Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Аксенов Василий. Пора, мой друг, пора -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -
тром они увидели под собой леса, потом реку и пароход на ней, и кое-где белые пятна, одинокие льдины, потом сразу возник хорошо расчер- ченный пригород, вот уже мелькнули на уровне крыла обшарпанные ели, по- том аэродромные постройки; толчок - и самолет дико заревел, тормозя. Они позавтракали в аэропорту, взяли такси (в очереди на такси Горяеву чуть было не наломали бока) и отправились на речную пристань, откуда, как им сказали, ходили катера в Березань. Ну, на пристани дела были веселые! Грузился большой пароход, идущий вниз по реке, пассажиры топали сапогами, шумели, таскали мешки и малых детей. Скамейки были все заняты. Горяев с трудом нашел для Тани место на подоконнике, где и усадил ее. Возле окна прямо на полу, подстелив газет- ки, полулежала группа мужественных парней, они играли в карты. Молча они посмотрели на Таню и Горяева, а Таня вынула из сумки книжку и взялась читать ее. О катерах в район строительства ничего особенного слышно не было. Должны были они пойти, обязательно пойдут, но расписание еще не устано- вилось, и надо было, значит, тихонечко себе ждать и не очень-то вопить. Горяев выбрался на нос дебаркадера и оттуда стал обозревать огромную серую холодно поблескивающую реку, дальний низкий берег с щетинкой леса и одинокими избами, важную льдину, похожую очертаниями на Южную Америку. Льдина направлялась прямо на дебаркадер. Блеснуло солнышко, вода вокруг льдины стала голубой, а сама она чистой стала, белой недотрогой, стукну- лась о нос дебаркадера и заерзала бестолково, как гусыня, а дебаркадер вдруг закачался, но не от льдины - это отчаливал, наконец, пароход в ни- зовье. Горяеву стало хорошо и привольно. Неурядицы с катерами не волновали бы его ничуть, если бы не Таня. Балда он, что взял на себя такую обузу. Если потакать всяким капризам этих московских кинодевочек, можно стать в конце концов... Кем он станет в конце концов, Горяев так и не придумал, но направился внутрь выяснять обстановку. Обстановка была спокойной. Таня продолжала читать, а мужественные парни спокойно себе играли и только иногда косились на Танины ноги. Тог- да Горяев позволил себе пройти в буфет, ему захотелось выпить. В буфете не нашлось ничего, кроме алычовой наливки. Он взял стакан этого напитка, а на закуску беляш, по твердости напоминающий крепенькую битку. "Прекрасная у меня началась жизнь", - подумал он, отхлебывая алычо- вой, кусая беляш, мотая все себе на ус: буфет, крашенный в голубую реч- ную краску, картину Левитана "Над вечным покоем", рядом часы-ходики, на редкость унылое лицо буфетчицы, все в сеточке мелкихмелких морщин, фигу- ры мужчин, стоящих у высоких столиков, их пальцы, несущие ко рту беляши и граненые стаканы, - все это он, что называется, "фиксировал в памяти". Тут сзади тронули его за плечо. Он обернулся: парень в ватнике и морской фуражке выжидательно смотрел на него серыми глазами. - Чего тебе, друг? - спросил Горяев. - Доешь со мной торт, - попросил парень и показал глазами на торт в картонной коробке, который был перед ним на столе. Торт средних размеров с розочками и бахромой был съеден на четверть, из него торчала столовая ложка. - Понял? Взял торт, а одолеть не могу, - сказал парень. - Давай за компанию. Сердце Горяева заныло от восторга. Он сбегал за ложкой, взял столо- вую, хотя и чайные попадались в судке, и стал есть вместе с парнем прямо из коробки. Парень ел уже очень лениво, превозмогал себя. - Жутко сладкая вещица, - говорил он. - Посмотришь - слюнки текут, а как начнешь - на селедку тянет. Даже на консервы, черт бы их побрал. - Ничего, справимся, - подбадривал его Горяев. - Алычовой хочешь? - Приму, - ответил парень и цепко осмотрел Горяева. - Москвич, точно? - Угадал. Часом, не слышал, друг, когда катера на строительство пой- дут? - Катера-то? - усмехнулся парень. - Это, старик, дело темное. Давай познакомимся сперва. Югов Сергей. - Горяев, - представился Горяев и добавил: - Юра. Они пожали друг другу руки. - Вот что, Юра, - таинственно сказал Сергей. - Слушай меня. Есть у меня энская плавединица, понял? Я на ней моторист. Так вот, я сейчас по- еду в затон, а в двенадцать ноль-ноль мы подойдем к дебаркадеру на одну секунду. Специально за тобой, понял? А рейсового катера не жди - затол- кают. - Вас понял, - улыбнулся Горяев. Снова они взялись за торт, но одолеть оставшуюся четвертушку никак не могли. - Только я не один, Сережа, - сказал Горяев. - Девушка там у меня в зале ожидания. - Девушка? - Сергей задумался и почесал подбородок. - Может, поможет нам она? Он показал на торт, но Горяев засмеялся, сказал, что вряд ли. Они бросили ложки и пошли к выходу. Возле дверей Сергей Югов поднял с пола тяжелый рюкзак и взвалил его на плечо. - Где твоя девушка? - спросил он в зале ожидания. Горяев показал на Таню, которая уже не читала, а задумчиво глядела в окно. - Вот эта? - Сергей взглянул на Таню и пошел к выходу на берег. - Значит, в двенадцать ноль-ноль! - крикнул он Горяеву, обернувшись. Горяев подошел к Тане и рассказал ей о новом своем знакомом и его обещании подбросить их до строительства. 3. Честно говоря, немного подташнивало меня от этого проклятого тор- та, а иной раз, извини, отрыжка появлялась прогорклым маслом. Я дошел до палатки, взял пачку "Луча" и стал курить, чтобы отбить этот вкус. Вооб- ще-то я не курю, разве что когда выпьешь с товарищем, стрельнешь у него одну-другую папироску, чтобы разговор лучше шел. Так вот, дымя "Лучом", я и отправился к автобусной остановке. На ос- тановке под навесом сидели женщиныматери, а на стенке висел плакат, си- ний такой, и дохлая кобыла на нем нарисована. Гласил плакат о том, какое количество никотина убивает наповал лошадь. Вроде бы, значит, тонкий на- мек на толстые обстоятельства - раз, мол, лошади столько надо, чтобы окачуриться, то человеку и того меньше. Вообще-то додумал художник: ло- шадь к никотину непривычная, а люди есть такие, что дымят без остановки, как буксиры-угольщики. Рядом с этим зловредным плакатом висело объявление об оргнаборе рабо- чей силы на Таймыр. Требовались там и механики и мотористы - в общем и мне бы нашлась на Таймыре работенка. Вот дела, везде эти объявления ви- сят, куда ни приедешь. Помню, в Пярну мы с Валькой Марвичем прочли объ- явление о наборе сюда, а здесь, оказывается, уже и на Таймыр ребят наби- рают. Чего-чего, а работы у нас хватает. А может, в самом деле на Таймыр отсюда махнуть? Достроим здесь заво- дик, можно и туда податься. Полярные надбавки - это дело, да и посмот- реть на те места соблазнительно. На шоссе здесь, у них, в областном центре, непорядок, грязь и колдо- бины. Неужели грейдером нельзя пройтись? У нас, в Березани, и то чище, хоть там и самосвалы двадцатипятитонные по шоссе гоняют. Появился автобус, весь заляпанный и тихий. Видно, остерегался шофер в кювет посадить пассажиров. Погрузился я в автобус со своей олифой и доехал до остановки Василь- евский затон. От остановки до затона - путь мне через лес. Что я люблю - это ходить через лес. Приятно было идти по дороге, хоть лес здесь и не такой, как в Ярославской области, откуда я родом, не та- кой веселый. В здешних лесах больше мрачности, особенно по такой-то по- годе. Тут - как будто маслом по сердцу - выглянуло солнышко. Осины слева задрожали, а елки справа стоят важные и неподвижные. Лужи стали голубы- ми, и кукушка в чаще квакнула пару раз. Сколько жить мне еще на нашей мирной планете? - Ну-ка, старая ведьма, начинай отсчет! - крикнул я кукушке. А она, зараза: "ку-ку, ку-ку" - и молчок. Два года всего, значит. Это меня не устраивает. - Давай сначала, - крикнул я. "Ку-ку, ку-ку" - снова молчок. Опять два раза. Может быть, война че- рез два года налетит, и я, значит, того... смертью храбрых под каким-ни- будь "Поларисом"? Я прямо зажмурился, когда вообразил, как начнутся подводные залпы ра- кетами, как они начнут нас долбать, а мы их двойным ударом, веселые бу- дут дела! А мне надо дочку еще воспитывать, в детсад ее по утрам водить, и пацана хочу заиметь; заводишко этот не раньше чем через год достроим, а на Таймыре дел тоже невпроворот - ну, уж фигу вам с маслом! - Давай сначала! - заорал я опять кукушке, этой старой лесной дешев- ке, которой самой-то небось не меньше ста лет, которая небось видела здесь черт те что, партизан, наверно, видела и колчаковских белогвардей- цев, да еще собирается небось пожить сотняжку-другую. Ну, тут она испугалась, наладилась, начала работать на полных оборо- тах. "Ку-ку, ку-ку, ку-ку..." Уже за двадцать перевалила; дочка моя на третий курс перешла в Московском государственном университете, а пацане- нок экзамены сдает на аттестат зрелости, грубит уже мне, щенок, на дев- чонок стал заглядываться... - Давай, давай! - крикнул я старой птице. - Мотай дальше! Пока из леса вышел, со счету сбился. Вроде на восьмой десяток перева- лило. Хватит, старой калошей шлепать тоже неинтересно. Собирайте гроши на поминки, чтоб все было как у людей. Поплачьте малость, это невредно. Умолкла. Нашли мы с ней контакт. Плачьте, мои товарищи, старые хрычи, это невредно. А впрочем, может, еще десятку добавить? - Ну-ка, давай! - сказал я тихо, и она мне еще десятку отстукала, по- рядок. Я посмотрел с бугра вниз на затон и увидел, что катер наш "Балтик", 0-138, в полном порядке, стоит себе среди разного деревянного и ржавого железного хлама. Мухин и Сизый заметили меня на бугре и стали руками ма- хать: быстрей, мол. Мухин, капитан наш, старый морячина, тоже балтийс- кий, а Сизый, матрос, молодой местный пижон. Всю осень и зиму, как приехали мы сюда с Валькой Марвичем, мы втроем ремонтировали этот катер, можно сказать, строили его заново: мотор пе- ребрали, обшивку даже клепали и варили заново. Ничего, не обижало нас начальство - оклады дали по летнему тарифу, по навигационному, и преми- альные спускали, по полторы сотни выходило чистых. Сизому, понятно, меньше, как неквалифицированному пижону. И вот сейчас катер наш был на плаву, мощненький такой, осталось толь- ко его покрасить. За олифой я и ездил на пристань. - Олифу достал? - спросил Мухин. - За кого вы меня принимаете, товарищ Мухин? - сказал я. - Югов ска- зал: достану - значит, достанет. - Значит, покрасим? - смекнул Сизый. - Верно ты сообразил, - говорю ему. - Значит, покрасим. - Давай заводи свой патефон, - буркнул Мухин. Я полез в свое отделение, запустил машину. Все у меня было в порядке, прямо сердце радовалось. Побежала наша "Балтика" по сибирской реке. Я поднялся наверх и зашел в рубку к Мухину. - Мухин, - говорю ему, - подойди на секунду к дебаркадеру. - Нет уж, - отвечает Мухин, - там эта публичка навалится, а у нас груз. - Тихонько подойди. Кореша одного надо прихватить с женой. - Ладно, - говорит Мухин. - Только на айн момент. Когда появился перед нами голубой дебаркадер, я посмотрел на часы. Точно подходили, как я и обещал Юрке Горяеву, точно в двенадцать ноль-ноль. Юра и девушка эта самая стояли на палубе дебаркадера ближе к корме и всматривались в нас. Я махнул им. Когда подошли, Юрка тотчас же бросил на палубу свой чемодан и девчон- ка свой тоже бросила. И оба прыгнули к нам. Неплохо это было сделано. Мы сразу же отвалили, публика только заорать успела. - Знакомьтесь, - сказал Юра. - Очень приятно, Таня, - сказала девчонка и руку мне протянула. - Югов Сергей Иванович, - сказал я, нахмурясь. Всегда я хмурюсь, когда с красивой девчонкой знакомлюсь, не пойму от- чего. По отчеству себя величаю. - Вот это чувиха! - шепчет мне Сизый. - Не шепчи! - тихо рявкнул я на него и полез зачемто в свой отсек. Клапана мне надо было посмотреть, вот зачем полез. Покрутился я с клапанами этими пяток минут - и опять наверх. Нужно мне было рассмотреть эту Таню как следует. Гляжу. Сизый уже с ней сидит, травит ей потихонеч- ку. - Я, знаете, стремлюсь к повышению, - говорит Сизый. - Заочно учусь в Ленинградском кораблестроительном. Конечно, трудно сочетать. А еще и спорт. Я, Таня, борьбой занимаюсь. Я присел рядом, позади них, и слушаю. Очень интересуют меня люди, ко- торых, грубо говоря, хвастунами можно назвать. Все с них как с гуся во- да. Что такое хвастовство? Удовольствие оно доставляет человеку. Я вот не умею хвастать и часто думаю, что зря. Хвастовство не влечет за собой ни- каких неприятных последствий. Помню, на эсминце, когда спартакиада флота началась, записывается к нам на боксерское соревнование один старший матрос. Я его спрашиваю (при ребятах, заметь): "Какой у тебя разряд, старший матрос?" А он отвечает нехотя так: да так, мол, на первый работаю. Ну, думаю, дела! Стали мы с ним работать, смотрю, прет старший матрос, как бык, и руками машет, не тянут. Сильно ему тогда от меня досталось, и ребята смеялись, а все ни- чего, не убавилось его, старшего матроса, от этих насмешек. Так и Сизого не убавится, когда Таня узнает, какой он на самом деле заочник и борец. Каким был местным неквалифицированным пижоном, таким он и останется. "Чувак", "чувиха" - весь разговор. Так, Таня встает и идет на нос, где Юра стоит. Юбка у нее полощется на ветру, коленки светятся, прямо хоть зажмурься, и волосы разлетаются. Улыбнулась мне. В общем-то она, должно быть, хорошая девчонка. Не просто фифа из Москвы, а с характером и с печалью. Пошел я за ней, и стали мы втроем стоять на носу. Стояли, помалкивали, а ветер по нас хлестал. Дружно это как-то было, очень хорошо, будто мы старые друзья с Таней и Юрой, будто детство вместе провели. - Шли бы вниз, в каюту, - сказал я им потом. - Нам ходу пять часов. Поспите. - А вы местный, Сережа? - спросила Таня. - Нет, я с Балтики, - говорю, - осенью только завербовался в Березань на строительство. - Что же вас сюда потянуло? - Да так, - говорю, - надумали мы с одним дружком поехать, вот и пое- хали. - А кем вы на Балтике были? "Может прихвастнуть? - подумал я. - Убавится, что ли, меня? А ей ин- тереснее будет". Но не решился. - Механиком работал по дизелям, - сказал я. - А в каком вы городе жили? - спросила она. - В Пярну жил последний год. - А-а, - протянула она и внимательно посмотрела на меня искоса. И тут меня словно ожгло. Поплыли, полетели на меня воспоминания прош- лого года, потому что повернулась она ко мне тем же ракурсом, что и на фотооткрытке. Я вспомнил, в каком виде ввалился тогда ко мне Валька Мар- вич и как мы с ним ушли на море и там сидели под ветром, хлюпали папи- росками, а он мне фотооткрытку эту показывал и что-то неясное толковал о ней, об этой Тане, и о себе, и о какихто других людях, о людях вообще. А потом ночью мы лежали с Тамаркой и слушали, как он ворочается на раскла- душке, молчали, не мешали ему переживать. А также вспомнил наши реши- тельные прогулки в толпе курортников по вечерам, сто грамм с прицепом; хватит или добавим, давай добавим, давай куда- нибудь поедем, у меня специальность хорошая, флоту спасибо, жена твоя будет грустить, ну, пог- рустит и перестанет, я тебя что-то не пойму, тогда давай еще; а уже было закрыто и не пускали никуда. Да это точно она, Татьяна! - А вы кто будете? - спросил я для проверки. - Я в кино снимаюсь. Актриса, - говорит она. - Идите вниз, Таня, - сказал я. - Отдохните. - Ага, - сказала она и дернула Юру за рукав. - Пойдем. Я за Таней пошел, а Юра Горяев с другого борта. Смотрю, Мухин мне подмигивает на Таню и большой палец показывает, а потом на Юру презри- тельно машет - это, мол, ерунда, не соперник, мол, тебе, Югов, а так, только место в пространстве занимает. Если бы знал Мухин, кого мы ве- зем... И вообще он это зря, Мухин. Я не из таких. Есть жена - и ладно, а крановщица Маша - это так, с кем не бывает. Бывает со всяким. С Мухиным такое бывает чаще, чем со всяким. Мухин баб не жалеет, потому что от него в свое время невеста отказалась. Он очень правильный мужик, Мухин, скажу я тебе! Он мне раз такое из своей жизни рассказывал, что не во всякой книжке прочтешь. Служил наш Мухин во время войны на подводной лодке, и накрыл их "юн- керс" своими бомбами. Лодка лежит на грунте с распоротым пузом, всем в общем пришла хана, только Мухин и раненый торпедист в одном отсеке жить остались. Это где-то возле Клайпеды было в сорок первом. В общем предс- тавь себе, в кромешной темноте с раненым торпедистом. Дышать почти не- чем, спички еле горят из-за недостатка кислорода. Часов через несколько Мухин взял буек, вылез через торпедный аппарат и выплыл на поверхность. А ночь уже была. Поставил Мухин буек над этим местом и поплыл куда-то вольным стилем, может, в Швецию, может, в Финляндию, а может, к своим. К своим попал. В пяти километрах на песчаной банке рота наша стояла из последних сил. Думаешь, товарища бросил Мухин? Ну, нет! Взяли они шлюпку и пошли в темном море буек искать. Еле нашли. Мухин стал нырять - не пе- хотинцам же нырять? А буек-то, оказывается, отнесло, раз пять Мухин ны- рял, пока лодку нашел. Влез туда, на старое место; в гроб, можно ска- зать, снова влез и вытащил торпе Все же торпедист умер, а Мухин в плен попал на той банке. Потом в концлагере сидел в Норвегии. Убежал оттуда, с партизанами гулял. А после войны в нашем проверочном лагере сидел. Культ личности был, понял? Вы- пустить-то выпустили Мухина из лагеря, но только определили в спецкон- тингент. Когда Сталин помер, проверять стали, что к чему, почему столько наро- ду в лагеря запихали бериевские элементы. Реабилитировали Мухина и даже орден ему дали, в газетах о нем стали писать. Сам вырезки видел. Мухин тебе не Сизый, трепать не будет. Спокойный он мужик и деловой, только вот бабам простить не может. А зря, женщина женщине рознь. Итак, пришли мы к Березани спокойно и вовремя, ошвартовались. Спус- тился я в каюту и разбудил наших пассажиров. Проводил их до Дома приез- жих. Поднес Тане чемодан. - До завтра, - сказал я им. - Завтра загляну к вам с утра. После этого отправился домой. Иду по шоссе, от "МАЗов", как заяц, отпрыгиваю. Купил в автолавке булку черного хлеба, консервы "Бобы со свининой" и мармелад к чаю. На двоих будет в самый раз поужинать. Иду и все думаю о Вальке и о Тане. Нехорошо у них получается, непорядок. Вижу, догоняет меня он сам, Валька Марвич, на своем колесном тракто- ре. Восседает на нем, как падишах. Сел я с ним рядом. Поехали. Все быст- рее, чем пешком. Позади у Вальки ковш болтается полукубовый, а впереди бульдозерная лопата на весу. Знаешь эти хитрые тракторы "Беларусь"? Тут тебе и экскаватор, тут тебе и бульдозер, и тяговая сила опять же. - Устал, - говорит Марвич. - А ты? - А мне-то что? - ответил я. - Прогулку совершил по реке на легком катере, вот и все. Пассажиров привезли. - А я устал, - говорит Марвич. - Устал, как лошадь. Как скот послед- ний. - Слушай, Валя, - сказал я ему, - ты не особенно переживай, но похоже на то, что жена твоя сюда прибыла с нашим катером. Он только кашлянул и поехал дальше молча. Я смотрю: он потом весь покрылся, мелкими каплями. - Шуточки такого рода, - говорит он через минуту, - раньше не свойс- твенны были тебе, Сергей. И газу, газу дает, балда. - Я не шучу, - сказал я. - Таня, киноартистка, и на карточку похожа. С парнем одним она сюда приехала, с Юрой Горяевым. Только не жена она ему, это видно, и даже не крутят они любовь - это факт. Это твоя жена, друг. 4. - Что же, ты думаешь, ради меня она сюда приехала? - спрашивает Марвич. - Зачем ради тебя? - успокоил я его. - Приехала она сюда ради

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору