о мне в руки попадает весомейшее доказательство того,  что
Либерея существовала и была спрятана где-то в Москве. Разве не чудо?  Разве,
прошу прощения, не промысел Божий?
   Вс„ это звучало вполне правдоподобно, однако сразу же возник вопрос.
   - Почему вы не сообщили о своей находке в комиссию?
   Болотников замялся.
   - Этому сборищу полоумных энтузиастов и невежественных хапуг? Нет, с ними
я не желал иметь никаких дел. Я...  Да  что  лукавить!  Я  усмотрел  в  этой
находке Шанс. Тот самый, великий, о котором мечтает всякий историк.  Сделать
открытие, которое останется в веках. - Взгляд архивиста  загорелся  азартным
блеском.  -  Доказать,   что   библиотека   Ивана   Грозного   существовала!
Убедительно, неоспоримо! Опровергнуть и Белокурова, и Забелина и всех прочих
классиков! Но для этого требовалось время, много  времени  и  много  работы.
Нужно было выстроить доказательную версию. И она у меня возникла!
   Максим Эдуардович возбужденно подался вперед. Он  был  уже  не  бледен  и
съежен, а совсем наоборот - раскраснелся, жестикулировал,  на  мальчиков  за
окном коситься перестал.
   - Артамон Матфеев, решил я.  Это  же  яснее  ясного.  Книжник,  ближайший
наперсник Алексея Михайловича, посвященный во все дворцовые тайны. Кому  как
не  ему  было  знать,  где  хранится  книжная  сокровищница.  В  1676  году,
предчувствуя неминуемую опалу и ссылку, перепрятал Либерею  в  некое  место,
известное ему одному. А в 1682 году, когда после смерти  Федора  Алексеевича
боярин был возвращен в столицу, он не успел  добраться  до  своего  тайника,
потому что 15 мая, через три дня  после  прибытия,  был  разорван  мятежными
стрельцами. Вс„ сходилось! Поиски доказательств этой  версии  стали  главным
делом моей жизни. Если угодно, обсессией. Какой к черту Стэнфорд!  Да  я  не
уехал бы из  Москвы  за  все  сокровища  Форт-Нокса!  -  Болотников  коротко
рассмеялся. - Я нашел три неизвестных ранее автографа  боярина,  получил  за
это  малую  золотую  медаль  Историко-архивного   общества,   но   меня   не
интересовали "малые медали" - я должен был сравнить почерк. Увы, почерк  был
непохож! Я был на грани отчаяния. Стало ясно, что письмо написано кем-то  из
приближенных Матфеева, находившихся вместе с боярином в Кромешниках накануне
снятия опалы. Но "кто-то из  приближенных"  -  это  не  доказательство,  для
весомости мне нужно было имя. К сожалению, достоверных сведений о  том,  кто
находился в этот период при  Артамоне  Сергеевиче,  мне  найти  не  удалось,
сколько я ни искал. Я уже собирался сдаваться -  опубликовать  то  немногое,
что сумел выяснить. Это вс„  равно  была  бы  сенсация,  хоть  и  не  такого
масштаба, о котором я мечтал. И вдруг ваша статья в английском журнале!
   Глаза   архивиста   горели   огнем    священного    первооткрывательского
сумасшествия - слишком хорошо знакомого и самому Николасу. Магистр  поневоле
заразился возбуждением Болотникова. Тайны Времени - сильный  наркотик.  Тот,
кто приобщился к нему, становится немножко безумцем.
   - Имя автора письма было установлено! Мушкетерский капитан фон Дорн,  про
которого известно, что он состоял при особе Артамона Сергеевича и, вероятно,
был посвящен в его секреты. Мало этого: наличие  второй  половины  документа
давало шанс, на который я и не смел надеяться. - Максим Эдуардович  округлил
глаза и перешел на шепот. - Найти Либерею! Что  там  Матфеев,  что  там  мои
доказательства! Найти саму библиотеку - в каком бы виде она ни  была.  Пусть
полусгнившая, пусть безнадежно испорченная плесенью -  вс„  равно!  А  может
быть, она и цела, хотя бы частично. Ведь Матфеев разбирался в  книжном  деле
и, покидая Москву бог весть на сколько лет - может, и навсегда - не стал  бы
прятать драгоценные манускрипты в сыром месте. Вы... вы представляете  себе,
что это была бы за находка? - задохнулся Максим Эдуардович.
   Николас  сказал  себе:   нельзя   поддаваться   этой   золотоискательской
лихорадке. Речь сейчас идет не об исторических открытиях,  а  о  вещах  куда
более грубых и неаппетитных - коварстве, подлости, убийстве.
   - Понятно, - холодно произнес магистр. - Вы  выманили  меня  в  Москву  и
обратились за помощью к Седому.
   - К кому? - переспросил Болотников, сбитый  с  восторженного  тона"  -  К
Седому?
   Скорее всего с архивистом имеет дело не сам магнат, а кто-нибудь  из  его
подручных, подумал Фандорин. Что не меняет сути дела.
   - Какое у вас жалованье? - холодно осведомился он.
   - Что? - еще больше растерялся архивист. - Вы  имеете  в  виду  зарплату?
Кажется, триста девяносто тысяч. Или двести девяносто? Точно не  помню...  А
почему вы спрашиваете?
   - И на эти  деньги  вы  одеваетесь  в  дорогих  магазинах,  купили  новый
апартамент и спортивный автомобиль?
   Болотников переменился в лице. Ага! В цель!
   - Так это вы выдали меня Вершинину! Ну конечно, кто же еще! То-то он  так
хитро на меня смотрел. Вызывает к себе, говорит: "Эврика, Максим Эдуардович.
Я знаю, откуда мы возьмем средства. Не такой уж я  недотепа,  каким  вы  все
меня считаете. Будем брать заказы у зарубежных  исследователей,  за  хорошие
денежки, и в валюте! Вот так". И чуть ли не подмигивает. А за день до  этого
у него были вы. Наябедничали? Откуда вы узнали, что я подрабатываю  частными
заказами?
   - Так вы берете заказы? - озадаченно спросил Фандорин.
   - Давно. Иначе на что бы  я  жил?  На  двести  девяносто  тысяч?  Заказы,
конечно, отнимали время и отвлекали меня от поисков, но  я  не  аскет  и  не
схимник. История историей, но жить тоже нужно.  Я  превосходный  специалист,
мои услуги стоят дорого.
   Николас нахмурился. Это неожиданное известие  подсекало  под  корень  всю
стройную версию о связи архивиста с бандитами.
   Нет! Не всю!
   - Вы лжете! - вскипел магистр, вспомнив про другую важную улику. - Если б
вы до такой степени были увлечены поисками Либереи, вы не уехали бы на  свой
теннис! Нет, вы твердо знали, что меня убьют и текст в самом скором  времени
будет у вас! Вы убийца! Нет, еще подлее - вы хладнокровный сообщник убийцы!
   В глазах у Фандорина потемнело  от  ярости  -  он  вспомнил  про  "птичку
жалко", про свой полет с крыши  -  и,  перегнувшись  через  спинку,  схватил
Болотникова  за  лацканы.  Цивилизованный  человек,   убежденный   сторонник
политической корректности,  и  вдруг  такой  срыв.  Вот  оно  -  вредоносное
воздействие дикого московского воздуха.
   В следующую же секунду Николас опомнился и разжал пальцы, но  в  салон  с
обеих сторон уже ворвались охранники, очевидно, умевшие пронизывать взглядом
и тонированное стекло. Один запрокинул Болотникову  голову,  другой  схватил
его за руки.
   - Пустите! - прохрипел полузадушенный архивист. - Мне не нужно было  ваше
письмо! У меня фотографическая память! Я специально учился!  Мне  достаточно
посмотреть на страницу в течение двадцати секунд, и я ее запоминаю.  Хотите,
прочту письмо по памяти? "Память сия для сынка Микиты егда в розумении будет
а меня Господь приберет а пути на Москву не укажет а ежели умом  не  дойдешь
как..."
   Фандорин махнул молодым людям - мол, вс„ в порядке, помощь  не  нужна,  и
стальная хватка была немедленно ослаблена. Хлопнули  дверцы,  коллеги  опять
остались вдвоем.
   - Так вы никому про меня не рассказывали? - тихо спросил  Николас,  снова
перестав что-либо понимать. - Честное слово?
   - Кому?! - воскликнул Болотников, держась за горло. - А  главное,  зачем?
По-моему, вы все-таки не осознаете до конца, что это такое:  найти  Либерею.
Это открытие, равного которому не было в исторической науке!  Это  всемирная
слава, не-во-о-бра-зи-мые деньги, вечная  благодарность  потомков!  Зачем  я
стал бы делиться с кем-то всем этим? Да прежде чем отправить бандероль  вам,
я навел о вас справки, прочитал все ваши опубликованные работы  и  пришел  к
выводу, что как ученый вы для меня опасности не представляете. Вы занимались
мелкими фактографическими изысканиями, я не обнаружил  в  ваших  статьях  ни
размаха, ни концептуального масштаба.
   У Николаса опустились уголки губ.  И  этот  туда  же!  Но  Болотников  не
заметил, что разбередил в душе "малокалиберного" магистра незаживающую рану.
   - Вы никогда не занимались Либереей. Вероятнее всего, вы  и  знаете-то  о
ней только понаслышке. Вас интересует лишь история вашего драгоценного  рода
- и слава богу. Теперь я вижу, что недооценил вас. Вы вс„ отлично  поняли  и
сумели заручиться серьезными союзниками. Я не спрашиваю вас, кто  эти  люди,
скажите только - они  имеют  отношение  к  каким-нибудь  научно-историческим
институциям? - испуганно спросил архивист.
   Фандорин не смог сдержать улыбку.
   - Нет, эти господа совсем по другой части.
   - Слава богу! - возликовал Максим Эдуардович. - Значит,  про  Либерею  из
специалистов знаем только мы с вами? Тогда еще не вс„ потеряно!  Послушайте,
Фандорин, вы в России человек чужой, вы иностранец, вы, в конце  концов,  по
сравнению со мной дилетант. - Николас  снова  поморщился,  но  возражать  не
стал. - Не отдавайте меня на растерзание вашим головорезам!  Давайте  искать
Либерею вместе,  а?  Я  отлично  знаю  топографию  Москвы  XVII  века,  знаю
документы,  у  меня  обширнейшие  связи  в  музейных,  архитектурных,   даже
диггерских кругах. Мы с вами обойдемся безо всяких комиссий! Если уж  мы  не
найдем Либерею, то, значит, никто ее не найдет. Не жадничайте -  почестей  и
денег хватит на двоих. Мы не  допустим,  -  он  снова  перешел  на  шепот  и
оглянулся на охранников, - чтобы алчные деляги растащили библиотеку по томам
и втихую пустили бы их на  международные  аукционы.  Иванова  Либерея  ценна
именно как единое собрание. Вы не думайте, все эти  дни  я  не  сидел  сложа
руки, я довольно далеко продвинулся. Вам без меня будет трудно.  Умоляю,  не
отлучайте меня от поисков! Я просто умру!
   Трудно выдержать взгляд человека, который смотрит на тебя с таким страхом
и с такой надеждой. Фандорин отвел глаза, вздохнул.
   -  Хорошо,  Максим  Эдуардович.  Тем  более  что   я   и   не   смог   бы
воспрепятствовать вашим изысканиям. Давайте поработаем вместе. Я и  в  самом
деле вряд ли обойдусь без вашего опыта  и  знаний.  Только  учтите,  что  вы
ввязываетесь в очень опасное дело. Кроме нас с вами о Либерее  знает  еще  и
некто третий.
   - А! Я так и знал! - простонал архивист. - Кто-то из историков?  Блюмкин?
Голованов?
   - Нет. Один мафиозный предприниматель по кличке Седой.
   Болотников сразу успокоился.
   - Ну,  это  пускай.  Должно  быть,  услышал  звон  про  Библиотеку  Ивана
Грозного, когда комиссия работала, и решил "заколотить крутые бабки". Вокруг
меня одно время  шились  некие  подозрительные  личности,  сулили  "немеряно
баксов", если возьмусь выполнить какой-то заказ.  Я  подумал,  речь  идет  о
краже архивных документов, и отшил их. Возможно, это и были эмиссары  вашего
Сивого.
   - Седого, - поправил магистр.  -  Ясно.  Они  что-то  пронюхали  про  ваш
интерес к Либерее и установили за вами слежку.
   - Черт с  ними,  -  беспечно  пожал  плечами  Максим  Эдуардович.  Просто
поразительно,  как   быстро   этот   человек   переходил   от   отчаяния   к
самоуверенности. - Я вижу, за нас с вами есть кому  заступиться.  Давайте-ка
лучше, дорогой сэр, займемся делом. С какого пункта вы думаете начать?
   - С того, на котором  остановились  вы.  Что  дали  ваши  предварительные
изыскания?
   * * *
   Болотников, оказывается, и в  самом  деле  времени  даром  не  терял.  За
неделю, в течение которой он  располагал  полным  текстом  письма,  архивист
разработал последовательный план действий - на удивление простой и логичный.
   -  Во-первых,  точное  местонахождение  тайника  зашифровано.  Во-вторых,
никакого дома в сколько-то там окон, конечно, давно не существует. Подземное
хранилище находится под несколькими метрами культурного слоя. Но Либерея вс„
еще там, в этом нет никакого сомнения - если бы она была найдена,  то  книги
из Дабеловского списка обязательно всплыли  бы  в  библиотеках  или  частных
собраниях - слишком уж они ценны. Самая немудрящая из этих реликвий  сегодня
стоила бы десятки - нет, сотни тысяч  долларов.  А  если  учесть,  что  и  у
византийских кесарей, и у московских царей было принято  переплетать  старые
манускрипты в  драгоценные  оклады,  сплошь  усыпанные  лалами,  яхонтами  и
зернью... - Максим Эдуардович  выразительно  потер  большой  и  указательный
пальцы. - Ну, в общем, вы себе  представляете.  Нет-нет,  Фандорин,  Либерея
по-прежнему лежит под землей, в этом своем алтын-толобасе.
   Партнеры находились на Киевской, у Николаса. Они и не заметили, что  окна
в соседних домах сначала зажглись, потом погасли. Время  проделало  одну  из
своих излюбленнейших штук: вдруг взяло и остановилось. Вроде бы  только  что
разложили на столе материалы, захваченные из  квартиры  Болотникова,  только
что распечатали с разным увеличением несколько экземпляров грамотки, а уж  и
рассвет не за горами.
   - Да, а что такое "алтын-толобас"? - спросил магистр у доктора.
   - Понятия не имею. Должно быть, какой-нибудь тип каменного  подклета  для
хранения особо ценных предметов. Ведь "алтын" по-тюркски значит "золото".
   - Знаю-знаю, - кивнул Фандорин.
   - А что такое "толобас", неизвестно. Я облазил все словари - не нашел. Во
времена татарского протектората  на  Руси  ходило  множество  заимствованных
слов, которые потом постепенно  вымывались  из  обихода.  Некоторые  исчезли
бесследно, в том числе и из тюркских языков. Неважно,  смысл  ведь  в  целом
понятен. Понятна и наша задача. Я бы сформулировал ее так...
   Архивист сосредоточенно уставился в окно и удивленно заморгал  глазами  -
кажется, только теперь заметил, что на улице давно ночь - но тут же забыл  о
чудесах природы и снова повернулся к собеседнику.
   - Мы с вами должны определить  хотя  бы  примерно,  с  точностью  до  ста
метров, какой участок описан в письме капитана фон Дорна. Только и всего.
   - Только и всего? - иронически переспросил Николас, которому  эта  задача
вовсе не казалась такой уж пустяковой. - Да и что нам даст "точность до  ста
метров"? Это же целый гектар.
   -  Ну  и  что?  Если  у  нас  будут  убедительные  доказательства,  можно
подключить к работе любые  силы,  любые  инстанции!  Они  у  нас  в  очередь
выстроятся! Где возможно, раскопаем, где нельзя копать -  пробурим,  возьмем
пробы грунта. Это ж не  у  президента  под  задницей,  в  Кремлевском  холме
рыться, а за Садовым кольцом! Совсем другое дело.
   - Почему вы уверены, что именно за Садовым кольцом?
   Максим Эдуардович страдальчески закатил глаза, что с его стороны было  не
слишком вежливо, и объяснил невеже-иностранцу:
   - Садовое кольцо повторяет контуры Скородома -  так  по-другому  называли
Земляной  город,  пределами  которого  ограничивалась  Москва   семнадцатого
столетия.
   - Про Земляной город я знаю, - пробормотал устыженный Николас, - я просто
не знал, что он еще и Скородом. Странное название...
   - Это из-за того, что за пределами городских стен дома  строили  кое-как,
наскоро - все равно крымчаки или какие-нибудь ногаи спалят. Вот, смотрите...
   Оба  историка   склонились   над   подробной   картой   древней   Москвы,
скомпонованной многоумным Максимом Эдуардовичем из голландского  плана  1663
года, схемы шведского дипломата Пальмерстона 1675 года и поуличных  чертежей
Приказа тайных дел.
   - Видите линию земляного вала и башни на нем? Есть башни  глухие  и  есть
башни с воротами. Последовательность поиска, Фандорин,  должна  быть  такая.
Сначала мы определяем, о каких воротах говорится в письме...
   Николас удивился:
   - Извините, но разве это не очевидно? Ведь  в  письме  сказано:  Каменные
ворота и даже есть название идущей от них улицы - Черная Слобода.
   - О воротах мы еще  поговорим,  -  сухо  сказал  Болотников,  преодолевая
раздражение. - Что же до улицы, то здесь мне придется вас  разочаровать.  Вы
мне показывали ваш перевод письма на современный язык,  и  я  сразу  обратил
внимание на  одну  существенную  ошибку:  вы  произвольно,  по  собственному
усмотрению расставили там заглавные буквы, которых в оригинале,  разумеется,
нет, потому что они в ту пору  еще  не  вошли  в  употребление.  Поэтому,  в
частности, определение улицы превратилось у  вас  в  ее  название.  Не  было
никакой Черной Слободы, автор письма просто  имел  в  виду  одну  из  черных
слобод, которых вокруг Скородома в ту пору  насчитывалось  по  меньшей  мере
десятка полтора. Мы сегодня точно не знаем, сколько именно их  было,  потому
что не все переписные книги того периода сохранились. Черная слобода  -  это
поселение, в котором жили тягловые людишки, податное сословие: ремесленники,
пахари, мелкие торговцы.
   Это известие  привело  Николаса  в  замешательство.  Он  видел  на  карте
московского метрополитена станцию Новослободская и  втайне  лелеял  надежду,
что заветная Чернослободская, возможно, даже  находится  где-то  неподалеку.
Тут магистру в голову пришла новая, еще более огорчительная догадка.
   - Позвольте, - упавшим голосом произнес он, - но ведь  в  этом  случае  и
ворота могли быть не Каменные, а просто  каменными.  Сколько,  вы  говорили,
было ворот в Скородоме?
   - В разные времена по-разному. В 70-е годы семнадцатого  века  двенадцать
основных, да еще могли быть сделаны проезды в некоторых глухих башнях.
   - И все ворота были каменные, - обреченно кивнул Фандорин.
   Болотников посмотрел на  него  со  странной  улыбкой,  выдержал  паузу  и
торжествующе объявил:
   -  А  вот  и  нет!  Каменных  ворот  было  только  двое  -  Калужские   и
Серпуховские, построенные в конце царствования Михаила Федоровича. Остальные
надвратные башни были бревенчатыми. Нам нужно определиться,  какие  из  этих
двух ворот наши, восстановить контур черной слободы, отмерить по ее  главной
улице от заставы 230 саженей, то есть 490 метров, и мы узнаем, где  примерно
стоял нужный нам дом. Потом я поработаю в Московском городском архиве, изучу
историю этого земельного владения: какие постройки там стояли и когда, что с
ними приключилось. Вдруг удастся найти  сведения  о  застройке  семнадцатого
века - о некоем доме на "знатном" (то есть, вероятно, каменном, раз  ему  не
страшен пожар) подклете. Даже если нужных сведений не обнаружится, все равно
зона поиска будет ясна.
   - Но ведь  это  просто!  -  обрадовался  было  Фандорин,  однако  тут  же
насторожился. - Погодите, но получается, что вы вполне можете довести поиски
до конца и без меня. Найдете  участок,  обратитесь  к  городским  властям  и
получите от них полную поддержку.
   Архивист скорчил гримасу, угрюмо посмотрел на любовно нарисованную  карту
прежней Москвы.
   - Просто, да не просто. Придется ого-го сколько повозиться. Значит,  так.
- Он загнул большой палец. - С воротами все-таки  стопроцентной  уверенности
нет. Да, Серпуховские и  Калужские  были  построены  из  камня,  но  никаких
сведений о том, что за ними находились черные слободы, я  не  нашел.  А  что
если какие-то другие ворота были сложены частично из камня,  а  частично  из
дерева и ваш предок имел в виду  именно  их?  И  потом,  меня  смущает  этот
странный генеалогический шифр... Ну что за чушь с "оконницы в числе дщерей у
предка нашего Гуго Сильного"? Бред! Сколько бы  дочерей  ни  было  у  вашего
чертова Гуго, вряд ли это может быть отличительной особенностью дома.
   - Еще как может, - возразил Фандорин. - У Гуго фон Дорна было  тринадцать
дочерей.
   Болотников так и осел в кресло.
   - Тринадцать? - внезапно охрипшим голосом повторил он.  -  Но...  Но  это
очень важно! - Вскочил, подбежал к окну, вернулся обратно. - Это неслыханно!
Никогда не встречал  ничего  подобного!  Чертова  дюжина  -  это  попахивает
ересью. Очень возможно, что мы найдем прямое упоминание о  таком  диковинном
доме! Вот что, Фандорин, давайте поделим поле деятельности. Я  сосредоточусь
на архивных поисках некоего чернослободского  дома,