Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Аграновский Валерий. Вторая древнейшая -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  -
а что? Да у Сеньки, - отвечает, - я сказал ему, что если у Джойки будет щеночек, я дам Сеньке один раз погулять по двору. Вот тут мы и поняли, что в нашей семье появился собственный коммерсант с завидной перспективой. Сегодня Антон уже "сороколетник": средний возраст наших властей и бизнесменов. Был бы он у нас не менее, чем вице-премьером или банкиром, но судьба распорядилась иначе: закончив медицинский институт, Антон стал оперирующим офтальмологом. Его рукам, говорят, можно позавидовать, а уж о мозгах я не говорю, тут вы, читатель, сами убедились. Какие самые ценные качества надо считать нужными финансисту? Разбираться в "деньге" - раз, второе - самому остро видеть жизнь, а уж если надо, то и окружающим зрение поддерживать на уровне, чтоб получился: "Будь спок". Может, именно этих качеств не хватило нашим властям, чтобы не допустить нынешнего кризиса, лечиться от которого приходится с помощью хирургии. Грустно смотреть на обе власти (я имею в виду исполнительную и законодательную), которые не столько общими усилиями пытались вылезать из кризиса, сколько пытаются использовать его в собственных политических целях: одни - отобрать власть, другие - ее не отдать. А уж потом выяснить, почему и когда совершили ошибки, доведя страну до нынешнего состояния. И я, и вы, читатель, в экономике и финансовых делах разбираемся лишь с помощью здравого смысла, а в тонкостях "не компетентны". Моя логика (может, и ваша) проста и прозрачна, она Далем сформулирована как народная мудрость: "Рубль - ум, два рубля - два ума, без рубля - без ума". Казалось бы, как просто. Но к этому надо еще добавить и "обратную зависимость": "Будет ум - будет рубль, не будет ума - не будет рубля". Теперь о "деньге" хватит. Спрашивается, однако, а кто сформировал обе эти беспомощные власти на наши тонкие шеи? Давайте признаемся себе: мы сами. Воистину, точно по Овидию: мы страдаем от ран, нанесенных себе собственным оружием. Но самое печальное то, что завтра - если нам завтра придется идти на новые выборы - мы с вами, как слепые с поводырями, отправимся с листочками в руках к урнам и сделаем то же самое. Если поведет нас не умная Джойка с профессиональным глазником на поводке. Как нам обрести если не прозорливость, то хотя бы не утратить то зрение, которое есть сегодня? И еще я думаю над непостижимой для меня загадкой (и никак не могу ее разрешить): почему, принимая огромное количество решений, как политических, так и финансовых, наши властители хоть и мажут часто мимо, но иногда все же попадают в точку, проявляя грамотность и, бывает, мудрость. И вдруг сообразил, а не действует ли в нашем случае знаменитое правило великого Всеволода Мейерхольда, точно заметившего, как может только режиссер и актер: "Остановившиеся часы, выброшенные на помойку, два раза в сутки показывают правильное время" [5]. Господи, подумал я, а не так ли и они попадают в точку? В правительстве, в Думе сидят вполне нормальные люди, не с луны сваливши-еся, не старцы и не юноши. Дееспособный народ, о котором не скажешь: первую половину жизни мы страдаем от глупости, а вторую - от ума. Они-то как раз посередине, от чего ж они маются? Закончу, однако, цитатой из "Нагорной проповеди", и читатель сразу поймет, что я имею в виду, ссылаясь на Христа: "И так всегда: как хотите, чтоб с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними, в этом закон и пророк". Власть. 1998, август ВОДИЛА В одной из своих многочисленных командировок (тогда я работал спецкором "Комсомольской правды") я заехал на мясокомбинат где-то в Сибири. И запомнил этот визит на всю жизнь. Было это в 1967 году. Писать об увиденном я тогда не стал, понимая, что цензура легко найдет подтекст и запретит публикацию. А стал я свидетелем трагического (и в высшей степени нравоучительного) зрелища: меня пригласили в цех забоя (так он назывался рабочими). В специальном помещении, которое язык не поворачивается назвать залом, рабочие готовились к приему баранов - точили ножи. Бараны - несколько тысяч - толпились в загоне и громко блеяли, предчувствуя неизбежный конец. Наконец, широкая дверь загона открылась, но ни один баран не сдвинулся с места. Когда стало ясно, что добровольно они в цех не пойдут, к ним в загон запустили старого козла, которого сочувственно называли Сусанычем (в честь Ивана Сусанина). На комбинате Сусаныч работал штатным водилой. Поверьте, читатель, что никакого удовольствия от собственного рассказа и его продолжения я не испытываю и вы тоже не испытаете. Но не каждому журналисту выпадает счастье (мне оно сейчас не выпало) писать о чем-то возвышенном и красивом. Вернусь, однако, к нашим баранам. Козел вошел в загон, как в дом родной, проник в самую гущу баранов, покрутился там, о чем-то сладко поблеял, и, представьте, явилось чудо - бараны повалили в цех забоя. Они так торопились, что шли двумя этажами - по спинам своих же соплеменников. Такое дружное и страстное желание умереть лично я предпочел бы увидеть не наяву, а во сне или в фильме "Праздник святого Йоргена". И вдруг, не веря своим глазам, вижу: один баран третьим этажом пробирается назад, как будто он (единственный) понял, куда их гонят. Я тут же обратился к бригадиру: прошу вас, просто умоляю вернуть этого барана из цеха! А про себя подумал, что, может, этот баран их будущий Моцарт или великий правозащитник. Пусть он продолжает жить, хоть и в загоне. Но резники пощады не знали. В ответ последовало: "возвращенцев" нет, да и музеев не держим. - А возмездие? - К водилам? У нас те же законы, что и у вас на воле. Не буду описывать процедуру забоя, это зрелище не для слабонервных. Но две детали все же упомяну, тем более что в них вся суть моего повествования. Именно в этот день был последний выход на арену водилы Сусаныча. То ли козел обленился, то ли закончился его контракт и ему пришла пора уходить на "заслуженный отдых". По традиции каждый резник должен был вонзить в водилу собственный нож, но так, чтобы он не сразу умер, а помучился. Сусаныч сообразил, что ему предстоит. Старый козел очень громко закричал, словно передавая по "бараньей трансляции" предупреждение всем последующим водилам. Заработали ножи, и через какое-то время козел умер в страданиях. И вдруг вижу (перед уходом) самое потрясающее: в уголочке кровавого зала в большой столовой миске сидит маленький козленочек, который должен заменить предшественника. Вид у него был безучастный, спокойный, он привыкал к запаху крови и душераздирающему блеянию. Что с него взять, если он козел? Не будем делать далеко идущие социальные выводы, поставим точку. Только что Дума утвердила молодого премьера, около года до этого посидевшего "сусанчиком" в правительственной миске. Бог ему в помощь! Власть. 1998, апрель ОДНОПРЫЖНИКИ Московский юридический позади. Впереди - что вы думаете? Защита, обвинение, нотариат, юрисконсульство? Ошибаетесь. И не гадайте. Впереди - небо! Самое начало пятидесятых годов: ровно сотня выпускников, названная впоследствии "черной сотней", отправлена военкоматом на трехмесячные курсы в Аткарское авиационное училище. Какой будет толк от юриста без штурманского образования? Ползать он будет, а надо научиться летать: разве нет в этой логике истинно государственного подхода к проблеме? Теперь перехожу непосредственно к парашютному делу, во имя которого и взял перо в руки: надеюсь, мой выбор темы окажется актуально-способным. Итак, в один прекрасный день наша юридическая эскадрилья получила предложение от командования вручить свою жизнь кусочку "мануфактуры", как точно выразился один из нас. Добровольцами из сотни курсантов стали ровно двадцать восемь человек, немедленно названные "панфиловцами". Кто забыл, тому напомню: именно столько было солдат в повести Александра Бека, героически погибших при защите Москвы. Весьма лестная для нас - камикадзе - аналогия и перспектива, не так ли? - всем остальным по эскадрильям на зависть. Опускаю подробности, связанные с нашим военно-штурманским бытом. Сразу перехожу к событию. После двух часов устного инструктажа мы дважды прыгнули с трехметровой высоты в песок, чтобы ощутить жесткость приземления с помощью нашей "мануфактурочки" по имени "ПД-48" (десантный парашют: четыре угла у купола, четыре стропы в руках у нас). Ощутили: жестковато, но не смертельно. Вскоре мы оказались на аэродромном поле, причем полностью экипированные: в шлемах, с двумя парашютами (основным на спине и запасным на пузе), да еще в кирзовых сапогах с двумя плотными портянками (чтобы уберечь обувь при динамическом выхлопе парашюта от самостоятельного полета в открытом космосе). Утром "судного дня" нас кормили в столовке училища отдельно от "слабаков", причем усиленным пайком, как гусей перед забоем: дополнительная порция масла, четыре кусочка сахара (вместо двух), а после экзекуции все наши оставшиеся на земле (живыми!) курсанты добровольно пожертвовали камикадзе свои обеденные компоты, но не в натуре, а с торжественным спичем: естественно, только вернувшимся на землю невредимыми и, тем более, покалеченным; и присягнули: клянемся! Уже работал двигатель "Ли-2", который и должен был проводить нас в последний путь. Просто так наш инструктор-майор отпустить не мог: как же не поиздеваться, тем более что вся наша эскадрилья стояла четким каре подле нас. Дело понятное и простимое. Минуты перед посадкой в "литушку". По нашим лицам (чувствую и вижу) вымученные "беззаботные" блуждающиеся улыбки: а с чего, собственно, волноваться, если мы не первые, не последние? Майор без единой улыбки произносит напутственную речь. Прохаживая перед строем с руками, не по-армейски сложенными за спиной, говорит (вспоминаю не дословно, но близко к реальности): "Значит, так. От фалов вы сами отказались (и правильно сделали, они вам на фиг не нужны). А потому ваша жизнь теперь будет зависеть не от случая, а от собственных действий. Прыгать будете друг за дружкой и по весу: тяжелые - первые, за ними легкие. Вопросы есть? Вопросы есть (хотя у каждого из нас кляп во рту): почему по весу? Отвечаю: тяжелый в полете догоняет легкого и садится на купол и "гасит" его. А зачем вам такой чирий на шею? Правильно понимаете. Оторвавшись от самолета, вы считаете про себя так: один-и, два-и, три-и, четыре-и (получаются ровно четыре секунды), после чего дергаете кольцо, которое у каждого на груди слева, а на кольце уже лежит рука, но чтобы случайно или со страху не дернуть раньше времени, ладонь - под мышку! Отсчитали до "четыре-и", переводите ладонь на кольцо и - с Богом". Мы все, как немые. Инструктор тоже делает паузу. С руками за спиной, как на лекции в институте, проходит слева-направо и наоборот, после чего спокойно изрекает: "Если основной парашют не открывается, вы без паники дергаете кольцо запасного. Ясно? Но если и второй не открывается, у вас... (он делает типичную драматургическую выверенную паузу) есть два варианта выхода из положения. Первый: приходите ко мне на склад, и я меняю вам парашюты. Второй вариант (делает очень долгую паузу): дергаете себя именно так: за "это самое", по тому что "оно" вам уже не понадобится. Вопросы есть?" Вопросов не было. Я прыгал (по весу: девяносто кэге) четвертым. Сосчитал до "четырех-и" и не дернул за кольцо: такого блаженства от свободного полета я никогда в своей жизни ни "до", ни "после" не испытывал. Расправил руки, перевернулся со спины на живот, потом пролетел головой вниз, потом вверх, посмотрел на землю, потом на небо, всласть ощутив упругость воздуха, похожего на резиновую подушку. И лишь после всего испытанного вдруг сообразил: п о р а! Мгновение для меня воистину остановилось: оно было счастливым. Ребята, ждущие нас на земле, потом говорили, что одна точка (точкой был я), обогнав всю команду, стремительно шла вниз, рождая тревогу. Когда парашют наконец вырвался из чехла, меня сильно тряхнуло, и сапог, слетев с ноги, спикировал на землю первым, словно разведчик. Первым моим желанием было: немедленно в небо! От того прекрасного эпизода у меня, как у всех "панфиловцев" осталось удостоверение, врученное нам перед строем начальником Аткарского училища штурманов дальнего действия. Удостоверение было странное, но по-военному уставное: "Свидетельство парашютиста-однопрыжника". Сегодня я довольно часто вижу своих собратьев-однопрыжников не только по небу, но и по земле. Чаще всего во властных структурах или в бизнесе: разве быть премьером России, пресс-секретарем Президента или главой Центробанка не означает быть тем самым десантником с почетным "свидетельством" в кармане? Если верно говорят, что в одну и ту же воду невозможно войти дважды, то входить в одно небо - можно! Есть рекордсмены-парашютисты, а это значит: бывают и десантирующие "однопрыжники" на чиновничьи должности и в Правительстве, и в Думе, и даже в журналистике (как в прессе, так и на радио и на трех каналах "телека"). Их рекордная выживаемость далеко не всегда является синонимом принципиальности и бескорыстности. Кто готов признать себя "однопрыжником" публично, наберитесь мужества и рискните. Вам - слово. По какой-то необъяснимой причине вспоминаю сейчас Франсуа-Мари Аруэ, сказавшего так: "Нельзя, домогаясь должности лакея, надеяться на славу великого человека" [6]. Может, в этом секрет ответа на возникающий у меня вопрос? И все же сравниться с небом ничто не может. Даже "вылетая" с одной должности на другую или даже "в никуда", не забывайте, дорогие десантники: настоящее счастье вы испытаете только в свободном полете. А если иначе, то - какой смысл?! Вся Россия. 1998, 8-9 ноября "До" или "после"? Давайте еще раз поразмышляем о теме и ее поворотах на примере уже прочитанных вами в этой книге очерков. Представьте себе на минуту, что факт развала коммуны (см.) стал известен автору еще в Москве, до отъезда в командировку. Известна и причина развала: бабы бросили мужиков и отказались вступить в "Пролетариат". И больше бы автор ничего не знал. Мог ли поворот темы родиться у него еще до поездки в Сибирь? Могла ли возникнуть мысль встать на защиту женщин, их права выбирать себе судьбу? Могла ли явиться идея признать бегство женщин из коммуны положительным фактором социалистического строительства, хотя и влекущая за собой гибель коммуны, а рабское повиновение мужу и обстоятельствам - фак-тором отрицательным, хотя и сохраняющим коллективное хозяйство? Полагаю, что на основе знаний общей ситуации и конкретного момента и того опыта и жизни, которыми обладал автор статьи, поворот мог родиться. Больше того - должен был родиться. Больше того - именно до поездки. И тогда журналисту оставалось отправиться в Сибирь лишь за материалом. За каким материалом? За Амосом Ефимовичем - секретарем коммуны, говорящим на смешанном украинско-русском диалекте, за Татьяной и Алексеем, которые "цельный год вели любовную коммерцию", за "сами прокормим детей" и "спасибо вам, Антон Митрофанович, за ваше сердечное благодарность", за названиями деревень, за "жизнь не стоит на точци замерзания" и т. д. и т. п. Собственно, если разобраться, а что еще привез автор домой, вернувшись из командировки? Детали, живую лексику, имена и фамилии реальных крестьян, несколько цифр и мысли, высказанные коммунарами. Но не поворот темы, не главную идею, не концепцию! Материал понадобился ему, чтобы подтвердить свое предвидение, придать очерку достоверность и убедительность. Работа журналиста складывается поэтапно. Замысел и факт, как известно, могут поменяться местами, но потом следует рождение темы, сбор материала, его обработка, и так вплоть до написания. Но стоп! Где место авторской концепции: д о или п о с л е материала? Любой ответ на этот вопрос не бесспорен, хотя имеет принципиальное значение: он, думаю, во-первых, обнаруживает верное или неверное понимание смысла журналистики; во-вторых, открывает или не открывает доступ к залежам главных секретов журналистского мастерства; в-третьих, решительным образом сказывается на качестве нашей работы. Но давайте вновь договоримся о терминологии. Что я вкладываю в понятие "авторская концепция"? Если тема - это сумма мыслей, выражающих отношение автора к отобранному для исследования явлению, то концепция, по-моему, та же сумма мыслей, однако приведенных в систему, то есть модель будущего произведения. Концепция - родная сестра темы, по возрасту - младшая, потому что рождается позже, а по значению, по основательности - старшая. Тему можно сформулировать без доказательств, а концепция непременно содержит обоснования, доводы, резоны. От замысла к теме - полшага, до концепции - полный шаг. Не знаю даже, что еще добавить... Пожалуй, то, что без темы ехать в командировку противопоказано, мы об этом уже говорили: голый факт, как и голый замысел, всего лишь повод для выступления в газете, и это, кажется, всем понятно. А вот можно ли, обладая темой, но не концепцией, ехать и собирать материал - еще вопрос. Моя позиция категорична. Исходя из задач, стоящих перед современной журналистикой, и полагаясь на опыт многочисленных коллег, да и свой собственный, утверждаю: концепция должна создаваться не п о с л е, а непременно д о сбора материала. "Таковы мои склонности и мои взгляды, - писал М. Монтень, - и я предлагаю их как то, во что я верю, а не как то, во что должно верить" [7]. Иными словами, лично я убежден - хотя и не навязываю никому своего убеждения, - что в зависимости от того, как мы работаем, собираем ли сначала материал, обдумываем его и только потом "рождаем" концепцию или начинаем с модели, чтобы затем собрать материал и осмыслить его в рамках нашей концепции, в зависимости от этого: мы или журналисты-хвостисты, идущие по следам событий, или смело шагающие впереди, опережающие события; мы или способны на повторение уже известного, или можем говорить читателю нечто новое; мы или обречены подтверждать уже сложившееся общественное мнение, или не теряем надежду будить его и формировать; мы или новички в газетном деле, или опытные документалисты, работающие профессионально. Конечно, заниматься журналистикой по принципу "увидел и написал" можно. Многие так и делают, да и я в том числе. Это куда легче, чем работать по принципу "предвидел, увидел и написал". Разве сопоставимо влияние одного и другого на процесс формирования общественного мнения? Разве сравнимы следы, оставляемые в журналистике тем или иным газетчиком? Допускаю, что я слишком категоричен, хотя категоричность в данном случае всего лишь средство для заострения проблемы. Но теперь, "заострив", попытаюсь чуть-чуть успокоить коллег, особенно тех, которые разволновались и принимают концепцию за предвзятость. Их недоумение понятно: а как же, мол, быть с объективностью журналиста, как гарантировать правдивость его писаний, если мысленная модель создается еще до столкновения автора с реальной жизнью? Согласен: есть сложности. Но концепция действительно была бы предвзятостью, если бы ни на чем не основывалась: ни на жизненном, ни на социальном опыте журналиста, ни на его знаниях, ни на его информированности. Однако речь идет

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору