Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Аксенов Василий. Остров Крым -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  -
об Андрее Лучникове, этом вполне едва ли не коммунисте, который не вылезает из Москвы. Помилуйте, господа, но это уже не дело. Рассуждая таким образом, мы уподобляемся цэкистам-гэбистам, ущемляем священные принципы нашей демократии, да и какой Андрюша коммунист, я его знаю с детских лет. Хорошо, было бы уместно прекратить эту дискуссию, тема, кажется, исчерпана... Примерно так представлял себе Лучников обсуждение "в кругах" кандидатуры своего отца. Он вспомнил об этом деле и сейчас, кружа по серпантину Сюрю-Кая и приближаясь к "Каховке". Как всегда мысль о "кругах" наполнила его темным гневом. Паяцы и мастодонты, торгаши и дебилы всерьез рассуждают, видите ли, о Возрождении! Богатые и безнравственные смеют считать себя хранителями русской культуры. С детства они талдычат нам о зверствах большевиков, но разве и вы не были зверьми? Красные расстреливали тысячами, вы вешали сотнями. Нет, не белое знамя вы несли с Юга и Востока к Кремлю, но черное с кровью. Жажда мщения двигала вашими батальонами. Либералы вроде моего юнкера-отца или самого генерала Деникина не решались произнести при вас слово "республика", не решались заикнуться о разделе земли. Как красные презирали разогнанную "учредилку", так и вы ненавидели Учредительное выборное собрание российского народа. Даже и после поражения вы охотились за Милюковым, убили Набокова-старшего, а какой была бы охота после вашей победы? Вот и сейчас шесть десятилетий вы на своей Базе Временной Эвакуации наслаждаетесь комфортом, свободой и спокойствием, в то время когда наш народ кровью истекал под сталинскими ублюдками, отражал с неслыханными жертвами нашествие наглых иностранных орд, прозябает в бесправии, темноте духовной, скудости и лжи и снова жертвует лучшими своими детьми, в то время когда такие сложнейшие и драматические процессы происходят в России, вы все еще талдычите вставными челюстями о Весеннем Походе... Звук сирены сверху отвлек Лучникова от этих мыслей. Он притормозил и увидел прямо над собой за зарослями кизиловых кустов длинную фигуру отца в выцветшей голубой рубашке. Отец махал ему рукой и что-то кричал. За спиной у него светилась странная при ярком солнце фара маленького желтого бульдозера. Очевидно, именно из бульдозера он и просигналил сиреной. -- Андрей, не разгоняйся! -- кричал отец. Лучников медленно проехал вираж. Молодой походкой, размахивая руками со свойственной ему внешней беззаботностью, отец шел навстречу. -- Вчера здесь случился камнепад, -- объяснил он. -- Я сейчас тут расчищаю бульдозером. Олл райт, закончу после обеда. Арсений сел в машину к Андрею, и они медленно перевалили через опасный участок. -- Ну, а теперь можно, как обычно, -- улыбнулся отец, -- не потерял еще класс? Лучников до тридцати лет занимался автогонками почти профессионально, но никогда на шоссе или в городе этого не показывал, лишь на горных дорогах охватывал его иногда мальчишеский раж. Он подумал, что, может быть, отцу будет приятно увидеть в этом рыжем с сединой морщинистом дядьке прежнего своего любимого мальчишку, и стал подхлестывать свой "питер" толчками по педали. Турбина рявкала. Они выскакивали на виражи, казалось, для того, чтобы лететь дальше в небо и в пропасть, но резко перекладывался руль, выдергивалась кулиса, и со скрежетом на двух колесах -- два других в воздухе -- "питер" вписывался в поворот. -- Браво! -- сказал отец, когда они влетели во двор "Каховки" и остановились мгновенно и точно в квадрате пар-книга. Резиденция Лучникова-старшего называлась "Каховкой" неспроста. Как раз лет десять назад Андрей привез из очередной поездки в Москву несколько грампластинок. Отец снисходительно слушал советские песни, как вдруг вскочил, пораженный одной из них. Каховка, Каховка -- родная винтовка... Горячая пуля, лети! ....................................................... Гремела атака, и пули звенели, И ровно строчил пулемет... И девушка наша проходит в шинели, Горящей Каховкой идет... Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались. Как нас обнимала гроза? Тогда нам обоим сквозь дым улыбались Ее голубые глаза... ............................................................... Отец прослушал песню несколько раз, потом некоторое время сидел молча и только тогда уже высказался: -- Стихи, сказать по чести, не вполне грамотные, но, как ни странно, эта комсомольская романтика напоминает мне собственную юность и наш юнкерский батальон. Ведь я дрался в этой самой Каховке... И девушка наша Верочка, княжна Волконская, шла в шинели... по горящей Каховке... Прелюбопытным образом советская "Каховка" стала любимой песней старого врэвакуанта. Лучников-младший, конечно же, с удовольствием подарил отцу пластинку: еще один шаг к Идее Общей Судьбы, которую он проповедовал. Арсений Николаевич сделал магнитную запись и послал в Париж, тамошним батальонцам: "Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались... " Из Парижа тоже пришли восторженные отзывы. Тогда и назвал старый Лучников свой новый дом на Сюрю-Кая "Каховкой". -- Еще не потерял класс, Андрюша. Отец и сын постояли минуту на солнцепеке, с удовольствием глядя друг на друга. Разновысокие стены строений окружали двор: галереи, винтовые лестницы, окна на разных уровнях, деревья в кадках и скульптуры. -- Я вижу, у тебя новинка, -- сказал Андрей. -- Эрнст Неизвестный... -- Я купил эту вещь по каталогу, через моего агента в Нью-Йорке, -- сказал Арсений и добавил осторожно: -- Неизвестный, кажется, сейчас в Нью-Йорке живет? -- Увы, -- проговорил Андрей, приблизился к "Прометею" и положил на него руку. Сколько раз он видел эту скульптуру и трогал ее в мастерской Эрика, сначала на Трубной, потом на улице Гиляровского. Они прошли в дом и через темный коридор с африканскими масками по стенам вышли на юго-восточную, уступчатую, многоэтажную часть строения, висящую над долиной. Появился древний Хуа, толкая перед собой тележку с напитками и фруктами. -- Ю узлкам Андрюса синочек эз юзуаль канисна, -- прошипел он сквозь остатки зубов, похожие на камни в устье Янцзы. -- Ты видишь, не прошло и сорока лет, а Хуа уже научился по-русски, -- сказал отец. Китаец мелко-мелко затрясся в счастливом смехе, Андрей поцеловал его в коричневую щеку и взял здоровенный бокал "Водкятини". -- Сделай нам кофе, Хуа. Арсений Николаевич подошел к перилам веранды и позвал сына -- глянь, мол, вниз, там нечто интересное, Андрей Арсениевич глянул и чуть не выронил "Водкатини": там внизу на краю бассейна стоял его собственный сын Антон Андреевич. Длинная и тонкая дедовская фигура Антошки, белокурые патлы перехвачены по лбу тонким кожаным ремешком, ярчайшие американские купальные трусы почти до колен. В расхлябанной, наглой позе на лесенке бассейна стояло отродье Андрея Арсениевича, его единственный сын, о котором он нот уже больше года ничего не слышал. В воде между тем плавали две гибкие девушки, обе совершенно голые. -- Явились вчера вечером пешком, с тощими мешками, грязные, -- быстро, как бы извиняясь. заговорил Лучников-старший. -- Кажется, уже отмылись, -- суховато заметил Лучников. -- И отьелись, -- засмеялся дед, -- Голодные были, как акулы. Они приплыли из Турции с рыбаками... Позови его, Андрей. Попробуйте все-таки... -- Анто-о-ошка! - закричал Лучников так, как он кричал когда-то, совсем еще недавно, будто бы вчера, когда в ответ на этот крик его сын тут же мчался к нему большими скачками, словно милейший дурашливый пес. Так неожиданно произошло и сейчас. Антон прыгнул в воду, бешеным кролем пересек бассейн, выскочил на другой стороне и помчался вверх по лестнице, крича: -- Хай, дад! Как будто ничего и не было между ними: всех этих мерзких сцен, развода Андрея Арсениевича с матерью Антона, взаимных обвинений и даже некоторых пощечин; как будто не пропадал мальчишка целый год черт знает в каких притонах мира. Они обнялись и, как в прежние времена, повозились, поборолись и слегка побоксировали. Краем глаза Лучников видел, что дед сияет. Другим краем глаза он замечал, как вылезают из бассейна обе дивы, как они натягивают на чресла ничтожные яркие плавочки и как медленно направляются вверх, закуривая и болтая друг с другом. Мысль о лифчиках, видимо, не приходила им в голову то ли за неимением таковых, то ли за неимением и самой подобной мысли. Познакомьтесь с моим отцом, друзья, -- сказал Антон девушкам по-английски. -- Андрей Лучников. Дад, познакомься, это Памела, а это Кристина. Они были очень хорошенькие и молоденькие, если и старше девятнадцатилетнего Антона, то ненамного. Памела, блондинка с пышной гривой выгоревших волос, с идеальными, будто бы скульптурными крепкими грудками. "Калифорнийское отродье, вроде Фары Фосет", -- подумал Лучников. Кристина была шатенка, а груди ее (что поделаешь, если именно груди девиц привлекали внимание Лучникова: он не так уж часто бывал в обществе передовой молодежи), груди ее были не столь идеальны, как у подружки, однако очень вызывающие, с торчащими розоватыми сосками. Девицы вполне вежливо сказали "nice to meet you" -- у Кристины был какой-то славянский акцент-- и крепко, по-мужски пожали руку Лучникова. Они подчеркнуто не обращали внимания на свои покачивающиеся груди и как бы предлагали и окружающим не обращать внимания -- дескать, что может быть естественнее, чем часть человеческого тела? -- и от этой нарочитости, а может быть, и просто от голода у Лучникова зашевелился в штанах старый друг, и он даже разозлился: вновь возникала проклятая, казалось бы, изжитая уже в сумасшедшей череде дней зависимость. -- Вы, должно быть, из "уимен-либ", бэби? -- спросил он девушек. Яростное возмущение. Девчонки даже присвистнули. -- Мы вам не бэби, -- хрипловато сказала Кристина. Male chovinist pig, -- прорычала Памела и быстро, взволнованно стала говорить подружке: -- Из их поколения этой гадости уже не выбьешь. Обрати внимание, Кристи, как он произнес это гнусное словечко "бэби". Как будто в фильмах пятидесятых годов, как будто солдат проституточкам! Лучников облегченно расхохотался; значит, просто обыкновенные дуры! Дружок в штанах тоже сразу успокоился. -- Ребята, вы не обижайтесь на моего дадди, -- сказал Антон. -- Он и впрямь немного олд-таймер. Просто вы его своими титьками взволновали. -- Простите, джентльмены, -- сказал Лучников девушкам, -- Я действительно невпопад ляпнул. Грехи прошлого. Почувствовал себя слегка в бордельной обстановке. Ведь я именно солдафон пятидесятых. -- Будем обедать, господа? -- спросил Арсений Николаевич. -- Здесь или в столовой? -- В столовой, -- сказал Антон. -- Тогда девки, может быть, оденутся. А то бедный мой папа не сможет съесть ни кусочка. -- Или сьем что-нибудь не то, -- пробурчал Лучников. Отец и сын сели рядом в шезлонги. -- Где же ты побывал за этот год? -- спросил Лучников. -- Спроси, где не был, -- по-мальчишески ответил Антон. Он сделал знак Хуа, и тот принес ему драные, разлохмаченные джинсы. Антон вытащил из кармана железную коробочку из-под голландских сигар "Виллем II" и извлек оттуда самокруточку. Понятно -- курим "грасс". Именно в присутствии отца закурить "грасс" -- вот она, свобода! Неужели он думал когда-нибудь, что я его буду угнетать, давить, ханжески ограничивать? Неужели он, как и эти две дурочки, считает меня человеком пятидесятых? Во всем мире меня считают человеком, определяющим погоду и настроение именно сегодняшнего дня, и только мой собственный сын нашел между нами generation gap. Не слишком ли примитивно? Во всех семьях говорят о "разрыве поколений", значит, и мы должны иметь эту штуку? Может быть, он не слишком умен? Провалы по части вкуса? В кого у него этот крупный нахальный нос? Невысокий, зарастающий по бокам лоб -- в мамашу. Но нос-то в кого? Да нет, не открестишься -- подбородок мой и зеркальные родинки: у меня над левой ключицей, у него -- над правой, у меня справа от пупка, у него -- слева, а фигура -- в Арсения. -- Сейчас спрошу, где ты не был, -- улыбнулся Лучников. -- В Штатах не был? -- От берега до берега, -- ответил Антон. -- В Индии не был? -- Сорок дней жил в ашраме. Пробирались даже в Тибет через китайские посты. -- Скажи, Антоша, а на что ты жил весь этот год? -- В каком смысле? -- Ну, на что ты ел, пил? Деньги на пропитание, короче говоря? Антон расхохотался, слегка театрально. -- Ну, папа, ты даешь! Поверь мне, это сейчас не проблема для... ну, для таких, как я, для наших! Обычно мы живем в коммунах, иногда работаем, иногда попрошайничаем. Кроме того, знаешь ли, ты, конечно, не поверишь, но я стал совсем неплохим саксофонистом... -- Где же ты играл? -- В Париже... в метро... знаешь там корреспонданс на Шатле... -- Дай затянуться, -- попросил Лучников. Антон вспомнил, что он курит, и тут же показал специфическую расслабленность, особую такую шикарную полуотрешенность. -- Это... между прочим... из Марокко... -- пробормотал он как бы заплетающимся языком. Все-таки -- мальчишка. -- Я так и понял, -- сказал Лучников, взял слюнявый окурок и втянул сладковатый дымок. Сладкая дрянь. -- Ба, вот странность, только сейчас заметил, что я спрашиваю тебя по-русски, а ты мне отвечаешь на яки. -- Он внимательно разглядывал сына. Все-таки красивый парень, очень красивый. -- Это язык моей страны! -- с неожиданной горячностью вскричал Антон. Веселости как не бывало. Глаза горят. -- Я говорю на языке моей страны! -- Вот оно что! -- сказал Лучников. -- Теперь, значит, вот такие у нас идеи? -- Слушай, атац, ты меня опять подначиваешь. Ты со мной, я вижу, так и не научишься говорить серьезно. Яки! -- Нотка враждебности, той старой, годичной давности, появилась в голосе Антона. -- Яки! Яки, атац! Атац. т. е. отец, типичное словечко яки, смесь татарщины и русятины. Уровнем ниже, в дверях столовой появилась фигура деда. -- Мальчики, обедать! -- крикнул он. Антон вылез из шезлонга и пошел по веранде, прыгая на одной ноге и на ходу натягивая джинсы. Обернулся. -- Да, я забыл тебе сказать, что я и в Москве твоей побывал. -- Вот как? -- Лучников встал. -- Ну, и как тебе Москва? -- Блевотина, -- с удовольствием сказал Антон и, почувствовав, что диалог закончился в его пользу, очень повеселел. Дед явно любовался внуком. В дверях столовой Антон дружески ткнул Арсения плечом. Лучников-средний задержался. -- Арсений, это из-за него ты просил меня приехать обязательно сегодня? Он что -- завтра испаряется? -- Нет-нет. Антошка мне ничего не говорил о своих планах. Не думаю, что эта троица так быстро нас покинет. Девочки первый раз на Острове. Антошка предвкушает роль гида. Новая культура яки и жизнь русских мастодонтов. К тому же рядом и Коктебель с его вертепами. Думаю, что американочкам на неделю хватит. Арсений Николаевич вроде бы посмеивался, но Андрей Арсениевич заметил, что глаза отца смотрят серьезно и как бы изучают его лицо. Это тоже было не свойственно старику Лучникову и пугало. -- Тогда почему же ты сказал "обязательно"? Просто так, а? Без особого значения? "Если ответит "просто так", "без особого значения", то это самое худшее", -- подумал Андрей Арсениевич. -- Со значением, -- улыбнулся отец, как бы угадавший ход его мыслей. -- У нас сегодня к обеду Фредди Бутурлин. -- Да я его вижу чуть ли не каждый день в Симфи! -- воскликнул Лучников. -- Нам нужно будет вечером поговорить втроем, -- неожиданно жестким голосом -- президент в кризисных паузах истории -- проговорил Лучников-старший. Тогда они вошли в столовую, одна стена которой была стеклянной и открывала вид на морс, скалу Хамелеон и мыс Крокодил. За столом уже сидели Памела, Кристина, Антон и Фредди Бутурлин. Последний был членом Кабинета Министров, а именно товарищем министра информации. Пятидесятилетний цветущий отпрыск древнего русского рода, для друзей и избирателей Фредди, а для врэвакуантов Федор Борисович, член партии к-д и спортклуба "Русский Сокол", по сути дела плейбой без каких-либо особых идей. Бутурлин когда-то слушал лекции Лучникова-старшего, когда-то шлялся по дамочкам с Лучниковым-средним и потому считал их своими лучшими задушевными друзьями. -- Хай, Эндрю! -- Он открыл свои объятия. -- Привет, Федя! -- ответил Лучников "по правилам московского жаргона". Памела и Кристина -- Боже! -- преобразились, обе в платьях! Платья, правда, были новомодные, марлевые, просвечивающие, да еще и на узеньких бретельках, но все-таки соски молодых особ были прикрыты какими-то цветными аппликациями. Антоша сидел голый по пояс, только лишь космы свои слегка заправил назад, завязал теперь в пони-тэйл. Седьмым участником трапезы был мажордом Хуа. Он отдавал распоряжения на кухню и официанту Гаври, но то и дело присаживался к столу, как бы гордо демонстрируя, что он тоже член семьи, поворачивал по ходу беседы печеное личико, счастливо лучился, внимал. Вдруг беседа и его коснулась. -- Хуа-- старый тайваньский шпион, -- сказал про него Антон девушкам. -- Это естественно, Крым и Тайвань, два отдаленных брата. В семьях врэвакуантов считается шикарным иметь в доме китайскую агентуру. Хуа шпионит за нами уже сорок лет, он стал нам родным. -- Что такое "врэвакуанты"? -- Памела чудесно сморщила носик. -- Когда в 1920 году большевики вышибли моего дедулю и его славное воинство с континента, белые офицеры на Острове Крым стали называть себя "временные эвакуанты". Временный is temporary in English. Потом появилось сокращение "вр. эвакуанты", а уже в пятидесятых годах, когда основательно поблекла идея Возрождения Святой Руси, сложилось слово "врэвакуант", нечто вроде нации. Отец и дед Лучниковы переглянулись: Антону и в самом деле нравилась роль гида. Фредди Бутурлин пьяновато рассмеялся: то ли он действительно набрался еще до обеда, то ли ему казалось, что таким пьяноватым ему следует быть, в его "сокольской" плейбойской куртке, да еще и в присутствии хорошеньких девиц. -- Ноу, Тони, ноу плиз донт, -- пригрозил он пальцем Антону, -- не вводи в заблуждение путешественниц. Врэвакуанты, май янг лэдис, это не нация. По национальности мы русские. Именно мы и есть настоящие русские, а не... -- Тут бравый "сокол" слегка икнул, видимо, вспомнив, что он еще и член Кабинета, и закончил фразу дипломатично: -- ... а не кто-нибудь другой. -- Вы хотите сказать, что вы -- элита, призванная править народом Крыма?! -- выпалил Антон, перегнувшись через край стола. "Что это он глаза-то стал так таращить, -- подумал Лучников. -- Уж не следствие ли наркотиков? " -- Не вы, а мы, -- лукаво погрозил Бутурлин Антону вилкой, на которой покачивался великолепный щримп, -- Уж не отделяешься ли ты от нас, Тони? -- Антон у нас теперь представитель культуры яки, -- усмехнулся Лучников. -- Яки! -- вскричал Антон. -- Будущее нашей страны -- это яки, а не вымороченные врэвакуанты, или обожравшиеся муллы, или высохшие англичане! -

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору