Мои связи
--  твои связи  Кстати, не  то чтобы это было очень  важно,  но все-таки  --
сколько ты мне собираешься платить?
     -- Не могу сказать, пока не узнаю, сколько сотрудников мне понадобится.
Вы получите процент от доходов, зависящий от того, сколько времени вы на это
потратите и какой степени риска будете подвергаться -- если,  конечно, такое
случится.
     -- Ну, там видно будет, -- сказала Берта. -- Но я предпочла бы обойтись
без риска. Я поговорю  с одним латиноамериканцем, который дружил  со Стенли.
Да, кстати: Аннабель живет в Фигуэретах, в "Улье".
     -- Вы ведь вроде говорили, что вам надо еще порасспрашивать?
     -- Так  ведь это  было до того, как  ты  меня нанял, дорогуша! Я просто
собиралась узнать у Аннабель, захочет ли она тебя видеть. Ну а теперь это не
играет роли.

        "ГЛАВА 5"

     Хоб спустился  с  холма, на  котором  раскинулся  город, и  вернулся  к
стоянке, где оставил свою машину.- Сел в нее  и поехал за город, мимо жутких
новостроек, в сторону Фигуэрет.
     Он  выехал  из города и направился  вдоль моря по  ухабистой  немощеной
дороге.  По  одну  сторону дороги шумело море, по  другую  возвышались отели
пастельных цветов. Это  была  новая  Ибица. В отличие  от Далт-Виллы  вокруг
Фигуэрет не было древней римской стены. Они стояли сами по себе на дороге  к
Салинам,   соляным   пустошам,    разрабатывавшимся    еще    римлянами    и
использовавшимся до сих пор.
     Фигуэреты обошло  стороной нынешнее  процветание Ибицы. Это был городок
захудалых мелких баров, крошечных  лавчонок  и второразрядных ресторанчиков,
населенный неудачниками, наркоманами, алкоголиками, эмигрантами, живущими на
деньги,  присылаемые  с родины,  перегоревшими  музыкантами,  состарившимися
карточными шулерами,  разорившимися бизнесменами и  прочей публикой того  же
разбора.
     "Ульем"  назывались   три  ветхих  четырехэтажных  здания   с  внешними
лестницами, соединенных  дорожками  и  веревками для  сушки белья.  Из  окон
открывался красивый, но чересчур удаленный вид на мол и море.
     Аннабель жила на tercero  piso   строения dos . Хоб поднялся по лестнице мимо задних дверей, у которых громоздились
кучи мусора и старые детские коляски Ребятишки орали  на кошек, мужики -- на
своих  старух,  старухи  рыдали,   вспоминая  прошлое,  а  нетрезвые   поэты
перелагали  все  это  в неудобоваримые  стихи,  отмеченные натужным  полетом
фантазии. Короче, сценка из "Порги и Бесс" в европейском стиле.
     -- А, Хоб! -- сказала Аннабель. -- Заходи и падай. Пива хочешь?
     -- А как же!
     Квартирка была маленькая и неухоженная. Лучшее, что в ней было, --  это
вид на низенькие домики  на берегу и  лазурное море. Большое окно распахнуто
настежь.  В него влетал  легкий ветерок, полощущий белье,  которое  Аннабель
развесила  на  балконе.  Пахло  кошкой.  Сантана,  старая черепаховая  кошка
Аннабель, сидела  на спинке одного из шатких  мягких  стульев и недружелюбно
смотрела  на Хоба. Кошачья вонь  смешивалась  с  запахами  оливкового масла,
чеснока  и хозяйственного мыла. Сама  Аннабель была в  шелковом кимоно  -- а
может,  и нейлоновом, Хоб слабо разбирался в  таких вещах. Во всяком случае,
оно было ало-оранжевым. Ворот отвисал, приоткрывая полные, заостренные, чуть
отвисшие  груди Аннабель. Когда Аннабель закинула ногу  на ногу, пола кимоно
сползла вниз,  обнажив  кусочек  загорелого бедра.  Аннабель была,  пожалуй,
самой хорошенькой наркоманкой на острове. Родилась  она  в Лондоне, где-то в
районе Свисс-Коттедж.  Ей было лет под тридцать, и лицо ее смутно напоминало
Хобу  молодую Джоан Коллинз. Впервые  она приехала на Ибицу еще подростком и
связалась с  Черным  Роджером,  торговцем  героином из Детройта.  Они  очень
славно жили вместе,  пока Роджера не замели во время первой большой  чистки,
устроенной  полицией.  Тогда копы  похватали  многих  торговцев наркотиками,
наркоманов  и прочего  нежелательного  элемента. Но  Аннабель  всегда  могла
бросить  наркотики, если  хотела.  Увы,  в  последнее время  эта способность
начала ее покидать. Правда, на руках у нее все еще не  было следов от шприца
-- Аннабель гордилась  своим маленьким, ладным телом и вводила себе наркотик
между пальцами ног.
     -- Чем ты  теперь занимаешься? -- поинтересовался Хоб. Аннабель  пожала
плечами
     -- Работаю официанткой у Чумазого Доминго. Сучья работа, но это  только
до тех пор, пока я не смогу продать несколько картин.
     Помимо всего прочего, Аннабель была еще и художницей. Ее ребячья мазня,
которую  она гордо  именовала "примитивами", изображающая  работающих в поле
местных старух ч  овец  на заднем плане,  при полном отсутствии перспективы,
некоторое время  пользовалась  шумным  успехом  у картинных галерей острова,
пока ее не вытеснили другие художники, еще более  примитивные, с  еще  более
вопиющим  отсутствием  перспективы. Художники-примитивисты  Ибицы все  время
состязались между собой -- кто примитивнее.
     -- А ты как? -- спросила Аннабель. Она встала, подошла к холодильнику и
достала  две  бутылки пива "Сан-Мигель".  Из холодильника  донеслась могучая
вонь тушеной баранины  с  турецким горохом, приготовленной  явно еще на  той
неделе. Хоб пожалел,  что  согласился  выпить пива. --  Все еще  занимаешься
своим детективным агентством?
     Хоб  кивнул.  Выходцы  с  Ибицы  так редко  заводили  собственное  дело
где-нибудь за границей, что все подобные случаи были известны  наперечет,  и
островитяне  внимательно  следили  за успехами  своих земляков, чтобы успеть
занять у них денег во время коротких периодов процветания.
     -- Что, расследуешь какое-нибудь новое дело? Хоб кивнул.
     -- Помогаю французской полиции вести расследование.
     -- А, так ты к нам по делу?
     -- Да, по поводу Стенли  Бауэра. Не могла  бы ты рассказать мне о  том,
чем он занимался в последнее время?
     --  Ой, Хоб,  какой  же ты олух! Славный, но глупый. Ну почему я должна
что-то рассказывать тебе про Стенли, даже если бы я что-то знала? Тем  более
что я ничего не знаю.
     -- А что, есть причины не рассказывать?
     -- Наверно, нет. Но я не хочу неприятностей.
     -- Аннабель,  мы же старые друзья! Расскажи мне все. Я никому  не стану
доносить и, в случае чего, заступлюсь за тебя.
     --  Конечно,  заступишься, Хоб.  Если  сумеешь.  Но  почему  бы тебе не
спросить у самого Стенли?
     -- Не могу. Его убили.
     Аннабель уставилась на него расширенными глазами.
     -- Убили?! Что, правда? Хоб кивнул.
     - Как?
     Хоб рассказал ей, как погиб Бауэр.
     Аннабель призадумалась, потом покачала головой.
     --  Хоб, я  бы  с удовольствием рассказала тебе  все, что помню.  Но не
здесь. Своди меня пообедать в  "Эль Оливо", и я запою, как канарейка. Только
погоди минутку, я переоденусь.

        "x x x"

     --  Ты пробовал  эти блины с  икрой? -- спросила Аннабель  часом позже,
когда они сидели на балконе "Эль Оливо", на одной из  крутых  улочек Старого
Города.  -- Это  настоящая  икра,  Хоб,  а  не  какая-нибудь жуткая  датская
подделка из трескового фарша.
     Хоб отметил, что она чрезвычайно быстро оправилась от шока при известии
об убийстве Стенли.
     -- Икра настоящая? -- переспросил Хоб. -- Хорошо. А то я беспокоился на
этот счет.
     Оба  успели поприветствовать с  десяток  знакомых, пробегавших мимо "по
делам", которые занимают большую часть суток любого жителя Ибицы. После пары
рюмок домашней водки Аннабель наконец разговорилась.
     -- До прошлого месяца  я проводила  со  Стенли  Бауэром довольно  много
времени. Мы вместе ходили на вечеринки. Это было после того, как я порвала с
Этьеном. Между нами ничего не было -- он ведь был "голубой", ты же знаешь. А
теперь его убили... Мне не особенно хочется о нем говорить.
     Хоб  ждал. Аннабель  улыбнулась  и заказала  у нависшего  над  столиком
официанта коктейль с шампанским.
     --  Что,  и все? --  спросил  Хоб.  -- Это  я  мог  бы узнать у первого
встречного, и обошлось бы мне это в рюмку коньяка.
     -- Ну а я чем виновата? Спроси еще о чем-нибудь!
     --  Когда ты виделась  со  Стенли в  последний раз? Аннабель  прикусила
длинный алый ноготь и призадумалась.
     --  Думаю, вечером  накануне того  дня, когда  он улетел  в  Париж.  Мы
обедали у Арлен.
     -- Он не говорил, зачем едет в Париж?
     -- Сказал, что ему надо разобраться с каким-то делом, но  с каким -- не
говорил.
     -- А потом?
     -- Наверно, он собирался вернуться сюда. Точно не знаю.
     -- Он не выглядел нервным, озабоченным, что-нибудь в этом духе?
     --  Стенли? У него  был  такой вид, словно у него  вообще нет проблем и
никогда не было.
     --  Замечательно...  --  буркнул Хоб.  -- А не встречала  ли  ты его  с
темнокожим  или  смуглым  мужчиной,  по  всей   видимости,  испаноговорящим,
вероятно,  испанцем или латиноамериканцем, который  носит кольцо  с  большим
изумрудом и в имени которого встречается двойное испанское "p"?
     -- Не припомню такого.
     -- Слишком уж быстро ты ответила! -- заметил Хоб.
     -- В смысле?
     -- Ты даже не дала себе труда  подумать. Это заставляет  меня прийти  к
выводу, что ты знаешь, о ком идет речь.
     -- Да нет. Я просто знаю всех знакомых Стенли.  Это в основном французы
и англичане. Ни одного латиноамериканца среди них нет.
     -- Может, ты хочешь еще коктейль с шампанским?
     -- Я его закажу, не беспокойся. Официант!
     -- Ты знала, что Бауэр собирается делать в Париже?
     -- Хоб, я  вообще его довольно  мало знала. Мы просто хорошо веселились
вместе. Почему ты меня об этом расспрашиваешь?
     Хоб закурил "Румбо", закашлялся и отхлебнул глоток своего "Сан-Мигеля".
     -- Жаль, что  ты спросила. Я-то  рассчитывал  заманить тебя в ловушку и
вынудить во всем сознаться!
     -- Ну, раз уж не вышло, скажи, зачем тебе все это?
     -- Да вот, французская полиция интересуется.
     -- В самом деле? И что, награда назначена?
     -- Аннабель, если бы за это была назначена награда, я бы тебе так сразу
и  сказал.  Если за  это заплатят, я выделю  тебе твою  часть. Но  все-таки,
расскажи мне о Стенли. Ты ведь любишь бывать в Париже?
     -- Конечно. А что?
     --  А  то,  что  инспектор  Фошон,  мужик,  который   ведет  это  дело,
позаботится  о  том,  чтобы  ты  познакомилась  с  традиционной  французской
вредностью.  Если  ты  не согласишься нам помочь. Как только  ты появишься в
Париже, тебя возьмут и допросят по всем правилам. Он может даже организовать
тебе неприятности.
     Аннабель спокойно поразмыслила над этим.
     -- Ну, тогда я просто не поеду в Париж.
     -- Но  почему  тебе отказываться от поездок в Париж,  если тебе  нечего
скрывать?
     Аннабель поколебалась...
     -- Хоб, я недостаточно хитра, чтобы водить тебя за нос.
     На самом деле я просто ничего не  знаю.  Господи! Убили  Стенли! Стенли
убили! Вот невезение1
     -- По-моему, невезение здесь ни при чем.
     -- Да нет, я имею в виду,  что это мне не повезло. Стенли-то, он вообще
был  невезучий. Не надо мне  было  давать ему взаймы  триста фунтов  на  эту
дурацкую поездку.
     -- Собирайся, Аннабель, -- распорядился Хоб. -- Нам пора идти.
     Ему подали счет на сто семьдесят три доллара, не считая чаевых, которые
Хоб дать позабыл. И не считая шампанского.

        "ГЛАВА 6"

     У ресторана,  на маленькой площади с  хипповским  обувным  магазином на
углу, была стоянка  такси. Хоб усадил  Анна-бель  в такси и сунул ей  тысячу
песет  на проезд. На  сегодня он был  сыт ею  по  уши.  Потом  прошел  узким
переулком,  ведущим на стоянку позади ресторана, где он оставил свой наемный
"Сеат". Стоянка  представляла собой неправильный  прямоугольник, огороженный
белеными каменными столбиками. Подойдя ближе, Хоб увидел, что на  капоте его
машины сидит какой-то мужик  и  курит сигарету. Мужик затянулся  в последний
раз и отшвырнул окурок. Огонек сигареты прочертил огненную линию в темноте.
     -- Эй, -- сказал мужик, -- это ты -- Хоб Дракониан?
     -- А вы кто такой? -- осведомился Хоб.
     -- На твоем  месте я бы  не  стал этим интересоваться, -- сказал мужик,
поднялся  и  пошел навстречу. В его движениях было нечто, что не понравилось
Хобу. Он медленно начал  отступать, жалея, что не из тех детективов, которые
носят  пистолеты. Правда, в  Европе  не так-то просто получить разрешение на
ношение оружия, но ведь мог бы запастись хотя бы ножом или кастетом! А так у
него  не  было ничего, кроме шариковой ручки. Да и та во внутреннем кармане,
так сразу не выхватишь. А мужик шел вперед, и вид у него был угрожающий. Хоб
обернулся. Позади никого  не было, да даже если  бы там и были люди, вряд ли
он разглядел бы их во тьме тропической  ночи. А из  "Эль Оливо" несся грохот
рок-музыки, который наверняка заглушит любые отчаянные крики.
     Хоб  отступил на пару шагов, готовясь развернуться  и бежать обратно  в
ресторан. Но  слева донесся  какой-то  звук. Он  обернулся. В  проходе между
двумя машинами показался другой мужик, застегивающий ширинку.
     -- Послушайте, -- сказал Хоб, -- у меня неприятности.
     -- Знаю, -- сказал новоприбывший.
     Хоб не был тормозом. Он сразу сообразил, что эти двое работают вместе.
     -- Мужики, вы чего? -- спросил он, надеясь, что голос у него не дрожит.
     Первый  мужик,  более  высокий,  был  одет в темный  костюм  и дурацкую
тирольскую шапочку с  лисьим  хвостиком, пристегнутым серебряной пряжкой. Он
сказал:
     -- Нам стало известно, что ты суешь нос не в свое дело. Вот мы и пришли
с тобой побеседовать.
     Он говорил с акцентом, похоже, латиноамериканским.
     Его  приятель,  низенький  и  злобный,  с  мелкими  беличьими  зубками,
блестящими   над   черной  рубашкой  с   белым   галстуком,  в   ботинках  с
металлическими носами, добавил:
     -- Мы будем изъясняться грубым физическим стилем, которым владеем лучше
всего.
     Еще один латинос, похоже, необразованный, но с претензиями.
     Во время  предыдущих реплик мужики деловито оттесняли  Хоба в угол. Они
загнали  его в узкий проход между машинами.  В конце  прохода  была каменная
стена  в десять  футов высотой, за ней  -- обрыв. Хобу некуда было податься,
кроме как вперед, прямо к ним в  лапы. А в  лапы ему не хотелось. Да, вот уж
неприятности так неприятности!
     И тут Хоб услышал, как  открылась  дверца машины. Обернувшись, все трое
увидели,  как из  большого пыльного  старого "Мерседеса"  выбрался еще  один
мужик. Поначалу Хоб разглядел только, что он  одет в темные брюки  и  темную
рубашку. Когда он подошел ближе, Хоб увидел, что  у  него вьющиеся белокурые
волосы  -- единственное  светлое пятно  вокруг.  Подойдя  вплотную,  человек
осведомился:
     -- Мистер Дракониан?
     -- Я с удовольствием  побеседую  с  вами как-нибудь  в  другой  раз, --
сказал Хоб.  -- А пока  почему  бы  вам  не сбегать  за полицией?  Возможно,
"Скорая"  тоже  не помешает.--  Вот  именно, парень, --  поддержал  здоровый
латиноамериканец. -- Почему бы тебе не убраться к чертовой матери?
     -- Мне надо поговорить с мистером Драконианом,  -- возразил незнакомец.
-- И мое дело не терпит отлагательств.
     Невысокий рассмеялся -- противный короткий смешок противного коротышки.
     -- Не терпит, говоришь? Придется потерпеть, детка! А то щас как...
     Он направился  к белокурому незнакомцу, стоявшему в узком  пространстве
между машинами. Теперь  его  освещали  слабые  лучи  убывающей  луны, лениво
выглянувшей из-за облаков.
     --  Завтра  приезжает  мистер  Варгас. -- сообщил  незнакомец небрежным
тоном.
     Двое остановились, но всего на секунду.
     -- А нам какое дело? -- спросил здоровяк.
     -- Он хочет, чтобы все было тихо-мирно.
     -- К  тому  времени, как он приедет, все и будет  тихо-мирно, -- сказал
здоровяк. -- А теперь иди к черту. Нам надо поговорить с этим мужиком.
     -- Нет, -- лаконично ответил белокурый. -- Убирайтесь отсюда.
     Латиноамериканцы снова пошли в атаку, на этот раз на белокурого, заходя
с  двух  сторон.  Хоб уже  собирался броситься на помощь -- как только уймет
противную дрожь в коленях. Незнакомец стоял на носках, легонько покачиваясь,
а потом  двинулся в сторону здоровяка  легким  танцующим шагом.  Коротышка с
крысиной физиономией достал  что-то из кармана  -- пистолет, нож или бритву,
что именно, Хоб  в темноте не разглядел. Однако это было неважно, потому что
незнакомец  внезапно  развернулся на  одной ноге  и  ударил  носком,  легким
изящным  движением футболиста,  забивающего гол. Предмет,  который коротышка
достал из  кармана, улетел куда-то во тьму и  с металлическим звоном упал на
крышу какой-то дальней машины.
     -- Ни фига  себе!  --  сказал  здоровяк,  нагнул свою  круглую башку  и
ринулся вперед. Но белокурый уже снова развернулся, сделав странный балетный
пируэт, нырнул в сторону и выбросил вперед  руки. Раздался странный треск --
это  руки  незнакомца  соприкоснулись с  плечом и  головой верзилы.  Верзила
остановился, пошатнулся, неуклюже замахнулся на белокурого -- но тот был уже
вне  пределов  досягаемости.  Пританцовывая  на  носках,  он  устремился  на
коротышку, пролетел мимо  и с размаху  врезал локтем ему в  брюхо. Коротышка
взревел и замахал кулаками. А незнакомец опять развернулся и выбросил  назад
ногу. Нога врезалась коротышке  в солнечное сплетение.  Тот сдавленно ухнул,
упал на спину и принялся ловить ртом воздух. А незнакомец тем временем снова
приблизился  к здоровяку, размахивая  руками с такой скоростью, что  их было
почти не видно, и нанося удары ногами. Верзилу внезапно подбросило в воздух.
Некоторое   время  он   повисел  горизонтально,  перпендикулярно  белокурому
незнакомцу,  а потом  рухнул на асфальт,  треснувшись  затылком.  Там  он  и
остался лежать,  стеная сквозь  окровавленные  зубы, точно  огромный  жук  с
латиноамериканским  акцентом,  которого  перевернули  на  спину и  раздавили
ногой.
     Белокурый  незнакомец обернулся.  Здоровяк  полежал-полежал,  с  трудом
поднялся  на  ноги,  но попыток  напасть уже  не  возобновлял -- а  бросился
бежать. Через пару секунд следом за ним уковылял и коротышка.
     -- Ну, полагаю, с этим мы разобрались, -- сказал незнакомец.
     -- Спасибо, -- произнес  Хоб, с  трудом сдержав порыв броситься  в ноги
незнакомцу и поцеловать его туфли на мягкой подошве. Как-никак  тот спас ему
если не  жизнь, то, по крайней  мере,  шкуру. -- Нельзя ли узнать,  как  вас
зовут?
     -- Конечно. Мое имя Хуан Брага, хотя обычно называют меня Вана.
     Брага! Испанское  "p"!  Правда, кольца с изумрудом нет,  но ведь он мог
его снять, когда принимал душ,  и забыть надеть  обратно...  Нет,  не  будем
делать поспешных выводов. Испанских имен с "p" -- до черта. Тем более что  у
этого "p" не двойное. И  вообще, "p" -- один из популярнейших звуков во всех
языках, если не считать японского.
     -- Я вас никогда не видел, -- заметил Хоб.
     -- Это потому, что я большую часть своего времени провожу на фазенде.
     -- На какой?
     -- К'ан Соледад. Она принадлежит Сильверио Варгасу, моему патрону.
     -- Варгас... Нет ли у него сына по имени Этьен?
     -- Есть.
     -- Мир тесен!  -- сказал Хоб. Впрочем, это утверждение было само  собой
разумеющимся -- Ибица действительно очень  тесный  мирок, хотя когда  на ней
живешь, об этом временами забываешь.

        "ГЛАВА 7"

     В ту ночь  Хоб замечательно выспался -- в своей  собственной постели, в
своей собственной спальне, на своей собственной фазенде. И ветки миндального
дерева убаюкивающе шуршали за окном Утром он побрился, надел чистые джинсы и
голубую футболку с тремя  пуговками и  спустился на кухню,  приготовить себе
чего-нибудь на  завтрак. Газовый  баллон  оказался пуст, наполнить  запасной
тоже никто не потрудился. Хоб сунул большие оранжевые  баллоны в  багажник и
поехал  завтракать к  Аните.  Он  устроился в  открытом дворике,  под  сенью
виноградных  лоз, оплетавших выступающие концы балок  низенькой крыши. Потом