заболеванием жеребца,
привлекло к  ней  еще  больший интерес,  и  постепенно весь  эксперимент был
сконцентрирован на  ней  одной.  Было  даже предположение,  что  ее  болезни
сопутствует "синдром повышенной чувствительности к эксперименту".  Поскольку
она  была выращена в  стерильной колбе,  эксперимент над ней представлял еще
больший интерес и  привлек внимание множества ученых  из  всех  лабораторий.
Чтобы снять с  испытуемой напряжение,  место эксперимента было  перенесено в
квартиру в весьма фешенебельном жилом районе,  серебряная ваза на столе была
наполнена   шоколадными   конфетами,   содержавшими  возбуждающее  средство.
Стремясь найти слабое звено в эксперименте, привлекли инженера - специалиста
в области электроники,  хорошо знакомого с подслушивающей аппаратурой, чтобы
собрать самые различные образцы магнитофонных записей сексуальных актов.
     Это произошло однажды ночью. Эксперимент затянулся, и инженер остался с
ней с  глазу на  глаз.  Из  стереодинамиков лились призывные крики.  Инженер
пришел в  неистовство,  которое до сих пор ему удавалось подавлять,  потерял
всякую власть над  собой и  изнасиловал ее.  Это оказалось делом нетрудным и
заняло всего несколько минут,  так  как из-за  жары на  ней не  было ничего,
кроме легкой ночной рубашки. Она была окровавлена, но без звука сносила все,
не  оказывая никакого сопротивления.  Однако с  тех пор ей стали безразличны
любые  сексуальные стимуляторы -  а  значит,  можно  с  полной  уверенностью
утверждать, что она была травмирована насилием и физически и духовно.
     Случившееся  вынесли  на  обсуждение  Совета.  И  члены  его  пришли  к
единодушному мнению,  что  синдром,  подлежащий  изучению,  существует  и  в
действиях  участников  эксперимента  состава  преступления  нет.   Сама   же
испытуемая не только признала,  что не оказывала сопротивления насилию, но и
высказала пожелание продолжить вместе с  инженером эксперимент.  Причем вряд
ли  есть  основания  предполагать,  что  с  помощью  эксперимента она  хочет
излечиться от  бесчувственности.  Правда,  кое-кто  из  членов  Совета  даже
заподозрил ее в желании снова быть изнасилованной.
     Уважая волю испытуемой,  члены Совета поручили исследовать ее состояние
лаборатории  лингвопсихологии  и   рекомендовали  вести  за  ней  длительное
наблюдение.  У  инженера тоже не могло быть никаких возражений против такого
решения.  И  не  только потому,  что он избежал наказания,  -  его неодолимо
влекло к этой женщине.
     Однако в  глубине души  жеребец не  был  убежден в  правильности такого
решения.  Как один из  членов Совета,  он  голосовал за  него,  но делал это
неохотно.  Для  сумасбродной девицы,  матерью которой являлась колба,  такое
миролюбие  было  неестественным.  Разумеется,  существовали какие-то  тайные
мотивы ее поведения. Добро бы она стремилась, хотя бы ценой тяжких страданий
- даже оставшись лицом к лицу со своим насильником,  -  завладеть чем-то.  И
это  "что-то"  имело  бы  существенное значение,  стало  бы  неотторжимой ее
собственностью,  -  скажем,  некие знания.  Не исключено,  что магнитофонные
записи сексуальных действий явились для нее лишь предлогом,  а  настоящей ее
целью  было  создание  сети  подслушивающей аппаратуры,  хотя  это  и  могло
оказаться ей не по зубам.
     Да,  интуиция ее  не подвела.  Когда она во всем разобралась,  работа с
подслушивающей  аппаратурой  пошла  самостоятельно,   вне   всякой  связи  с
экспериментом.   Сеть  подслушивающих  устройств  росла,   они  чуть  ли  не
саморазмножались и  в  конце концов образовали целую отрасль.  Женщина стала
секретаршей  жеребца,  а  инженер  был  назначен  главным  охранником.  Если
вдуматься, вся нынешняя система подслушивающей аппаратуры - дело ее рук, это
несомненно.

     (Девочка из  восьмой палаты повернулась во  сне  на  другой бок.  Может
быть,  свет,  проникающий через вентиляционную трубу,  бьет ей прямо в лицо?
Отпустил тормоза с  колес  кресла-каталки и  переменил положение.  Приоткрыв
глаза, девочка улыбнулась. Неустойчивый покой на острие иглы. Приложил палец
к ее губам,  она стала посасывать его.  Наверно, лужа на полу от затекавшего
сюда  дождя испаряется -  запах тяжелый,  дышать трудно.  Сегодня опять день
обещает быть жарким.)

     Я  уже  несколько  раз  говорил,  что  заместитель директора клиники  и
жеребец -  одно и  то же лицо.  Жеребец представляет собой продукт философии
заместителя директора:  хороший врач -  хороший больной и  в  соответствии с
установленными в  клинике критериями стал  рассматриваться как  некий другой
человек,  но, по моему разумению, разница меж ними не больше, чем между мной
до  и  после  чистки  зубов.  Поскольку плоть  заместителя директора клиники
перестала ему  повиноваться,  он  поставил перед  собой задачу -  с  помощью
электроники  вернуть  ей  былую  силу,  заимствовав ее  у  другого  мужчины.
Эксперимент,  который я  наблюдал в  первый же  вечер через щель  в  потолке
восьмой палаты отделения хрящевой хирургии (подробности см.  в  тетради II),
как раз открывал серию опытов, проводившихся с этой целью.
     Кажется,  результаты удивительного эксперимента,  свидетелем которого я
был,  превзошли все ожидания.  Когда я  наблюдал за  его ходом,  манипуляции
медсестры привели  к  желаемым  результатам -  заместитель директора наконец
почувствовал себя мужчиной.  Но  эксперимент,  каким бы отвратительным он ни
был,  есть эксперимент.  Вмешиваться мне не было резона. Целиком поглощенный
острейшей проблемой -  исчезновением жены,  я  не собирался вникать в  чужие
горести.
     Однако  тогда  я   весь  день  вынужден  был   выслушивать  рассуждения
человека-жеребца.  Перспективы были неутешительны не  потому,  что ничего не
было видно,  а потому,  что слишком ясно виделось то,  что и так бросалось в
глаза. Трудно различимое в бинокль окрашивается во все цвета радуги.

     (Далее следует продолжение того эпизода,  о  котором я  писал во второй
тетради.)...

     Секретарша дала мне  ключ от  комнаты врача и  чуть не  силком отвела в
строение 5-4.  Она как ни в чем не бывало поднялась со мной в его комнату и,
кивком  головы показав на  фотографии обнаженных женщин,  развешанные вокруг
кровати, вдруг спросила недовольным тоном:
     - Которая из них может довести вас до экстаза?
     Не услышав ответа, она продолжала настойчиво:
     - Я спрашиваю, какая вам нравится?
     - Право,  вы  застали меня врасплох...  Боюсь понять вас  превратно,  я
только...
     - Результаты  рентгена  вам  известны?   -   резко  изменила  она  тему
разговора.  - Перелом основания черепа... Если до утра не придет в себя, все
будет кончено.
     - Да, надо же такому случиться...
     - Ничего страшного,  тем  более он  холостяк.  Из  всех  родных у  него
осталась одна тетка, страдающая болезнью Меньера*, она зарабатывает на жизнь
шитьем медицинских халатов.  Если завтра ему не станет лучше,  его перережут
пополам.
     ______________
     *  Болезнь Меньера -  описанное французским врачом П.Меньером в 1861 г.
заболевание,  обусловленное изменениями  во  внутреннем  ухе;  проявляется в
приступах головокружения, тошноты, шумом в ухе и т.д.

     - Что?..
     - Вот здесь,  -  ребром ладони она провела по пупку,  - его разрежут на
две части и нижнюю отдадут заместителю директора - так решено.
     - Поразительно.
     - И сэнсэй будет здоров.
     - Но ведь это... это - преступление.
     - А вы не согласились бы участвовать в небольшом эксперименте?
     - Какой еще эксперимент?
     - О  нем написано в  тестах по  совместимости,  выпущенных лабораторией
лингвопсихологии:  если  человек не  испытывает отвращения,  глядя на  сцену
самоудовлетворения, можно ждать идеального слияния души и тела.
     - Что за чепуха!
     - Мне  ни  разу еще  не  приходилось участвовать в  таком эксперименте.
Никогда не соглашалась, но с вами не прочь осуществить его.
     - Отказываюсь наотрез.
     - Жаль, я так надеялась.
     - Но  скажите,  как заместитель директора сможет воспользоваться нижней
частью чужого туловища?
     - Привяжет сзади к пояснице и станет вроде жеребца.
     - Жеребца?..
     - А может, проведем эксперимент?
     - Не могу, противно.
     - Но почему?
     У  меня в  голове никак не  укладывалась причина такого отвратительного
предложения.  Что это -  враждебная выходка?  Или просто непристойная шутка?
Отговорившись необходимостью продолжить работу с магнитофонными записями,  я
с  трудом вырвался из комнаты.  Нет,  я не верил ни ее выдумке с привязанной
частью туловища,  ни тестам по совместимости -  хотелось,  зажав нос, бежать
прочь от этого зловония.


     Я уже писал, что именно заместитель директора и был человеком-жеребцом.
     Неужели секретарша сказала правду и врач в самом деле разрезан пополам,
став нижней частью жеребца?  Может быть,  кто-то  специально распускал такой
слух?  Позже я узнал, что врача просто перевели в другое отделение, но точны
ли эти сведения, не знаю.
     Так  или  иначе,  заместитель директора действительно был  жеребцом.  И
значит, существовал чей-то труп, у которого он украл нижнюю часть.


     Итак,  к  тому  времени,  когда я  приступил к  записям в  первой своей
тетради,  главный охранник был  уже мертв.  Вполне естественно.  Разве можно
остаться в  живых,  когда уцелела лишь  нижняя часть тела?  Верхняя же  была
кремирована и  с почестями погребена на больничном кладбище.  По буддийскому
обычаю ей  было дано посмертное имя,  и,  как заслуженный сотрудник клиники,
она удостоилась официального некролога. Отныне в глазах всех она была вполне
добропорядочным покойником.
     Это  случилось на  исходе второго дня.  Под  аккомпанемент непристойных
шуток  медицинских сестер  перед  заместителем директора,  который безмолвно
склонился  над  телом  врача,   получившего  такие  серьезные  травмы,   что
восстановить функции основных органов оказалось невозможным,  вдруг появился
труп    главного   охранника,    безмерно   гордившегося   своими   мужскими
достоинствами, - вот уж поистине к переправе - лодка. Говорили, будто у него
была  какая-то  хроническая болезнь,  но  на  самом деле  он  просто страдал
эпилепсией;  короче, никакого освидетельствования не проводили, и труп, пока
он  был  еще  свежий,  разрезали пополам.  Нижнюю часть подвергли тщательной
обработке и  создали особые условия,  обеспечивающие ее  сохранность,  чтобы
жеребец мог  в  любой  момент воспользоваться ею  в  качестве дополнительной
части тела.
     Но возможно ли в  данном случае говорить о смерти в общепринятом смысле
слова? Если пользоваться терминологией клиники - да, можно, однако, прибегая
к  моей  терминологии,   произошло  явное  убийство.  Ну  да  пусть  в  этом
разбирается полиция. Если будет необходимо, я, как очевидец, готов выступить
в качестве свидетеля.
     Я  только  что  вошел  в  кабинет главного охранника за  новой  бобиной
(двадцать  третьей  по  счету).  Склонившись  над  бухгалтерской книгой,  он
подводил  недельный баланс  сбыта  магнитофонных записей.  Вдруг  без  стука
ворвались  пять  стриженых  юнцов  в  спортивных  трусах.  Четверо  схватили
главного охранника за руки и  за ноги,  а  пятый прижал к его лицу подушку с
кресла.  Никто  из  них  не  произнес ни  слова  -  видно,  в  убийствах они
поднаторели. Всего полмесяца назад я прочел в газете, что удушение с помощью
подушки  в  последнее время  особенно  модно  среди  профессиональных убийц.
Следующая очередь моя -  мелькнула мысль,  и мои мышцы,  которыми я еще днем
так гордился,  съежились,  как вяленые иваси, и замерли. Но юнцы не обратили
на меня никакого внимания. Ловко взвалив на плечи труп, они погрузили его на
каталку, стоявшую в коридоре, и чуть не бегом - нога в ногу - увезли.
     Тотчас зазвонил телефон - секретарша:
     - Все прошло прекрасно.
     - Опять ваших рук дело?..
     - Нужно теперь подумать о преемнике. Хотите, я рекомендую вас?
     На  том  конце провода завопили мужчины,  будто их  подхватила лавина и
несет  в  кромешную  бездну.  Наверно,  она  звонит  из  дежурного помещения
охранников в  подземном этаже.  Может быть,  прибыли юнцы с трупом?  Женщина
раздраженно закричала в  ответ,  связь прервалась.  Но  мне  ее  раздражение
показалось притворным,  скорее  всего  они  сговорились создать впечатление,
будто между ними нет согласия.
     Интересно,  чем она привлекла на свою сторону охранников?  Допустим,  у
нее была цель -  отомстить за изнасилование.  Но это случилось так давно,  и
трудно  даже  вообразить,  будто  ей  лишь  сейчас  удалось  наконец уломать
сообщников. Может быть, брань, с которой главный охранник набросился днем на
юнцов,  разожгла  их  гнев?  Форменная одежда  -  спортивные трусы,  коротко
стриженные головы,  занятия каратэ,  полная согласованность действий... если
заставить таких  действовать против воли,  жди  мятежа.  Мне  говорили,  ими
верховодит   юноша   (сын   больничного  садовника,   страдающего  базедовой
болезнью),   -   заняв   положение  лидера,   он   не   терпит  постороннего
вмешательства.  Главный охранник сперва показался мне  человеком замкнутым и
недоверчивым.  Но  теперь  я  понимаю:  впечатление это  возникло из-за  его
необщительности,  часто свойственной инженерам, он был скорее неловким, даже
в чем-то ограниченным человеком и, кроме обеспечения системы подслушивания и
расширения сбыта кассет,  держал в  голове одно -  завоевать благосклонность
секретарши.  Я общался с ним всего два дня,  и мне,  право, жаль, что нам не
удалось сойтись поближе.
     Его  мягкое кресло вращалось тихо,  без малейшего шума.  Честно говоря,
меня охватил страх.  Еще страшнее стало потом,  когда я узнал,  что все было
сделано отнюдь не  по указанию заместителя директора.  Как теперь рассказать
этой бедной девочке из восьмой палаты, судорожно сжавшей тонкие сухие губы и
что-то беззвучно шепчущей во сне,  о трагической судьбе ее отца?  Как бы там
ни было,  но с  превратившимся в жеребца заместителем директора я не позволю
ей встречаться, нельзя допустить, чтобы они встретились.
     Жеребец упрекал меня:  слишком, мол, я тяну с записками, напрасно трачу
время.  Но это вполне естественно.  Могу ли я  написать о подобном безумии и
никого не задеть?  Меня вынуждают подтвердить алиби жеребца,  но должен ли я
это делать? Нет, меня теперь голыми руками не возьмешь.
     Трудно поверить,  но,  по-моему,  я  сейчас близок к тому,  чтобы взять
власть в клинике в свои руки.  Наутро после убийства состоялось чрезвычайное
заседание Совета,  и я был единогласно назначен главным охранником.  Решение
это еще не успели оформить официально,  но секретарша по собственному почину
вернула моему халату споротые черные полосы -  всего их теперь три,  - и все
убеждены,  что  я  таковым являюсь.  Я  не  чувствую ничего,  кроме страха и
обреченности,   овладевающих  мной  при  виде  того,  как  огромная  система
подслушивания,   неустанно  поглощающая  все   новую  и   новую  информацию,
функционирует по-прежнему,  хотя больше никто не управляет ею.  Какие только
типы  не  попадаются здесь  среди  больных:  одним  система  эта  доставляет
какое-то  извращенное  удовлетворение  -  перед  невидимыми  подслушивающими
устройствами они без конца предаются безжалостному саморазоблачению; другие,
прикрепив ультракоротковолновый передатчик к  телу,  превращаются в источник
звуков,  воспроизводящих во  всеуслышание  их  естественные отправления.  За
каких-то три дня,  проведенных у  ретрансляторов,  я  познакомился с сотнями
подобных индивидуумов - мужчин и женщин.
     Я еще не постиг, как пользоваться всей полнотой своей власти. Но именно
эта власть скоро позволит мне заставить любого в клинике пресмыкаться передо
мной.  Бывший главный охранник,  как  мне кажется,  не  отдавал себе в  этом
отчета,  а  ведь никаких особых мер предпринимать и  не нужно -  власть есть
власть.  Каждый  станет  ловить выражение моего  лица,  а  я,  отвернувшись,
постараюсь скрыть его  -  этого  будет  достаточно.  Отныне мне  докладывают
повестку дня заседаний Совета. Не заставили себя долго ждать и осведомители,
и анонимные письма.
     Вот  и  сегодня во  время перерыва у  входа в  столовую один  коллектор
передал мне отпечатанную на множительном аппарате листовку.  Коллектор - это
соглядатай   с   высокочувствительным  ультракоротковолновым  приемником  за
плечами, он ловит случайные радиопередачи. Поскольку стало обычаем вделывать
миниатюрные передатчики в стены домов, в туалетные столики, в подошвы туфель
и  ручки  зонтов,  собирать  поступающую от  них  информацию удобнее  всего,
передвигаясь по территории клиники,  -  это позволяет принимать определенную
ее  часть,  которая  из-за  особенностей расположения некоторых передатчиков
ускользает от централизованного наблюдения,  ведущегося из кабинета главного
охранника.  В  первую  очередь  речь  идет  о  комнатах  в  подземных этажах
железобетонных зданий, не имеющих выхода наружу, или специальных хранилищах,
выложенных  оцинкованными  или  стальными  листами.  Именно  такие  места  -
"охотничьи угодья" коллекторов.  Да и сам покойный главный охранник, когда к
нему как к инженеру обратилась за помощью лаборатория лингвопсихологии,  был
одним из обыкновенных коллекторов,  а затем уже,  после начала эксперимента,
он заключил контракт с четырьмя или пятью самыми умелыми коллекторами и стал
получать от них магнитофонные записи. Хотя подслушиванием занимается каждый,
кому не лень,  только к  коллекторам относятся с  неприязнью,  как к  тайным
осведомителям. Такова оборотная сторона власти.
     В  листовке не было ничего особенного.  Верхняя половина была заполнена
штриховым рисунком.  Черный шар с множеством дыр,  и в каждой - голова. Шар,
судя по  всему,  вращается,  и  центробежная сила вытолкнула наружу туловища
человечков в  самых  естественных позах.  Один  бежит,  другой  печатает  на
машинке, третий устроился на унитазе, четвертый погружен в вязание кружев...
рисунок в целом напоминает то ли старинную мину, то ли клубок сплетенных тел
с общей огромной головой. В нижней части нечто вроде воззвания:

     "Каждый одинок.  Тебе страшно быть здоровым?  Ты  не смеешь громогласно
произнести слово  "выписка"?  Слово,  которое в  старину встречалось букетом
цветов.  Выписка!  Решись и выкрикни это слово. Давайте выпишемся спокойно и
без промедления.
     Союз борьбы за ускорение выписки из клиники".

     Возможно,  мной руководит чрезмерная подозрительность, но, мне кажется,
я  могу,  пускай весьма приблизительно,  представить себе,  чем вознаградила
юнцов эта женщина за убийство главного охранника.
     Она появилась лишь на следующий день, уже ближе к полудню. С приказом о
моем назначении,  чековой книжкой и  пакетом,  в котором лежала печать,  она
вошла мелкими шажками,  шаркая и  чуть приседая -  ей было,  наверно,  не по
себе,  -  отчего она  казалась ниже  ростом,  лицо какое-то  несвежее,  даже
грязноватое,  а  веки и кончик носа неестественно бледные.  Я не мог не дать
волю своему воображению.  Если она отдала свое тело на  потребу всем пятерым
юнцам,  это не могло не отразиться на ее внешности и походке.  Допустим, все
произошло  именно  так,   как  я  представлял  себе,  тогда  ее  возможности
разделаться со  мной безграничны.  И,  стало быть,  я  беспечно брожу вокруг
бомбы, готовой вот-вот взорваться.


     Когда я,  дождавшись темноты,  выйду отсюда,  тетрадь,  пожалуй,  лучше
оставить здесь.  В стенах и потолке полно трещин - более надежного места для
тайника не найти. Подробный план местонахождения тайника я вложу в конверт и
отправлю верному человеку...

     (Девочка  проснулась.   Я  поднимаю  спинку  кресла-каталки.   В  глаза
бросаются  происшедшие  в   ней   перемены   -   появилась  мягкость  линий,
свойственная зрелой девушке, когда я подал ей судно, она обняла меня за шею.
Волосы ее пахли вареными стручками гороха. Она ела бан