ядел
на меня, но смолчал. - Отчего они, по-вашему, зовутся подсолнечниками?
   - Они всегда поворачивают головки вслед за солнцем.
   - Нет. Они и есть солнце.
   - Не могу уследить за вашей мыслью.
   - Не можете повернуться вслед за сыном? - Я пробормотал это себе  под
нос, и он меня не расслышал.
   - Я знаю, что вас заинтересует, Мэтью. Вы помните, что  я  работаю  в
районе будущих лондонских новостроек? - Он уже много  раз  говорил  мне,
что  исполняет  функции  топографа  на  прокладке  одного  из  восточных
"коридоров" города. - Недавно мы наносили на  карту  русло  старой  реки
Соукен - надо было удостовериться, что там не произойдет  оседания.  Она
течет от Уолтем-форест вниз, через Бетнал-грин и Шадуэлл.  Понятно,  где
это? - Я кивнул, хотя слушал его  вполуха;  я  глядел  на  окно  спальни
матери. - Мы изучали старые сливные каналы, которые туда впадают, и  кое
на что наткнулись. - Теперь он завладел моим вниманием, и мы присели  на
деревянную скамейку перед лужайкой. - Мы нашли несколько узких туннелей,
где-то между Уоппингом и Шадуэллом. Конечно, сначала я подумал, что  они
были построены вместе с каналами, но потом сообразил, что их направления
абсолютно друг другу не соответствуют. Абсолютно. И мы решили пройти  по
одному из них - там было сыро, и скользко, и дух тяжелый, но мы к  этому
привыкли. И тогда мы наткнулись на удивительнейшую вещь. - Мать помахала
из своего окна, и я помахал ей в  ответ.  -  Мы  выбрались  на  открытое
место, и там  лежали  какие-то  старые  камни.  Один  походил  на  кусок
колонны, а другой - на булыжник из мостовой. Понимаете, стертый  ногами.
А еще там был обломок арки - просто валялся на земле.  Что  вы  об  этом
думаете? - Я думал только одно: обнаружен погибший город.  Восстановлена
какая-то часть прошлого.
   В этот миг  кернтерьер  моей  матери  стремглав  вылетел  из  дому  и
приветствовал нас пронзительным лаем. Прежде я никогда толком не обращал
внимания на этого пса, но теперь увидел, какой он  живой  и  веселый.  В
саду,  мире  земли  и  воды,  он  выглядел  порождением  мира  огня.  Но
существует ли место, где можно примирить  все  стихии,  где  призраки  и
реальные люди, древние города и нынешние, мои прошлая и настоящая жизни,
моя мать и я смогли бы объединиться в любви? Джеффри  поднял  песика,  и
тот пылко лизнул его в лицо.
   - Мне уже пора, - сказал я. Он хотел встать и проводить  меня,  но  я
положил руку ему на плечо. - Нет, Оставайтесь с собакой. Я только  зайду
к матери.
   Она ждала меня на кухне, и мы в первый раз  обменялись  рукопожатием.
Это был очень странный жест, но отчего-то  он  показался  нам  уместным.
Затем я поцеловал ее в щеку.
   - Я еще появлюсь, - сказал я.
   Я вышел из дома и уже шагал по Вулфстан-стрит, когда меня захлестнула
первая волна  чувства.  Что-то  поднялось  во  мне  и  бросило  меня  на
кирпичную  стену  соседнего  сада.  Я  словно  пытался   удержаться   на
поверхности ощущения гораздо более мощного  и  глубокого,  чем  все  мои
собственные  душевные  порывы.  Оно  наполнило  меня,  а  потом,  спустя
несколько мгновений, исчезло. Я все еще стоял, прислонившись к стене,  и
теперь поднес руку к лицу. Вскоре я завернул за угол, на Брейбрук авеню,
и направился к  "Илинг-Бродвею".  В  этих  местах  прошло  мое  детство,
которое я раньше презирал и отвергал, но  сейчас  я  испытывал  странное
умиротворение и даже радость.  Я  видел,  как  девочка  переводит  через
дорогу старика, и слышал, как кто-то поет неподалеку. Мне  кажется,  что
именно тогда я начал жалеть своего отца.

Келья прозрений

   "Очистились  ли  вы,  мистер  Келли?  Вы  хорошо  знаете,  что,  если
предпринимающий сие не чист, он навлечет на себя кару".
   "Я воздерживался от соития в течение одного дня и одной  ночи.  Я  не
грешил чревоугодием. Я вымыл все тело и остриг ногти".
   "Тогда смело переступайте порог. Это место священно". И  мы  вошли  в
свою тайная тайных, гадальню или келью прозрений, неся с собою кристалл,
каковой я с должным благоговеньем возложил на шелковую ткань. "Сядьте за
опытный стол, - промолвил я, - и изготовьтесь ко всему, что  может  быть
увидено или услышано".
   "Нет ничего более тяжкого, доктор Ди. Сей труд изнуряет меня".
   "Что ж, покуда вы еще крепки". Я стал за ним на своем обычном  месте,
хотя мне не дано было узреть что-либо in crystallo. "Вы еще  ничего  там
не видите?"
   "Нет. В камне не видно ничего, даже золотой завесы".
   "Прозрачность камня такова, какою ей надлежит быть по природе?"
   "О да".
   "Значит, мы должны преисполниться веры и ждать,  ибо  в  наших  руках
огромная сила. Мы постигли многое и постигнем еще больше".
   "Теперь я вижу в камне золотую  завесу,  -  прошептал  Келли  немного
спустя.  -  Она  не  шевелится.  Нет,   шелохнулась.   Она   словно   бы
далеко-далеко от меня, а между завесой и  своим  передним  краем  камень
прозрачен. Под завесой я  различаю  ноги  людей  до  колен.  Сейчас  все
замерло".
   "Наберитесь же терпенья, мистер Келли, ибо картины сии чудесны".
   И мы вернулись к  своему  бдению.  Каждый  сеанс  занимает  день,  но
поскольку всякая попытка сопряжена с  величайшими  предосторожностями  и
трепетным волнением, мы входим в эту  комнату  лишь  однажды  в  неделю.
Кроме того,  многое  требует  истолкования,  и  смысл  всего  увиденного
открывается мне только по  мере  просмотра  моих  книг:  сии  истины  не
следует схватывать с  жадностью,  уподобляясь  псам,  треплющим  за  уши
медведей в Парижском садике.
   С той поры, как Эдуард Келли поступил ко мне на службу  и  мы  с  ним
впервые побывали на пересохшем болоте близ Уоппинга,  куда  привели  нас
поиски древнего города Лондона, минуло ровным счетом двенадцать месяцев.
Однако туман, коим окутано былое, не так легко развеять: мы возвращались
на пустырь несколько раз, но  не  нашли  там  ничего,  кроме  кургана  и
обломка старинного камня. Как-то зимним вечером, когда воцарилась  тихая
погода (к вящему неудовольствию Эдуарда  Келли),  я  даже  установил  на
кургане столик, водрузив  на  него  сосуды  с  маслом,  вином  и  водою:
Агрикола в своем "De re metallica"   пишет,
что луч свечи, падающий на поверхность сих жидкостей после отражения  от
гладкого металла, может возродить образ забытых вещей.  Однако  в  свете
луча не возникло ничего, способного помочь нам, и все осталось  скрытым.
Мы могли бы  попросту  начать  раскопки,  но  лишь  рискуя  выдать  свои
замыслы. "Я чувствую себя так, будто родился не в свое время, - сказал я
Эдуарду Келли той ночью, когда мы возвращались с Уоппингского болота.  -
Будто мне предлагают любоваться деревянным глобусом, тогда как  я  жажду
увидеть все небо". Говоря это, я и впрямь  был  близок  к  отчаянию,  но
вдруг обнаружил стрелу, могущую поразить нашу цель  иначе.  "Впрочем,  -
сказал я, - почему бы вам не стать моими глазами?"
   "А именно?.."
   "Мы должны снова обратить свои взоры к камню. Вы хорошо  знаете,  как
действует   на   солнечные   лучи   параболический    отражатель,    или
воспламеняющее зеркало.  Так  почему  бы  нашему  священному  кристаллу,
нашему дивному камню не увеличить и не сделать зримым окружающий нас мир
духов? Где отыщем мы лучших проводников на  пути  к  канувшему  в  землю
граду?"
   "Конечно, - ответил он, - сей камень обладает волшебными  свойствами,
ибо я уже видел в нем чудные картины. Но я не уверен..."
   "Нынче не время угрызаться сомнениями, Эдуард. Если он и вправду таит
в себе ключ к сокровенному, его следует блюсти и охранять. Я  приготовлю
маленькую келейку за своей лабораторией, и она будет замкнута и  заперта
от посторонних глаз - даже моя жена не отважится войти туда.  И  там,  в
этой уединенной комнате, мы станем вопрошать камень упорно и  терпеливо.
Иначе нам ничего не достигнуть".
   Так было решено  оборудовать  для  волшебного  кристалла  комнату,  к
каковому труду я приступил на следующий же  день.  На  полу  я  начертал
магические круги,  символы  и  заклинания,  ведомые  мне  благодаря  "De
mysteria mysteriorum"  Корнелия Агриппы. Затем с
помощью "Mutus Liber"   я  сделал  прозрачный
столик, круглый, как тележное колесо, и желтою и синею красками нанес на
него необходимые символы и имена; по бокам он тоже был расписан, но алым
цветом, а каждая ножка покоилась на восковой печати Гермеса Трисмегиста.
Большая печать с выдавленными на ней священными  именами  была  положена
мною в центр столика; затем я накрыл все это красным  шелком,  а  сверху
поместил хрустальный камень. И наши кропотливые  приготовления  не  были
напрасными, ибо, laus  Deo,  сей  камень  оказался  истинно  ангельским,
отворяющимся под взором Эдуарда Келли; в сем стекле были замечены многие
предметы или образы предметов,  посланные  нам  -  в  чем  я  нимало  не
сомневался - либо самим Богом, либо по его воле.
   Первого посещения мы удостоились не более чем через неделю после всей
этой тщательной подготовки и  начала  опытов.  "Там  брезжит  завеса,  -
сказал Келли, склонившийся над кристаллом, - и вот она  поднимается  как
бы рукою". Я затрепетал от любопытства и восхищения и стал  умолять  его
говорить обо  всем  как  можно  подробнее.  "Теперь  я  вижу  маленького
мальчика. Он вынимает из кармана какую-то книжечку. Глядит на рисунок  в
книжечке".
   "Вы видите рисунок?"
   "Нет. Он переворачивает страницы книги. Его  словно  окликнул  некто,
кого я не слышу. Одежды мальчика испускают сияние внутри камня.  Мальчик
как бы собирает вокруг себя дымку и  исчезает  в  непроницаемой  пелене.
Теперь он пропал".
   Второй посланец явился на  следующей  неделе.  "Завеса  шевелится,  -
сказал Келли. - Там что-то есть, однако я еще  не  могу  разобрать  что.
Теперь вижу человека, идущего  по  белой  дороге.  Это  высокий  мужчина
преклонных лет, с непокрытой головой".
   "И сие происходит въяве?"
   "Я гляжу в камень своим телесным взором, доктор Ди, а  не  мысленным.
Сейчас этот человек идет прямо к  нашему  дому!  Он  уже  поравнялся  со
старым колодцем".
   "Неужели он так близко?.."
   "Он приближается к дому.  Делает  взмах,  словно  желая  постучать  в
дверь.  Но  вдруг  опускает  руку  и  смеется".  Внезапно  Келли  рывком
откинулся назад. "Он бросил из камня пылью мне в глаза".
   "Глядите же в камень, - взмолился я, - ведь сей старец совсем рядом с
нами".
   "Вот он дернул завесу, как бы обернув ее  вокруг  камня,  и  я  более
ничего не вижу".
   Он распрямил спину, лихорадочно дрожа, и я готов был задрожать вместе
с ним: что за призрак или демон едва не постучался ко мне в дверь? И тут
я вспомнил  отца.  "Не  было  ли  у  того  престарелого  человека  седой
раздвоенной бороды?" - спросил я Келли,  который  уже  вновь  оперся  на
столик, вглядываясь в камень точно во сне.
   "У него не было бороды. Он был одет в странные одежды".  Келли  опять
разогнул  спину  и  сел  прямо.  "Но  теперь  я  вижу  другого,  целиком
заключенного в пламень. Да, он  состоит  из  великого  множества  языков
огня. Вот он уподобился большому огненному  колесу  величиной  с  колесо
телеги, и оно вращается в камне. Вот оно пропало. Теперь  исчезло  все".
Он покрылся обильным потом и провел рукой по лицу. "На  сегодня  с  меня
хватит. Лицезрение подобных картин достается смертным  чересчур  дорогой
ценой".
   "Что говорить о цене, - сказал я, пытаясь ободрить его,  -  если  нас
ждет высочайшая из всех  мыслимых  наград?  Здесь,  в  камне,  заключено
сокровище".
   "Вы имеете в виду тайну золота?" Его вдруг снова бросило  в  пот.  "Я
думал, она вам ведома".
   "Нет, не золота, но гораздо более чудесных субстанций. Если сии  духи
- посланники Бога, в чем я убежден нерушимо, то они способны помочь  нам
в поисках сердцевины самого времени".
   "Но  тайна  золота  вам  известна?  По  сему  предмету   вам   нечего
испрашивать помощи?"
   "Мне ведомы многие  тайны  и  секреты,  мистер  Келли,  о  каковых  я
расскажу в свой час. Однако ныне мы близимся к разрешению более  великой
тайны, и я прошу вас вернуться к вашему занятию. Если вы жаждете  злата,
алмазов  или  иных  драгоценностей,  обратите  свой  взор  к  священному
кристаллу".
   Через две недели после этого разговора в  келье  прозрений  случились
перемены. Я вошел туда чуть позднее своего напарника  -  меня  задержала
необходимость сказать несколько гневных слов  слуге,  не  вымывшему  мой
ночной горшок, - и застал его сидящим на стуле в некоем  изумлении.  "Вы
слышите звуки?" - спросил он меня.
   "Где?"
   "Где же, как не в кристалле? Там  раздается  шум.  Разве  вы  его  не
слышите?"
   В испуге я отступил назад,  но  затем  меня  одолело  любопытство;  я
приблизился  к  камню  и  спустя  несколько  мгновений  услыхал  в   нем
потрескиванье или позвякиванье, хотя его не тревожила ни рука смертного,
ни что бы то ни было иное, принадлежащее этому миру. "Я слышу  нечто,  -
прошептал я, - подобное звону связки  ключей,  которую  трясут  скоро  и
сильно".
   "Вы надеялись услышать голоса, сэр, но это всего только шум".
   "Кто знает, что произойдет дальше? Быть может, это лишь  первая  нота
целой песни".
   В  последующие  недели  правота  моя  была  доказана:  Эдуард   Келли
склонялся  над  камнем,  и  при  его  посредстве  я  обрел   возможность
беседовать с духами. Первою явилась к нам маленькая  девочка  не  старше
семи или восьми лет: он ясно увидел ее  сидящей  на  скале  в  пустынном
месте и спросил, откуда она. Я ничего  не  видел  и  не  слышал,  но  он
повторял все.
   "Я вторая по возрасту в нашей семье, - ответила она. -  У  меня  дома
остались малютки".
   "Спросите, где ее дом, мистер Келли".
   Он задал ей этот вопрос,  и  она  отвечала  так:  "Я  не  осмеливаюсь
сказать, где мы живем. Меня побьют". Но тут она  протянула  к  нему  обе
руки, говоря: "Прошу тебя, поиграй со мной немножко, и я  скажу,  кто  я
такая".
   "Ангел ли она, - спросил я его, - или некий дух более  низкого  чина,
присланный для беседы с нами?" Но тут она исчезла.
   Я преклонил колени и начал  молиться,  а  Келли  тем  временем  тушил
свечи, одну за другой. "Если вы вступаете в связь с творцом сих существ,
- сказал он, снимая нагар  с  последней,  -  смотрите,  как  бы  вам  не
оказаться обманутым".
   Теперь келья прозрений погрузилась в  довольно  густой  мрак,  ибо  я
завесил окно гобеленом и убедился в том, что все двери надежно  заперты.
"Какого же обмана вы опасаетесь?"
   "Дьявол порой принимает странные обличья, доктор  Ди,  и  прежде  чем
довериться этим духам в камне, мы должны еще о многом вопросить их".
   На следующей неделе нам не повезло, in crystallo ничего не явилось, и
мы уже собрались покидать комнату, как  вдруг  я  услыхал  исходящий  от
камня весьма громкий шум, словно  некие  люди  крушили  земляные  стены.
Скоро он разросся в ужасный  стук  и  грохот  -  нам  почудилось,  будто
сотрясается весь дом. Мы оборвали молитву и в испуге воззрились друг  на
друга; тут шум прекратился, и наступила тишина.
   Минула еще одна неделя, и, едва усевшись за  опытный  столик,  Эдуард
Келли заметил в кристалле движение. "Я вижу двоих мужчин, - сказал он, -
беседующих меж собою".
   "Слышите ли вы их речи?"
   "Один говорит, что  видел  второго  на  Харлот-стрит   или Шарлот-стрит".
   "Но такой улицы не существует".
   "Второй тяжко вздыхает. Теперь оба исчезли".
   Это было  воистину  диковинное  видение,  но  когда  мы  вернулись  к
кристаллу в очередной раз, нас ожидало еще большее чудо. "В камне гремит
гром, - сказал мне Келли, приблизясь к опытному столику. - Еще  там  как
бы некий расплывчатый свет, в коем я различаю фигуру".
   "Нам знаком этот человек?"
   "Это  мужчина,  -  сказал  он.  -  На  нем  черный  атласный  камзол,
раздвоенный сзади".
   "Кто же он по своей природе? Ждал ли он нас целую неделю?"
   Келли повторил мои вопросы и  прислушался,  словно  улавливая  ответ.
"Того, кто говорит с нами, не следует спрашивать о  подобных  вещах",  -
сказал он.
   "Может ли он назвать нам свое имя?"
   "Он отвечает, что его имя Зальпор, один из Элохим. Сейчас я вижу  его
ясно. Вокруг его шеи  плоеный  воротник.  Он  широкий,  с  чернотой  или
синевою по краям".
   "Скорее черный. Вопрошайте же его, покуда он не исчез".
   "Погодите немного, ибо он приближается. Теперь засмеялся, ха, ха, ха!
это громоподобный смех. Вот он говорит, Ди, Ди, я знаю, кто твой  тайный
враг".
   Здесь у меня подпрыгнуло сердце. "Кто же?"
   "Род людской".
   "О, - воскликнул я, - в его шутке скрыта глубокая  правда!"  Затем  я
добавил, уже спокойнее: "Да будет так. Он изрекает лишь истину".
   "Ди, Ди, по замыслу Господа суждено тебе претерпевать от  недостойных
хулу и поношения, быть гонимым на своей родной земле".
   Тут мне вспомнились те, кто  противостоял  мне,  -  Оустлер,  Раштон,
Дандас и другие, - и на меня нахлынул великий гнев. "Да, - вскричал я, -
пусть невежды тешат себя болтовней, покуда судьба  благоприятствует  им.
Но жирный гусь первым попадает на вертел,  и  я  еще  увижу,  как  удача
отвернется от них навсегда!"
   Келли жестом призвал меня к молчанию. "Дух говорит опять, - прошептал
он. - Но я не могу разобрать его слов. О. Теперь я понял. Я  слышу  все.
Он говорит, что вам, верно, радостно видеть,  как  эти  глупые  мотыльки
играют с огнем, который пожрет их. Вот он сотрясается.  О  Боже.  Теперь
его голова как бы вертится на плечах". Келли продолжал глядеть в камень,
а затем, словно по чьей-то чужой воле, произнес  следующие  слова:  "Ди,
Ди, склони слух к моему предвещанию. Беги, когда можешь бежать".
   После сего призрак исчез  из  камня,  оставив  Келли  в  чрезвычайном
смятении - ибо, сказал он, откуда нам знать, из какой сферы он пришел  и
ангел ли он либо некто еще? "Я согласен глядеть и изустно описывать  вам
все, что он мне явит, - сказал Келли, -  но  душа  моя  восстает  против
него".
   Я же оправился довольно скоро и ответил ему, что бояться нечего, зато
достигнуть можно многого. "Сии призраки направляют наш путь в  лабиринте
знания, - продолжал я. - Добры они или злы - хотя  я  готов  поклясться,
что их породили добрые силы, - в любом случае они приносят нам вести  из
иного мира. Помните, что мы с вами обречены жить здесь, под  луною,  где
материальное тяготеет над нами подобно оковам. Неужто не прислушаемся мы
к сим голосам из  иных  областей  или  отвратим  взор  от  столь  дивных
видений? Что же нам делать, как не  стремиться  к  знанию  высших  сфер?
Презрев  жалкую  человеческую  суету,  я  посвятил  кропотливым  поискам
великой истины всю жизнь, и ничто на свете  не  заставит  меня  изменить
свой выбор. Я знаю, что вы хотите добыть денег с помощью  дистилляции  и
завершения алхимического процесса""
   "Да нет же, сэр..."
   Я поднял  руку.  "Хотите.  И  я  хочу.  Но  я  вижу  впереди  сияние,
затмевающее блеск любых земных сокровищ, а оно призывает  меня  сюда,  к
этому хрустальному камню. И довольно разговоров  о  демонах.  Мы  должны
идти далее".
   Он согласился на это с огромной неохотой, но моя решимость была щедро
вознаграждена уже во время очередного сеанса.
   "В камне слышится гул, - сказал он мне в  тот  день,  -  громкий  гул
множества голосов. Теперь слышно, как рушатся колонны".
   "Вам пока ничто не явилось?"
   "Вот возникает некий юноша, он улыбается мне. Он  стоит  на  кафедре,
словно уча или проповедуя".
   "Что еще вы видите?"
   "На нем странная мантия без широких рукавов.
   Вместо обычных штанов в обтяжку его ноги  прикрыты  какой-то  тканью.
Теперь я вижу другого человека без камзола, в одной рубахе и с такой  же
тканью на ногах. Между ними происходит краткая беседа или совещание".
   "Слышите ли вы, о чем они говорят?"
   "Голоса этих людей тихи, словно шепот ветра, но  сейчас  я,  кажется,
что-то слышу. Их зовут Мэтью и Дэниэл".
   "Святые имена".
   "Теперь они говорят о вас и весело смеются".
   "Обо  мне?"  Я  был  глубоко  устрашен   этим,   однако   любопытство
возобладало