бауэра...
     -- А с кем я встречусь на Рождество Грядущее?
     --  Официант!  --  окликнул  Фошон,  останавливая  лысеющего   сутулого
мужчину,  пробегавшего  мимо  с  подносом.  --  Два  коньяка  и два  двойных
эспрессо. И счет, пожалуйста.
     -- Никакого счета, инспектор! Заведение угощает!
     -- Передайте вашему заведению мою благодарность, -- сказал  Фошон, -- а
заодно скажите им, что за  эту  неуклюжую попытку  подсунуть  мне  взятку  я
постараюсь  в  самом  скором   времени   прислать  сюда  особенно   вредного
санинспектора. Пусть ждут.
     -- Инспектор! Мы  просто хотели сделать  вам  приятное!  Уверяю  вас...
Инспектор, если я это скажу, меня же уволят!
     --  Тогда  просто  принесите  заказ,   --  сказал  Фошон.  --  И  счет,
пожалуйста.
     Маленький официант вздохнул с облегчением и убежал.
     --  Картина  маслом:  "Неподкупный  инспектор  Фошон  сурово  отвергает
бесплатный  обед"! --  хмыкнул Хоб. -- Изумительно. Я в  восхищении. Так что
там насчет Грядущего Рождества?
     -- Скоро покажу, -- сказал Фошон. -- Хоб, я рассчитываю на вашу  помощь
в  этом  деле. Более того, я настаиваю.  Разузнайте о Стенли Бауэре все, что
можно.  Кому было  выгодно его убрать?  Дело,  похоже,  организовали  весьма
добросовестно. Разузнайте об этой "соме".
     -- Ладно. А что вы сделаете для меня?
     --  А я не стану отбирать  у вас  лицензию на занятие  вашим  никчемным
ремеслом. Хотя мой  начальник  уже очень давно рекомендует  мне это сделать.
Хоб, я серьезно!  У  вас есть связи на Ибице.  Вы можете  разузнать все, что
необходимо.  А  пока  что не  хотите ли вы позвонить Мариэль и сообщить, что
задерживаетесь?
     -- Да ну ее к черту! -- сказал Хоб. -- Пусть себе бухтит!
     -- Вы отважный человек, Хоб Дракониан! -- улыбнулся Фошон.

        "ГЛАВА 6"

     На следующее  утро,  едва  Фошон  успел сообщить о  смерти  Бауэра  его
ближайшему  родственнику, брату, живущему  в Англии, инспектору позвонили из
нью-йоркской полиции. Звонил лейтенант Гериг, с которым Фошон несколько  раз
уже разговаривал. Они  обменивались  информацией  и сотрудничали в работе по
борьбе с международным наркобизнесом, в обход Интерпола,  о котором оба были
весьма невысокого мнения.
     Покончив с официальными любезностями, Гериг сказал:
     --  Фошон, я к вам вот по какому делу. Мне попался любопытный случай, и
я хочу знать, не сталкивались ли вы с чем-то подобным. Поначалу я решил, что
это опиум...
     Если вы в Нью-Йорке,  и вам  нужен опиум, отправляйтесь в  Чайнатаун. В
начале  XIX века Китай два  раза  воевал с  англичанами  именно затем, чтобы
воспрепятствовать  ввозу опиума в страну.  Но  англичане  настояли на своем:
надо же  было  куда-то  сбывать  продукцию  индийских  маковых  плантаций! А
простым  китайцам  опиум  нравился. Поначалу столицей  торговли  опиумом был
Кантон, потом Шанхай, позднее Гонконг. Но к семидесятым  годам прошлого века
ситуация  переменилась.  Зачем  возиться  с  опиумом --  раскуривать трубку,
делать  пару затяжек, потом выбивать  трубку --  и начинай сначала, -- когда
можно  получить  многократно усиленный эффект от героина? Сделать героин  --
раз плюнуть, а рынок куда шире, чем рынок опиума. Потом вошел в моду кокаин,
и  времена  натуральных  наркотиков  кончились.  В  двадцатом  веке  десятки
Чайнатаунов, разбросанных по всему  миру,  сделались  главными рынками сбыта
опиума.  И прочих  экзотических натуральных  наркотиков.  Поэтому лейтенанта
Герига  совсем не  удивил тот факт, что в одной  из дыр, которые растут  как
грибы в районе Четем-сквер -- только успевай выщелкивать! -- был найден труп
неизвестного, скончавшегося от передозировки наркотика.
     -- Но это  был не опиум,  --  сказал Геригу сержант, прибывший на место
раньше лейтенанта. Они стояли на углу Восточного Бродвея и Клинтон-стрит,  и
лица  их  попеременно делались  то синими, то  красными в  свете полицейских
мигалок.
     -- Откуда вы знаете? -- спросил Гериг.
     --  А вы  взгляните на того  мужика,  -- ответил  сержант.  --  Зрелище
малоприятное, но поучительное Он в квартире 15-А.
     Гериг вошел в подъезд,  поднялся по лестнице в  пять ступенек, по бокам
которой красовались две  переполненные урны, набитые  гнилыми  апельсинами и
китайскими газетами. Входная  дверь с  разбитым стеклом,  затянутым  прочной
металлической   сеткой,  была  отперта.   За   дверью  --  длинный  коридор.
Полопавшийся линолеум  на  полу,  облупившаяся  краска  на  потолке, тусклые
лампочки свечей на сорок. У лестницы стояли две старые  китаянки. Они что-то
залопотали, указывая Геригу  наверх. Гериг начал  подниматься по обшарпанной
лестнице. Унылые этажи, китайчата с раскосыми темными глазами, выглядывающие
из-за дверей, закрытых на цепочку Желудок у Герига протестующе выворачивался
-- лейтенанту всего месяц как прооперировали грыжу. В такие минуты, как эта,
он  не находил в своей  профессии  решительно ничего романтичного. Еще  один
этаж -- четвертый, что  ли? Смерть не считается с такими мелочами, как грыжа
старшего лейтенанта  полиции.  Не говоря уж о  варикозном расширении вен. На
пятом этаже ждал китаец -- мужчина средних лет в неопрятном  белом костюме и
панаме.
     --  Сюда,  -- сказал  он Геригу,  указывая на  открытую дверь  в  конце
коридора.
     -- Кто вы такой? -- спросил Гериг.
     -- Мистер Ли, агент владельца  здания Мне позвонил жилец, и я сейчас же
приехал.
     -- Откуда?
     -- Из Стайвезент-тауна.
     -- Надо  же,  вы добрались  быстрее, чем  я из  первого  участка. Гериг
направился к двери Китаец в белом костюме последовал за ним.
     --  Лейтенант!  -- сказал  он. -- Можно вас на пару слов, прежде чем вы
войдете?  Гериг  обернулся.  Могучий,  крепкий мужчина,  он был почти  вдвое
крупнее Ли, и, во всяком случае, на голову выше его.
     -- Что вы хотите, Ли?
     --  Я только хочу сказать, что ни владелец здания,  ни жильцы не  имеют
никакого отношения к произошедшему.
     -- Не рановато ли вы начали выкручиваться? -- поинтересовался Гериг. --
По-моему, вам еще никто никаких обвинений не предъявлял.
     -- Пока  нет, -- вздохнул Ли.  -- Но ведь предъявят  же! Гериг  вошел в
дверь  квартиры  номер  15-А. Комната, где он очутился, явно отражала чье-то
представление  о рае. На полу -- красно-синий  турецкий ковер. Стены оклеены
бумажными  обоями  под  парчу с изображениями  восточных  мудрецов в высоких
шляпах, переходящих реку по мосту. Вдоль двух стен тянутся низкие диванчики.
На  потолке  --  хрустальная  люстра,  рассеивающая  по стенам яркие зайчики
света.  Комната была  не  очень  просторная,  но  ее  зрительно  увеличивало
огромное  зеркало во  всю  стену. Два  низких столика  полированного  ореха,
богато украшенных резьбой.  Рядом  с  одним из диванчиков  -- подставка  для
журналов.  На  подставке  два   свежих  выпуска   "Плейбоя",  отвечающих  на
традиционный вопрос: чем вы занимаетесь, когда пробуете новый наркотик?
     -- Уютная квартирка, -- заметил Гериг. -- И много у вас таких?
     --  Эта -- единственная, -- ответил мистер  Ли. -- Но ведь нет никакого
преступления  в том,  чтобы человек обставлял  свою  квартиру  так, как  ему
нравится?
     -- Эта квартира принадлежала покойному?
     -- Он снимал ее у мистера Ахмади, владельца дома.
     -- Ахмади? Итальянец, что ли?
     -- Иранец.
     -- И что, он владеет домом в Чайнатауне?
     --  А что в этом удивительного? -- пожал плечами мистер Ли.  -- В  наше
время в Америке всем владеют иностранцы.
     Гериг попросил показать, как пишется  фамилия владельца, и записал ее и
адрес в свой блокнот.
     -- Вы видели покойного?
     -- Видел.
     -- Это не мистер Ахмади?
     -- Нет, сэр. Определенно нет. Это жилец.
     -- У вас есть домашний телефон мистера Ахмади?
     -- Конечно Только вы его не застанете. Он уехал в деловую поездку.
     - В Иран?
     -- В Швейцарию.
     -- Все равно давайте.
     Гериг записал телефон, потом сказал.
     -- Значит, за старшего тут вы.
     -- Послушайте,  лейтенант! Я всего лишь  управляющий. Никто  не нанимал
меня, чтобы кого-то тут убивать.
     -- Как звали покойного?
     -- Ирито Мутинами.
     -- Иранец?
     -- Японец.
     -- С чего это японец поселился в Чайнатауне?
     -- Многие считают престижным жить здесь.
     Гериг  принялся осматривать  квартиру.  Ее уже обыскали,  но посмотреть
лишний  раз  никогда  не   мешает.  В  мусорной  корзине  валялся  квадратик
ярко-голубого  целлофана, смятый так,  словно он раньше был  обернут  вокруг
шарика размером  с  мяч  для  гольфа.  Обертка  от  шоколада?  Бывают  такие
шоколадные  шарики...  Гериг   сунул  целлофан  в   пакет  для  вещественных
доказательств и продолжил обыск.
     В  углу  стоял электрокамин  с искусственным пламенем. Гериг сунул туда
руку, порылся  и нащупал что-то  гладкое и прохладное. Бутылочка из  чего-то
зеленого и прозрачного, похожего на нефрит,  дюйма четыре в длину, открытая,
пустая.  Гериг  поднес  ее  к  носу и  понюхал.  Сладковатый, затхлый запах,
совершенно ему незнакомый.
     -- Что это, какое-то китайское благовоние? -- спросил Гериг, протягивая
бутылочку Ли.
     Тот понюхал. Его гладкое лицо сделалось озадаченным.
     -- Впервые слышу этот запах, лейтенант.
     -- Это  нефрит? -- спросил лейтенант, поднимая бутылочку повыше,  чтобы
посмотреть ее на свет.
     Ли пожал плечами.
     -- Понятия  не имею. Мое  хобби -- бейсбол. Но я знаю одного  мужика, у
которого можно спросить.
     -- Я  тоже знаю  такого, --  сказал Гериг. --  А давно  ли  этот...  --
лейтенант заглянул в блокнот, -- давно ли этот Мутинами тут поселился?
     -- Меньше  года, -- сказал Ли.  -- В моих записях он значится  с начала
февраля.
     -- Вы случайно не знаете, чем он зарабатывал на жизнь?
     -- Студент. По крайней мере, так он записался в документах.
     -- Кто у него бывал?
     --  Понятия  не  имею.   Мое  дело   --  собирать  квартирную  плату  и
ремонтировать дом. За жильцами я не шпионю.
     Ли повернулся, собираясь уйти. Гериг схватил  его за руку так внезапно,
что невысокого китайца развернуло и он бы упал, если бы лейтенант не удержал
его.
     -- Ли!  -- сказал Гериг. -- Мне неохота  вытягивать  из вас сведения по
кусочкам. Давайте так: вы выкладываете все, что знаете об этом Мутинами. Это
избавит вас от ночи, проведенной в участке.
     -- Вам не за что меня задерживать, -- возразил Ли.
     -- Не волнуйтесь, что-нибудь придумаем.
     -- Мы, китайцы, народ законопослушный. Вы не имеете права так делать.
     -- Мне ничего и не придется  делать, потому что вы, как законопослушный
гражданин, расскажете мне все, что знаете о Мутинами и его приятелях.
     -- Ладно. Отпустите.
     Ли отряхнулся,  снял панаму, поправил ее и снова надел. Гериг достал из
кармана  пакет  с  вещдоками, сунул туда бутылочку. Потом скрестил  руки  на
груди и подождал, пока Ли поправит галстук и  заодно, видимо, обдумает  свою
историю.
     --  Про  Мутинами и его приятелей мне  ничего не известно. Вам  следует
знать,  что Чайнатаун пользуется большой популярностью у японцев.  У нас тут
жили и другие японские бизнесмены. Можно предположить, что это были знакомые
мистера  Мутинами. А возможно, знакомые мистера Ахмади. Мне никто ничего  не
говорил.  Может, они  снимали  эту  квартиру  на двоих с  мистером Мутинами.
Откуда мне знать? Имен  их я не знаю. У нас ведь не полицейское государство.
По крайней мере, пока.
     --  Нет,  но  все к тому идет, -- сказал Гериг. -- Ближе к  делу, Ли! Я
расследую убийство. Неужели вы предпочтете, чтобы я арестовал вас и допросил
в полицейском участке?
     -- Я же говорил, что вам не понравится то, что  вы увидите, -- вздохнул
Ли. -- Я действительно рассказал вам все, что знаю. Могу я идти?
     -- Оставьте свое имя, адрес  и телефон  сержанту, который ждет внизу. И
не пытайтесь уехать  из города,  не  сообщив  нам. Вот  моя карточка.  Я, --
лейтенант  Гериг.  Вспомните что-то еще,  буду очень  обязан,  если  вы  мне
позвоните.
     -- Да, -- сказал Фошон. -- У нас тут был похожий случай. Вчера вечером.
Мне  надо  дождаться результатов вскрытия,  чтобы быть уверенным. Но зеленая
бутылочка вроде  вашей тоже имела место  быть. Я позвоню, когда узнаю что-то
еще.

        "ГЛАВА 7"

     В  середине  дня  в квартире  Мариэль  раздался звонок. Хоб  открыл. На
пороге стоял высокий белокурый англичанин.
     -- Мистер Дракониан?
     Хоб с некоторой опаской ответил:
     - Да.
     -- Я  -- Тимоти Бауэр. Брат  Стенли.  Этот французский полисмен был так
любезен, что дал мне  ваш адрес.  Он сказал, что вы помогаете ему вести  это
дело.
     Хоб пригласил Бауэра в квартиру и усадил на неудобную кушетку из черной
кожи с хромированными ножками.
     -- Насколько я понимаю, вы частный детектив? Хоб кивнул.
     -- Вы хорошо знали Стенли?
     --  Мы  были  почти  незнакомы.  Пару раз  здоровались  на  вечеринках.
По-моему, даже не разговаривали ни разу.
     -- Хм... да, -- произнес Тимоти. -- Простите, я не хочу лезть не в свое
дело,  но, если  вы были  почти  незнакомы, почему вы помогаете  французской
полиции в расследовании?
     -- Стенли жил  на Ибице, -- сказал Хоб. -- Я тоже большую часть времени
живу именно  там. А помогаю полиции я потому,  что  инспектор Фошон избегает
вмешиваться в дела  иностранцев, которые даже не живут  в Париже, и потому ч
предпочитает, чтобы этим занимался я.-- Хм... да. Полагаю, вам известно, что
Стенли был гомосексуалистом?
     -- Да. То  есть  я не  уверен,  что  это правда,  но на  Ибице  все так
говорили.
     --  Увы, это правда,  -- вздохнул Тимоти. -- Из  Итона Стенли  вернулся
отъявленным педерастом. Мне не хотелось бы  осуждать  его теперь, однако для
семьи это было таким испытанием.
     -- Почему? -- поинтересовался Хоб. Тимоти снисходительно улыбнулся.
     --  Вы  представляете  себе,  что  такое  Британия?  Маленький   тесный
островок.  Все про  всех все  знают.  Особенно  в  семьях  военных. Наш  род
восходит ко временам Ричарда Львиное Сердце...
     -- Который,  насколько я  помню, тоже был  голубым? Была  там  какая-то
история с неким Блонделем...
     -- Да,  это  так.  Но об  этом предпочитают не упоминать вслух.  Я хочу
сказать, что в Британии гомосексуализм не приветствуется -- в отличие от тех
же Штатов.
     О том,  что  в США приветствуется гомосексуализм,  Хоб слышал  впервые,
однако предпочел не возражать.
     -- Да, все это чрезвычайно интересно, -- вежливо  сказал он. -- Так чем
могу служить, мистер Бауэр?
     Тимоти Бауэр поджал губы. Ему явно было не по себе. Довольно  красивый,
загорелый мужчина, лет сорока с небольшим. Он ерзал на кушетке и, похоже, не
знал, куда девать руки.  Наконец  он  положил их на колени, обтянутые серыми
камвольными брюками с безукоризненной стрелочкой, и сказал:
     -- Понимаете, это ужасно выбивает из  колеи  -- когда твой родной  брат
вдруг оказывается убит.
     -- Да, конечно, -- согласился Хоб без особого сочувствия. -- Но это все
же лучше, чем наоборот, вы не находите?
     Бауэр предпочел пропустить замечание Хоба мимо ушей.
     -- Французская полиция, похоже, понятия не имеет, кто это сделал. А вы?
     -- Я тоже. Да и вообще, это не мое дело.
     -- Я  французам не доверяю, --  сказал Тимоти. -- Особенно  когда  речь
идет об убийстве иностранца, да еще голубого.
     Хоб  пожал  плечами.  Нет,   особого  сочувствия  он  действительно  не
испытывал.
     -- Мы со Стенли  никогда не были  особенно близки, -- продолжал Тимоти.
-- Я служу в армии.  А вы ведь знаете, что такое британские военные. Офицеры
-- это своего рода клуб.  И голубые  в нем отнюдь не приветствуются. Поймите
меня  правильно. Сам я  человек без предрассудков.  Я не  особенно  стыдился
Стенли,  но, должен вам признаться, мне не хотелось, чтобы меня видели в его
обществе.  Мои   друзья  не  так  воспитаны.  Поймите  меня  правильно,  они
замечательные люди, но гомосексуалист для них -- тема для анекдота. А Стенли
не скрывал  своих  сексуальных  предпочтений.  Да  и почему,  собственно, он
должен  был  их  скрывать?  На самом деле  это  отчасти  следствие семейного
воспитания.  Pater   учил нас  никогда ничего не стыдиться.
Хотя, конечно, кто же знал, что в нашей семье вырастет педераст?
     "Должно быть,  их папаша имел в виду,  что не следует  стыдиться,  если
тебе стыдиться нечего", -- подумал Хоб.
     -- И тем не менее мне жаль Стенли. Я к нему неплохо относился, хотя его
образ жизни вызывал у меня отвращение.  К тому же  он был моим братом.  Я не
хочу, чтобы  это дело просто тихо  задвинули.  По-моему,  всем известно, что
французская полиция занимается подобными случаями без особого рвения.
     --   Глупости,   --   сказал   Хоб.  --   Французская  полиция   вполне
добросовестна, они не имеют обыкновения "задвигать" дела об убийстве.
     -- Но что они могут? Судя по тому, что сказал мне Фошон,  это не похоже
на разборки  местных  голубых.  Стенли мог  убить  кто-то с  Ибицы. Если это
действительно так, убийца наверняка уже вернулся на остров. Вы согласны?
     -- Похоже, Стенли убили не без причины.
     --  Вероятно, в этом  деле замешаны  и другие иностранцы. Но ведь  этот
полицейский  инспектор,  Фошон,  не  полетит  на  Ибицу,   чтобы  попытаться
расследовать убийство, верно?
     -- Нет,  конечно, -- согласился  Хоб. --  Пока что у  него и нет особых
причин это делать. Но он проведет расследование, можете не сомневаться.
     -- Не сомневаюсь. А испанская полиция ответит, что да, конечно, мы этим
займемся manana , и если кто-нибудь забредет  в
полицейский  участок и сознается в  убийстве,  мы его непременно арестуем --
разумеется, если он придет не во время сиесты. Нет, этого мало. Мне хотелось
бы, чтобы этим убийством занимались со всей серьезностью.
     -- Так чего же именно вы хотите? -- поинтересовался Хоб.
     -- Вы -- частный детектив. Я хочу, чтобы вы нашли убийцу.
     -- Ну что  ж,  давайте обсудим. Во-первых, нам  известно  так мало, что
найти убийцу может оказаться невозможным. Во-вторых, если мне все же повезет
и я узнаю, кто это сделал, это  еще не значит, что я сумею  все  доказать. Я
хочу сказать, может случиться так, что я найду убийцу  Стенли, но арестовать
его не смогу.
     -- Ну что  ж, я уверен, вы сделаете все возможное, -- сказал Тимоти. --
Я  понимаю, надежды  очень мало.  Но все же  я чувствую, что следует хотя бы
что-то предпринять.
     -- Я постараюсь, -- заверил его Хоб.
     Тимоти  достал чековую книжку, ручку с вечным пером  и выписал Хобу чек
на пятьсот фунтов.
     -- Я вовсе не  богат, --  сказал Тимоти.  -- Это  все,  что я могу себе
позволить.  Больше  денег я  не дам.  Уверен, за  эту сумму вы сделаете  все
возможное.
     -- Что смогу --  сделаю, -- пообещал Хоб.  -- Куда отправить результаты
расследования? И как их передать -- по телефону или только письменно?
     -- Результаты мне не  нужны,  -- ответил Тимоти.  Хоб  видел,  что  он,
очевидно,  решил, как действовать, еще в самолете, по д