ветланины
одноклассники часто говорили про нее,  когда приходили к сестре вместе учить
уроки.
     Желтая канарейка жила у нас долго, года два. Папа приучал нас ухаживать
за  ней,  но,  постоянно напоминая нам об этом,  ухаживал за ней сам.  И  за
рыбками сам ухаживал.
     А ежик -  ежик был чудо!  Мы сразу назвали его Яшка. Он звонко топал по
деревянному полу  коготками,  когда бежал по  комнатам,  всюду совал длинный
носик,  хмыкал,  чихал,  одобряя или не одобряя увиденное,  и  глазки у него
сверкали, как смородинки.
     Чем  глубже осень,  тем  реже  он  играл с  нами,  меньше интересовался
молоком в  блюдце,  долго пропадал под  шкафом,  где  у  него была постель -
старый половичок,  который Матрешенька специально выстирала,  где  Яшке было
приятно спать.  Всю зиму он и  проспал на этом половике под шкафом,  в самом
дальнем углу.
     Зато  когда солнце стало вставать рано и  уходить с  неба поздно,  Яшка
выкатился из-под шкафа и пошел гулять по комнатам.
     - Дверью не прихлопните! Много ли ему надо! - тревожилась Матрешенька.
     На  улицу его  не  брали,  боялись за  него:  как понесем?  Там собаки,
мальчишки. Это сейчас мальчишки более цивилизованные.
     В квартире Яшка был полный хозяин и лазал повсюду. Папа торопится утром
на работу,  натягивает сапоги, - из сапога сердитое пыхтение. Яшка сердится,
что его зря потревожили.  С тех пор взрослые всегда вытряхивали обувь прежде
чем надеть.
     Однажды Яшка пропадал весь день.  Мы напрасно ползали по всей квартире,
шипели,  звали:  "Яш!  Яш!",  ставили блюдечки с  молоком в  разные потайные
уголки.  А  вечером папа вернулся с  работы,  поставил на  пол  портфель,  и
оттуда, негодующие фыркая, выбрался Яшка и зацокал по полу в кухню, к блюдцу
с молоком:  проголодался за день. Он ходил с папой на работу, вернее ездил в
портфеле. Залез туда ночью, а папа обнаружил его только на работе. Открывает
портфель в кабинете, хотел своему начальнику поднести деловые бумаги, а там,
на  деловых бумагах,  Яшка фыркает -  на  папу,  на начальника и  на сидящих
товарищей по работе,  хотя они-то и  подарили папе ежика,  нашли в  лесу и -
нам, ребятам.


        "КАМУШКИ"

     Мы  сидели на траве и  играли в  камушки.  Эту игру,  а  вместе и  сами
камушки мы привезли с Украины,  где побывали в начале лета, и весь наш двор,
все мальчишки и все девчонки научились играть и играли в эту игру и утром, и
вечером,  пока  не  заходило солнце.  Темнеет,  все  камушки кажутся серыми,
подбрасываем их и ловим и никак не оторвемся от этой игры.
     Попробуйте сами,  это очень интересная игра; если вы не очень маленькие
или  не  очень большие.  Соединив ладони ковшиком одна к  другой,  погремите
камушками,  смешайте их и,  отняв ладони, высыпайте их перед собой. Кучка из
шести - двенадцати камушков. Подбросив один камушек кверху, хватаешь с земли
другой и  в  ту  же  ладонь подхватываешь падающий сверху.  Удалось поймать,
откладываешь в сторонку оба, подбрасываешь третий камушек и хватаешь с земли
четвертый, пока все камушки не переловишь и не схватишь.
     Для игры нужно было хорошее удобное место.  О тротуар, например, пальцы
обдирались.  Лучше всего мягкая притоптанная земля или  притоптанная травка.
Место для  игры отыскалось на  той  стороне дома.  Там,  правда,  чужие окна
глядели на  нас.  В  случае чего не покричишь.  Не выглянет родное лицо,  не
защитит криком:  "Вот  я  вас!  Чего пристали к  маленьким?"  Мы  -  Светка,
Лузочка,  я  и Наташа устроились на притоптанном газоне очень удачно.  И нам
никто не мешает, и мы никому не мешаем.
     Очередь бросать камушки не моя.  Оглядываюсь и вижу, как солнце садится
за  зеленый забор.  Там  таинственная картонажная фабрика из  темно-красного
кирпича.  Оттуда выходят утомленные люди.  Очень хочется там побывать. Но не
хочу доставлять лишних забот сторожу. Забор то ли сломали, то ли он сломался
сам.  Мальчишки и большие девочки залезали на поломанные кирпичи,  проникали
внутрь.  Сторож только успевай кричать и  гоняться за ними.  Там можно найти
разноцветные  картонные  трубочки,   тоненькие  на  концах,   с   утолщением
посередине - шпульки. Но к игре как-то не удавалось их приспособить.
     И  вот наступала моя очередь.  Я  один за другим брала в  ладони теплые
камушки,  подбрасывала их  и  забывала про  все на  свете.  А  когда камушки
подбрасывали Света,  Лузочка или Наташа,  я смотрела на бабочек. Много-много
крупных разноцветных бабочек. И я забываю про все на свете, следя за ними.
     Вот так и летают весь день перед глазами то легкие бабочки,  то тяжелые
камушки.


        "МОРОЖЕНОЕ"

     Мороженое продавал на станции хмурый дяденька. Он был в белом фартуке и
стоял  возле блестящего сооружения,  похожего на  алюминиевую походную кухню
средних  размеров,  или  же  на  поставленные на  колеса  огромные баки  для
кипячения белья.  Из  этих  баков  он  доставал ложкой необыкновенно вкусное
мороженое,  укладывал  в  аккуратные  круглые  коробочки,  наподдавал этакий
алюминиевый шпенек,  и  мороженое выскакивало наружу,  засунутое между двумя
круглыми  вафлями,  ровное,  как  куличик  из  песка.  Мороженое было  белое
(сливочное и  пломбир),  желтоватое (крем-брюле)  и  розовое  с  ягодками  -
земляничное.
     Мы стояли на пыльной площадке и смотрели,  как продается мороженое.  На
станции было очень интересно. Даже небо там было другое, его не загораживали
деревья,  как  в  нашем саду.  Под ногами была не  сочная зеленая травка,  а
пыльная площадь,  и  воздух был пыльный,  и небо было пыльного цвета.  А еще
была  длиннейшая пыльная деревянная платформа,  по  которой Светлана нам  не
разрешала бегать, потому что у платформы останавливались электрички.
     Мороженое было по шесть копеек или по девять. Было еще по восемнадцать,
но мы очень редко видели, как его покупают. Обычно кто-нибудь подкатывает на
велосипеде и  спрашивает маленькую порцию.  Большая  красная  рука  в  белом
рукаве  берет  монетки.  Хмурый  дяденька держит самую  маленькую коробочку,
наподдает снизу шпенек,  и вот в руках у счастливого человека чудо - сияющее
белое или розовое кольцо в двух вафлях. Мы даже не завидовали счастливцу, мы
радовались за него.
     Мы  уже  знали,  что маленькие порции кладут только в  клетчатые вафли,
средние -  в  клетчатые и  в  вафли с  именами.  Большие покупали так редко.
Конечно,  они должны быть с именами,  как же без этого. А еще что? Наверное,
отчество.
     Мы стояли и  радовались,  когда кто-нибудь покупал среднюю порцию и  на
круглой вафле  попадалось имя  кого-нибудь  из  нас  (это  была  неслыханная
удача!) или хотя бы имя какого-нибудь нашего знакомого.  Продавец никогда не
менял вафли. Например, покупателя звали Алик, а на вафле написано "Катя", но
хмурый дяденька даже на "Петю" не согласится менять.
     Подходили старшие ребята (они перешли во  второй или  в  третий класс),
доставали все  свои  деньги  и  покупали мороженое.  Малышам  тоже  хотелось
лизнуть. А иногда шесть копеек было у кого-нибудь из нас. Он брал мороженое.
Мы все отходили в  сторону.  Ребят человек пять или семь,  а  мороженое было
одно, да в конце концов это всего лишь одна столовая ложка.
     Стояли мы  так один раз в  пыльной траве.  С  одной стороны по  рельсам
проезжали поезда,  с  другой  стороны  по  дороге  -  лошади  с  телегами  и
велосипедисты.  И  вот  велосипедист,  большой мальчик,  гораздо старше нас,
наверное,  уже в классе шестом или седьмом, поехал медленно-медленно, на нас
почти не посмотрел,  прищурился, посвистел и быстро помчался мимо по дороге,
обгоняя  лошадей с  телегами.  А  в  пыльную траву,  прямо  к  нашим  ногам,
покатились монетки -  и на мороженое по восемнадцать копеек,  и на мороженое
по девять копеек,  и  на мороженое по шесть копеек,  по порции на каждого из
нас.
     Тогда  мы,  конечно,  подумали,  что  большой  мальчик  нечаянно уронил
деньги,  что у него возле мороженщика срочно образовалась дыра в кармане,  и
монетки выпали,  весь наличный капитал.  Да мы и  не думали долго,  с визгом
бросились в траву,  радостно подобрали монетки и купили мороженое, - каждому
хватило!
     Это  было  в  тридцать шестом.  Через  пять  лет  началась война.  Этот
мальчик,  конечно,  мог попасть на фронт с первого же дня войны. Вернулся ли
он? Из Светланиного класса вернулись всего четыре человека.


        "ЗА МЫЛОМ"

     Одно лето мы отдыхали на Украине, на реке Сейм, в деревне Теткино. Ну и
жара была!  С  нами была мама,  и  мы купались в  реке по всем правилам:  не
отходи от берега,  не бросайся в  воду сгоряча,  то есть остынь,  прежде чем
броситься, искупался - надо вытереться полотенцем, а не сохнуть на воздухе и
так далее.  В общем, все как положено. Иногда не купались, а просто мылись с
мылом и мочалкой.
     И  забыли мыло где-то  на берегу под кустом.  Мама вспомнила об этом на
полдороге, возле поля подсолнухов. Мыло по тем временам - вещь дорогая. Мама
вопросительно посмотрела на нас.  Кому бежать за мылом?  Остальные подождут,
посидят вон под тем деревом.
     Наташа стояла далеко, думала о своем и по близорукости маминого взгляда
не замечала.  Светлана о  чем-то быстро и громко говорила с нашей двоюродной
сестрой Мурой и хозяйкиным сыном Даней.
     Я  не  выдержала маминого взгляда и  -  бегом назад,  к  Сейму.  Дорога
почему-то бесконечно удлиняется, когда бежишь один.
     Я подбежала к реке,  быстро нашла мыло.  Теперь быстро раздеться и,  не
остыв,  разгоряченной,  броситься в  воду,  отбежать  подальше от  берега  и
поплавать,  а потом,  не вытираясь, броситься назад и прекрасно обсохнуть по
дороге!  Перед глазами вспыхивали все новые прекрасные возможности,  а  ноги
уже  повернули обратно,  и  по  горячей пыли  проселочной дороги я  поскорее
побежала к своим.
     - Не искупалась? - спросила мама. - Ну и дурочка!


        "НЕ БОИМСЯ ЛУПЕША"

     Конечно,  на даче самой любимой игрой была "Не боимся лупеша". Для этой
игры была необходима наша старшая сестра.  Она,  так сказать, играла главную
роль. Сначала надо было упросить ее играть с нами, мелюзгой, она соглашалась
не  всегда.  Только когда было  настроение и  не  было ребят поблизости,  ее
ровесников,  или  когда она приедет из  города.  Дача ей  наскучивала и  она
довольно часто ездила в город - "проветриться".
     Но  когда соглашалась -  только держись!  Скажет негромко:  "Ну  ладно,
играем!" Как буря, вылетали мы из дома, летим, не разбирая дорог, вопим, как
зарезанные:  "Не боимся лупеша!  Не боимся лупеша!" Играли,  так сказать, по
вдохновению, с настроением. А ведь все или почти все получается, если делать
с настроением или по вдохновению, в общем, талантливо.
     Орать-то мы орем, что не боимся, а на самом деле боимся страшно. И есть
чего бояться:  не дай Бог Светлана вдруг передумает играть, книга интересная
попадется,  или еще что.  А  если нет,  то она выйдет на террасу,  сойдет со
ступенек,  медленно подойдет к  калитке  и  помчится за  нами,  как  стрела,
выпущенная из  лука,  как  лиса  за  зайцем,  как  собака за  кошкой.  А  мы
спасаемся, как зайцы от лисы или как кошка от собаки. И так же нам страшно.
     Очень далеко убегать нельзя было и нечестно.  Бегали вокруг в некотором
отдалении от Светланы,  десять шагов,  пятнадцать или пять -  все равно. Чем
ближе, тем веселее. И каждый орал: "Не боимся лупеша! Не боимся лупеша!"
     Когда  Светлана  кого-нибудь  ловила,  естественно,  наступало то,  что
скрывалось за этими словами. Светка лупила по-настоящему. Играть так играть.
Если лупят потихоньку,  то играть неинтересно.  Но это было не все.  Главное
наказание  было  впереди  и   оно  менялось  от  Светланиного  настроения  и
обстоятельств.   Если,   например,   наша  дача  была  пуста,  то  пойманные
доставлялись на  чердак.  А  взрослые обычно восстанавливали справедливость:
"Большая,  а маленьких трогает!" - "Экая дылда, а с малышами связалась!" - и
так далее. Нотации кончались Светланиными слезами и громким оправданием:
     - Они сами просили!  Сами лезут,  а  я  потом отвечай!  Не буду с  ними
играть!
     - Ну, играли бы потихоньку...
     А что за интерес играть потихоньку?  Еще в доме можно,  но не на улице.
Даже  если в  доме был  кто-то,  пойманный в  этом случае не  сопротивлялся,
послушно  бежал  следом,  -  обегал  дом,  влезал  по  высоченной приставной
лестнице на чердак.
     Далее Светлана лестницу убирала. Пойманный оставался сидеть на обширном
темноватом чердаке среди  узких  золотых остатков света,  в  которых плясали
пылинки,  пытался ловить эти пылинки,  такие видимые на  свету и  совершенно
таинственно пропадавшие,  если пойманную пылинку вынесли из лучика,  думал о
чем-то своем или следил сквозь чердачные щели,  как идет туча,  и ждал своей
участи:  то ли Светлана поймает,  отлупит и приведет очередную жертву, то ли
товарищи с  воли  успеют  подставить деревянную лестницу.  Тогда  кто-нибудь
выручит.  Чаще всего Ленька. Он был общим выручателем, никогда не соглашался
быть Светланиным помощником,  это у  него не  получалось,  хотя был почти ее
ровесником.  Гремел люк,  а в нем -  всклокоченная голова, громкий свистящий
шепот. У Леньки не хватало всех передних зубов. Поэтому он прекрасно свистел
в два пальца, громче его никто не свистел. И плюнет тоже со свистом, и лучше
было стоять подальше, а то нечаянно оплюет. Справедливость он ставил превыше
всего.  Из-за  нее  (проспорил -  выполняй) он  спрыгнул однажды в  Москве с
третьего этажа, остался цел и невредим, если не считать всех передних зубов,
которые он, упав, выбил о собственные колени.
     Вырученные кубарем скатывались с деревянной приставной лестницы - и как
никто не сломал себе шеи,  ума не приложу.  Спасенный вместе со спасителем и
другими снова  носился по  улице,  прятался за  деревья,  фонарные столбы  и
отчаянно вопил:
     - Не боимся лупеша! Не боимся лупеша!
     Если  на  чердак почему-либо  было  нельзя (там  сохло  белье  или  его
снимали),   придумывались  другие  наказания.  Однажды  наши  добрые  соседи
прибежали жаловаться Матрешеньке: всех пойманных Светлана привязала за ноги,
да  так,  что узлы пришлось перерезать,  -  к  фонарным столбам.  Но  они не
соглашались идти ужинать, бегали от родных и вопили:
     - Не боимся лупеша! Не боимся лупеша!
     Какие  бы   наказания  Светлана  ни   придумывала,   мы  беспрекословно
слушались: иначе в следующий раз играть с нами не будет.
     Принесет к колодцу ведро и начинает обливать нас холодной водой.
     - Да  что  ты  делаешь,  бессовестная!  -  ахают  соседи и  опять бегут
жаловаться к Матрешеньке. - Да ты всех простудишь, вон ветер какой.
     Светлана прекращает поливать нас из ведра,  сердито смотрит на соседок.
Наскоро  отшлепав  оставшихся пленников,  срочно  уводит  всех  в  малинник,
исчезает,  через минуту возвращается с  независимым видом и книгой "Робинзон
Крузо".  Усаживает мокрых пленников на солнышко,  сухих -  в тень и начинает
вслух читать "Робинзона Крузо".
     Мы сидим тихо и слушаем. И не скажешь, что это мы несколько минут назад
отчаянно вопили: "Не боимся лупеша!" Попробуйте, это очень интересная игра.


        "ИГРУШЕЧНАЯ ПОСУДА"

     Из командировки папа привез нам игрушечную деревянную посуду: крошечные
чашечки   с   блюдечками,    сахарницу,   чайничек,   вазочку,   самовар   и
полоскательницу,  чтобы мыть эту посуду. Внутри посуда была белая, снаружи -
синяя с розовыми цветочками и зелеными листьями.
     Мы тихо ахнули от радости. Потом досыта налюбовались посудой, погладили
синие края чашечек, подули на них, понарошку попили; отворачивали самоварный
краник: совсем крошечный, а мог открываться! - и отнесли на террасу, чтобы с
утра поиграть как следует. И все легли спать, потому что время было позднее.
     Утром,  чуть встали,  мы  побежали на  террасу к  новым синим чашечкам,
блюдечкам, самоварчику и сахарнице.
     Посудка стояла не на столе, где мы ее оставили, а под столом, и рядом с
ней  сидела  Аллочка,  наша  двоюродная сестренка.  Аллочка была  моложе нас
ровно,  день в день,  на три года,  зимой ей как раз исполнилось два. Сейчас
она сидела под столом,  окруженная синими чашечками,  блюдцами,  сахарницей,
самоварчиком и  очень  серьезно смотрела на  вторую половинку синей чашечки,
лежащую у нее на ладошках. Она серьезно поглядела на нас, положила в рот эту
половинку -  крррак!  - на ладошке уже четыре половинки. Крррак! - уже много
мелких кусочков,  беленьких с  одной  стороны,  синих  с  другой и  желтых в
изломе. Крррак!
     ...Мы смотрели в оцепенении,  как одна за другой уходят в небытие синие
чашечки и  блюдечки.  Крррак!  -  вот  уже нет сахарницы.  Аллочка невинными
глазами,  круглыми,  как эти деревянные блюдечки,  молча глядела на нас, вот
поднесла к губам блюдечко - крррак! - лежат на ладони синие кусочки.
     В отчаянии мы протянули руки к чашечке. Кррак!
     Куда  девался весь  разум,  который,  по-видимому,  был  у  нас.  Чужие
взрослые говорили:  "Какие умненькие девочки!" Наверное,  они ошибались, эти
взрослые,  потому что мы не отобрали у  Аллочки синие чашечки,  и блюдца,  и
вазочку,  и самоварчик,  а сели рядом на пол,  на широкие доски и - кррак! -
разгрызли по чашечке, крррак! - по блюдечку. Самоварчик долго сопротивлялся,
он был из целого кусочка дерева. Крррак! - со слезами на глазах покончили мы
с  самоварчиком.  Мокрые  черепочки  складывали  в  кучу  на  полу.  Большая
получилась куча.
     И тут на террасу вышла Матрешенька:
     - Ищу вас,  ищу, и не найдешь. Умывайтесь скорее! Будем все завтракать!
Папа расскажет вам  про  командировку.  Он  ездил на  Унжу,  это река такая,
Унжа... Батюшки, что же вы наделали, безобразницы! Да что же это такое?
     Тут папа вышел на террасу,  легкой походкой подошел к столу, заглянул к
нам,  добрые,  веселые глаза его стали тусклыми,  скучными,  он выпрямился и
ушел с террасы.
     - Ах,  они безобразницы!  Да вот я  их,  -  услышали мы вскоре сердитый
Матрешенькин голос, а потом были слезы.
     - Да ладно, Матреша, оставьте их, - сказал усталый папин голос.
     И  такой усталый был  папин голос,  и  такой расстроенный Матрешенькин,
что, наверное, помню я каждый звук этих голосов и сейчас.
     - Не привозите им больше ничего, Иван Степанович. Надо же такую красоту
испортить.  Стыда у  вас  нет,  совести!  Играли бы  да  играли!  -  ворчала
Матрешенька,  выметая веником из-под стола, а мы стояли рядом и тупо глядели
на эти синие осколочки. И было как-то неуютно, какая-то серая пустота пришла
в дом.
     Стол был без скатерти,  но если бы мне пришлось делать рисунки к  этому
рассказу,  я  бы  лучше нарисовала скатерть длиною до самого пола,  чтобы не
было  видно,  как  мы  сидим и  грызем синие чашечки с  белыми серединками и
розовыми цветами.  А  теперь я так люблю,  собираю и храню всякую игрушечную
посуду.


        "РЫБА - ПТИЦА - ЗВЕРЬ"

     Выходим из калитки,  идем на болото.  Там трясина, она может проглотить
всего человека с ножками-ручками, с головой. Даже взрослого проглотит, не то
что маленького. Сначала идем мимо знакомых дач, потом мимо незнакомых...
     Вот  так  и  сейчас,  давно уже взрослая,  нет-нет да  и  пойду,  как в
детстве,  в  дикие  незнакомые места.  Однажды заблудилась в  весеннем лесу,
вошла туда больной, вышла здоровой.
     А еще было так.  Я иду по лесу и боюсь наступить на гриб,  на гусеницу,
на жука.  И говорю про себя,  даже губами не шевеля, беседую, разговариваю с
лесом беззвучно...
     Это в детстве.  Теперь мне совестно беседовать с лесом как в детстве, и
я  говорю с  ним  по-другому,  но  тоже  тихо.  Беру  бутылочку с  водой для
разведения красок,  ложусь на  тропинку и,  не  срывая,  рисую  какой-нибудь
лесной цветок. Или ветки деревьев и пустоты между ними.
     И снова - детство. Мы сидим и играем в "рыбу-птицу-зверя". Интересная и
простая игра.  Наташа,  Света,  Лузочка,  Зося,  Люся,  Нина сидят в  ряд на
стульях,  а