Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Аксенов Василий. Апельсины из Марокко -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -
Василий АКСЕНОВ АПЕЛЬСИНЫ ИЗ МАРОККО Повесть Глава 1 ВИКТОР КОЛТЫГА В общем, лично мне надоело... Артель "Напрасный труд". Мы пробурили этот живописный распадок в двух местах и сейчас бурили в третьем. Гиблое дело - нет здесь ее. Я это чувствую нюхом - как никак уже пять лет шата- юсь в партиях, на Сахалине был возле Охи, и по Паронаю, и в устье Амура, и на Камчатке... Насмотрелся я на эти рельефы! Ничего я не имею против этого распадка, здесь даже красиво; можно горно-лыжную базу построить, на западном склоне отличная трасса для сла- лома, воздух здесь хороший, а может, и грязи какие-нибудь есть для боль- ных, вполне возможно. Целебный источник? Допускаю, стройте, пожалуйста, санаторий; боже ты мой, может, здесь и золото есть, может быть, этот чудный, живописный, лучший в мире распадок - настоящее золотое дно, мо- жет, золота здесь хватит на все сортиры в коммунистическом обществе, но нефти здесь нет. Понятно, я молчал и ничего не говорил Кичекьяну. И все ребята молча- ли. Кичекьян у нас человек новый, это его первая разведка. В этом году он окончил Ленинградский горный и приехал к нам сюда начальником партии. Сейчас он сильно психовал, и поэтому мы молчали. А хотелось сказать: "Знаешь что, Арапет-джан (или как там у них говорят), надо собирать все хозяйство и сматываться отсюда. Знаешь, джан (вот именно, джан), наука наукой, а практика практикой". Но мы молчали, работали, консервы ели - наше дело маленькое. В четыре часа наступила ночь, и верхушки сопок заблестели под луной, словно серебряные. Над кухней уже давно вился дымок, а по дну распадка шли наши сменщики, сигналили папиросками. - Пошли обедать, товарищ начальник, - сказал я Кичекьяну. Но он только помотал головой. Он сидел на ящике и кушал хлеб с мас- лом, вернее не кушал, а, как говорится подкреплял силы. Масло на морозе стало твердым, как мыло. Кичекьян отрезал толстые куски, клал их на хлеб и в таком виде наворачивал. По его худому и заросшему лицу ходили желва- ки. Он был маленький и тощий, он даже в ватнике и в ватных штанах казал- ся, как бы это сказать... изящным. Временами он откладывал хлеб и масло, дышал на руки, а потом снова принимался за свое дело. Потом он встал и заорал: - Луна, плыви в ночном просторе, лучи купая в море... Конечно ему было нелегко здесь, как человеку южному. Я тоже был человек южный, из Краснодара, но за восемь лет (три года армии и пять лет на гражданке) я тут порядком акклиматизировался. Воз- можно, летом я поеду в отпуск и проведу его у матери в Краснодаре. Из- вестно каждому, что в Краснодаре самые красивые девчата в Союзе. Причем это не реклама, а если бы еще наших девчат приодеть получше, то все: пришлось бы пустить в Краснодар еше несколько железных дорог, шоссе и построить международный аэропорт. Я часто думаю о Краснодаре и о красно- дарских девчатах, и мысли эти появляются в самые желтые дни. В пятьдесят девятом на Устье-Майе, когда замело перевал и мы три дня лежали в палат- ке и на зубариках играли, я представлял себе, как я, отпускник, ранним летним утром гуляю себе по краснодарскому колхозному рынку, и грошей у меня полно, и есть не хочется, а впереди еще вечер, когда я пойду на танцплощадку, где тоненькие и рослые девчата уставятся на меня - какой я стильный, и видно, что не дурак, и самостоятельный, - в общем, па- рень-гвоздь. Сейчас, спускаясь к лагерю на дно распадка, я тоже думаю о Краснода- ре, о женщинах, о горячих пляжах, об эстрадных концертах под открытым небом, о джазе Олега Лундстрема... Мне приятно думать, что все это есть, что на земном шаре имеется и еще кое-что кроме этого потрясающего, вол- шебного, вонючего распадка. На кухне мы здорово наелись и сразу осоловели, захотели спать. Леня Базаревич, по своему обыкновению, отправился купаться, а мы влезли в па- латку и, значит, водрузили свои тела на закрепленные за каждым койки. Когда наша смена одновременно стаскивает валенки, тут хоть святых вы- носи. Свежему человеку впору надеть кислородную маску, но мы ничего, смирились, потому что стали вроде бы как братья. Юра, Миша и Володя как бухнулись на свои плацкарты, так сразу и загу- дели, запели, засопели. Это они только настраивались. Потом началось! Когда они храпят, кажется, что работают три перфоратора. Причем комедия: как один перестанет храпеть, так и второй прекращает и третий - стоп! А по новой начинают тоже одновременно. Если бы я жил в капиталистической стране, я бы этих трех молодых людей зверски эксплуатировал: показывал бы их в цирке и заработал бы кучу фунтов стерлингов или лир. Мне тоже хотелось спать, но надо было сделать еще одно дельце. Я за- жег карманный фонарик и под его тусклый свет стал писать письмо одной краснодарской девчонке, которая в этот момент, можешь себе представить, находилась в каких-нибудь семидесяти четырех километрах от меня. Девчон- ку эту звали обыкновенно - Люся Кравченко. Познакомился я с ней прошлой весной, когда "Кильдин" привез сезонниц на рыбокомбинат. Обычно к приез- ду сезонниц все ребятишки в радиусе двухсот километров начинают наводить блеск на свою аммуницию, стригутся под канадскую полечку и торопятся в порт Петрово на всех видах транспорта, а то и на своих на двоих. Еще бы, ведь это для нас сенсация - сразу двести или триста новых невест! В тот раз тоже много парней понаехало в Петрово. Все гуляли по глав- ной улице в ожидании парохода и делали вид, что попали сюда случайно, или по делам, или с похмелья. Однако все эти мудрецы оказались на прича- ле, когда "Кильдин" стал швартоваться, и все смотрели, как невесты схо- дили по трапу, а потом повалили за ними на главную улицу, а к вечеру все "случайно" оказались на рыбокомбинате. Там я и заприметил Люсю Кравченко. Ну, сделал дватри виража, а потом пошел на сближение. "Откуда, землячка?" - спрашиваю. Это у меня такой прием. А она вдруг - бац: "Из Краснодара". Каково? Даже врать не приш- лось. Весь вечер мы с ней гуляли, и мне было грустно смотреть в ее чер- ные глаза, а ее загорелые руки вызывали в моей памяти пионерский лагерь на Кубани и песенку "Джон-Грей, силач-повеса". И я думал о том, что мне уже двадцать шестой год, а у меня ни кола ни двора, и я весь вечер зали- вал ей про космические полеты и про относительность времени, а потом по- лез к ней обжиматься. Ну, она мне врезала по шее. Потом мы ушли в экспедицию, и в экспедиции я о ней не думал, а думал по обыкновению о краснодарских девчатах, но почему-то все краснодарские девчата на этот раз были похожи на Люсю. Просто сто тысяч ЛюсьКравченко смотрели на меня, когда я, стильный, умный и самостоятельный, па- рень-гвоздь, поднимался на танцплощадку в парке над Кубанью. Осенью я ее встретил на вечере отдыха в Доме культуры моряков в порту Талый. Честно, я был удивлен. Оказалось, что она решила остаться на Дальнем Востоке, потому что здесь, дескать, сильнее ощущается трудовой пульс страны. Она работала каменщицей и жила в общежитии в поселке Шла- коблоки. Ну, там, училась заочно в строительном техникуме, ну, там, тан- цевала в хореографическом кружке - все как полагается. Она была расфуфы- рена черт знает как, и за ней увивались один морячок по имени Гера, сов- сем молодой парнишка, года так с сорок второго, и знаменитый "бич" (так на морских берегах называют тунеядцев) из Петровского порта по кличке Корень. Я им дал от ворот поворот. Весь вечер я рассказывал ей про Румы- нию, какой в Трансильвании виноград и какой скачок там сделала текстиль- ная промышленность, и про писателя Михаила Садовяну. Потом я провожал ее в автобусе в эти знаменитые Шлакоблоки и смотрел искоса на ее профиль, и мне было грустно опять, а иногда я злился, когда она тоненько так улыба- лась. Уж не знаю, из-за че Возле барака я ее обжал. Ну, для порядка она мне врезала пару раз по шее. Ладошки у нее стали твердые за это время. Потом оказалось, что мне негде ночевать, и я всю ночь, как бобик, сидел на бревнах возле ее бара- ка, а тут еще пошел мокрый снег, и я всем на смех подхватил воспаление легких. Месяц я провалялся в Фосфатогорске в больнице, а потом ушел вот в эту знаменитую экспедицию под командованием "гениального ученого" Ай- рапета Кичекьяна. Значит, надо было мне сделать еще одно дельце перед тем, как упасть на койку и тоненько, деликатно засвистеть в две ноздри в противовес этим трем перфораторам. Я писал Люсе, что она, конечно, может меня презирать, но должна ува- жать как человека, а не собаку, и, поскольку у нас уже установились то- варищеские отношения, пусть все-таки ответит на мои письма и сообщит об успехах. Я написал это письмо и задумался. Боже ты мой, мне стало страшно, что жизнь моя вдруг пойдет под откос! Боже ты мой, а что, если в мире нет ничего, кроме этого распрекрасного распадка? Боже ты мой, а вдруг все, что было раньше в моей жизни, мне только снилось, пока я спал двадцать шесть лет на дне этого распадка, и вот сейчас я проснулся, и ковыряю его все это время уже третий раз, и ничего не нахожу, и так будет теперь всегда? Вдруг это какой-нибудь астероид, затерянный в "одной из весьма отдаленных галактик", и диаметр у него семьдесят три километра, а на семьдесят четвертом километре вместо поселка Шлакоблоки - пропасть, об- рыв в черное космическое пространство? Такое было со мной впервые. Я ис- пугался. Я не знал, что со мной происходит, и не мог написать адреса на конверте. Я прильнул к нашему маленькому окошечку, размером со школьную тетрад- ку, и увидел, что Ленька Базаревич все еще купается в серебристых сне- гах. Нагишом барахтается под луной, высовывает из снега свои голубые полные ноги. Ну и парень этот Базаревич, такой чудик! Он каждый день это проделывает и ходит по морозу без шапки и в одном только тонком китайс- ком свитере. Он называет себя "моржом" и все время агитирует нас занять- ся этим милым спортом. Он говорит, что во многих странах есть ассоциации "моржей", и переписывается с таким же, как и он сам, психом из Чехосло- вакии. У них с этим чехом вроде бы дружеское соревнование и обмен опы- том. К примеру, тот пишет: "Дорогой советский друг! Вчера я прыгнул в прорубь и провел под водой полчаса. Выйдя из воды и как следует обледе- нев, я лег на снег и провел в нем час. Превратившись таким образом в снежную бабу, я медленно покатился по берегу реки в сторону Братисла- вы..." Конечно, получив такое письмо, наш Леня раздевается и бежит ис- кать прорубь, чтобы дать чеху несколько о Базаревич встал, потянулся, потер себе снегом уши и стал надевать штаны. Я написал на конверте адрес: "Поселок Шлакоблоки, Высоковольтная улица, фибролитовый барак N7, общежитие строителей, Кравченко Л." Если она не ответит мне и на это письмо, то все - вычеркну тогда ее из своей личной жизни. Дам ей понять, что на ней свет клином не сошелся, что есть на свете город Краснодар, откуда я родом и куда я поеду летом в отпуск, и вовсе она не такой уж стопроцентный кадр, как воображает о се- бе, есть и у нее свои недостатки. Вошел Базаревич и, увидев на табуретке конверт, спросил: - Написал уже? - Да, - сказал я, поставил точки над "и". Базаревич сел на койку и начал раздеваться. Он только и делал в сво- бодное от работы время, что раздевался и одевался. - Тонус потрясающий, Витька, - сказал он, массируя свои бицепсы. - Слушай, - сказал он, массируя мышцы брюшного пресса, - какая хоть она, твоя Люся? Твоя знаменитая Люсь-Кравченко? - Да как тебе сказать, - ответил я, - ростом мне вот так, метр шесть- десят, пожалуй... - Хороший женский рост, - кивнул он. - Ну, здесь вот так, - показал я, - и здесь все в порядке. В общем параметры подходящие. - Ага, - кивнул он. - Но и не без недостатков принцесса, - с вызовом сказал я. - Задок мог быть... ну... Базаревич вздохнул. - А карточки у тебя нет? - Есть, - сказал я, волнуясь. - Хочешь, покажу? Я вытащил чемодан и достал оттуда вырезку из районной газеты. Там был снимок, на котором Люся в украинском костюме танцевала среди других дев- чат. И надпись гласила: "Славно трудятся и хорошо, культурно отдыхают девушки-строители. На снимке: выступление хореографического кружка". - Вот эта, - показал я, - вторая слева. Базаревич долго смотрел на снимок и вздыхал. - Дурак ты, Витька, - наконец сказал он, - все у нее в порядке. Ника- ких недостатков. Полный порядок. Он лег спать, и я выключил свой фонарик и тоже лег. В окошко был ви- ден кусочек неба и мерцающий склон сопки. Не знаю, может, мне в детстве снились такие подернутые хрустящим и сверкающим настом сопки, во всяком случае, гора показалась мне в этот момент мешком деда-мороза. Я понял, что не усну, снова зажег фонарик и взял журнал. Я всегда беру с собой в экспедицию какойнибудь журнал и изучаю его от корки до корки. Прошлый раз это был журнал "Народная Румыния", а сейчас "Спортивные игры". В со- тый раз, наверное, я читал статьи, разглядывал фотографии и разбирал схемы атак на ворота противника. "Поспешность... Ошибка... Гол!" "Как самому сделать клюшку". "Скоро в путь и вновь в США, в Колорадо-Спрингс..." "Как использовать численный перевес". "Кухня Рэя Мейера". "Японская подача". Я, центральный нападающий Виктор Колтыга, разносторонний спортсмен и тренер не хуже Рэя Мейера из университета Де-Поль, я отправляюсь в путь и вновь в Колорадо-Спрингс, с клюшкой, сделанной своими руками... Хм... "Можно ли играть в очках?" Ага, оказывается, можно, - я в специальных, сделанных своими руками, очках прорываюсь вперед, короткая тактическая схема Колтыга - Понедельник - Месхи - Колтыга, вратарь проявляет поспеш- ность, потом совершает ошибку, и я забиваю гол при помощи замечательной японской подачи. И Люся Кравченко в национальном финском костюме подъез- жает ко мне на коньках с букетом кубанских тюльпанов. Разбудили нас Чудаков и Евдощук. Они, как были, в шапках и тулупах, грохотали сапогами по настилу, вытаскивали свои чемоданы и орали: - Подъем! - Подъем, хлопцы! - Царствие небесное проспите, ребята! Не понимая, что происходит, но понимая, что какое-то ЧП, мы сели на койках и уставились на этих двух безобразно орущих людей. - Зарплату, что ли, привез, орел? - спросил Евдощука Володя. - Фигушки, - ответил Евдощук, - зарплату строителям выдали. В Фосфатогорске всегда так: сначала выплачивают строителям, а когда те все проедят и пропьют и деньги снова поступят в казну, тогда уже нам. Перпетуум-мобиле. Чего ж они тогда шум такой подняли, Чудаков с Евдощу- ком? - Ленту, что ли, привезли? - спросил я. - Опять "Девушку с гитарой"? - Как же, ленту, дожидайся! - ответил Чудаков. - Компот, что ли? - спросил Базаревич. - Мальчики! - сказал Чудаков и поднял руку. Мы все уставились на него. - Быстренько, мальчики, подымайтесь и вынимайте из загашников гроши. В Талый пришел "Кильдин" и привез апельсины. - На-ка разогни, - сказал я и протянул Чудакову согнутый палец. - Может, ананасы? - засмеялся Володя. - Может, бананы? - ухмыльнулся Миша. - Может, кокосовые орехи? - грохотал Юра. - Может, бабушкины пироги привез "Кильдин" - спросил Леня, - теплень- кие еще, да? Подарочки с материка? И тогда Евдощук снял тулуп, потом расстегнул ватник, и мы заметили, что у него под рубашкой с правой стороны вроде бы женская грудь. Мы раскрыли рты, а он запустил руку за пазуху и вынул апельсин. Это был большой, огромный апельсин, величиной с приличную детскую голову. Он был бугрист, оранжев и словно светился. Евдощук поднял его над головой и поддерживал снизу кончиками пальцев, и он висел прямо под горбылем нашей палатки, как солнце, и Евдощук, у которого, прямо скажем, матерщина не сходит с губ, улыбался, глядя на него снизу, и казался нам в эту минуту магом-волшебником, честно. Это была немая сцена, как в пьесе Николая Ва- сильевича Гоголя "Ревизор". Потом мы опомнились и стали любоваться апельсином. Я уверен, что ник- то из ребят, принадлежи ему этот апельсин, не скушал бы его. Он ведь долго рос и наливался солнцем где-то на юге и сейчас был такой, как бы это сказать, законченный, что ли, и он был один, а ведь сожрать его мож- но за несколько секунд. Евдощук все объяснил. Оказалось, что он добыл этот апельсин в Фосфа- тогорске, ему уступил его в обмен на перочинный нож вернувшийся с Талого экспедитор Парамошкин. Ну, Евдощук с Чудаковым и помчались сюда, чтобы поднять аврал. Мы повскакали с коек и завозились, вытаскивая свои чемоданы и рюкза- ки. Юра толкнул меня в спину. - Вить, я на тебя надеюсь в смысле тити-мити. - Ты что, печку, что ли, топишь деньгами? - удивился я. - Кончай, - сказал он, - за мной не заржавеет. Мы вылезли из палатки и побежали в гору сообщить Кичекьяну насчет экскурсии в Талый. Бежали мы быстро, то и дело сбиваясь с протоптанной тропинки в снег. - Значит, я на тебя надеюсь, Вить! - крикнул сзади Юра. На площадке возле костра стоял Кичекьян и хлопал рукавицами. - Бросьте заливать, ребята, - сказал он, - какие там апельсины. Вы- пить, что ли, захотелось? Тогда мы все обернулись и посмотрели на Евдощука. Евдощук, небрежно глядя на луну и как бы томясь, расстегивал свой тулуп. Кичекьян даже за- улыбался, увидев апельсин. Евдощук бросил апельсин Айрапету, и тот пой- мал его одной рукой. - Марокканский, - сказал он, хлопнув по апельсину рукавицей, и бросил его Евдощуку, а тот метнул обратно. Такая у них произошла перепасовочка. - Это вам, - сказал Евдощук, - как южному человеку. Кичекьян поднял апельсин вверх и воскликнул: - Да будет этот роскошный плод знамением того, что мы сегодня откроем нефть! Езжайте, ребята. Может быть, и мы туда на радостях заявимся. Мы ничего ему на это не сказали и побежали вниз. Внизу Чудаков уже разогревал мотор. Когда едешь от нашего лагеря до Фосфатогорска и видишь сопки, сопки без конца и края, и снег, и небо, и луну, и больше ничего не видишь, не- вольно думаешь: куда это ты попал, Витек, думал ли ты, гадал ли в детс- тве, что попадешь в такие края? Сколько я уже плутаю по Дальнему Восто- ку, а все не могу привыкнуть к пустоте, к огромным пустым пространствам. Я люблю набитые ребятами кузова машин, бараки и палатки, хоть там топор можно повесить. Потому что когда один храпит, а другой кушает мясную ту- шенку, а третий рассказывает про какую-нибудь там деревню на Тамбовщине, про яблоки и пироги, а четвертый пишет письмо какой-нибудь невесте, а приемник трещит и мигает индикатором, - кажется, что вот он здесь, весь мир, и никакие нам беды не страшны, разные там атомные ужасы и строн- ций-90. Чудаков гнал машину на хорошей скорости, встряхивая нас на славу. Мы стукались друг о друга и думали об апельсинах. В своей жизни я ел апель- сины не один раз. В последний раз это было в Москве года три назад, в отпуске. Ничего, прилично я тогда навитаминился. Наконец мы проехали Кривой Камень, и открылся лежащий внизу Фосфато- горск - крупнопанельные дома, веревочки уличных фонарей, узкоколейка. В центре города, голубой от лунного света, блестел каток. Скатились мы, значит, в этот "крупный промышленный и культурный центр", в котором жителей как-никак пять тысяч человек, и Чудаков на полной скорости начал крутить по совершенно одинаковым улицам среди со- вершенно одинаковых четырехэтажных домов. Может, и мне придется жить в одном из этих домов, если товарищ Кравченко найдет время оторваться от своей общественной деятельности и ответить на мои серьезные намерения. Не знаю уж, как я свой дом отыщу, если малость выпью с получки. Придется мету какую-нибудь ставить: "Жилплощадь занята. Глава

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору