Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Аксенов Василий. Пора, мой друг, пора -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -
ный психологический феномен. Так бывает очень часто: берешь, берешь деньги у женщины, привыкаешь как-то и вдруг начинаешь ей одалжи- вать. Психологическое смешение понятий, вот и все. У Лилиан была квартира из четырех комнат в прекрасном старом доме, не в типовом, конечно. Высокие потолки, зеркальные стекла, старая мебель в викторианском стиле, ванная комната, газ, телефон. В столовой висел портрет ее мужа, погибшего несколько лет назад капитана дальнего плава- ния. Лучший был капитан в Эстонском пароходстве. Кроме того, у Лилиан была дочка, четырнадцатилетняя девочка, которая обещала вырасти в заме- чательную красавицу. К Виктору она очень сильно привязалась, и по утрам во дворе - чудесный двор, настоящий сад - они играли с ней в бадминтон. - Ну вот, подрастет девочка, ты и женишься на ней, - говорили москви- чи. Нет, он не женится на ней, это исключено, он очень уважает Лилиан. По ночам, лежа на матах, он иногда думал о ней. Ведь есть же, есть же в самом деле прекрасная тридцатипятилетняя женщина с грустными и забот- ливыми глазами, которая и белье отдаст в стирку, и галстук купит, и в любви хороша, и пошутить с ней можно, - она не лишена юмора; она есть! Потом он думал о том, куда же ему деваться. Сторожиха спортзала соби- ралась уходить на пенсию, а с новым сторожем, еще неизвестно, удастся ли договориться. Может быть, стоило уехать с Валей Марвичем в Пярну, а по- том куда-нибудь еще? С таким парнем, как Марвич, нигде не пропадешь, к тому же он писатель, культурный человек, с ним не соскучишься. О возвра- щении в Свердловск не могло быть и речи: ведь он знает этот город вдоль и поперек, успел узнать за двадцать пять лет безвыездной жизни. Кроме того, Свердловск расположен в самом центре континента, до моря очень да- леко, бригантины и супертанкеры обходят его стороной, где-то плывут да- леко в опасном тумане, сигналят сиренами. В восемнадцать лет Кянукук мечтал о призыве в армию в какие-нибудь десантные войска. Ему мерещились частые переброски, слабо освещенные фю- зеляжи огромных самолетов, за иллюминаторами несущие плоскости, с кото- рых срываются клочки облаков, дремотное и полное готовности спокойствие его товарищей солдат... Ничего не вышло, забраковали по здоровью: зре- ние, старые очажки в легких, психическая неуравновешенность. "Никуда ты не годишься", - сказал отец. У отца была слабость к дочке, к младшей сестренке Кянукука. Вот это была его надежда и любовь, а Виктор получил- ся никудышный, хилый, не похожий на него. У матери же вообще не было слабостей, у нее были только обязанности и постоянная унылая озабочен- ность. Потом дружки Кянукука стали жениться, обзаводиться семьями, получать квартиры и премиальные, а он все бродил по Свердловску, выискивал разные журналы, мастерил магнитофоны, знакомился с разными приезжими людьми, приставал к ним, словно собачонка; ну, работал, конечно, получал зарпла- ту, но на перекрестках на него налетали странные нездешние ветры. В прошлом году его воображением завладела Эстония - страна автомобильных соревнований и маленьких уютных кафе. Полгода он ходил в городскую биб- лиотеку и читал там все об Эстонии, добросовестно изучал ее флору и фау- ну, историю; ее остроконечные готические города маячили перед ним - уди- вительная страна. Во всяком случае, величие ночного спортзала успокаивало его, и он на- чинал думать о Тане, представлял, как она смеется, как поворачивает го- лову, как быстро она бегает, как она танцует, как вдруг синие ее глаза перестают видеть все окружающее и черные волосы отлетают в стороны. Ду- мая о ней, он засыпал. На восьмой день "цементной эпопеи" он получил пять рублей. "Живем!" - подумал он и представил огромную коричневую котлету "Спутник" и гарнир к ней. Он направился в спортзал помыться и переодеться. В спортзале возле одного из щитов тренировались баскетболисты, четве- ро эстонских пареньков. Кянукук немного постоял и посмотрел на них. - Знаешь, Тийт, - сказал он одному, - отличные у тебя драйфы идут с угла. Коронный твой бросок. Потом он помылся в душевой вместе с двумя незнакомыми гимнастами и взял у тети Сельги ключи от кладовки, где хранилось нехитрое его иму- щество. Надел свою знаменитую защитную рубашку, подаренную год назад од- ним кубинским студентом. Рубашка эта волновала его воображение чрезвы- чайно сильно. Сьерра-Маэстра, зенитки на набережной, огромные толпы на улицах Гаваны, борьба, энтузиазм и, конечно рядом верная подруга в форме народной милиции; старик Сант-Яго, Хэмингуэй, Евтушенко. Потом он направился на почтамт, где совершенно неожиданно получил пе- ревод от родителей, перевод на 30 полновесных рэ, а также очередное письмо от Вали Марвича. Марвич писал: "Дорогая моя деточка, жива ли? Мы здесь с Сережей очень мило проводим время. По-прежнему работаю шофером в санатории, а вечерами гуляем с Се- режей. Кажется, нам обоим здесь уже надоело, и есть идейка завербоваться на Камчатку. Моя милая, не соблазняет ли это тебя? По-моему, прогрессив- ные камчадалы давно ждут твоих рассказов. Представляешь: ты, суровый, мужественный, на улицах Петропавловска; впереди бескрайний океан, а за спиной активно действующий вулкан? Сообщи здоровье Лилиан. Деньги нуж- ны?" Кянукук очень гордился дружбой с Марвичем и своей перепиской с ним. Он читал его письма Тане, автору сценария, оператору Кольчугину и многим другим. Только Олегу, Мише и Эдуарду не читал: ведь у них с Марвичем старые счеты. Зря они поссорились и подрались тогда, такие замечательные парни должны дружить. Тут же повеселевший Кянукук написал и отправил две телеграммы: одну Марвичу, другую родителям. Марвичу он написал: "Живем не тужим здоровье порядке гвардейским приветом полковник Кянукук Лилиан". Родителям послал обыкновенную благодарственную телеграмму. Потом он зашел в цветочный магазин, подобрал букет, небольшой, но изящный: флоксы, немного зелени. С букетом в руке и с неизменной кожаной папкой под мышкой он пошел по вечернему городу. Над башнями висели раз- ноцветные облака, линия домов на улице Выйду была освещена заходящим солнцем, стекла в домах горели, на перекрестках налетали на Кянукука странные ветры из его невеселого детства. Он чувствовал, что этот вечер принадлежит ему. На площади он остановился поговорить о политике с Соломоном Берови- чем, чистильщиком сапог. Соломона Беровича беспокоили западногерманские реваншисты. Потом он медленной, такой шикарной, совершенно московской походкой пересек площадь и вошел в "Бристоль", в кафе. Вообще-то он не пил и не любил спиртного, разве что за компанию с ве- селыми ребятами, чуть-чуть, ведь не откажешься, но сейчас заказал гра- финчик "своего" ликера (200 граммов) - 1 рэ 60 коп., и чашку кофе (15 коп.), положил цветы на стол, закурил сигарету "Таллин" и стал глядеть в окно на площадь. "Так жить можно", - подумал он. В кафе вошел Эдуард, подсел к Кянукуку. Он положил локти на стол, плечи его, обтянутые шерстяной рубашкой, высоко поднялись. - Ну и дела, - проговорил он, поглаживая усики, устало позевывая. - В чем дело, Эдуард? - спросил Кянукук. - Некоторая пресышенность, а? - Да нет, - Эдуард почесал за ухом. - Застряли мы тут из-за Олежки, вот в чем дело. Лету уже конец, а он все еще возится с ней. Знаешь, как такие люди называются? Он перегнулся через стол и на ухо сообщил Кянукуку, как такие люди называются. Виктора покоробило это слово, но из вежливости он все же хи- хикнул. А Эдуард развеселился, осклабился, застучал пальцами по столу. - Знаешь, сколько их тут было у меня за месяц? Не угадаешь! И, за- меть, ничуть не хуже, ну, может, чуть- чуть. Он засвистел, молодецки огляделся, выпил Кянукукову рюмку и вздохнул. - Дурак Олежка! Как ты считаешь? Кянукук вздрогнул, но взял себя в руки и улыбнулся Эдуарду. - Солидарен с тобой, Эдуард. Наше дело, как говорится... И тоже перегнувшись через стол, шепнул Эдуарду на ухо. Тот удовлетво- ренно тряхнул своим браслетом. - Послушай, Эдуард, зачем вы носите эти браслеты? - Весь Запад так ходит. Кянукук еле сдержался, представив себе "весь Запад" - миллиард людей, трясущих браслетами. - Весь Запад, а? - с деланной наивностью спросил он и вскинул руку. - Весь Запад, - убежденно повторил Эдуард; он имел второй разряд по боксу, водил мотоцикл, знал кое- какие приемы кэтча. Жизнь его была полна приключний такого рода: "Помню, завалились мы во втором часу ночи с Петриченко во Внуково. Ну, там ведь все его знают: он сын того Петриченко... Да и меня тоже кое-кто. Поужинали мы, значит, на тысячу сто старыми, а у самих ни копья. "Вот так, - говорим, - батя, обстоят дела". А батя, значит, то есть официант, нам: "Принесите, - го- ворит, - вечером в "Арагви", не забудьте старичка". Вечером, значит, опять приходим с Петриченко в "Арагви", а стрикашка уже там, сидит с блондиночкой. Мы ему две с половиной тысячи на стол, а он нам ужин зака- зывает на семьсот дубов. Блондинку мы, правда, увели. Вот так, фирма!" Сам он был сыном учительницы, Олег и Михаил относились к нему немного иронически, но он этого не замечал, всегда был верен законам "мужской" дружбы, крепким он был парнем, с некоторой мрачностью в лице, но без те- ни сомнений в душе. Вдруг Кянукук увидел в окно, что у гостиницы остановился автобус и из него вылезли пыльные и усталые кинематографисты. Вот уже несколько дней они вели съемку в известковом карьере недалеко от города. Вытирая рука- вом лицо, прошла в гостиницу Таня. Она была в брюках, тяжелых ботинках и штормовке. За ней последовали другие артисты, потом Павлик, операторы, автор, который все время неизвестно зачем таскался за группой, только мешал. 3. Она вспомнила, как первый раз увидела его на баскетбольной площад- ке. Это были полушутливые двадцатиминутные матчи: осветители против ак- теров, потом осветители против "болельщиков". Олег играл за "болельщи- ков". У него был четкий, совершенно профессиональный дриблинг. Все поня- ли, что это уже не шуточки, что вдруг появился настоящий игрок, когда он побежал по площадке с мячом, не глядя на мяч, а только вперед. Все сразу увидели его, голого по пояс, в странных, пестрых трусах, в нем не было ничего лишнего, совершенно законченная форма двигалась к щиту, эллинский юноша - только, может быть, плечи чуть широки - продукт естественного отбора плюс поливитамины и научная система развития организма. Таня именно тогда в первый раз его и увидела. Он прошел сквозь строй защитни- ков, как нож сквозь масло, и вдруг поднялся в воздух, и долго летел, все летел к щиту, и снизу, двумя руками точно положил мяч в корзину - гени- ально сработали мышцы его спины, рук и ног. Потом он просто дурачился, делал страшные рожи, когда о Итак, она вспомнила о нем. Дальше она вспомнила о том нелепом дне, когда к ней пришел избитый Марвич, и как нежность хлынула на нее голубой прозрачной стеной высотой с дом. Дальше она вспомнила улицу Лаборатори- ум, прошлую и нынешнюю, все кошачьи свадьбы, свидетелями которых они бы- ли, и толкотню голубей под сводами башни. Дальше она вспомнила свое детство у Патриарших прудов, потом чудеса своего успеха: девочка из восьмого класса мечтала стать кинозвездой и вдруг и впрямь стала ею. Все шло, как по писаному, какой ангел занимается ее судьбой? Она сильно уставала в последнее время на съемках, пока не образовался просвет в графике, и вот сегодня последний день в известковом карьере, а завтра начинается целая неделя отдыха. В этот вечер все молодые люди, претендующие на ее внимание, почтили ее своими посещениями. Первым пришел Борис, физик. Пока она мылась, он сидел в кресле и пел арии из опер. - "Ах, никогда я так не жаждал жизни", - пел он. Давно пора ему было уехать, но он все торчал в этом городе, насмешли- во беседовал с Таней о разных разностях, видимо ждал, когда она сама бросится ему на шею. - Жду дождей, - говорил он. Может быть, действительно он ждал только дождей и ничего больше. Потом пришел Олег и завел с Борисом разговор об электронике, киберне- тике, об атомной войне. Этот светский разговор поддержала и Таня. - Мне нужен только бункер и запас питания. Я гений, - сказал Борис. - А мне лишь бы выскочить на орбиту - оттуда я смогу плевать на это дело. Я сверхчеловек, - сказал Олег. Посмеялись. Олег не видел в Борисе достойного соперника. Потом вдруг появился автор. - Знаете, - сказал он, - получил совершенно отчаянное письмо от этого Марвича. Странный какой-то тип. Ведь мы с ним не знакомы, перекинулись буквально тремя словами, а он весь обнажается, раскрывается, черт знает что; пьяный, наверное, был. Вот будет писатель, поверьте мне. - Все вы, писатели, тряпки, работаете на комплексах неполноценности, - усмехнулся Олег. - Очень низкий уровень интеллекта у писателей, - сказал Борис. - Про- веряли в Америке тестами. Жуткое дело. - Что касается Марвича, - добавил Олег, - то он хотя и крепкий па- рень, но все равно тряпка. - О, господи, надоела мне ваша трепотня, - вдруг сказала Таня, встала и отошла к окну. А были уже сумерки. Она стояла у окна и смотрела вниз на площадь, где горели люминесцентные фонарики и по брусчатке брела маленькая согбенная фигурка со стулом под мышкой. Таня подумала об Олеге и о Марвиче, и о том человеке там, внизу, кто он такой? В комнате молчали, почему-то после Таниных слов воцарилось молчание, потом вдруг автор произнес несколько слов. - Вы знаете, Таня, я тут пораскинул умишком и сообразил, что влюблен в вас. - С чем вас и поздравляю! - засмеялась Таня, и все снова стало по своим местам. - Что будем делать? - спросила она. - Что бы мы ни говорили, все равно окажемся внизу, - сказал Борис. - Жалко, нет Мишки, он бы что-нибудь придумал, - сказал Олег. - Проще всего сразу пойти вниз, - сказал автор. - Надоело ходить вниз, - сказала Таня. - Хоть бы наверху устроили ка- кой-нибудь буфет, а то все вниз и вниз. - Наверное, Кянукук уже там дожидается, - сказал Олег. - Посмеемся. Очередная информация о Лилиан. Посмеемся хоть вволю. - Что будет, если Кянукук вдруг откажется нас потешать? - сказала Та- ня. - Ведь вы же все сухари моченые. - Верно, - сказал Борис, - моченые в спирте. - Странный какой-то парень, этот Кянукук, - сказал автор. - Все у тебя странные, - сказал Олег. - обыкновенный дурачок. Да, друзья, вы слышали о Марио Чинечетти? - Нет, не слышали. Что это такое? - спросил Борис. - Вот чудаки, ходите тут и не знаете, что в городе сенсация. Приехал Марио Чинечетти, джазовый певец, матрос с чайного клипера, эмигрант, ре- патриант, итальянец, англичанин, друг Луи Армстронга, художникабстракци- онист, победитель конкурса красоты в Генуе и все такое прочее. С сегод- няшнего вечера начинает петь у нас внизу. Весь город охвачен волнением, все эти северные девушки в растерянности, за вчерашний вечер он уже ус- пел охмурить трех, выпить весь запас шампанского в буфете, разбить теле- фонный аппарат, побывать в милиции и выиграл в кости рэ у Кянукука. - Все? - спросила Таня. - Ничего не забыл? Все перечислил, все, о чем сам мечтаешь? Олег посмотрел на нее, сузив глаза. Когда же это кончится? Когда же, наконец, вся его сила обрушится на нее, подавляя ее гордость, иронию, и все ее жалкие воспоминания, и всю ее болтовню? Так, чтобы она замолчала, замолчала надолго, чтобы стала такой, какой ей надлежит быть, чтобы по- малкивала и была жалкой, какими все они были с ним. Когда же? "Скоро", - решил он. В это время зазвонил телефон. Таня сняла трубку. - Таня, привет! Это Виктор. - Какой Виктор? - спросила она. - Ну... Кянукук. - А, Витенька, здравствуй! - засмеялась она. - Наконец-то хоть один живой человек позвонил. - Таня, внизу сенсация! - прокричал Кянукук. - Знаю. Марио Чинечетти. - Да. Знаешь, я послушал, как он репетирует, ну, знаешь, это... - Кя- нукук задыхался от смеха. - Что? - спросила Таня, заражаясь от Кянукука какой-то детской весе- лостью. - Это, знаешь, новая волна, - гулко захохотал Кянукук и вдруг поперх- нулся, помолчал секунду, потом спросил, и в голосе его Таня почувствова- ла сильное волнение: - Может, спустишься? Я хочу пригласить... - Я сейчас иду! - крикнула она, брякнула трубкой и побежала к двери, даже не оглянувшись. В лифте она иронически улыбнулась своему отражению и поправила воло- сы. Она поняла, что все ее волнения и тяжелые мысли, ее плохая работа на съемках - все это лишь тоска по Марвичу, который опять начал новый цикл своих бесконечных путешествий, и что Олег - это тоже тоска по Марвичу, а звонок Кянукука и ее стремление вниз, к нему - это уж самая настоящая тоска. Она вдруг подумала: "Я бегу к Кянукуку, как будто он Марвич, как буд- то сегодня он часть моего Вальки. Смех, но в них действительно есть что-то общее, у Олега этого нет... Я помешалась совсем". "Итак, мне двадцать три года, - подумала она между четвертым и треть- им этажом. - О, моя жизнь в искусстве только начинается! Ах, сколько об- разов я еще создам! Фу, во мне все еще живет та жеманница с Патриарших прудов. Ух, ненавижу! Зеркало, зеркало, утешь меня. Спасибо, утешило! Большое спасибо!" В вестибюле, как всегда, было много народу, и все, как всегда, сразу уставились на нее, на звезду, а она, как обычно, немного растерялась пе- ред таким скоплением людей и, только сделав несколько поспешных шагов по квадратам линолеума, увидела Кянукука. Вообще он делал вид, что читает журнал, а на самом деле смотрел на нее, и она заметила его как раз в тот момент, когда он смотрел на нее, бледный и серьезный, без обычной своей собачьей улыбки, даже не очень жалкий в этот момент. Но тут же улыбочка появилась, он шагнул навстречу, и она со смехом подбежала к нему. - Ты опять без Лилиан? Чего ты прячешь ее от нас? - У нас размолвка, - хихикнул он. - Знаешь, эти странности бальза- ковских женщин. - А кому цветы? - Это тебе. - Ого! Ты просто ловелас. Не успел поссориться с одной женщиной, как начинаешь ухаживать за другой? - Нет, я просто хотел сделать тебе приятное, - пробормотал он. - Спасибо, Витенька. Она взяла цветы. - С каким тонким вкусом подобран этот букет! Он просиял. - Я хотел пригласить тебя в ресторан. - На Марио Чинечетти? Как ты заботишься обо мне! Она взяла его под руку, и они вошли в ресторан, где аккуратно одетая и подтянутая молодежь церемонно вальсировала в ожидании Марио Чинечетти. На эстраде сидел джаз в голубых пиджаках и черных брюках, пять чело- век, - "черно-голубые", так их называли в этом городе. Они загадочно улыбались, когда знакомые спрашивали их о Чинечетти. Красноликий и длиннорукий администратор разгуливал между столиками. Предчувствуя скандал, а может быть, и целую серию скандалов, он находил- ся в празднично приподнятом состоянии, предвкушая, как пустит в ход свои длинные ручищи, как налетит на распустившихся молокососов, а потом сос- тавит акт, а может быть, и не один. К деятелям кино он относился с ува- жением и поэтому сразу устроил Таню и Кянукука в углу за отдельным сто- ликом. Тане был страшен этот человек с вывернутыми плечами, с подвижным задом, со свирепой львиной маской, но его неизменно любезные улыбки, об- ращенные к ней, сбивали ее с толку. Мосфильмовцы сидели все вместе за большим столом, питались и пили боржом, точно шампанское. Экспедиция затянулась, и все уже сильно поист- ратились, у всех, как говорил Кянункук, "бензин был на ноле". - Таня, иди к нам! - крикнул Кольчугин, но она покачала головой и по- казала на Кянукука. - Я здесь с кавалером. Полковн

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору