этом, тем более мужчине.
     Назар кротко сказал.
     -Женщина, я  интересуюсь  вовсе  не  из  праздного  любопытства,  а  из
соображений удобства пути. Хотя я это  делаю совершенно напрасно, ибо дорога
в долину в любом случае одна и нам все равно по пути.
     -Все  равно это не  значит,  что я пойду  рядом  с мужчиной, - ответила
Фарида.
     -Видишь  ли,  Фарида, я в некотором  смысле не совсем мужчина, - заявил
Назар.
     - Вот как? - удивилась женщина и тут же ее осенила догадка, - ты евнух!
Нет, неправда,  я  в детстве видела  евнухов у них голос писклявый, а у тебя
голос звучный. Не проведешь ты меня.
     -Я не евнух. Я христианский монах,  паломник, давший обет безбрачия,  -
грустно сказал Назар, - так что ты можешь водиться со мной без опаски.
     -Ты христианин? - с любопытством спросила Фарида.
     -Да, несторианец.
     Отчего столько печали в твоем голосе?
     Увидев тебя, я пожалел о своем обете, - весело сказал Назар.
     -Ну, это ты вовсе врешь, - заявила  довольная Фарида,  - я настолько не
хороша собой, что от меня даже муж ушел, другую жену себе завел.
     -Наверное, он не поэтому ушел.
     -А почему? - живо спросила женщина, Назар развел руками.
     -Не знаешь, а изображаешь всезнайку. Расстроил ты меня.
     -Я  знаю, - спокойно ответил  Назар, - но мое знание столь многогранно,
что можно согласиться  с тем,  что я ничего не  знаю. Но в тебе женщина  нет
смирения, подобающего мусульманской женщине.
     Это замечание задело Фариду. Она сказала:
     -Смирение  мусульманки имеет  либо границы,  совпадающие со  стенами ее
дома,  либо обусловлено  присутствием отца или мужа. И  если эти условия  не
соблюдаются, она вынуждена сама, уметь постоять за себя.
     Назар с невольным интересом взглянул ей в лицо.
     -Твои слова  вызывают уважение, - сказал он, -  одно непонятно, как  ты
обладающая таким умом, не удержала при себе своего мужа.
     -Мне нужно, чтобы  он остался со мной как с женщиной, а  не как с умным
человеком.
     -Извечная женская беда,  - усмехнулся  Назар, - все  норовите  устроить
мужчине испытания. Вместо того  чтобы  всеми доступными средствами сохранить
его любовь, вы все хотите подвергнуть это хрупкое чувство испытанию.
     Фарида встала.
     -Мне пора в путь, - сказала она.
     -Дорога у нас одна, - заметил монах.
     -Нет, ты пойдешь своей дорогой, а я своей.
     -Ну что ж, -  весело сказал монах, - счастливого пути, может  быть, еще
встретимся.
     -  Прощай, - сухо сказала  Фарида, сделав несколько шагов, поднялась на
дорогу  и  бодро зашагала  вперед.  Разговор с христианским монахом странным
образом  наполнил   ее  уверенностью.  Пройдя   прямой  отрезок  пути,   она
повернулась на повороте. Монаха уже не было, видимо, он все-таки пошел своей
дорогой.
     Засмеялась и двинулась вперед.

     -А  чем  ты можешь  доказать то, что  ты есть  тот самый  седьмой имам?
Вопрос задал суфий, сидевший напротив Имрана,  но было очевидно, что  вопрос
исходит  от  всех  людей  находящихся   в  помещении.  Дело   происходило  в
дервишеской ханаке, на окраине Медины. Имран извлек из кармана длинные четки
и потряс ими перед носом суфия.
     -Видишь,  эти четки принадлежали пророку Мухаммаду, да будет доволен им
Аллах. Он передал  их Али. Они передавались по наследству в нашей семье. Мне
же  их дал Джафар  Правдивый, шестой  имам,  как доказательство  пророческой
миссии.
     Взгляды людей устремились к четкам,  раскачивающимся на  руке Имрана. А
что же в них особенного, - недоверчиво спросил судий.
     - Бусинки сделаны из  того же материала,  что и камень Каабы. Материала
не земного, а небесного.
     Софий хотел, было взять четки, но Имран предостерег его:
     - Смотри, ослепнешь.
     Со словами: "О, Аллах" - суфий отдернул руку.
     Имран сказал:
     -Сила, заключенная в этих четках столь велика, что может причинить вред
обычному человеку вроде тебя.
     -Почему же камень Каабы  не  причиняет вреда  людям,  целующим  его,  -
спросил сидевший рядом с суфием, дервиш.
     - Потому что камень Каабы лежит на  земле, его  мощь  уходит  в  землю,
питает ее, - ответил Имран.
     Эти  слова  многим  показались  убедительными,  но  дервиш задал  новый
вопрос?
     -Все пророки обладали божественным свойством исцелять больных. Значит и
ты должен  уметь врачевать.  Вылечи мои руки от этих  ран, - и  он  протянул
свои, покрытые струпьями руки к Имрану.
     -Твои  руки, -  сказал Имран,  -  нуждаются  только в  одном лекарстве,
чистоте, мой их почаще, и ты избавишься от этих болячек.
     Раздался дружный смех. Обиженный дервиш сказал.
     -Он морочит нам голову, - и отошел в сторону.
     Суфий решил заступиться за дервиша.
     -Известно,  что пророк  Иса исцелял  больных тысячами  - сказал  он  ,-
слепые  прозревали, хромые начинали  ходить,  прокаженные очищались,  глухие
обретали слух, мертвые воскресали, а  нищие благовествовали.. Среди нас есть
один слепой, - это наш товарищ. Прозри его. Эй, где ты там, иди сюда.
     К Имрану подошел слепой и остановился, в ожидании чуда.
     Имран положил ему руку на плечо и сказал:
     -Прости меня, друг, но я не  могу подменять волю Аллаха. Он явил тебя в
этот мир слепым, а кто я такой, чтобы изменить его волю.
     -А как же Иса? - спросил озадаченный суфий?
     -Я  думаю,  что  он  был  не  прав,  -  невозмутимо  сказал  Имран,  и,
предупреждая возмущение, добавил, - христиане утверждают, что пророк Иса, на
самом деле был ни кто иной, как сын божий.  А  поскольку  посланник Мухаммад
завещал  нам, не делать никого  товарищем Аллаху,  как это делают христиане,
утроив  господа  Бога,-  то,  выходит,  Иса  был  ни  кем  иным  как  земным
воплощением Бога,  это совершенно меняет дело. Создатель под именем Иса, мог
делать  со  своими тварями все  что угодно;  -  прозревать слепых,  исцелять
парализованных, воскрешать мертвых. Это все было его личным делом.
     -С другой  стороны приятель, - сказал  Имран,  обращаясь к слепому, - в
том, что ты  незрячий,  есть  определенный смысл известный  только Господину
нашему. Я же могу тебя утешить только тем, что ты избавлен  от необходимости
видеть зло, которого в избытке в нашем мире.
     -Но я его чувствую, - грустно заметил слепой.
     -Вообрази,  каково нам, а мы  его не  только чувствуем,  но и видим,  -
успокоил его Имран.
     Суфий не унимался. Он сказал:
     А  Мухаммад,  ослепил  врагов.  окруживших  его  дом  и  это  дало  ему
возможность бежать.
     - Ты  ошибаешься, -ответил Имран -  люди, окружавшие  дом  пророка были
ослеплены своей злобой и ненавистью.
     -На  собрании, в Мекке против  Мухаммада  выступал  дьявол,  -продолжал
суфий.
     -Ты  ошибаешься, -  ответил Имран,- пророк, рассказывая об этом, имел в
виду дьявольский нрав этого человека.
     -Братья, -  сказал  суфий, обращаясь к присутствующим, - я склоняюсь  к
мысли,  что  этот  человек,  мошенник,  всуе треплющий  имя  Господа  и  его
пророков. Он не может предъявить  ни одного доказательства своей пророческой
миссии, а только прибегает к софистике.
     А у тебя есть  доказательства того, что я  мошенник? -  резонно спросил
Имран.
     - Это очень просто, - сказал суфий, - вот видишь этот посох.
     Он потряс суковатой палкой над головой и замахнулся ей.
     -Спасет ли тебя Аллах от моего удара.
     - Нет, не  спасет, - быстро  ответил  Имран, -  не спасет, как не  спас
пророка Иса от креста, но я сам могу спасти себя, и даже более того.
     С этими словами он вырвал палку из рук суфия.
     А-а,  - завопил суфий, - вы видели, он меня ударил,  этот мошенник, бей
его.
     Он схватил Имрана за руки, Имран ударил его головой в лицо. Суфий охнул
и упал.  Дервиша  бросившего  на  помощь  суфию, Имран  остановил  вытянутой
палкой. Чей-то голос угрожающе произнес.
     -Что-то я не видел, чтобы пророки драки устраивали.
     Дервишей  в ханаке  было около полусотни. Имран конечно не предполагал,
что возникнет драка, но из  благоприобретенной осторожности, в самом  начале
разговора сел недалеко от выхода, и теперь примеряясь к прыжку, сказал:
     Зря  вы удивляетесь,  о,  истязатели  плоти,  пророк Иса  сказал  своей
пастве: "не мир я вам принес, но меч",  а  Мухаммад вообще прекрасно  владел
мечом.
     Дервиш истерично воскликнул.
     -Почему ты прибегаешь к цитатам из христианского писания?
     -Потому, о бесноватый невежда, что Коран и христианская Библия, они обе
вышли из одной небесной книги.
     Не снеся  оскорбления, дервиш ухватился за палку и попытался вырвать ее
из рук Имрана; но Имран вывернув  кисть, легко освободился от дервиша. Тогда
дервиш бросился в ноги  Имрану  и повалил его.  Через минуту  в завязавшейся
потасовке приняли участие многие.  Имран защищался  довольно успешно,  но, в
ханаке дервишей было слишком много.  Вскоре один из них сказал, останавливая
товарищей:
     -Хватит, кажется, он не дышит.
     -Выбросить его на улицу? - спросили другие.
     -Нет. Заверните его  во  что-нибудь и отнесите  подальше отсюда. Иначе,
если он умрет здесь, нас обвинят в убийстве.
     Лжепророка завернули в тряпье. Несколько человек подняли его на плечи и
понесли в сторону городской свалки.

     Ахмад Башир проснулся и долго лежал, пытаясь  понять, где он находится.
Малейшее волнение  и  он бы сразу все вспомнил, но  поскольку на  море царил
полный штиль,  то  корабль был  неподвижен.  Память,  так  долго  не  желала
возвращаться к  нему, что Ахмад Башир  был вынужден встать и подойти к окну.
Увидев море, он засмеялся, даже похмелье  не смогло омрачить радость которую
он испытал при виде бескрайней синевы. Широко зевнув, он потянулся, раскинув
руки,  дернул головой влево, вправо  до хруста  позвонков.  Потом  почесывая
грудь  пошел к двери  и, выйдя на  палубу, схватился за пояс. Деньги были на
месте. Слава Аллаху.
     Схватив за рубаху пробегающего матроса, он спросил:
     - Друг, где амир
     - Там, - показал матрос, - на корме. Пусти.
     - Подожди, ты вчера за вином ходил?
     - За каким вином?
     - Ясно.Где вино продают?
     - Там внизу, на нижней палубе.
     Тут Ахмад Башир вспомнив, что в корчаге еще осталось,  отпустил матроса
и  пошел  на  корму. Капитан  стоял,  приставив ладонь козырьком  ко  лбу, и
вглядывался вдаль.
     Ахмад Башир кашлянул. Капитан оглянулся.
     - А, это ты. Выспался?
     Ахмад Башир кивнул.
     - Что там хорошего? - спросил он.
     Капитан вновь стал вглядываться в горизонт.
     - Никак не могу понять, двигается то судно или стоит, как мы.
     Ахмад Башир тоже стал смотреть, но у него с похмелья быстро заслезились
глаза.
     - Ну что, Али? - закричал капитан.
     - Кажется идут на веслах, - отозвался матрос, висевший на мачте.
     - Кажется, - недовольно буркнул капитан.- А, что за корабль?
     - Пока не видно.
     - Не видно, - разозлился капитан, - сиди там пока не увидишь.
     -  Искупаться,  что  ли пока стоим? - вопросительно сказал Ахмад Башир,
заглядывая за борт.
     -Тебе, что-то надо от меня? - спросил капитан.
     - Да  нет, - беспечно отозвался Ахмад Башир, - поздороваться пришел,  -
здравствуй амир, спасибо за гостеприимство.
     - Здравствуй, здравствуй.
     А что ты так беспокоишься? Ну, плывет себе, купец какой-нибудь.
     Хорошо если купец,  - сказал капитан,  - штиль  нас застал  в нехорошем
месте. Пираты здесь ходят.
     - Так может быть на весла и вперед?
     - Да я вот думаю, или ветра подождать. Вон облака собираются.
     - Ну ладно, думай, а я все-таки искупаюсь.
     - Ну что, Али? - вновь закричал капитан.
     - Не видно амир, но идут на веслах это точно.
     Капитан хмыкнул с досады и пошел на нижнюю палубу.
     Ахмад Башир разделся и бросился в Средиземное море. Полный восторга, он
нырял и плавал до полного изнеможения, потом повис на якорной цепи и  закрыл
глаза, борясь  с искушением  разжать  руку и опуститься  на  дно. Но руку он
конечно не разжал, потому что принадлежал  к тем,  на ком держится этот мир.
Поболтался на якорной цепи, заскучал да и полез на борт.
     На палубе он увидел необычайное оживление.  Раздавались команды, бегали
матросы.  Завизжала  цепь, вытаскивая якорь. Перекрывая шум, раздался зычный
голос капитана:
     -Гребцам занять места.
     Ахмад Башир  пошел на корму  за  своей  одеждой и уже оттуда, одеваясь,
крикнул матросу, все еще сидевшему на мачтовой перекладине.
     -Эй, друг, что случилось?
     -Пираты, господин, - ухмыляясь, ответил матрос.
     - А чему же ты радуешься?
     - А что плакать, что ли? - ответил жизнерадостный матрос.
     -Это ты верно говоришь, - озабоченно сказал Ахмад Башир, затягивая пояс
с деньгами и разглядывая нагоняющее их судно.
     Это  была бариджа,  стремительный боевой  корабль, излюбленное средство
передвижения средиземноморских пиратов.
     Весла опустились в воду и "купец" тяжело двинулся вперед.
     Ахмад  Башир пошел по кораблю, выискивая место, чтобы спрятать  деньги.
Проходя мимо капитана, он спросил:
     -Уйдем?
     -Вряд ли, - ответил капитан.
     -А оружие есть на корабле?
     Капитан криво усмехнулся.
     -Для  кого,  для  этих что  ли?  - он  показал  на перепуганных купцов,
поднявшихся  на  верхнюю палубу, чтобы воочию,  убедиться  в  приближающейся
опасности.
     Старый  я  дурак, - сказал капитан,  - ведь, как чувствовал,  надо было
раньше весла опустить.
     - Не  расстраивайся, бариджа легче  твоей  куркуры в несколько раз. Все
равно бы догнали.
     - Это тоже правильно, - согласился капитан.
     - Слушай, а что они с нами сделают?
     - Если не будем сопротивляться, ограбят и отпустят.
     -  Вопросов  больше не  имею,  -  сказал Ахмад  Башир.  Он  вернулся  в
капитанскую  каюту,  лег  на  кровать  и  задумался  о  своем   удивительном
невезении.

     Халиф  Убайдаллах  принял Меджкема в саду. Повелитель правоверных сидел
на карточках у  небольшого водоема  и  пускал искусно  сделанные  кораблики.
Меджкем  почтительно остановился в отделении и  стоял так,  смиренно опустив
глаза   долу,  украдкой  наблюдая,  как   халиф  острием   длинного  кинжала
расталкивает  сбившиеся  в  кучу корабли. После  того  памятного ареста  Абу
Абдаллаха, когда  обезумевший от ярости полководец, едва не добрался  до его
горла, Убайдаллах не расставался с оружием.
     Меджкем переступил  с ноги  на  ногу.  Халиф, всецело увлеченный  своим
занятием,  не  обращал  на  него  никакого  внимания.  Один   из  парусников
столкнулся с кувшинкой, при этом зачерпнул бортом воду и  стал тонуть. Халиф
попытался подцепить его кинжалом, но не дотянулся.
     -Затонул, - огорченно сказал Убайдаллах и поднялся на ноги.
     Меджкем изобразил на лице сочувствие, но это ему не помогло.
     Внимательно глядя на него, Убайдаллах сказал:
     -Всякий раз,  когда  я на тебя  смотрю, я  вспоминаю,  что  должен тебя
повесить.
     Меджкем съежился внутренне.
     -Или, - продолжал халиф, - предпочитаешь, чтобы тебе отрубили голову?
     Меджкем опустил голову еще ниже.
     -Ну, отвечай, когда тебя спрашивают.
     Глядя в сторону, Меджкем сказал:
     -Если  повелитель  предоставляет  мне право выбора, то я  предпочел бы,
чтобы меня посадили на кол.
     -Вот как, - удивился халиф, - это почему же?
     -Хоть удовольствие получу напоследок, - нагло заявил Меджкем.
     Убайдаллах расхохотался.
     -Меня успокаивает твоя откровенность,  - кончив смеяться,  сказал он, -
это говорит о том, что от тебя нельзя ждать предательства.
     -Это была шутка, повелитель, - сказал Меджкем.
     -Удивляюсь  твоей дерзости Меджкем, -  нахмурившись, сказал халиф, - ты
осмеливаешься шутить, в то время когда жизнь твоя висит на волоске.
     Одно непонятно, как при таком остроумии ты позволил обвести себя вокруг
пальца.
     Меджкем тяжело вздохнул и сказал:
     -Повелитель,  я скоро сам  лишу себя жизни  из-за  этого. Не  могу себе
этого простить.
     -Я тоже.
     Меджкем показав  на  водоем, воскликнул,- смотри  повелитель,  еще один
тонет.
     Невесть откуда взявшийся лягушонок прыгнул на корму корабля и опрокинул
его.
     - Я потерял еще один корабль, - озабоченно сказал Убайдаллах, - это мой
будущий флот.
     -  Флот?  -  спросил  Меджкем,  радуясь,  что  ему   удалось   изменить
направление разговора.
     - Да,  я построю  город  на  море и  назову его  Махдия. Построю флот и
отберу у Венеции Средиземное море.
     -  Иншаалах,  -  воздев  руки,   сказал  Меджкем,  -  Величие  замыслов
определяет величие человека.
     Убайдаллах  польщено улыбнулся,  и все  так  же улыбаясь,  повернулся к
Меджкему и в упор спросил:
     - Есть новости о тех двоих?
     - В последний раз их видели в порту...
     - Это я уже слышал.
     - Больше ничего.
     Убайдаллах повернулся и пошел к беседке.
     Меджкем провожал  его взглядом. Халиф  взял лежавший на скамье подбитый
ватой халат и несмотря на по весеннему теплый день, надел его.
     - Что-то знобит меня, - озабоченно сказал Убайдаллах, - не заболеть бы.
     - Аллах не  позволит этому  произойти,  не допустит,  чтобы заболел его
посланник, - произнес Меджкем.
     Слишком много развелось у Аллаха посланников, -  саркастически произнес
халиф, - бедняга, не знает, кого из нас оберегать от хвори.
     Меджкем удивленно посмотрел на халифа.
     - Или  ты  не слышал о  махди, который  недавно объявился в  Медине,  и
тревожит  умы  разговорами  о  том,  что   он  Седьмой  Совершенный,  и  что
фатимидский халиф  самозванец и узурпатор,  обманом занявший  престол, и что
только он истинный Имам времени,  наследник Джафара  ас-Садика, при этом  он
потрясает  четками,  якобы принадлежащими пророку,  как доказательство своей
миссии.
     - Нет, повелитель, я ничего не слышал, - признался Меджкем, - но почему
это тебя беспокоит. Все время  разные безумцы объявляют себя мессиями. Пусть
собаки лают, караван пусть продолжает свой путь.
     Немного помолчав, Убайдаллах сказал:
     Сдается  мне, что это наш друг  Имран объявился.  В последнее  время, я
часто спрашиваю себя, почему я отпустил его, почему не казнил.
     Видя,  что  халиф  перешел к риторике, Меджкем. облегченно  вздохнул  и
перевел  дух. Кажется, и  на этот  раз пронесло. С  тех пор как он  провалил
задание по поимке  государственных  преступников, каждый  раз,  когда  халиф
вызывал его к себе. Меджкем  прощался  с жизнью. Племянник халифа  был тайно
казнен  в  тот же день, когда раскрылся  заговор. Об этом кроме халифа  знал
только  Меджкем,  даже палач  не знал,  кого  он лишает жизни. По дворцу был
пущен слух,  что,  племянник арестован, и содержится  в  тюрьме в  секретной
камере.  Меджкем  прекрасно  понимал, что  это  посвящение  в  тайну  халифа
значительно  сокращает  срок  его  жизни.  В  тот  день,  когда  трактирщик,
вернувшись,  освободил  их, у Меджкема мелькнула мысль,  что  ему  тоже надо
теперь уносить ноги от гнева Убайдаллаха. Он тогда подавил  ее, и пустился в
погоню, за беглецами. Но те как сквозь землю провалились.
     -  Стоит  ли  тебе,  государю,  обращать  внимание на  каких-то  жалких
лжепророков, - немного осмелев, заявил Меджкем.
     Это не  простой  лжепророк, это Имран,  такой  же предатель,  как и его
покровитель - Абу Абдаллах. И от кого  же  я  слышу  эти речи,  от человека,
которому было поручено арестовать или уничтожить его, и который провалил все
три попытки.  Теперь  ты  лично, слышишь  меня Меджкем,  лично отправишься в
Медину и убьешь его. А  теперь, убирайся с глаз моих, пока  я не передумал и
не решил отправить кого-нибудь другого, а тебя казнить.
     - А если это не он? - спросил Меджкем.
     Это он, - уверенно сказал Убайдаллах.
     Меджкем поклонился и пошел к выходу.

     Анна слышала, как вернулся  со службы Абу-л-Хасан, но выходить к нему и
приветствовать не  торопилась. Настроение господина было неизвестно.  Выждав
определенное  время, она спустилась в  кухню